***
Ему даже выходной предоставили, загнав на полдня в медотсек и строго-настрого запретив выходить из своей комнаты до тех пор, пока не выспится. Впрочем, Яку и при всём желании не смог бы — действие лекарственных препаратов надолго отправило сознание в благодатный покой. К вечеру очухавшись и почувствовав себя почти человеком, Яку бодро рванул к Ивайзуми — хотелось проверить, чем же всё-таки завершилось их авантюрное самоуправство. Но разговора не получилось. Ивайзуми, как только узнал, что глобальная перепрошивка данных — тёмный лес для не специализирующегося на подобном Яку, отправил его назад, вернув непосредственному начальству. Начальство послало на повторную проверку завершённых ремонтных работ, напоследок посоветовав не совать свой нос куда попало. Оно и понятно: их пребывание на станции подходило к концу, поэтому оставалось только подогнать пару мелочей, так что не стоило множить проблемы. Привычно вернувшись в научные блоки, Яку со всей ответственностью завершил проверку, сожалея только об одном — в затылок ему никто не дышал, хвостом не обнимал, лицо не облизывал. И этого реально не хватало. Оказывается, Куроо стал привычкой, раздражающей своим отсутствием. Подобного момента не упустил злорадно торжествующий Хайба, нарисовавшись под конец смены и елейным голосом поинтересовавшись, как там незапланированная ночёвка? Не ушибся ли где Яку-сан, не промок ли? Яку молчал и крепился до последнего, игнорируя нахала и крепче стискивая зубы. Нехорошо. Слишком переволновался и так глупо подставился. Но оно того стоило! Куроо брёл по станции, распугивая персонал окровавленным видом и жуткой ношей, крепко прижимаемой к груди. На окрики он не реагировал, лишь снисходительно оскалился в ответ на просьбу Акааши сопроводить его к цели. К единственной и самой главной — к Мори. Куроо остановился за углом перед нужным поворотом и недовольно уставился на отражение в стеклянной стене: возле Мори опять ошивался надоедливый молодой самец. Неужели он не чувствует, что не нравится самочке? Так нет же, лезет со своими признаниями! Куроо прислушался, решив, что ему всё-таки следует хоть немного разобраться в людских обычаях, а то вдруг у них в любви как-то иначе признаются. — …Если я расскажу отцу о твоём поведении, — высокомерно продолжал угрожать Хайба делано равнодушном Яку, — тогда ты простым штрафом не отделаешься! Сейчас это не имеет значения, но там, — явственная насмешка и неопределённый взмах рукой, — там ты за всё сполна расплатишься, недомерок, — Хайба не удержался и перешёл на открытое оскорбление, нависая над Яку и уничтожая взглядом. — Вообще, тебе стóит… — Достал, — психанул Яку и попытался лбом заехать Хайбе по переносице; не дотянулся и побагровел от издевательского смеха. — Видит Единый — достал, сучёныш! — Я так понимаю, до вас не доходят мои предупреждения, Хайба-сан, — опередил утробно зарычавшего некоморфа Акааши, быстро приближаясь к Яку и удерживая его за плечо. — Покиньте научные блоки, молодой человек, и чтоб я вас здесь больше не видел. — Не дождавшись никакой реакции, Акааши выразительно приподнял брови и добил: — Мне повторить или вызвать для подкрепления аргументов Ивайзуми? Хайба раскрыл было рот, но, заметив крадущегося к ним окровавленного Куроо, посерел лицом и рванул к ближайшим межсекционным дверям, на ходу грозя Яку всеми карами небесными. — Простите, Акааши-сан, я не хотел… — Яку развернулся и покаянно склонил голову, в следующее мгновение замирая от невероятно-кошмарного зрелища серьёзного Куроо. Куроо и был серьёзен. Как никогда серьёзен и решителен. Он больше не оставит Мори. Заберёт себе и порвёт любого, кто в её сторону мявкнуть посмеет. Оставалось только прямо выразить свои намерения. Но Куроо в себе не сомневался, он всё сделал правильно. Яку с ужасом уставился на вываленные ему под ноги… Что это, кстати? Похоже на внутренности. Он сглотнул и отступил на полшага в сторону от кровавой массы, невольно возвращаясь к разглядыванию явно раненого Куроо и встречаясь с ним взглядами. Тот, несмотря на раны, выпрямился, развернул плечи, гордо вскинул подбородок и, приняв максимально возможный человеческий облик, заговорил. Точнее, попытался, медленно выдав бессвязный набор слов, показавшийся знакомым до «ежовой» боли в заднице. — Ес-сли я… тогда… с-сейчас это не… там… вообщ-ще… Яку растерянно перевёл взгляд на Акааши. Самым наглым образом пытавшегося сдержать смех Акааши! — Полагаю, Яку-сан, — не менее бессвязно, чем Куроо, выдавил из себя тот, — вам только что признались в любви и предложили руку и сердце. Точнее, — Акааши выразительно кивнул на склизкую массу внутренностей, — еду, защиту и семью. Очень красивый обычай, я считаю. Смотрите, это печень — еда, это сердце — защита, а это гениталии — семья. Потрясающе, правда? — Горящий научным энтузиазмом Акааши без малейшей брезгливости разложил всё по кучкам, не обратив внимания на недовольное рычание Куроо. — Я знаю, что это не мне, прекрати рычать. Но Яку необходимо объяснить. — Мне не нужны никакие гениталии, — попытался отмазаться Яку, но был остановлен сердитым взглядом Акааши. — Я не, я не… Где он только это раздобыл?! — Хрр-рысс, — вновь засветился гордостью Куроо и выпустил вибрисы, веером встопорщив их по сторонам. — Чего? — не оценил «пояснений» Яку. — Хрыс, Яку-сан, — в очередной раз сработал дешифратором Акааши, вытерев о полы халата руки и достав откуда-то из бездонных карманов небольшой планшет. — Вот, полюбуйтесь. Нечто крысо-медведеобразное, поименованное хрысом, Яку не понравилось, но размер когтей он, несомненно, заценил, наконец-то поняв, что именно разодрало бок Куроо. Тот, кстати, тоже не побрезговал заглянуть в планшет, после чего кивнуть и, на секунду задумавшись, приподняться на цыпочки, вытянув вверх руку. — Да-да, Куроо, не выпендривайся, — строго осадил его Акааши. — Яку-сан читать умеет и прекрасно видит, что взрослые хрысы в холке достигают двух с половиной метров. Ты бы лучше бок свой залечил, герой. Красуется он тут, охотничек, — не удержался Акааши от непонятной для Куроо подколки. Зато Яку сразу всё понял и вспомнил, что к нему, вообще-то, свататься пришли. — Что мне делать, Акааши-сан? — нервно спросил он, совершенно растерявшись. — Я бы попросил вас принять подношение, — прозвучало несколько печально. — Мы все слишком увлеклись в последние дни, не подумав о последствиях, а отказ… — Акааши глубоко вздохнул и потёр лоб у самой линии волос, ероша короткую чёлку. — Отказ его уничтожит, Яку-сан. Что до остального, то не стоит беспокоиться, ведь вы послезавтра… — Это неправильно, — уверенно возразил Яку. — Куроо заслуживает объяснений. — Он подошёл к некоморфу и положил ладонь ему на грудь, прекрасно зная, что тот не шевельнётся, млея от прикосновения. — Куроо, ты пойми, что мы с тобой разные виды. Я не самочка! Я не могу с тобой носиться по джунглям и жить в норе. И котят никаких не будет. — Они не живут в норах… — Не вмешивайтесь, Акааши-сан, — неожиданно осмелел Яку. — Это не вам гениталии под ноги швыряют. Простите, — приступ смелости схлынул так же быстро, как и вспыхнул. — Куроо, я не… — Яку захлебнулся вдохом, теряя все слова: Куроо смотрел на него открыто, искренне, всем свои существом умоляя, обещая, предлагая. Яку взвыл: — Единый! Да чёрт с тобой! — Он быстро наклонился, сгрёб в кучу потроха, прижал их к груди и, с трудом сдерживая рвоту, поспешил слинять от некоморфа и ненормального учёного куда подальше. Широко улыбаясь, довольный Куроо проводил Мори взглядом, облизнулся и постарался сдержать нетерпение. Глупые утверждения о том, что у них какие-то разные виды, Куроо благополучно пропустил мимо ушей. Ну в самом деле, что за вздор! Он непременно докажет ей обратное, надо только привести себя в порядок и сошкрябать подсыхающую корочку на почти затянувшейся ране. Знакомый до последней чёрточки «белый Акааши», как называл его Бокуто, пытался что-то ему объяснить, но Куроо ловко вывернул локоть из захвата, игриво шлёпнув Акааши по ногам хвостом, и умчался в отведённый некоморфам отсек. Вконец охреневшему старшему технику Яку ничего не стал объяснять, сбросив подношение в ближайший утилизатор и рванув в душ. Хватит с него на сегодня любви и нежности. Всё достало! Ещё и голова разболелась. Твою мать.***
Чистый и благоухающий свежестью Яку, задержавшись в медотсеке и выклянчив у дежурного сотрудника «стопроцентное средство от головной боли», размазал по вискам приятно пахнувший настой на местных травах. Продолжая массировать кожу и задевая пальцами влажные волосы, он ввалился к себе в комнату и тут же запнулся о шикарный хвост развалившегося на полу неко-Куроо. Ну уж нет! Ауч. Яку успел лишь придушенно всхлипнуть, когда громадная туша полыхающего жаром кошака навалилась на него, сбив с ног и принявшись когтями полосовать тонкую ткань футболки и штанов, в которых он собирался лечь спать. Заорать не получилось: в рот набилась шерсть, а обзор загородил беспрестанно мелькавший по лицу язык. Всё что успел заметить Яку, так это безумный взгляд золотых глаз, пульсирующие узкие зрачки и закапавшие с клыков слюни. Яку беспардонно вертели до тех пор, пока Куроо окончательно не расправился с одеждой и не устроил его удобно на полу между своих лап, крепко сжимая и чуть продавливая когтями кожу на обездвиженных ногах. А потом кошачья ипостась Куроо принялась его тщательно вылизывать, особое внимание уделяя вискам, волосам и ладоням. Га-а-адство! Мерзость-то какая! Яку изо всех сил сопротивлялся, вернее, пытался это сделать. Но придуревший от «стопроцентного средства» Куроо вконец рехнулся и зализал Яку с такой скоростью, что кожа с него не сдиралась лишь по причине отличия языка некоморфа от привычной кошачьей «наждачки». Тихо поскуливая и сплёвывая остатки шерсти, Яку покорно обвис в «объятиях», мысленно обещая себе изничтожить Куроо сразу, как у него шарики с роликами вернутся на место. Ещё бы понять, что он тут вообще забыл. Кóльца принёс, наверное. Яку против воли хихикнул, отёр с лица слюни и постарался не думать, на что сейчас похожи его волосы. А Куроо между тем плавно перешёл к вылизыванию спины, перегибая Яку через лапу и царапаясь клыками. Когда-то бывшие футболкой лохмотья Яку стянул, умудрившись перевернуться и необдуманно подставиться под язык животом. Всхлипывая от прорвавшегося наружу хохота, он ужом завертелся в лапах, избегая щекотки. Куроо зафыркал и ткнулся мокрым носом ему в пах, мгновенно прерывая смех и посылая тучу опасливых мурашек по рукам и позвоночнику: клыки возле члена — не настолько забавное зрелище. Несильно долбанув Куроо по лобастой голове кулаком, Яку наконец-то выполз из-под него и поднялся, брезгливо снимая остатки штанов. Поясницу защекотали вибрисы, а без устали работавший язык смачно зашлёпал по ягодицам, спускаясь по ногам к щиколоткам. Вздохнув и закатив глаза, Яку собрался с мыслями, пяткой заехал Куроо по зубам и развернулся, гневно сжав кулаки и нахмурившись. Зрачки у некоморфа всё ещё пульсировали, но разум в глазах медленно проступал, постепенно сменяясь недоумением, ошеломлением и под конец… восхищением?! Яку поплохело: Куроо заценил его наготу настолько выразительным взглядом, сопровождаемым причмокиванием, что стало понятно — шарики и ролики вновь разбежались, на этот раз соизволив сосредоточиться в конкретном месте и крепким стояком прижаться к животу перетёкшего в человеческий образ Куроо. Почёсывающийся от подсыхающей на коже слюны Яку раздражённо мотнул головой и не менее выразительно поднёс к носу Куроо кулак, не произведший ровным счётом никакого эффекта. Куроо спокойно поднялся, поиграл мышцами затёкшего тела и потянул руки к Яку, загораясь такой ощутимой страстью, что казалось, они сейчас задохнутся в сгустившемся воздухе крохотной комнаты. Но позволять Куроо нечто большее Яку не собирался, в конце концов решив взять дело в свои руки: помочь тому сбросить напряжение и благополучно выпроводить. Красивая. Какая же она всё-таки красивая. И пахнет умопомрачительно, и облизывать её приятно, и к спариванию готова. Вот только она как-то странно себя ведёт. Но Куроо помнил, что Мори вообще странная и способна на такие откровения, что в дрожь бросает. Зачем-то попросила убрать когти — пришлось сначала внимательно рассмотреть её руки и понять, что конкретно требовалось; потом долго придиралась к шерсти — тут он тоже пошёл на уступки, с трудом контролируя инстинкты; возмущалась хвостом — но святое Куроо отстоял, больше не позволив над собой издеваться. А потом Мори осторожно погладила его пальцами и опустилась перед ним на колени. Куроо громко взрыкнул и отпрыгнул к выступающей из стены койке, стоило только прикоснуться губами к его члену. Яку удивился, но от своих намерений не отказался, толкнув Куроо на простыни и удобно пристроившись между его разведённых ног. Чего глаза-то выпучил? Никогда, что ли… А-а, ну да. Яку украдкой хмыкнул, на миг представив глубокий отсос в исполнении острозубых некоморфов, и осторожно повторил манёвр с губами. Немного странно по ощущениям: всё-таки член у Куроо только с виду напоминал человеческий, на практике оказавшись чем-то средним между привычной формой и явной животной физиологией. Но гладить тугую, практически слившуюся с основанием члена мошонку оказалось приятно, как и облизывать прямой ствол с сильно выступающей головкой. Приятно и очень горячо. А ещё — шумно. Яку оторвался от процесса и поднял голову, встречаясь взглядами с выпучившим глаза Куроо. Тот не моргая пялился на Яку, прикрыв рукой рот, и громко… мурчал. Яку чуть смехом не подавился. Судя по всему, Куроо боролся с позорным приступом, но ничего не мог с собой поделать: рокочущие звуки, зарождаясь где-то в животе, вздымали грудь и вибрировали горло, оглушая беспрерывным тарахтением. Яку самодовольно улыбнулся, подмигнул и до середины вобрал в рот потёкший смазкой член. Резковатый привкус и слишком много, но головой он двигал усердно и в таком ритме, что впервые наслаждавшийся минетом Куроо долго не выдержал. Рефлекторно толкнувшись бёдрами в рот Яку и захлебнувшись мурчанием, он задрожал в оргазме, проступившими когтями вспарывая простыни и обвивая шею Яку хвостом. Куроо не решался спросить Мори — что это сейчас было, да и не особо хотелось, если честно. М-м-уррр. Разве что повторить. Или продолжить, мр-р-р. Нет, не «или», а обязательно продолжить. Только Мори почему-то странно на него косится и указывает на дверь. Куроо непонимающе проследил за её рукой — дверь как дверь, чего он там не видел? Иди-ка лучше сюда, хватит играться. Намёков Куроо явно не понимал, как и прямого посыла. И не подумав успокаиваться, он по-прежнему тихо мурчал и светил торчавшим в боевой готовности членом. Яку закатил глаза, вздохнул и… в следующий миг оказался на койке. — Мор-р-ри… Моя Мор-р-ри. Всё тело Яку внезапно превратилось в кисель, обмякнув под горячим и тяжело дышащим Куроо. Что этот кошак творит? А ну, убрал руки от сокровенного (нет-нет, он пошутил, продолжай); куда хвостом полез — купировать на хрен (нет-нет, погладь вот тут ещё раз); и почему уши опять кошачьи (нет-нет, не смей, дай помять-потискать)… Яку обволакивало теплом и животной страстью со всех сторон. Куроо оказалось настолько много, что становилось трудно дышать. Возбуждение ошпарило нервы и растеклось по венам, уколов волнами жара. О том, чтобы выпроводить настырного кошака, Яку больше не помышлял: его купали в нежности, вылизывая и прикусывая так страстно, что собственное нетерпение вскоре прорвалось хрипящими стонами и желанием расстелиться перед Куроо, позволяя творить с собой что угодно. А Куроо было угодно сжимать Яку в объятиях, тереться об него головой и телом, водить носом и хвостом по влажной коже и утробным рычанием демонстрировать счастье. На Яку ещё никто и никогда не глядел с таким восхищением, любовью и радостью. Хотелось целоваться — до одури, до умопомрачения! Яку не выдержал и заключил лицо Куроо в ладони, зачастив поцелуями по высокому лбу, точёным скулам, впалым щекам и подбородку. Вибрисы щекотались, клыки щерились, а зубы по-прежнему оставались острыми — и это единственное упущение своей невозможностью убивало. Куроо не понимал, чего хочет Мори, зато прекрасно чувствовал, что она готова к большему. Инстинкты бесновались бурлящей кровью, контроль текущей формы ослабевал, но Куроо намеревался крепиться до последнего, помня, что почему-то нравится Мори именно в таком облике. Если ей хочется — всё что угодно. Кроме хвоста. Куроо срывался: впившиеся в ягодицы когти и горящий взгляд, вибрирующее рычание и грубые рывки… Яку нравилось видеть, как тот сходит с ума от прикосновений, демонстрации покорности и одновременной провокации. Неудивительно, что Куроо в конце-концов не выдержал, вспыхнул предвкушением, хищно подобрался и уткнул Яку лицом в плоскую подушку, поставив в примитивную коленно-локтевую. Эй, а растяжка? Яку возмущённо повернул голову и вскрикнул, но его тут же вновь впечатали в подушку и прикусили за холку, накрыв сверху обжигающим телом. Твёрдым и скользким от обильной смазки членом Куроо упёрся ему в сжатый сфинктер, мягко толкнувшись внутрь. Но сопротивление мышц не позволило так просто случиться желанному соитию, и ещё не единожды Куроо приходилось отстраняться и повторять попытки. Яку замер, позволив тому разбираться самостоятельно — не маленький, сообразит, а сам он пока тихонечко постонет в подушку и медленно подрочит изнывающий в жажде прикосновений член. Лишь бы Куроо надолго не затупил, а то трахаться уже хотелось просто зверски. О-о, вот та-а-ак. Яку задрожал и напрягся. Куроо перестал миндальничать и надавил всем весом, плавно проникая настолько глубоко, что в глазах потемнело. Чёрт, что этот кошак сделал со своим членом, раз Яку настолько охуительно?! Да по хер. Всё нормально, Куроо, всё нор… маль… но-о-о… Всё просто зашибись! Двигайся, не останавливайся, пожа-а-алуйста. Яку сбился с мыслей и контроля ситуации, зациклившись на безмолвном «пожалуйста» и довольном фырчании Куроо, долбившегося в задницу с таким животным удовольствием и откровенной жадностью, что даже на царапавшие шею клыки плевать. Проявлять инициативу Яку не позволялось, Куроо бдительно следил и пресекал малейшие попытки, крепче прижимая его к себе и безжалостно увеличивая скорость и силу толчков. В таким моменты Яку задыхался от распирающего согласия подчиняться и не задумывался о последствиях, вновь и вновь продолжая провоцировать Куроо, беспрестанно рычащего своё неизменное «Мор-р-ри». В последнем рывке сжав собственный член и надавив подушечкой большого пальца на головку, Яку захрипел и задёргался, всем существом выворачиваясь под кайфом от сногсшибательного оргазма. Горячие ладони придавили его лопатки, вжимая в койку, а хвост обмотался вокруг живота, приподнимая и позволяя Куроо до упора натянуть Яку на себя. Отчаянный долбёж в расслабленное тело и на грани ультразвука короткий вой — Куроо кончил глубоко и обильно. Но даже затухшие спазмы оргазма не сподвигли его оставить Яку в покое и вытащить ощутимо разбухший член из задницы. Нет, ну что за дела? Яку, придавленному пушистым Куроо — этот гад вновь местами покрылся шерстью! — и без того неудобно, так ещё и непонятные действия с его стороны: тихое ворчание в районе уха, круговые поглаживания влажными ладонями по животу, мерное покачивание бёдрами. Он так что, всю ночь собирается его убаюкивать? Стоило только подумать о том, что к утру Яку в таком случае будет похож на скрюченного подагрой ревматика, он уже на полном серьёзе стал пихаться. Куроо его укусил. С явной угрозой в голосе что-то невнятное мявкнул и цапнул за плечо в районе шеи, неглубоко, но до крови, впиваясь клыками и замирая. Яку выпал в осадок, не зная, как отнестись к подобному, но дёргаться перестал — больно. За что, Куроо? Но тот его не слышал (или не хотел слышать, что вернее), на мольбы не реагировал (заснул, что ли?), шевелиться не позволял (скотина! Яку потом обязательно припомнит этой кошатине все его килограммов сто живого веса). За злобными планами мести и пыхтящим возмущением Яку и не заметил, как сомкнул глаза и постепенно впал в дрёму… …Вырвавшись из крепких объятий сна, благодаря яростным спорам за дверью.***
Судя по голосам, спорили старший техник и Акааши, но в комнату к Яку они не ломились. Интересно, что случилось? Яку со стоном сполз на пол, с трудом разогнулся и долго пытался поймать равновесие, унимая дрожь в ногах. А всё Куроо, гад, виноват! Кстати, куда этот кошак подевался и… Чё-о-орт! Яку скривился от дискомфорта в запульсировавшей болью заднице, стараясь не думать о том, что же такое липкое стекает по внутренней стороне бёдер. Одеревенелыми руками натянув трусы и засунув своё тело в рабочий комбинезон, он подошёл к двери, толкнул, но результата не добился — створке что-то мешало открыться. Повторно и с приложенной силой пнув по двери, Яку наконец смог её чуть-чуть приоткрыть и заметить, что помехой оказался неко-Куроо, развалившийся на пороге. — Яку-сан! — раздалось в той стороны. — С вами всё в порядке? — В порядке, Акааши-сан, — удивился вопросу Яку и зачастил ногой по двери, активно намекая Куроо, чтоб проваливал. — А что случ… Яку замолк на полуслове, нарвавшись на три взгляда разной степени заинтересованности: горящий любопытством — Акааши, лениво-встревоженный — старшего техника, отчаянно неверящий — Куроо. Как оказалось, Яку проспал больше пятнадцати часов, переполошив своим отсутствием коллег и озадачив Акааши, который так и не смог уговорить Куроо пропустить его в комнату. Куроо своё поведение объяснять отказался, перетекать в человеческую форму — тоже; он нервно наворачивал круги возле Яку, обиженно и непонимающе тычась мокрым носом ему в руки. — Так что всё-таки произошло? — тихо поинтересовался Яку, когда старший техник послал его… в медотсек и свалил по делам. — Акааши-сан? — поторопил он с ответом, с каким-то иррациональным страхом наблюдая, как безэмоциональное лицо Акааши уголками губ демонстрирует грусть и жалость. — Вы с ним переспали? — Яку покраснел и закашлялся. — Понятно. Пойдём, Куроо, я постараюсь объяснить. — Акааши потрепал некоморфа по загривку и попытался утянуть за собой. — А я, значит, объяснений не заслуживаю? — угрожающе прошипел Яку, сжимая кулаки и угрюмо наблюдая, как всеми лапами сопротивляется принуждению Куроо. — Вы… — Акааши замер, задумчиво качнулся, а потом заговорил: — У некоморфов не рождаются кошки, Яку-сан. Только коты, слабые особи которых впоследствии определяются более сильными как самочки. Свойства и строения тел некоморфов настолько уникальны, что смертность в силу неспособности выжить в этом мире практически нулевая: выбракованные особи просто навсегда перетекают в самочек, получая еду-защиту-семью от самцов и меняя свой пол после первого соития. — Акааши потёр переносицу и прикрыл глаза, совсем тихо заканчивая: — Процесс нами не до конца изучен, но, скорее всего, дело в сперме самцов, которая и даёт сигнал к необходимым изменениям, являясь своеобразным толчком. Но это правило на людей не действует, Яку-сан. И своим необдуманным поступком вы только что разрушили все надежды и ожидания влюблённого в вас некоморфа, который едва-едва отошёл после гибели своей первой подруги. — Акааши всё-таки умудрился крепко вцепиться в холку Куроо и настойчиво дёрнуть. — Пойдём, Куроо. Ты можешь хоть цветами его осыпать, но самочкой Яку-сан не станет. Не в силах сглотнуть застрявший в горле комок, Яку отрывисто задышал, пытаясь прийти в себя после услышанного, и с растекающейся болью в сердце виновато отвернулся, убеждая себя в том, что в глазах постоянно оборачивающегося на него Куроо он не видел отчаяния.***
Мори не изменилась. Но он же всё правильно сделал! Почему… почему… Куроо слушал Акааши, добросовестно смотрел на изображения в плоской коробке, но не понимал. Он же видел самочек на станции, и все они бдительно охранялись своими самцами. Так почему же Акааши утверждает, что люди не меняются? Непонятно и странно. А ещё — больно. Очень-очень больно. Может, он что-то не учёл? Кажется, Акааши предлагал осыпать Мори цветами. Цветы… цветы… Интересно, пламенные ирр-иссы подойдут? Сейчас как раз сезон, правда растут они только у болотистого подножья Рр-осси, а до туда полдня добираться, не меньше. Но для Куроо — это не препятствие. Отмахнувшись от рассерженного Акааши, он со всех лап бросился искать Ивайзуми, кто-то же должен выпустить его наружу. …Куроо чёрной тенью рыскал по мокрым джунглям, стремительно приближаясь к туманным горам — там, у самого высокого пика, и растут прекрасные ирр-иссы. Такие же красивые, как и Мори. Хотя нет, Мори красивее. Мышцы ныли, но сильное тело уверенно несло его вперёд. Быстрее, быстрее. …Цветы упорно не хотели срываться лапами, пришлось сменить форму и, заграбастав с первой попавшейся кочки вместе с землей и корнями охапку ирр-иссов, Куроо успокоился, довольно ощерился и рванул обратно. В таком виде добираться дольше, но к утру Мори уже обязательно будет радоваться цветам и, возможно, передумает по поводу изменения. …Грязный, мокрый, заляпанный не пойми чем Куроо нетерпеливо метался по взлётной площадке, ожидая, когда за ним спустится шаттл. Он готов был хрр-рыссом выть, настолько не терпелось увидеть Мори. Странно. Куроо уставился на появившегося из шаттла Акааши. Почему он, а не Ивайзуми? Наверное, что-то случилось… Нет. Нет! Куроо скачками приблизился к Акааши и заглянул в глаза, не находя там ничего. Совсем ничего. — Мор-р-ри? — прорычал он, дрожа от нехорошего предчувствия. — Мор-р-ри?! Акааши молча ткнул пальцем в небо. — Пойми уже, Куроо! Вы с ним разные, несовместимые виды. Рука, сжимавшая комок земли с бережно сохранёнными за весь путь нежными лепестками цветов, разжалась. Прекрасные огненные ирр-иссы — чуть менее прекрасные, чем его Мори — погасли под беспощадными струями дождя столь же быстро, как и затерявшиеся в туманной дымке взлётно-красные огни космического корабля.