Разные виды

Астероид 00-34/227 Два стандартных галактических года спустя       Ну почему же только мусоровозы? Иронизируя над собственным положением, Яку лениво ковырялся в движке орбитального погрузчика. Надо бы это дело отметить. Как-никак, его всё ж таки повысили. Хотя до ожидаемого повышения и пришлось пару лет проторчать на грёбаных астероидах, мотаясь от одной помойки к другой.       Хайба, урод малолетний, сдержал обещание. И никакие былые заслуги и связи Яку не помогли. В их мире деньги и положение в обществе по-прежнему решали многое, если не всё. Да и хрен с ним. На астероидах тоже люди живут. Яку не выдержал и рассмеялся. На тех базах, где ему посчастливилось торчать месяцами, ошивались кто угодно, только не представители человеческой расы.       Закончив с погрузчиком, он отметился на выходе и поплёлся в единственный на задрипанной станции бар — отмечать. В два глоткá опустошив первый из заказанных коктейлей — жуткую смесь, по вкусу напоминающую техническую смазку, — Яку неожиданно замер и посмотрел на свой коммуникатор. И как он раньше не заметил мигающего в уголке индикатора о входящем сообщении? Впрочем, писать ему некому, вот и не обращал внимания.       Ознакомившись с приказом о переводе, Яку тупо уставился в одну точку и попытался осмыслить прочитанное. Его командировали на постоянную основу в качестве младшего техника научной станции планеты Некома. По ходатайству Ивайзуми Хаджиме. От которого припиской к сообщению добавлялось лаконичное: «Собирай манатки и тащи свою задницу сюда». Планета Некома Полтора СГ-года назад       — И что на этот раз? — Акааши вопросительно мотнул головой в спину согнувшегося над планшетом Куроо: последние полгода тот упорно осваивал межгалактический, тренируясь в чтении и произношении. И если пресловутое произношение ему давалось с трудом, то первое Куроо освоил моментально, сутками напролёт поглощая тонны информации и мало с кем общаясь на станции. Лишь сам Акааши удостаивался его внимания, когда требовались какие-то пояснения, да ещё переживающий за друга Бокуто, который с помощью Ивайзуми иногда вытаскивал Куроо побегать в джунгли.       — Не поверишь, — хмыкнул Ивайзуми, — человеческую анатомию изучает. Правда, пока в картинках. Так что готовься в скором времени терминологию пояснять, я в этом тебе не помощник.       Ивайзуми оказался прав, и следующие полгода превратились для Акааши в ад, но ради научных изысканий он ещё и не на такое способен. И ему просто до жути интересно, чего добивается Куроо? За размышлениями Акааши и не заметил, как закончил мыться, на автомате потянувшись за полотенцем и с удивлением не обнаружив его на положенном месте. Зато в неположенном ему месте обнаружился Куроо, пронзительным взглядом уставившийся на голого и мокрого Акааши. Помахав зажатым в руке полотенцем, он поманил Акааши за собой в комнату, и тому не оставалось ничего другого, как принять предложение.       Молча наблюдая за вытиравшимся Акааши, Куроо дождался, когда тот закончит, приблизился и отобрал полотенце, откидывая в сторону, после чего неуверенно потоптался на месте, а потом решительно протянул руку и прикоснулся к лицу Акааши. Тот замер, но препятствовать не стал. Куроо, осознав, что распускать руки ему не запрещают, погрузился в себя и занялся тем, за чем, собственно, и пришёл — изучением человеческого тела.       Акааши успел немного замерзнуть, когда Куроо закончил заглядывать ему в рот, рвать волосы, щупать мышцы, заламывать пальцы и царапать-оттягивать кожу, и опустился перед ним на колени, приближая лицо к паху. Акааши напрягся, немного подумал, взвешивая «за» и «против», а потом с лёгким прищуром и ироничной улыбкой позволил Куроо и дальше изгаляться над собой. Но Куроо, вопреки ожиданиям, на этот раз оказался осторожен — прикасался нежно, втянув когти, и очень внимательно рассматривал. Акааши сразу не понял немого вопроса задравшего голову Куроо, и тому пришлось заговорить:       — Покаш-ши, как… — Куроо повертел в воздухе запястьем, глубоко задумался и, не придумав ничего лучше, потянулся к члену Акааши губами.       Тот резво отпрыгнул, впервые за всё время теряя самообладание и не зная, что сказать, но смысл просьбы до него дошёл. И теперь настала очередь Акааши глубоко задумываться. Секс — чистая физиология, эпицентр возбуждения — мозг, следовательно, надо просто представить что-то возбуждающее. Что-то… что-то… Например, широкий разворот плеч Бокуто и бугрившиеся на его груди мышцы или шикарные ноги и задницу, м-м, так бы и… Ну вот, хватило. Жаль только воображение разыгралось, не желая возвращаться к реальности.       Но туда его быстро выдернул Куроо, потянувшись к заднице Акааши. Ну уж нет! Или… Единый. Акааши глубоко вдохнул и зажмурился. Чего только ради науки не сделаешь! Оставалось надеяться, что дверь Куроо запер и никакой умник камер наблюдения в его комнате установить не додумался.       …Старательно запихав на задворки памяти случившееся, Акааши в следующие дни регулярно наведывался к Куроо, проверяя и ожидая. Чего? Последствий. Поскольку всё это просто так закончиться не могло. И ожидания Акааши оправдались.       Вот только очередной визит закончился паникой: Куроо почему-то лежал на полу у выделенной ему койки и перетекал с такой скоростью, что Акааши впервые за него реально испугался. И если б не хмурый Бокуто, так бы и загнулся от вины за собственную любознательность. Но Бокуто спокойно увёл Акааши из комнаты, прикрыл за ними дверь и замер у прозрачной стены, наблюдая за Куроо и не отвечая на вопросы.       — Его выбор-р, — единственное, что он соизволил сказать.       Два дня. Они два дня стояли за стеклом и смотрели. Пока в какой-то момент ломающееся тело Куроо не перестало изменяться, приобретая, судя по всему, свою окончательную форму. В Акааши вновь проснулся хладнокровный учёный.       — А что, так можно было?! — развернулся он к Бокуто, краем глаза наблюдая, как встряхнулся-потянулся поджарым телом поднявшийся с пола Куроо.       — Ш-шивым не дамс-ся, — правильно понял его зашипевший Бокуто, пятясь к выходу из блока. — Ни с-са ш-што!       Бокуто спасло появление Куроо, который без лишних разговоров прижал Акааши к стене и глубоким, чуть надломленным, но всё равно красивым голосом чётко проговорил:       — Яку Мориске.       — Э-э, нет, друг мой хороший, — не поддался напору чужой воли Акааши, насмешливо глядя в так и оставшимися жёлтыми глаза. — Думаешь, раз стал человеком, теперь будет просто? Поверь, Куроо, для тебя всё только начинается. Планета Некома Настоящее время       Яку нервничал. И он прекрасно знал, почему. Вторые сутки на базе, а кроме Ивайзуми он никого больше не видел. «Никого» включало в себя Акааши и… Куроо. И хотя последние два года Яку старательно делал вид, что не было никакой Некомы, Куроо и «самочки Мори», память и глупое сердце отказывались забывать. В качестве заглушки Яку использовал самый надёжный способ — переутомление, вкалывая по двадцать часов в сутки и вырубаясь быстрее, чем успевал вновь погрузиться в уныние. Но сейчас…       Сейчас его пребывание на Некоме всколыхнуло забытые чувства, доводя до нервного срыва, а спросить он боялся, хотя и ловил на себе странные взгляды от Ивайзуми. Поняв, что находиться в одиночестве и без работы в ремонтном отсеке смерти подобно, Яку пнул какой-то ящик и, засунув руки в карманы комбинезона, раздражённо зашагал в сторону жилых блоков, где селили некоморфов. С него хватит неопределённости.       На таком расстоянии он не чувствовал Мори, но прекрасно знал, где тот находится — видеокамеры удивительные штуки. Впрочем, люди много чего удивительного напридумывали. Вернувшийся со станции на орбите Куроо хмыкнул и мысленно отвесил себе подзатыльник — пора бы уже привыкнуть, что и сам он теперь человек. Куроо Тецуро. Так значилось в его удостоверении личности и ещё куче бумаг, оформить которые помог Акааши, взявшийся за его адаптацию в обществе и учёбу. На самом деле, Куроо всё равно. Как и тогда, сейчас его по-прежнему волновало лишь одно — его Мори. Очень злой и решительный Мори, пинавший не желающую пропускать его дальше межсекционную дверь. И Куроо не выдержал, срываясь на бег.       Дверь, наконец, соизволила отъехать в сторону. Яку сделал пару шагов вперёд и замер, встречаясь взглядами с… Куроо? Вот этот высокий парень в идеально сидящих на нём шмотках, с безумной и так подходящей ему причёской — Куроо?! Яку всматривался в знакомо-незнакомые глаза, ошеломлённо ловил адресованную ему улыбку и не верил. До тех пор, пока его самым наглым образом не сграбастали в жаркие объятия и не задышали в макушку, что-то тихо приговаривая.       Когда первая волна шока схлынула, Яку зашевелился, вскинулся и запустил пальцы в чёрные лохмы продолжавшего сверкать счастьем Куроо. Обалдеть. И уши нормальные, и зубы, и… хвоста нет, жалко. Зато есть горячие губы и уверенное «мой Мори».       Мой. Не «моя». Яку как-то по-детски всхлипнул и вжался в согласно приоткрытый рот, отдаваясь поцелую и позволяя Куроо вытворять с их языками такие страсти, что, казалось, сейчас вся научная станция сбежится посмотреть на это чудо. Но мешать никто не стал, подарив всю важность момента только им двоим. Главное, не задохнуться, а то Яку, кажется, дышать разучился. А вот Куроо вполне себе технично дышал через нос и вкусно посасывал язык и губы Яку.       Так. Стоп.       — Эй! — Яку с силой ударил Куроо в грудь и отстранился. — Я не понял, ты где так целоваться научился?!

***

      — Слушай, Бокуто, а не хочешь со мной на Землю слетать?       Акааши, наблюдая через камеры за встречей влюблённых, как только услышал вопрос Яку, благоразумно решил слинять с Некомы на некоторое время. По крайней мере, до тех пор, пока Яку не перестанет сатанеть всякий раз, как задумается над весьма неудобными для Акааши ответами.       — Хочу, — моментально согласился Бокуто, внимательно разглядывая обнимавшуюся парочку. — А ты не с-снаешь, где Куроо тс-селоваться научилс-ся?       Ауч. Акааши вздохнул и решил, что обязательно ему объяснит. Всё-всё. Разумеется, с научной точки зрения. И никак иначе. Хотя…