Полет

Дин был так удивлен, что сначала даже не отреагировал. Он долгое время смотрел на свою покалывающую руку, пока до него не дошло. Покалывания. На руке — покалывания — прямо у него на руке… Он снова осмотрел поле с отчаянной надеждой — вокруг по-прежнему никого не было. Дин закричал девушке в пикапе: «Стой, СТОЙ!» — неловко пробежав за ней несколько шагов по разъезженной колее. Но она была уже слишком далеко, чтобы услышать его. Ее машина выехала на главную дорогу и через мгновения исчезла из виду. Дин остановился и обернулся кругом, снова глядя в поле. Поле было пустым. В зоне видимости по-прежнему никого не было — лишь примятая трава вокруг. Солнце опускалось к горизонту, заливая поле пологими оранжевыми лучами. Дин почувствовал легкое тепло, как будто на его плечи кто-то набросил невесомое невидимое одеяло. Разве на закате не должно было холодать? — Кас? — прошептал Дин пустому полю, заходящему солнцу. И немедленно покалывания на его руке появились снова, на этот раз отчетливее, как мелкие иголочки. Покалывания. ПОКАЛЫВАНИЯ ПО ВСЕЙ ЕГО РУКЕ. — Кас? Черте что… Кас, это ты? Дин ощутил внезапную волну покалываний на лице. На одной щеке. На щеке. Где Кас всегда касался его, когда исцелял, — всегда, когда Дин бывал ранен… когда Кас пытался унять его боль. Дин дышал тяжело, пытаясь упорядочить разрозненные мысли, пытаясь сосредоточиться. Гребаное «повреждение нервов»… Ведь отморозил он себе только кончики пальцев, а «повреждение нервов» никогда и не касалось его пальцев, ведь так? Обычно ощущения были выше на руках, иногда даже на плечах, и часто — на щеке. Во всех тех местах, где Кас обычно касался его. — Ты пытаешься прикоснуться ко мне, — прошептал Дин в воздух. Снова покалывания. Теперь уже на обеих руках. И на затылке, на шее сзади. (На затылке. На шее сзади.) Они становились все сильнее, как приступы острого зуда; кожа горела почти болезненно. Дин начал терять контроль над руками: пальцы самопроизвольно подергивались. Это должно было быть вовсе не приятное ощущение (похоже было на легкие удары током), но стало вдруг самым чудесным ощущением на свете. И — это знакомое ощущение тепла, окутавшее его, ощущение жара… Тепло. Жар. В больничной палате на Кадьяке всегда было слишком жарко, так что Дин просил сестру выключить отопление; в Фольксвагене по пути из Сиэтла с Сарой печка никак не отключалась; в бункере тоже вечно было слишком жарко… И погода! «Необычно теплый февраль». И потом «необычно теплый март», так что снег вокруг бункера растаял раньше времени, и у дверей зацвели крокусы… и все эти грозы, и теплый ветерок, и теплые дожди… Даже недавно, уже в эту поездку, Дину пришлось выключать в автобусе кондиционер на длинных перегонах. Когда он добрался до Калифорнии, в автобусе всегда было тепло по ночам, пока Дин (и Кас?) в нем спали; а потом, за день, пока светило солнце, автобус, как ни парадоксально, остывал … как раз когда Дин (и Кас?) покидали автобус. Неужели тепло всегда исходило от Кастиэля? Теплая погода была признаком его присутствия? Тепло вокруг означало, что он стоял рядом с Дином? Неужели Кас все это время был рядом? Покалывание становилось все сильнее, все болезненнее, пока Дину не пришлось отступить, поморщившись, и спрятать руки под мышками. Волна покалываний немедленно прошла, и «одеяло тепла» исчезло в то же мгновение. Кас, должно быть, отошел. Это был Кастиэль, Дин был уверен; он был рядом, просто невидимый. Конечно…. Дин же ЗНАЛ, что Кас мог становиться невидимым! Как он мог забыть? Он об этом знал! Кас, должно быть, как-то застрял в этом невидимом состоянии! Невидимый, но только не для девочки-хиппи. Дин снова вспомнил, как ее взгляд то и дело соскальзывал в сторону. Как она смотрела на что-то. Прямо как Кроули, вдруг вспомнил Дин. Дин сказал Кроули тогда, в подвале бункера: «Мне нужно найти Сэма и Кастиэля», и Кроули немедленно посмотрел в сторону от Дина. Он посмотрел в пустоту, прямо как девочка-хиппи сегодня. — Кроули тебя видел? — прошептал Дин в пустое поле. Снова волна покалываний — на этот раз по плечу. И на этот раз Дину стало по-настоящему больно: покалывания были слишком интенсивные, слишком частые, и Дин невольно попятился, потирая плечо, силясь соображать. Кроули видел Кастиэля. Кастиэль, должно быть, был прямо там, в подвале, рядом с Дином. Невидимый. Неудивительно, что Кроули казался таким рассеянным! Он пытался понять, почему Дин просил его помощи в поиске Каса, когда Кастиэль стоял рядом! Кроули, должно быть, сначала ничего не понял — а потом сообразил, что произошло, и начал поворачиваться кругом, чтобы притвориться, будто осматривает все пустые углы, а не только тот, где стоял Кас. Как Кроули поворачивался, как наступал на искры… это и правда было для отвода глаз! Это было призвано скрыть замешательство Кроули, пока он пытался сообразить, что делать по поводу Каса, пытался скрыть от Дина, что Кас был прямо там. — Вот ублюдок! — выругался Дин, отчаянно надеясь увидеть хоть что-то. Может быть, какое-то марево в воздухе, какие-то призрачные очертания? Но он не видел ничего. — Я умолял его помочь! — произнес Дин, оглядываясь по сторонам. — Ублюдок… я умолял его о помощи, а он сказал только… А действительно, что Кроули сказал? Когда Дин опустился до мольбы? Когда Дин совсем унизился и взмолился: «Пожалуйста, ты можешь помочь мне найти их?» Кроули выдал что-то саркастичное, конечно… какое-то оскорбление, шутку… Нет, стоп. Кроули ведь на самом деле сказал что-то вполне конкретное. Он сказал: «Вот что я тебе советую: открой глоссарий и начни читать подряд с буквы А, слово за словом. Не паникуй, не торопись, а прилежно дойди до конца алфавита». Но это намеренно было замаскировано под саркастичное оскорбление, так что Дин совсем не обратил внимания на совет. — Ебаный ублюдок! — прорычал Дин, повернулся и заковылял обратно через поле так быстро, как мог. Обратно к автобусу, к своей коробке с книгами.

***

Минуту спустя Дин уже перебирал коробку с книгами в салоне автобуса перед открытой дверью. Он поспешно отбрасывал книги в сторону одну за другой, пока наконец не вынул снизу большую книгу в кожаной обложке: «Физиологию ангелов» Шмидт-Нильсена. «Но дело-то в том, — подумал Дин, поднимая книгу, — что я уже посмотрел в глоссарии все, что смог придумать. Гребаный глоссарий бесполезен! Там даже не упоминается небесная плоскость!» Но Кроули не сказал «поищи небесную плоскость», правда же? Кроули велел дойти до конца алфавита. Да какой зануда стал бы читать глоссарий от А до Я? «Видимо, зануда, отчаявшийся найти своего пропавшего ангела», — подумал Дин, присев на ступени Фольксвагена у открытой боковой двери и раскрыв книгу на коленях. Он заставил себя отвлечься от книги и надеть поводок на Мэг, чтобы она не убежала и не потерялась, но потом заметил, что Мэг смирно села рядом с ним, обнюхивая воздух, как часто делала, когда они были в автобусе вдвоем. Ее нос был задран вверх. Дин уставился на нее. «Мэг обнюхивала воздух в автобусе все это время — с того самого дня, как попала в него, — понял Дин. — Даже не одежду Каса, а воздух! Она чувствовала крылья, я уверен, я просто знаю! Мэг чувствовала Каса все это время! Поэтому она и запрыгнула в автобус!» — Мэг? Ты его видишь? — неуверенно спросил Дин. Мэг смотрела куда-то в пространство. Прямо как та девушка. Прямо как Кроули. Потом Мэг замурлыкала. — Кас? Ты и правда здесь, да? — позвал Дин. Но теперь у Дина на руках было столько остаточных ощущений, что он уже не мог сказать, появились новые покалывания или нет. Мог ли он все это вообразить? Могли ли покалывания и тепло быть просто совпадениями? Может быть, Мэг мурлыкала по какой-то иной причине… Может, выдалась просто естественно теплая весна. Может быть, у Дина просто была температура. Может быть, девушка каким-то образом увидела лишь его воспоминания, или проекцию его надежд, или… это мог быть и какой-то другой ангел, а вовсе не Кас, или… какой-то крылатый демон, или кто знает, что еще… Может быть, Дин не так понял девушку… Может быть, все это была ошибка. Может быть, Каса вовсе здесь не было… «Так, а ну успокойся», — скомандовал себе Дин. Он набрал воздуху, постарался отвлечься от блуждающих покалываний в руках и пролистал книгу до глоссария.

***

Глоссарий (с заметкой от издателя) ЗАМЕТКА ОТ ИЗДАТЕЛЯ: В связи с экономическими сложностями переиздания сего труда в США для заметно меньшей читательской аудитории основная часть книги приведена в несколько сокращенном варианте. Чтобы восполнить пробелы, связанные с сокращением книги, мы приводим здесь полный глоссарий из британского издания. По этой причине некоторые определенные в глоссарии термины могут не упоминаться в основном тексте американского издания. Сей компромисс влечет за собой и некоторые отличия в используемой терминологии и орфографии, которые, мы надеемся, читатель нам простит. Например, «небесная плоскость», встречающаяся в основном тексте под этим современным американским названием, в глоссарии приведена под староанглийским названием «эфирное измерение», и так далее. Дин поспешно пролистал глоссарий к букве «Э». Эфир — туманная субстанция, заполняющая измерение, смежное с земным, и несущая в себе небесное могущество, которое ангелы могут впитывать своими плечевыми перьями и запасать в благодати. Эфирная жемчужина, также «воздушная жемчужина», «ангельская слеза» — маленький круглый объект, предположительно появляющийся в результате плача ангела, находящегося в эфирном измерении. Слезы, опадая с лица, перемещаются в земное измерение, в процессе чего накапливают на поверхности слой кристаллизовавшегося эфира и превращаются в твердые объекты, напоминающие жемчуг. Эфирная парестезия — сенсорное расстройство нервов и моторики, вызванное контактом живого существа в эфирном измерении с живым существом в земном измерении — например, когда оба тела занимают одно и то же пространство. Обычно выражается в онемении, ощущении покалывания или жжения, мышечной слабости. Классический случай проявления — когда ангел в эфирном измерении пытается тактильно контактировать с человеком в земном измерении. Эфирное измерение, также «эфирная плоскость» — измерение, смежное с земным и наполненное эфиром с небесным могуществом, в котором могут летать ангелы. Эфирный градиент — разница температур между эфирным, земным и призрачным измерениями. Эфирное измерение теплее земного, а призрачное — холоднее. Нахождение живого существа в эфирном или призрачном измерении может вызывать изменения температуры в соответствующем месте земного измерения. Эфирный нагрев, также «эфирный жар» — возрастание температуры, вызванное просачиванием тепла из эфирного измерения в земное в связи с близким нахождением ангела в эфирном измерении. Может вызывать аномальный нагрев помещений, а также местечковые изменения климата. Также может вызывать повышение температуры тела человека (эфирный жар), особенно если ангел оборачивает человека крыльями. Эфирный плен — фраза неясного значения, но упомянутая вскользь серафимом, с которым консультировался автор. Исходя из контекста можно предположить, что фраза описывает ситуацию, когда ангел живет в эфирном измерении, по какой-то причине не имея возможности вернуться в земное измерение, то есть, по сути, находясь в эфирном измерении в плену. Теоретически такое может случиться в результате некоторых заклинаний или неспособности летать.

***

— Надо было прочитать весь глоссарий… — проворчал Дин себе под нос, не дойдя еще и до середины страницы. Надо было дойти до Э! Чертовы англичане с их высокопарными выражениями! Надо было прочитать чертов глоссарий! Дойти до гребаной Э! К тому времени, как он дочитал до «эфирного плена», у него мурашки бежали по коже. Он поднял глаза, машинально пытаясь найти взглядом Каса. Но вокруг никого не было — поле так и было пустым. Дин произнес в воздух: — Кас, это оно и есть, правда же, — с тобой именно это и произошло: ты оказался в плену в эфирном измерении, да? Ты застрял в небесной плоскости? Ему показалось, что он почувствовал новую волну легких покалываний на щеке, смешавшуюся с остаточными ощущениями от покалываний ранее. Сложно было сказать наверняка. — О, господи, — произнес Дин, вспоминая. — Я должен был знать — должен был запомнить… Он поспешно пролистал книгу назад, к разделу «Плечевые перья: форма и назначение» и перечитал фразу, которую впервые увидел месяцы назад, когда Сэм указал ему на нее в гараже бункера: Плечевые перья также используются при перемещении крыльев или оболочки в небесную плоскость и обратно — маневрах, требующих точного управления. — В небесную плоскость И ОБРАТНО, — произнес Дин. «И ОБРАТНО». Черт побери. И как он это пропустил? Дин ведь и сам на себе испытал неконтролируемое перемещение Каса между измерениями, когда Кас врезался в него в космосе на такой безумной скорости, что сломал Дину ребра. Теперь Дин вспомнил это и понял: «Я уже двигался быстрее ЛУНЫ, и Кас все равно влетел в меня на такой скорости, что переломал мне ребра — я ЗНАЛ, что он не может контролировать перемещение! Он мог рискнуть только в космосе! КОНЕЧНО он не отважится попробовать на земной поверхности — ведь он может так же врезаться в Землю на скорости тысяча миль в минуту, и это наверняка его убьет…» Дин задумался. Кастиэль застрял в небесной плоскости. Должен был быть какой-то способ его оттуда вызволить. Как Дин мог вызволить Каса из эфирного измерения и вернуть обратно в земное? Дин потратил несколько бесплодных минут на вопросы невидимому — возможно, воображаемому — Кастиэлю о том, что делать. Сначала, разговаривая с пустотой, Дин предложил общаться кодом: два покалывания значат «да», одно значит «нет». Но он испытывал столько остаточных ощущений, что быстро стало ясно: такой код не сработает. Вместо этого Дин только снова начал терять контроль над руками и скоро извел себя рефлексией о том, не напридумывал ли он сам себе, что покалывания что-то значат. Наконец ему пришлось приказать воображаемому Кастиэлю — или просто своему воображению — прекратить, после чего он несколько минут тряс руками и хромал по кругу, пытаясь согнать излишнюю панику и адреналин, унять нервы, успокоиться и подумать. В конце концов он снова очутился в автобусе за перечитыванием глоссария. За тщательным изучением определения «эфирного плена». Эфирный плен. Плен. Было в этом что-то знакомое. «Плен, — подумал Дин. — Ловушка. Пойманный ангел. Пойманный ангел». Догадка осенила его внезапно, и Дин чуть не выронил книгу, поспешно пролистывая ее назад к еще одной главе. Руки едва слушались его, так что он едва мог захватывать листы, но сумел раскрыть девятую главу «Священный огонь и другие слабости». Дин читал эту главу лишь несколько дней назад в бункере, когда впервые заметил ангельские слезы, и теперь он был уверен, что в этой главе было что-то про пойманных ангелов. Он начал быстро проглядывать текст, пролистывая главу страница за страницей, пока не нашел:

***

Заклинание для освобождения ангелов[1] Существует метод для переноса ангела из плена священного огня (и большинства иных ловушек) в другой круг священного огня где-либо на Земле. Хотя данный манускрипт не ставит целью подробно описывать заклинания (на эту тему см. прекрасную монографию Майра), основные элементы этого заклинания представляют некоторый интерес. Заклинание требует расположить пять составляющих в пяти углах пентаграммы, очерченной кольцом из священного огня. Четыре составляющие символизируют истинную суть ангела, его сердце, его святость и его милосердие; пятая же составляющая — это кровь того, кто призывает ангела. Что интересно, само заклинание представляет собой вовсе не текст на енохианском языке, но обыкновенную искреннюю молитву вызываемому ангелу. Конкретные слова и даже язык молитвы не имеют значения: важно намерение. В том, какие четыре предмета олицетворяют ангельские свойства, также допустимы вариации. Здесь прослеживается яркий контраст с заклинаниями черной магии, где ингредиенты четко определены, енохианский текст должен быть прочтен дословно, и намерение производящего заклинание (доброе или дурное) не имеет значения. В данном случае, чтобы освободить ангела, можно использовать разнообразные предметы и слова; самая важная составляющая заклинания — это намерение. Заклинание требует искреннего, неподдельного желания, чтобы ангел явился. Как только пять предметов расположены в сбалансированной позиции в углах пентаграммы и произнесена искренняя молитва, заклинание завладеет ангелом, где бы он ни был (но см. сноску [1]), и перенесет его в новый круг священного огня. [1]Это заклинание не вернет ангела с кометной орбиты или из иного места вне Земли…

***

Остальная часть сноски была больше не важна, правда же? Потому что, если Кас был здесь, НА поверхности Земли (просто в соседнем измерении), то заклинание должно было сработать! (Во всяком случае, Дин на это надеялся.) Пентаграмма. Кольцо священного огня. Что ж, значит пришло время искать заброшенный склад! «Запрыгивай, Кас, поедем найдем где-нибудь ровный пол», — пробормотал Дин. Он сунул книгу обратно в коробку, подождал еще несколько мгновений, пока невидимый (или, возможно, воображаемый…) Кастиэль заберется в автобус, и осторожно закрыл боковую дверь. Потом прошел к водительскому месту и завел двигатель. Пока Фольксваген прыгал по колдобинам поля и выезжал на дорогу, Дин уже начал высматривать какие-нибудь заброшенные амбары или асфальтированные участки, подходящие для создания пентаграммы и круга священного огня. Но был ли у него набор всех нужных предметов, или придется подождать несколько дней и раздобыть недостающие? Святое масло в автобусе уже имелось (Кас положил несколько фляжек к запасу оружия в ящичках). Для рисования пентаграммы у Дина имелась белая краска, оставшаяся благодаря удачному решению добавить белого при покраске Фольксвагена. (Дин взял краску с собой на случай, если понадобится где-то подкрасить.) «Кровь того, кто призывает ангела» — конечно, не проблема. (Дин мимоходом вспомнил, как Кас однажды сказал: «Всегда готов пролить кровь ради Винчестеров!» Что ж, пришло время вернуть любезность!) Но что насчет прочих составляющих? «Истинная суть ангела, его сердце, его святость, и его милосердие». Истинная суть ангела — это просто. Очевидно, перо! Оно же «олицетворяет саму личность серафима», так? Дину очень не хотелось рисковать пером, не зная, что с ним произойдет в результате заклинания. Но если вообще существовал повод, достойный риска драгоценным пером, это был тот самый повод. Сердце ангела… Может быть, последняя ангельская слеза? Уж точно она может символизировать сердце Каса? Дин опустил руку в карман, чтобы проверить, что пакетик все еще там, и пробежал пальцами по выпуклости слезы. Кастиэль, один в эфире, плачущий при виде страданий Дина… уж это как нельзя лучше олицетворяет его сердце. «Касу вечно пеняли, что у него слишком большое сердце, — подумал Дин. — Что ж, на этот раз большое сердце его спасет». Но как быть со святостью? И с милосердием? Дин задумался, сидя за рулем.

***

Вместо заброшенного склада он нашел в глуши Орегона пустынную территорию палаточного лагеря, который открывался только в мае. Дин направил автобус вверх по петляющей лесной дороге, следуя указателям на лагерь, пока не уперся в цепь, натянутую поперек дороги. Дин перерезал ее болторезом и поехал по узкой дорожке, огибавшей территорию лагеря и пролегавшей между темными величественными пихтами. В конце концов Дин нашел хорошее ровное место на дороге, которое, на его взгляд, идеально подходило для пентаграммы и кольца священного огня. Он запарковал Фольксваген посреди пустой дороги, оставив фары включенными, чтобы они освещали ровное место. Потом он расчистил дорогу от веточек и подмел круглый участок маленькой метлой из автобуса, чтобы убрать все иголки. Пока Дин рисовал пентаграмму, небо начало темнеть. На этот раз он не позволил себе никакой халтуры: и кольцо, и пентаграмма должны были быть идеальными. Так что Дин не торопился, а начал с того, что рукоятью болтореза вбил в середину дороги колышек, привязал к колышку леску и при помощи лески и мела нарисовал вокруг колышка огромную правильную окружность. Потом он аккуратно разметил мелом пентаграмму, дотошно проверяя углы, пока не убедился, что она была симметричной. Далее обвел ее белой краской, ровными длинными линиями. В последнюю очередь он полил окружность тонкой струйкой святого масла. Потом Дин отошел, чтобы оценить результат. Выглядело вполне неплохо. Небо над головой потемнело до сине-фиолетового, и большие пихты вокруг дороги казались темными пятнами на его фоне. Пентаграмма светилась в свете фар автобуса внутри правильной окружности из святого масла, готового к розжигу. Пришла очередь раскладывать пять ингредиентов в углы пентаграммы. Порядок их размещения несколько беспокоил Дина. Шмидт-Нильсен не написал ничего конкретного по поводу того, в какой последовательности нужно расположить предметы, но там была фраза о том, что они должны быть «в сбалансированной позиции». И что бы ни говорилось на эту тему в «прекрасной монографии Майра», у Дина ее не было. Так что, за неимением лучшего, он начал со случайного расположения. Истинная суть ангела. Дин поцеловал перышко на удачу и бережно положил его внутрь первого угла пентаграммы. Сердце ангела. Дин вытряс ангельскую слезу из пакетика и положил во второй угол. Святость ангела. Об этом Дин уже подумал в пути: он подошел к бардачку и вынул оттуда распятие Каса. Кастиэль однажды сказал, что сам его освятил. Это должно было сгодиться. Распятие, да еще и освященное самим ангелом — это должно было быть хорошим символом его святости, ведь так? Дин надеялся, что так. Милосердие ангела. На этот счет у Дина тоже была идея: он достал ножницы из коробки с инструментами и отрезал маленький клочок шерсти у Мэг. «Кас ее спас, — подумал Дин, связывая шерсть ниточкой. — Кас нашел ее голодной и замерзшей, взял ее к себе, согрел у огня и накормил. И сам голодал, чтобы прокормить ее. И все это ради кошки. Если это не показатель милосердия, то я не знаю что». Черт, может, шерсть сошла бы и за «сердце» тоже, если подумать. Дин потрепал Мэг по голове, закрыл ее в автобусе и положил клочок ее шерсти в четвертый угол пентаграммы. В последнюю очередь Дин поставил в пятый угол серебряную чашу, которую они с Сэмом всегда возили с собой для кровяных заклинаний, в последнее время пригождавшихся все чаще. Дин сел на корточки у чаши, стиснул зубы и сделал осторожный надрез на предплечье серебряным ножом. В чашу закапала кровь. Стало уже совсем темно, и фары Фольксвагена остались единственным источником света. Какое-то время Дин вообще не ощущал покалываний и снова начал тревожиться, что все это себе напридумывал. Но может быть, Кас просто решил оставить Дина в покое, чтобы Дин мог как следует все сделать? Чтобы Дин не напортил ничего с пентаграммой и кольцом? Скорее всего, так. Возможно. Дин отошел на шаг назад, стиснув кулаки, и пробурчал: — Ну ладно, Кас. Становись в центр. Сейчас я подожгу масло. И прижми крылья поплотнее, приятель. Следи, чтобы все перышки были внутри, хорошо? Он подождал пару минут, чтобы дать время невидимому (или воображаемому?) Кастиэлю войти в круг, снова гадая, здесь ли на самом деле Кас. Ему вдруг показались нелепыми все эти разговоры с пустотой, попытки поверить, что Кастиэль незримо был рядом, входил в круг, складывал крылья. «Нужно верить, — подумал Дин. — Нужно верить». — Последний звонок, Кас, — надеюсь, ты уже в круге. Теперь не шевелись. Не расправляй крылья! Дин зажег спичку и бросил ее в масло. «Шух» — вся окружность разом вспыхнула причудливым незыблемым пламенем, и Дин начал молиться Кастиэлю. — Кастиэль. Пожалуйста, явись мне. Пожалуйста, появись в этом измерении. Я хочу видеть тебя здесь. Пожалуйста, появись. Я молюсь, чтобы ты вернулся ко мне, слышишь? Так он продолжал какое-то время, но ничего, казалось, не происходило. Дин сглотнул; может быть, молитва была недостаточно сосредоточенной, недостаточно искренней? Он закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться получше, и попытался снова. Опять ничего. Он попытался проговорить то же самое разными словами. «Я хочу видеть тебя здесь» превратилось в «я хочу тебя». Потом он добавил «ты мне нужен» на случай, если это придаст молитве дополнительной искренности. Ничего. Дин открыл глаза. Священный огонь горел — весь круг был окаймлен огнем. Пентаграмма выглядела целой. Перо, слеза, распятие и пучок шерсти Мэг лежали на местах; кровь Дина в пятом углу еще не высохла. Но что-то не получалось. Может быть, идея с кошачьей шерстью была неудачной? Или другие ингредиенты не подходили? Или он недостаточно усердно молился? Или, может быть, Каса вовсе здесь не было. Или, может быть, Дин просто расположил ингредиенты в неверном порядке. Дин поразмыслил над этим и решил попробовать разместить пять составляющих во всех возможных последовательностях. Это сколько, получится, с десяток комбинаций? Он нахмурился, поставив руки на бедра и глядя в огонь, и, не обращая внимания на кровь, сочившуюся из раны на руке, принялся подсчитывать в уме. Минутой позже он пришел к заключению, что существовало не меньше ста двадцати различных комбинаций расположения пяти ингредиентов (считая дополнительный фактор того, в каком углу пентаграммы стоял он сам — что, как он знал, иногда имело значение в заклинаниях). На сто двадцать комбинаций потребуется гораздо больше крови. Дин достал листок бумаги и один из цветных карандашей Каса, чтобы делать пометки и не запутаться, и принялся за дело.

***

Спустя часы, уже за полночь Дин ковылял вокруг пентаграммы, перекладывая пять ингредиентов в восемьдесят второй раз. Он уже давно выключил фары Фольксвагена, чтобы не сел аккумулятор, и теперь пытался делать все в тусклом свете кольца священного огня, в который ему уже несколько раз приходилось подливать масло. Ему казалось, что он хромает вокруг пентаграммы уже как минимум год, то и дело наклоняясь, чтобы подобрать и переложить пять чертовых ингредиентов, снова и снова молясь Касу и время от времени надрезая руку, чтобы освежить кровь. Силясь сохранять концентрацию по мере того, как шли часы и капала кровь, стараясь не перепутать, какая комбинация была следующей. Вокруг толпились темные деревья; кольцо огня сияло светом, звезды тускло блестели над головой. Дин наклонился, чтобы поменять местами кошачью шерсть и перо и запутался: шерсть на этот раз должна была быть после пера или до? Он выкладывал предметы по часовой стрелке или против? И где он должен был стоять? Он сверился с листком в руке, уже мятым и потрепанным, исписанным мелкими пометками об уже испробованных комбинациях. Он снова взглянул на предметы, бормоча под нос: «Шерсть-Крест-Перо-Кровь-Слеза, по часовой стрелке, встать на Кровь». Потом еще раз освежил кровь, растеребив одну из многочисленных ран на руке. (Каждого пореза хватало где-то на десять попыток, после чего он засыхал, так что Дин был уже на восьмом порезе. Шесть было на левой руке, потом он вынужден был перейти на правую, и теперь подумывал переместиться на ногу.) Сосредотачиваться на молитве становилось все труднее, и Дин начал тревожиться о том, что пропустил комбинацию или две и все спутал, и завтра придется начать все сначала. И никаких покалываний не было уже долгое время. Ни жара, ни покалываний — ничего. Но это потому, что Кас теперь послушно стоял внутри кольца священного огня, правда же? Терпеливо (или, скорее, нетерпеливо) стоял, глядя, как Дин перекладывает с места на место ингредиенты, ждал и надеялся, что Дин дойдет до правильной комбинации. В какой-то момент Дин даже задумался о том, чтобы войти в центр пентаграммы и еще раз попробовать выработать какой-то условный код покалываний с невидимым (или воображаемым) Кастиэлем, но в итоге решил не нарушать сакраментальность внутренности пентаграммы. К тому же все равно по покалываниям ничего было не понять. Его снова окатила волна сомнений. Может быть, Дин вообразил себе все это с девчонкой-хиппи… Может, Каса вовсе здесь не было. «В этом твоя проблема, — мысленно упрекнул он сам себя. — У тебя нет веры». — Ну ладно, Кас, дубль восемьдесят два, — произнес Дин вслух, глядя в мятый листок бумаги на строку с надписью #82: «Шерсть-Крест-Перо-Кровь-Слеза, встать на Кровь». Он вычеркнул ее из списка, встал на кровь и закрыл глаза. — Кастиэль, — пробормотал он, силясь сосредоточиться. Он уже молился Касу восемьдесят один раз; это была восемьдесят вторая молитва. По мере того, как текли часы, молитва видоизменилась: Дин пытался сделать ее как можно более «искренней» и «откровенной». Восемьдесят вторая молитва вышла очень простой и естественной: — Кас, я хочу, чтобы ты появился здесь. Я хочу тебя, нуждаюсь в тебе и люблю тебя, так что, пожалуйста, появись в этом изме… Он даже не закончил слово «измерении», когда кольцо огня вдруг выстрелило вверх пламенем и превратилось в огромный цилиндр ослепительного света. Раздался оглушительный раскат грома и во всех направлениях дунуло теплым воздухом, как от взрыва. Порыв ветра затушил свет. Дина отбросило назад к борту автобуса, кругом с земли поднялись листья и пыль, и драгоценный листок с комбинациями вырвало у Дина из руки. Вокруг вдруг образовалась кромешная тьма, Дин очутился на земле у автобуса и услышал сквозь вой ветра слабый удар, как будто на землю в нескольких ярдах впереди упало что-то еще. Теплый ветер ослаб до отдельных легких дуновений, и гром постепенно стих. Кругом было темно. Огонь потух совсем, и Дину ничего не было видно. Он моргнул, еще ослепленный вспышкой света. Потом он услышал впереди нетвердый вдох и тихое шуршание, как будто… …перьев? Дин сел и нащупал в кармане коробок спичек, которым пользовался, чтобы поджигать масло. Он сумел выковырять изнутри спичку и зажег ее. Но его рука дрожала, так что спичка тут же потухла на теплом ветру. За те полсекунды, что горела спичка, Дин успел заметить перья. Перья, очень длинные, черные, распростертые по земле всего в нескольких футах от него. И что-то белое за черным, и фигуру на земле сразу за белым. Спичка потухла. Дин вынул еще одну, едва дыша от волнения. Эта спичка горела чуть дольше, и теперь Дин рассмотрел, что на земле лицом вниз лежал человек. Человек с крыльями. Ангел. Без рубахи, босой, в одной лишь паре поблекших джинсов, настолько выцветших, что они казались белыми. Он лежал лицом вниз, полураскрыв крылья, как будто упал на лицо. У ангела были темные волосы. И огромные крылья — белые с серым и черным. Ангел пошевелился. Крылья начали складываться, и ангел стал медленно подниматься с земли на четвереньки. Дин был в таком ступоре после бесконечных часов хождения вокруг кольца и перекладывания вещей с места на место, у него была такая слабость от потери крови, и восемьдесят две молитвы настолько вытеснили из головы все остальное, что он мог только смотреть в шоке, опершись на одну руку и держа в другой спичку. Ангел поднял голову и посмотрел в сторону пламени в руке Дина; это был Кастиэль. Ужасно худой, истощавший, но без сомнения Кастиэль; Кастиэль был жив, он стоял на четвереньках, понемногу складывая крылья, и моргал в тусклом свете, тяжело дыша. Его руки дрожали от напряжения, но он поднялся с земли и посмотрел на Дина. Это был Кастиэль. Это был Кас. Спичка обжигала Дину пальцы. Он едва замечал ее, пока она не погасла совсем. Вокруг снова стало совсем темно. — Дин? — услышал он голос Каса в темноте. Его низкий хриплый голос. Любимый голос. — Дин? — позвал Кас снова с нотой отчаяния в голосе. — Дин, ты меня слышишь? Ты меня слышишь? Дин? Дин вышел из транса и попытался вскарабкаться на четвереньки. В спешке он выронил коробок спичек. Кругом по-прежнему была тьма, и зрение Дина еще не восстановилось после вспышки света, но он различил тусклые очертания края крыла прямо перед собой. Серебристые перья улавливали звездный свет, и черные блестели, как слабый маяк в темноте. И Дин пополз на четвереньках к крылу, неуклюже, как младенец. Мгновение спустя он ухватился за крыло: за настоящее, твердое крыло, теплое, крепкое и мягкое. Он на ощупь продвинулся по крылу к плечам Каса и его голове, видным лишь как слабые очертания в звездном свете, и обнял его. Кастиэля, теплого, дышащего, живого. Дин уцепился за него изо всех сил, прижав голову Каса к своему плечу и обхватив другой рукой его спину и оба крыла. Они оба стояли на коленях; крылья Каса были полураскрыты. — Дин? Ты меня слышишь? Ты меня чувствуешь? — спросил Кас хрипло, сев немного прямее и попытавшись обхватить Дина руками. — Кас, — произнес Дин. Больше он ничего сказать не смог. Ему все хотелось сжать Каса крепче, и он то и дело перехватывал его, то за голый торс, чтобы убедиться, что Кас дышит, то запуская руки ему в волосы и прижимая его голову плотнее к своему плечу, то обнимая его за крылья. Наконец он успокоился с одной рукой на ребрах Каса, обняв его другой за голову. Кас пытался встать — нетвердо, но решительно, — и Дин помог ему подняться. Они оба вскарабкались на ноги, цепляясь друг за друга. Каса сильно трясло, и ему было тяжело стоять. Дин выдохнул: — Кас, Кас, ты как, ты в порядке? Кас ответил, тяжело дыша: — Кажется, да… Гравитация… тут очень сильная. — Когда они вдвоем поднялись на ноги, он тяжело оперся на Дина. Как только перья Каса оторвались от земли, он обернул Дина обоими крыльями так крепко, что Дин едва мог вздохнуть. Они стояли, прижавшись друг к другу — Кас, положив голову Дину на плечо, лицом ему в шею и держась за него руками и крыльями; Дин — с одной рукой на ребрах Каса, обхватив другой его крыло и зарывшись лицом в мягкие перышки на верхнем краю крыла. — Ты меня видишь, Дин? — спросил Кас в шею Дина. Похоже было, что он потрясен не меньше Дина. — Я прошел? Ты меня видишь? На самом деле, Дин ничего в этот момент не видел — его лицо было утоплено в перья, глаза закрыты, и он вдыхал чудесный аромат. Но он ответил: — Да. Да, да, да. Они постояли так еще немного. — Я думал, ты стал кометой, — наконец сумел выговорить Дин в перья. — Я был уверен, что ты улетел, как комета… — Я был здесь, рядом, Дин… — ответил Кас, сжав его крепко. Обе его руки переместились на шею Дина. (На шею…) — Я думал… как комета… улетел… — пробормотал Дин, не в состоянии сформулировать целое предложение. — Или на Солнце… мертв… — Я был здесь все это время… — Я искал тебя, Кас, искал! Я искал так отчаянно… — Я знаю! Я видел! Ты не мог меня видеть и слышать. Это было непередаваемо досадно… — Я думал, может, ты упал на, на Солнце, — выговорил Дин сдавленно. — Я мог бы, — ответил Кас кратко. — Мне повезло. Я не мог переместиться обратно в это измерение, Дин, и я не рискнул снова лететь — я бы либо опять улетел с планеты, либо просто сломал себе шею… — Я должен был додуматься! Я искал тебя… ох, Кас, я думал, ты мертв… — Я же обещал, что не оставлю тебя! Я не оставлял тебя, я же обещал, я обещал, я не оставлял тебя, Дин, я обещал, и не оставлял тебя ни на минуту!.. Ну, за исключением первого часа, — поправился он с такой педантичностью, что Дин едва не рассмеялся. Кас продолжил: — Но я отсутствовал всего час. Меня снова понесло к планетарному ядру, но я быстро оттуда выбрался. — Что? Как? — не понял Дин, отстранившись, чтобы видеть его. Глаза Дина уже немного привыкли к темноте, и он увидел лицо Каса в звездном свете, когда Кас поднял голову, чтобы посмотреть на него. — Мистер Магма, — пояснил Кас, глядя на Дина. — Представляешь? Мистер Магма мне помог. Как только я отпустил тебя, я снова потерял управление — совсем. Без твоего тела в качестве противовеса я вообще не мог контролировать полет. И я полетел вниз под Алеутские острова, приближаясь по спирали к планетарному ядру. По длинной широкой спирали. Дин вспомнил Алеуты — череду вулканических островов рядом с Кадьяком. Команда кадьякского траулера показывала ему их на горизонте. Алеуты были активными вулканами, вспомнил Дин — и точно, Кас сказал: — Но, Дин, мне повезло: под Алеутами живет целое семейство вулканических элементалей, и они увидели меня и сообщили мистеру Магме, что происходит. К тому моменту я долетел по спирали до его стороны планеты, где он меня поймал. И даже не обжег меня при этом. Он был очень осторожен. Он опустился вниз, только чтобы поймать меня, Дин, разве не поразительно? Оказывается, мы заслужили среди элементалей очень хорошую репутацию. В общем, я попросил его отнести меня обратно к тебе, и он каким-то образом убедил воздушного элементаля в заливе Аляска посадить меня обратно на гору. Они сделали все так быстро, Дин, — я отсутствовал всего час. — Ты был со мной на горе? — произнес Дин потрясенно. — В ту ночь? Ты был со мной все время? — Я пытался тебя согреть, — кивнул Кас. — Обнимал тебя крыльями, пока ты шел. Той ночью. Я очень волновался за тебя и пытался тебя согреть. Дин уставился на него. «Это чудо, что обморожение такое легкое, — сказал медбрат Кевин. — Чудо, что вы вообще остались живы». Дин провел всю ночь, спускаясь с горы на Аляске в середине января. Аляска. В январе. Дин был в горах на Аляске в январе, без зимней одежды, и выжил лишь с легким обморожением — и даже не задумался о том, как это было невероятно. Кас его согревал. Кас не давал ему умереть. Кас был с ним даже тогда. — Прости за обморожение, — сказал Кас, глядя на Дина с расстояния фута и обнимая его за шею. — Ты то и дело высовывал руки из-под моих крыльев, — добавил он с ноткой досады. — Меня согревали твои крылья? — переспросил Дин. Кас кивнул, и Дин добавил: — И жар… И это покалывание… Это тоже был ты? Кас снова кивнул. — Я видел, что ты не понимаешь, но пытался все равно. Я надеялся, ты догадаешься! Прости, если я делал тебе больно. Но когда я видел, как ты грустишь, и не мог… не мог ничего сделать, я хотел защитить тебя… я видел, что тебе слишком жарко от крыльев, и понимал, что мои прикосновения иногда болезненные, но я все надеялся, ты догадаешься, что это я! И еще я пытался позвать тебя во снах, но ты все никак не слышал. — Дин почувствовал, как Кас покачнулся, и притянул его к себе снова, в еще одно крепкое объятие. Кас снова сказал, разговаривая Дину в плечо: — Это было непередаваемо досадно. Сны. Сны о Касе, потерявшемся в эфире, пытавшемся прокричать что-то Дину с мокрым от слез лицом. Дин думал, эти сны были просто воспоминаниями. Но Кас все еще был в эфире и все еще пытался позвать Дина. — Так сны были настоящие? — спросил Дин. — Я думал, это просто воспоминания. — Это был я, — ответил Кас, кивая у Дина на плече. — Связываться с человеком через сны из другого измерения оказалось гораздо сложнее, чем я ожидал. Я не мог удержать контакт дольше нескольких секунд. И ты никогда не слышал мой голос. — Надо было догадаться, — проворчал Дин. — Ох, черт, Кас, мне было так плохо! Я думал, что потерял и тебя, и Сэма. Думал, что потерял вас обоих… Кас внезапно отстранился и резко посмотрел на Дина темным напряженным взглядом, как будто вспомнил что-то важное. Он набрал воздуху, положил руки Дину на плечи и сказал очень четко, глядя ему в глаза: — Дин. Сэм жив.

***

Дин только недоуменно моргнул. Кас нахмурился. — Дин, ты меня слышишь? Сэм жив. Я крикнул воздушному элементалю, чтобы тот его подхватил, и, очевидно, все получилось. — Элементаль… подхватил… Сэма? — повторил Дин. Это была его последняя любимая теория. И она оказалась верна? Кас кивнул. — Очевидно, он меня услышал, потому что я летел! Ну… — Он косо улыбнулся и добавил: — Летел я не очень хорошо, конечно. Очевидно. Но я был больше не привязан к земле, и оба крыла у меня были расправлены и как-то несли меня, и, очевидно, это сошло за полет. И он меня услышал. В общем, услышав меня, он оставил погоню за Калкариилом и сумел поймать Сэма. Калкариил улизнул, но элементаль спас Сэма. Я даже не знал сначала — и ужасно переживал. Но несколько дней спустя, Дин, пока ты еще был в той клинике, Сэм начал молиться мне. И молится мне с тех пор. — Что? — Сэм молится мне, — повторил Кастиэль. — Дин, я как мог пытался сообщить тебе об этом. Я неделями пытался передать тебе сообщения через руку азбукой Морзе. Набивал и свое имя, и Сэма. Ты знаешь азбуку Морзе? Я пробовал и оригинальную версию, и международную, и современную. Хотя, по-моему, результат получался не очень четким… кажется, ты от этого только ронял предметы. Но я пытался. Дин смотрел на него. «Хаотичные» покалывания. Иногда они странно появлялись и исчезали. Начинались и прекращались. Это что, была азбука Морзе? — Черт побери, — проворчал Дин. — Я не заметил. — Действительно, — ответил Кастиэль, бросив на него полный досады взгляд. — Хотя, — добавил он, пожав плечами, — я начал подозревать, что для тебя ощущения слишком нечеткие, чтобы понять, что я делаю. Но я все равно пробовал. — Но почему тогда Сэм не позвонил мне? Где он? Лицо Каса помрачнело. — Я не знаю, где именно он находится. Но он у Калкариила. — Что? Кас сжал плечи Дина и пояснил: — Сэм рассказал мне посредством молитвы, что сначала спасся. Но на нем оставался этот ошейник — тот, которым он был прикован к дереву, помнишь? И Калкариил каким-то образом выследил и нашел его на следующий день. Калкариил почти сразу обзавелся новой оболочкой, нашел Сэма и держит его в плену с тех пор. Но он не причиняет вреда Сэму. Сэм не знает, что Калкариил замышляет, но говорит, что его содержат в сносных условиях и он в порядке. То есть, он в плену у сумасшедшего ангела, прикованный в защищенной от магии камере, но в остальном он в порядке. В общем, Дин, Сэм молится мне каждый вечер. Я слышал его лишь несколько часов назад, пока мы ехали сюда. И думаю, я смогу его разыскать. С твоей помощью. Дин смотрел на него пустым взглядом, держа одну руку у него на плече, а второй рассеянно поглаживая его крыло, пока пытался все это осознать. Кастиэль был жив. Сэм был жив. Кастиэль был жив! Сэм был жив! Кастиэль собирался помочь Дину найти Сэма! Кас был здесь, он был жив и собирался помочь Дину найти Сэма. Кас был прямо тут, его плечо и крыло были теплыми под руками Дина, и он смотрел прямо на Дина. Это приятное, знакомое, любимое лицо; этот хриплый низкий голос, эти изумительные крылья, снова протянувшиеся, чтобы обнять Дина; и эти прелестные ласковые голубые глаза, глядевшие на него в свете звезд. Теплые крылья плотно обернулись вокруг плеч Дина; длинные маховые перья снова протянулись у него на спине. Обе руки Каса вернулись на шею Дина (на шею сзади…), обняв его голову. Ангел Дина снова был с ним; Кас спас Дину жизнь, и Сэму тоже, и теперь они вместе вызволят Сэма. И Дину каким-то чудом выпал еще один шанс. — Дин? — произнес Кас немного взволнованно, так как Дин ничего не говорил вот уже несколько минут. Дин по-прежнему только смотрел на него, держа одну руку на его плече, а другой проводя вверх по его лицу. Руки Каса сжались на затылке Дина, пальцы начали неосознанно поглаживать Дина по волосам. — Дин, ты меня слышишь? — спросил он, но Дин забыл ответить, потому что был занят воспоминанием о том, что «уход за перьями» товарища на затылке был «жестом доверия, уважения и глубокой привязанности». Крылья слегка напряглись, и взгляд голубых глаз Каса стал вопросительным. — Дин? В чем дело? — Но Дин снова забыл ответить, потому что на этот раз его отвлекли ощущения от того, как Кас легко поглаживал его по шее, и он вспомнил, как Кас ущипнул его в шею на лодке, и как Кас держал его тогда. Он посмотрел в лицо Каса в звездном свете, и ему показалось, что он увидел тысячу вещей сразу. Все воспоминания, которые украл у него минотавр, разом прошли у него перед глазами: Кастиэль в амбаре, впервые изучающий Дина с такой серьезностью и любопытством; Кастиэль, дающий ему кинжал от демонов много лет назад, в тот момент, когда Кас сделал выбор и предал Рай, чтобы помочь Дину — выражение его лица такое мрачное, сосредоточенное, напряженное; и столько еще моментов из прошлого: и левиафаны, и работа Каса на заправке, и момент, когда Дин выставил его, и то, как Кас был заколот клинком и умирал прямо на глазах у Дина… Кас, улыбающийся на вершине лестницы в бункере. Кас, волочащий сломанное крыло по земле, все пытаясь спасти Сэма и Дина. Кас, стоящий на верхушке заснеженного холма, глядя вдаль. И как у него закрылись глаза, когда он встряхнул мокрыми крыльями на автомойке, и в воздухе образовалась радуга из сверкающей мокрой взвеси. И как он открыл глаза и улыбнулся Дину. Как он смотрел на перо на своей ладони. Как убрал его обратно в карман. Как оттолкнул Дина на землю. Когда его самого унесло в эфир. Как звал Дина беззвучно ночь за ночью с мокрым от слез лицом. Как обнимал Дина крыльями всякий раз, когда Дин оказывался на дне отчаяния, пытаясь согреть и защитить его даже из другого измерения. Кас начал наклонять голову набок своим характерным жестом, обеспокоенно нахмурив бровь. Пришло еще одно воспоминание, чистое, как кристалл: Кастиэль в амбаре много лет назад, наклоняющий голову точно так же, говорящий с озадаченным выражением в глазах: «В чем дело, Дин?» — Дин, в чем дело? — спросил Кастиэль теперь, неосознанно повторяя ту давнюю ночь в амбаре. — Ты еще слышишь меня? Дин? Дин, ты меня видишь? Дин? Что-то не так? — В голосе Каса появилось отчаяние и нотки страха, которые вывели Дина из состояния прострации. — Все так, — ответил Дин. — Все в порядке. — Он обнял лицо Каса обеими руками и поцеловал его. В губы. Чтобы Кас все правильно понял.