Losing Game

- Я не отмечаю Рождество, - говорит Вельзевул, когда Габриэль звонит ей двадцатого декабря, чтобы пригласить на праздник. – И не люблю компании. - Я буду один, - слегка удивленно отвечает Габриэль. – И я тоже не слишком-то отмечаю… Просто у меня выходной, и у тебя, наверное, тоже. «Да, Рождество в Аду – охуенный праздник», думает Вельзевул, но прикусывает язык. Конечно, она к нему не поедет, что еще за идиотизм, встречать Рождество в компании провинившегося архангела и его кошки? Как будто Княгиня Ада не найдет себе более подходящего занятия… *** В утро Рождества начался мелкий, колючий снег, больше напоминающий дождь, и не прекращался до вечера. Белое покрывало почти не укрывало улицы и напоминало драные бинты на грязных ранах. Почти каждый дом, каждый магазин и каждый фонарь сияет ослепительно-ярким холодным светом разноцветных гирлянд. В этом псевдо-радостном мире Вельзевул чувствует себя еще более неуместно, чем обычно. Она поднимает воротник у пальто, закрываясь от ветра, бросающего ей в лицо острые снежинки, и ускоряет шаг. Проходит мимо радостной компании подростков, которым уже ударил в голову глинтвейн, мимо огромной елки в витрине, на которой от одного взгляда Вельзевул лопаются три самых больших стеклянных шарика, проходит по уже знакомым линиям-улицам по знакомому адресу. Она никогда не была здесь на Рождество. От этой мысли Вельзевул только неловко усмехается, испытывая странное желание уйти под землю и не выбираться до тех пор, пока погода не станет более приятной. Вместо этого она поднимается по лестнице и уверенно стучит в дверь, игнорируя звонок. Габриэль открывает не сразу, и выглядит так, словно бы праздновать и не собирался – в рубашке с расстегнутым воротником, растрепанный, в тонких, полупрозрачных очках. Вельзевул никогда не видела его в очках. - Прости, - по-своему трактует удивленно-насмешливый взгляд Габриэль. Стекла поблескивают, возвращая его глазам прежний свет. – Я не ждал тебя так рано. - Даже не думай, что я уйду, - фыркает Вельзевул и без приглашения делает шаг через порог. В квартире Габриэля тепло и темно. Ни одной гирлянды, ни елки, только прямые, аскетично-белые свечи на подоконниках, которые владелец квартиры как раз зажег. В таком освещении даже снег за окном не кажется таким уж противным. Вельзевул с удовольствием вытягивает заледеневшие пальцы из карманов, испытывая желание обнять свечку и остаться в ней жить. Она тоже выглядит совсем не празднично, в черном свитере и рабочих брюках, и даже рада не видеть перед собой привычно-официальный белый костюм и такое же официальное лицо. - Хорошо, что ты пришла, - Габриэль улыбается, забирая у нее пальто, и Вельзевул отвечает ему не слишком искренней улыбкой. *** Вельзевул, закутавшись в плед по самые плечи, сидит на полу и задумчиво смотрит в окно, пока Габриэль открывает вторую бутылку вина. В пальцах она крутит пустой бокал, удерживая его за ножку, даже не задумываясь о том, что он может и упасть. Габриэль забирает у нее бокал. Его теплые пальцы на секунду касаются холодной руки Вельзевул, и разрывать это прикосновение им обоим не хочется. - С Рождеством, - произносит он, возвращая ей уже полный бокал. Белое вино кажется Вельзевул слишком приторным и навевает не самые приятные воспоминания. - Я и забыла, - фыркает Вельзевул. – Почему ты не отмечаешь? Мог бы хоть гирлянду повесить. - Не люблю. Кажется, раньше мы отмечали, - спокойно отвечает Габриэль. Он слишком занят, чтобы увидеть, как в темных глазах мелькает искра живого интереса. - Раньше? Мы? С семьей? – почти на одном дыхании задает она три вопроса. У нее безразличный тон – как будто бы просто вопрос из вежливости. - Да, - Гавриил пожимает плечами. – Когда я был маленьким. - Расскажи, - Вельзевул покачивает почти полный бокал за ножку, забыв из него отпить, но чудесным образом не проливает ни капли. – Я ничего о тебе не знаю. Она лжет, конечно, но для демонов это в порядке вещей. Она знает о нем все, она знает о нем слишком много того, чего она не может ему рассказать. Но одновременно с этим она кристально честна – она совершенно ничего не знает о Габриэле. О том, кто сейчас перед ней, с его лицом, в его костюме, так похожий на архангела, которого она знала, и такой… другой. - Я очень смутно это помню, - Габриэль отмахивается и морщится, словно бы воспоминания ему неприятны. Вельзевул хорошо знает – почему. – Может, и хорошо, что ты ничего обо мне не знаешь. - А ты сам? Не хотел бы узнать меня лучше? – вопрос остается на губах вместе с глотком вина, и немного обжигает. - Людям вредно знать друг о друге слишком многое, - улыбается Габриэль. – Я знаю о тебе только то, что есть сейчас, и мне хватает. - Ты даже этого не знаешь, - почти машинально бросает Вельзевул и осекается. Улыбка Габриэля тает и оплывает в неровном свете свечей. - Тогда именно это – то, что я хочу узнать, - отвечает он, и его голос звучит куда серьезнее, чем раньше. Вельзевул поднимается, и плед медленно, словно песок в песочных часах, стекает с ее плеч, с шорохом падает на пол. Габриэль, сидящий в кресле, смотрит на нее в упор, теперь ему приходится приподнимать голову, чтобы заглянуть ей в лицо, и это Вельзевул нравится. Всегда нравилось. Что она ему может сказать? Снова рассказать о себе, о Небесах, о крыльях за его спиной? И ждать, пока его физическое тело не выдержит небесного вмешательства? Она забрала бы его хоть в Ад, хоть на край света, если бы это могло его спасти. Если бы могло спасти их обоих. Рассказать ему свою человеческую легенду, выдуманную прямо на ходу? Вельзевул морщится от отвращения – да, она демон, да, для нее это легко, как дышать, но в этой комнате уже есть кто-то ненастоящий. Быть вторым ей не нравится. - Возможно, ты прав. Людям, - она невольно выделяет это слово, уверенно подходя к креслу и опираясь ладонями на подлокотники, - не стоит знать друг о друге слишком много. Она не хочет знать Габриэля. Она не хочет, чтобы он знал Элизабет. Вельзевул наклоняется слишком близко, ее черные волосы спадают Габриэлю на щеки и скулы, и слегка щекочут. Он выпрямляется и кладет руку ей на руку. В темноте их глаза почти неотличимы – затопленные чернотой и отражающие неясные силуэты друг друга. У Вельзевул тонкие, прохладные, пахнущие белым вином губы, и на какой-то момент Габриэлю кажется, что так уже было, что это все где-то уже было, и что-то между ребрами и лопатками, огромное, заточенное в нем, готово вырваться наружу. Но она отстраняется и все заканчивается. - Это рождественский подарок… Гавриил, - она улыбается, и ей хотелось бы, чтобы в этой улыбке была насмешка. - Габриэль, - машинально поправляет он. – И мне нечего подарить тебе в ответ. Вельзевул потягивается, глядя за окно, за которым как раз начинает идти снег. Этот снег – она уверена – будет идти долго, и к утру город уже станет белым-белым, замотанным в свои бинты накрепко. - Так уж и нечего? – она хитро жмурится, глядя, как Габриэль поднимается к ней навстречу. Может, отпраздновать Рождество было не такой уж и плохой идеей. Раз в шесть тысяч лет это бывает даже приятно.