***
После еще часа выматывающих нервы ледяных ванн и холодных полотенец, они наконец сбили температуру Каса до 39.4 градусов. Он так и не перестал бредить, но, по крайней мере, тематика его бреда сменилась на более легкую. Пока Сэм помогал держать его руку, чтобы Сара могла поставить капельницу, глаза Каса приоткрылись и он пробормотал: — Сэм… где она… где она? — Что, Кас? — спросил Сэм, наклонившись к нему. — Тебе что-то нужно? Что? — Подопытная свинка, — пробормотал Кас, и его глаза снова закрылись. Сэм тихо усмехнулся, а Кас продолжил: — Свинка… где она… Сэм… где она… — Это еще о чем? — прошептал Дин. Сэм с улыбкой покачал головой. — Случайное замечание я отпустил однажды. Кажется, он не так понял. — Мне всегда нравились… морские свинки… — сказал Кас. Сара ввела иглу капельницы, и Кас даже не дернулся. Только произнес: — Сэм… ты знал… свинки могут… видеть будущее? Они могут предсказывать судьбу, Сэм…. Они знают… куда больше… чем показывают. Они притворяются глупыми… только потому что… не хотят… пугать нас… Разве не здорово? Его глаза закрылись снова, и он пробормотал: — Они… такие… тактичные… Сара настолько сосредоточилась на капельнице, что Дин не был уверен, услышала ли она вообще. Но как только она вынула иглу и приклеила гибкую трубку к руке Каса, она сказала: — Так, просто из интереса: когда ангелы бредят — скажем, к примеру, о морских свинках, — мне, гм, списать это на бред, или… или… — Я бы впредь не стал недооценивать морских свинок, — ответил Дин. — Если ты об этом спрашиваешь. — Да, именно об этом. — Она покачала головой, явно пытаясь сосредоточиться на важном. — Ладно. Как бы там ни было. Этот раствор в капельнице содержит 5% аминокислот. — Она постучала по пакету, прислоненному к стенке над плечом у Каса, и принялась вешать его на стойку сразу за эйри. — Аминокислоты — это составляющие белка. Так что, будем надеяться, это поможет ему восполнить белок. Мак предположил, что это уменьшит нагрузку на сердце. Он не рекомендовал ставить капельницу раньше, потому что всегда есть риск инфекции, а Касу капельница, вероятно, понадобится днями напролет, и последнее, что ему нужно, это еще и заражение, но теперь, раз у него лихорадка, думаю, пора. Сэм помог ей закрепить пакет на стойке, и наконец она сказала: — Так, ладно, Дин, кажется, он стабилен. Пока что. — Они все посмотрели на Кастиэля: он лежал на спине на новом слое прохладных полотенец с наброшенной на бедра простыней, мокрым полотенцем на груди и прохладной тряпкой на лбу. Он выглядел даже неплохо. Дин сделал прерывистый вздох. — Дин, — сказала Сара, легко коснувшись его руки. — Ты вымотан. Ложись-ка поспи. Я послежу. Дин покачал головой. — Мне еще нужно проверить крылья. — Дин… — начал Сэм. — Ты уже посмотрел… — Нужно проверить в раскрытом состоянии, — ответил Дин. — Я не посмотрел как следует. Он мог что-то повредить. Я понимаю, что он бил только по подушкам, но нужно проверить. Сара и Сэм не стали спорить: Сара уже направила лампу на левое крыло, а Сэм обошел эйри и взялся за оставшиеся черные первостепенные перья на левом крыле. Сэм осторожно потянул за перья. Крыло плавно раскрылось в сторону от Каса, и они уставились на пеньки. — О нет… — произнесла Сара. Сэм прошептал едва слышно: — Черт побери… Дин ничего не сказал. Он только опустился на колени рядом с Касом и смотрел. Несколько пеньков на левом крыле были погнуты. Сильно погнуты.***
Теперь, когда крыло было расправлено, это было ясно видно. Самые длинные пеньки были погнуты посередине, так что загибались в сторону от остальных под примерно тридцатиградусным углом. Когда крыло было сложено, это было не так очевидно, но на расправленном крыле было видно хорошо. — Его перья, — произнес Дин оцепенело. — Его новые перья… В огромном темном помещении было так тихо, что Дин слышал биение собственного сердца. — Но это же не плечевые перья… да? — спросила Сара. — Нет… — согласился Дин. — Несколько первостепенных и несколько второстепенных. — Похоже, погнуто было в общей сложности пять пеньков. Он протянул руку и потрогал их. Они были еще теплые. Дин погладил их легонько, повторив: — Первостепенные и второстепенные. — Он был совершенно оглушен. «Каждый ребенок знает, что первостепенные перья обеспечивают тягу (ускорение вперед), тогда как второстепенные обеспечивают подъем…» Крылья должны быть симметричны. — Это была моя задача, — проговорил Дин, поглаживая серебристые стержни пеньков. — Следить за тем, чтобы перья выросли прямо. Это была моя задача. — Он взглянул на лицо Каса, на его закрытые глаза, и подумал: «Он еще не знает. Как я ему скажу, когда он проснется?» — Дин, — позвал Сэм, глядя на него поверх расправленного крыла. — Это не твоя вина. — Это была моя задача, — повторил Дин. — Я собираю старые перья, я за ним ухаживаю, я его охраняю и… и я слежу, чтобы перья росли ровно. Это моя задача. Сара произнесла очень мягко: — Дин, ты замечательно справляешься, ты же знаешь… — Не очень-то замечательно, раз он полумертвый от лихорадки, и его новые перья испорчены, и… — Прекрати! — рявкнула Сара неожиданно резко. Дин поднял глаза на нее. Она протянула руку прямо над крылом, взяла Дина за подбородок и сказала, глядя ему в глаза: — Ни в чем этом ты не виноват. Не смей себя винить! У него мало могущества, и это не твоя вина! Дин вздохнул. — Ладно. Я знаю. Она отпустила его подбородок и медленно снова села. Сэм сказал: — Мы как-то можем их выправить? Они еще растут — может быть, они могут зажить и снова выпрямиться? Дин устало пожал плечами. — Не знаю… Я собирался погуглить пеньки и почитать про них — посмотреть, как они выглядят у птиц, может быть. И собирался спросить у него, как только он проснется. Но потом он так и не проснулся. И в книге мало что написано об этой стадии — я пролистал ее вдоль и поперек, но потом сообразил, что эта стадия там не описана, потому что Шмидт-Нильсен, наверное, ее не видел. Его не приглашали в ангельское эйри. Похоже, ангел, который его консультировал, описал ему процесс, но так как он не видел этой стадии сам, то там и иллюстрации нет. И я не успел поискать в интернете, черт… — Я поискал, — сказал вдруг Сэм. — Прошлым вечером. И Сара поговорила с Маком. Как выяснилось, они и у птиц так выглядят. Тонкие, серебристые, остроконечные. Сара кивнула. — Мак сказал вчера вечером, что и у птиц они сначала кажутся очень тоненькими, а потом, эм… как бы распускаются. Он даже попросил, чтобы утром я прислала ему фотографии. Ничто из этого не приободрило Дина. Он заметил: — То есть вы мне говорите, что его пеньки были в норме до сего момента. Но теперь нет. Да? Сара и Сэм переглянулись. Дин смотрел вниз на крыло. «Это моя ответственность, — подумал он. — Должно же быть что-то, что можно сделать. Что я могу сделать?» — Я только одно умею делать, — пробормотал Дин. — Святую салатную заправку. Поэтому ее и сделаю. — Он поднялся на ноги, подошел к бюро, где стояли святое масло и святая вода, и начал готовить новую смесь.***
Сара следила за Касом, пока Дин рисовал символ удачи на новой замшевой тряпочке и смешивал свежую порцию святого масла со святой водой. Когда он вернулся к Касу, Сэм и Сара расправили крыло, и Дин начал обрабатывать замшей один из погнутых пеньков, как можно бережнее. Святая салатная заправка, похоже, немного размягчила пенек. Скоро Дин обнаружил, что может разогнуть его обратно в прямое положение, что на мгновение его воодушевило. Но пенек согнулся снова, как только Дин убрал палец. Дин почувствовал тесноту в груди. Он сделал глубокий вдох. — Попытайся еще, — предложил Сэм. — Смочи его пообильнее. Заправкой для перьев… для салата, или как ты ее называешь… — Да, попробуй протирать подольше, — поддержала Сара. — Не сдавайся. Дин посмотрел на них. — Да я ничего в этом не смыслю… Я только и умею, что убивать. — Он посмотрел на Каса и снова прижал пенек. Тот снова выпрямился; Дин его отпустил, и пенек снова вернулся в согнутое положение. — Я только и умею, что убивать. И пить. И готовить стейки и бургеры. Сара и Сэм переглянулись. Дин смотрел на Каса. Они сидели рядом тихой летней ночью. Небо уже начало светлеть, и первые птицы подали голоса. «Должно быть, рассвет скоро, — подумал Дин. — Мне нужно готовить обед Касу… Стейки и бургеры… Бургеры и стейки…» И тут ему пришла в голову идея. — Дай-ка мне один из этих целлофановых пакетов, в которые ты клал лед, — попросил он, взглянув на Сэма. Сэм поднял брови, но передал Дину пакет. Дин вернулся к бюро и смешал новую порцию святой салатной заправки. Порцию побольше. — Что ты хочешь сделать? — спросила Сара. — Замариновать их, — ответил Дин, вылив целую чашку святой салатной заправки в целлофановый пакет. — Что? — Замариновать пеньки, — пояснил Дин, вернувшись к эйри. Он опустился на колени рядом с Касом, осторожно держа в руках пакет. — Я стейки так мариную: кладу их в целлофановый пакет с маринадом и даю пропитаться. Чтобы они размякли. Вероятно, это не сработает, но… Можете приподнять крыло немного, чтобы перо было под наклоном? Чтобы я мог опустить его в пакет? Сара помогла Сэму наклонить крыло, и Дин подставил пакет под самый длинный пенек и погрузил его полностью в салатную заправку, включая ту часть, где был сгиб. Дин начал легонько массировать стержень через пакет, пытаясь заставить его выправиться. — А, понятно. Маринад для пеньков, — сказал Сара. — Угу, — подтвердил Дин, массируя перо. Он продолжал какое-то время, потирая перо по всей длине. Корень пера погружен не был, и Дин плохо чувствовал пенек через целлофан, так что спустя минуту он проворчал: «А, черт с ним» — и сунул руку прямо в пакет. Вымочив пальцы в «заправке для перьев», он начал нежно потирать пенек до самого корня. И потом вспомнил кое-что из Шмидт-Нильсена: «Товарищ по линьке помогает перьям правильно укорениться, чтобы они насытились благодатью». Дин давно уже размышлял над этими строками и даже начал временами массировать корни, надеясь, что это как-то поможет. И теперь он сделал то же рукой, покрытой заправкой для перьев. Начал гладить причудливый серебристый стержень от корня до кончика, думая: «Ну же, Кас… Пожалуйста. Пожалуйста. Давай, ангел… Я хочу, чтобы ты полетел. Я хочу, чтобы с тобой все было хорошо, чтобы ты был счастлив, и чтобы ты снова летал». И пенек засветился. Прямо у его корня, глубоко в кости вспыхнул золотистый свет. Потом сияющий свет распространился по всему длинному тонкому стержню, до самого кончика: все перо налилось золотом, посветлело до желтого и вспыхнуло так ярко, что стало почти белым. Секунду оно сияло у Дина в руке; он почувствовал жар на пальцах. Потом свет потух. Дин моргнул. Все они уставились на перо. Оно больше не светилось. Но теперь оно было безупречно прямым.***
Дин испытал такое облегчение, что обнаружил, как у него дрожат руки, и вынужден был оторваться от Каса и присесть на несколько секунд на стенку из подушек, прежде чем продолжать. Сэм и Сара оба сжимали его плечо, улыбались ему и подбадривали словами вроде «Ну вот, мы же говорили!» Они настояли на том, чтобы Дин сделал перерыв и попил воды, которую поднес ему Сэм, пока Сара еще раз проверяла температуру и пульс Кастиэля. Но Дин согласился лишь секунду перевести дух и сразу же вернулся к работе. Он снова склонился возле Каса и попробовал фокус с маринадом на другом пеньке. И тот тоже выпрямился. С такой же вспышкой света. Один за другим все погнутые пеньки распрямились. И, похоже, оставались прямыми. — Слава святым яйцам! — выдохнул Дин, когда последнее гнутое перо пришло в норму. — Не знаю, что это за хрень была, но у меня просто камень с души! — По обессиленным улыбкам на лицах Сары и Сэма он понял, что и они были расстроены не меньше его, и тоже пытались это скрывать. Сара предположила: — Может быть, это то самое насыщение благодатью? Может, ты просто помог перу коснуться благодати, и это благодать в него влилась? Или… могущество из благодати? — Все может быть, — согласился Дин. Он вытер руки о тряпку и позволил себе упасть на мягкий пол эйри рядом с Касом, выпустив глубокий вздох. — Я понятия не имею. — Потом его осенила мысль, и он снова сел прямо. — Я и все другие пеньки так же обработаю. Замариную. Может, это им всем поможет? Даже прямым? Сэм и Сара наблюдали за всей процедурой. Даже Мэг подошла неслышно, наконец появившись из своего неведомого укрытия, где пряталась во время лихорадочного эпизода Каса. Она осторожно запрыгнула в эйри, с любопытством подернув носом, и даже вытянула шею, чтобы понюхать один масляный кончик пенька. Похоже, она отнеслась к нему с настороженностью и, ко всеобщему облегчению, не выказала намерения трогать перья. В конце концов она устроилась в ногах у Каса и заурчала. — Я трактую это как хороший знак, — решил Дин. Оказалось, что только длинные пеньки реагировали так, как первый, этой вспышкой райского света. Короткие просто не светились, как бы Дин ни пытался. — Может быть, они могут вспыхивать, только когда вырастают достаточно, — предположил Сэм. — Когда укореняются, может быть? Может, они еще не совсем укоренились, пока маленькие? Дин решил повторять «маринад» ежедневно с каждым пеньком, просто на всякий случай. Особенно с плечевыми перьями.***
Температура Каса стабильно держалась в районе 39 градусов весь остаток дня. Высокая, но уже не угрожавшая жизни. Ниже Саре ее сбить не удалось: аспирин, казалось, не действовал, и, если они пытались остудить кожу Каса при помощи мокрых полотенец, у него начиналась сильная дрожь. Но Сара, похоже, считала, что этого достаточно. Мак, когда до него дозвонились позже, подтвердил, что состояние Каса, судя по всему, было стабильным. Оказалось, Мак был за границей на каком-то ветеринарном слете, посвященном экзотическим животным; было ясно, что будь он ближе, приехал бы в Канзас немедленно. (Дину и так удалось отговорить его от того, чтобы немедленно прыгнуть на рейс через Тихий океан, только пообещав звонить, чуть что-то изменится). Кас больше так и не пришел в ясное сознание. Он попеременно мучился ознобом и жаром, бессвязно что-то бормотал или же глубоко спал, и (иногда) высасывал через соломинку протеиновые коктейли. Но при этом он неизменно держался за Дина. Даже когда спал, он всегда клал руку на футболку Дина, или набрасывал крыло ему на ноги, или обхватывал рукой его запястье или лодыжку. Дину удавалось вырваться на минуточку, только если он делал уже ставший привычным фокус с подсовыванием Касу в руки своей старой фланелевой рубахи. Ощущения, что опасность миновала, вовсе не было. Но по крайней мере, Кас был жив. И пеньки продолжали расти.***
Тем вечером Дин раз за разом одержимо проверял состояние пеньков, протирая тонкие серебристые стержни заправкой для перьев. Сара и Сэм ушли вниз поспать. (Дину удалось немного вздремнуть ранее.) Кас лежал на животе. Иногда, пока Дин занимался перьями, Кас слегка просыпался, перекладывая голову или сжимая руку на лодыжке Дина. Но по большей части он лежал тихо и дышал обнадеживающе ровно. Дин работал не спеша. Что-то отголоском отдавалось в его памяти. «Я отдал все ради тебя, — сказал Кас. — Я отдал все ради тебя». Он явно заново переживал старое воспоминание. И Дин знал точно какое. Тот переулок… решение Каса взбунтоваться против Рая. Но на самом-то деле Кас и правда отдал все. Он отдал все ради Дина. «Когда Кастиэль впервые прикоснулся к тебе в Аду, он был для нас потерян…» Дин стиснул зубы. Теперь Кас был «потерян» уже годы. Потерян в человеческом мире. Павший. Смертный, беззащитный, покинутый… неспособный летать. Со сломанным крылом. Но если Кас переживет линьку — нет, когда Кас переживет линьку, — он наконец снова обретет полноценное могущество. Если эти странные пеньки вырастут и укоренятся как должны, у Каса наконец будет новенький набор плечевых перьев, то есть он сможет опять убрать крылья в небесную плоскость и там зарядиться могуществом. И тогда, когда его плечевые перья наберут достаточно могущества, и первостепенные и второстепенные у него будут свеженькие и крепкие, он наконец сможет полететь по-настоящему. Не только спланировать вниз от безысходности, как на мосту Золотые ворота, но полететь полноценно. Он вообще вернет себе все свои ангельские свойства. Не только способность летать, но и бессмертие, неуязвимость, умение путешествовать во времени, карать… Он снова станет полноценным ангелом. Дин вспомнил и еще одну вещь, которую упомянул Кас. Разговор, который состоялся у них несколько месяцев назад, в автобусе в Калифорнии, когда Кас сказал: «Я думал насчет метафизики небесного могущества… если я когда-нибудь полиняю и обрету полную силу, — я могу потерять то, что чувствую сейчас». Конечно, они убедились, что после чая из ангельских слез Кас, похоже, не утрачивал способность испытывать «человеческие» эмоции. Но на этой неделе стало ясно, что могущества ангельские слезы давали немного. Что Кас почувствует, когда вернет себе все могущество? Когда в его распоряжении будет вся райская мощь? Каково ему будет с новыми крыльями, с длинными заостренными новехонькими перьями, блестящими на солнце? Когда он почувствует поток могущества внутри, мощный, как река во время разлива? Уж наверняка ему захочется поноситься по миру… впитать вновь обретенную свободу, прочувствовать свои возможности… Может быть, скромные удовольствия человеческой жизни перестанут его прельщать. Такие удовольствия, как еда и сон, например. Или такие удовольствия, как секс. Такие удовольствия, как объятия. Поцелуи. Возможность лежать вместе ночью. Укрыть Дина крылом. Держать его за руку… вместе просыпаться утром, обмениваться поцелуями — ангельским и человеческим. Гладить Дина перьями. Вместе завтракать, готовить печенья с Сарой, ходить на прогулки с Сэмом, и потом вечером возвращаться к Дину… устраиваться рядом на подушках, чтобы посмотреть кино… задремывать, пока Дин гладит его крылья… засыпать головой у Дина на плече… Было слишком уж легко представить, как эта странная, чудесная интерлюдия, которую они пережили вместе, этот невероятный роман, просто закончится. Слишком просто было представить, как Кас просто поднимется и улетит. Дин методично прошелся по всему крылу. Массируя корень каждого пенька, перо за пером. Теперь росло уже больше восьмидесяти пеньков. Дин обработал их все. Первостепенные, второстепенные, каждое драгоценное плечевое, и любимые крылышки (на которых были свои миниатюрные пеньки), и даже мягкие кроющие перышки, выстилавшие крыло. Наконец он позволил себе взглянуть на лицо Каса. Он смотрел долгое время. «Он создан для полета, — подумал Дин. — Так написано в книге. Ангелы созданы для полета, такова их суть. Надо это принять. Он всегда был у меня лишь на время». Дин наклонился и поцеловал Каса в шею. Кас не проснулся. — Я только хочу, чтобы у тебя все было хорошо, — прошептал ему Дин. Он начал втирать маринад в следующее перо. — Я хочу, чтобы ты полетел. И куда бы ты ни отправился после, я буду за тебя счастлив. Я только хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Потому что я тебя люблю, ангел, понятно? Ты слышишь, Кас? Правда. Пенек, которым он занимался, должно быть, как раз вырос достаточно за день, потому что вспыхнул этим странным золотистым светом. И следующий вспыхнул, и следующий. Каждый раз Кас вздыхал во сне. Когда Дин закончил с левым крылом, он перешел к правому и начал заново. Пока не заныла спина, не устали руки и не заболела голова, он продолжал обрабатывать крыло: пенек за пеньком. И каждый пенек вспыхивал этим прелестным золотистым светом.