Ошибка эволюции

Когда Ширасаги и Аой оказались в коридоре, оба почувствовали как облегчение, так и ещё большую горечь. Даже если Луи толком не знал эту парочку, всё равно ощущал себя странно. Словно бы смотрел какую-то мелодраму. Но при этом ему не было скучно. — Теперь надо к Вакие… — задумчиво протянул Вальт. Честно говоря, ему не очень хотелось заглядывать к златовласке, но… у него появилось странное щемящее чувство долга. Словно бы он был обязан закончить со всем этим. — Оставишь меня с ним наедине? — Нет, — коротко ответил голубоволосый, не поворачивая головы, прекрасно понимая, как сейчас должен дуться его парень на отказ. Сам Ширасаги и вовсе бы не относил Вальта к Мураски. Не шибко ему нравилась вероятность реальной драки с таким истеричным человеком. Пусть у того и были личные проблемы, первое мнение всё равно было безвозвратно испорчено. — Луиии, — зовёт Аой, с явным желанием переубедить голубоволосого. Но Ширасаги только останавливается и прохладно смотрит на него, одним взглядом говоря: «Нет. И твой щенячий взгляд тут не поможет. Моё решение останется неизменным». — Ну, пожалуйста… мне надо поговорить с ним наедине… — Нет, — всё так же твёрдо повторяет Луи, делая вид, что его вовсе не умиляет немного насупившийся кареглазик с такими детскими глазками. Словно ребёнок пытается выпросить леденец. А ему нельзя сладкое. Да и Луи слишком привык к его милым мордашкам. Уже не первый раз в голову Аоя приходят странные идеи, и не первый раз он пытается убедить Луи именно таким выражением лица. — Это важно! Вакия может меня не послушать, если ты будешь рядом! Ну, Луииии, — Ширасаги только вздыхает и качает головой. Такое может продолжаться очень долго. Вплоть до нескольких часов. Тем более что это касается его друзей. Но голубоволосый просто продолжает идти, пытаясь не обращать внимания на эти попытки переубедить его. — Если ты продолжишь, то я отнесу тебя в нашу комнату и заверну в одеяло так, что ты и пошевелиться не сможешь, — предупреждающе рыкнул парень, чувствуя, как ему это уже начинает капать на нервы. Вальт, как ни странно, сразу умолкает, и смотрит уже более осмысленно. — Поставь меня, я сам пойду, — упёртые карие глаза сталкиваются с уже пылающими аметистовыми. Ещё немного и Луи действительно выполнит свой приговор. И Вальт прекрасно понимает, что ходит на лезвии ножа, когда продолжает гнуть свою линию. — Нет, — отчеклыжил парень, не задумываясь и на секунду. Он уверенно прижал Аоя ещё ближе к себе, пусть это, скорее всего, и могло причинить боль. Хотя даже так кареглазый не подал бы виду. Сейчас они сталкиваются уже, как две полноправные личности. И для обоих победа в этом маленьком споре важна. Но Ширасаги знает, что преимущество на его стороне. Если дело дойдёт до серьёзной ссоры, то Вальт отступит. Отношения с Луи ему куда дороже, чем этот разговор. — Я почти выздоровел. Поставь, — Аой поджимает губы и едва заметно хмурится, но не вырывается. Потому что Ширасаги такого не потерпит. Это может сработать в обратную сторону. И лучше не проверять, чем эта обратная сторона обернётся. — Нет, — всё так же твердит парень, стараясь держать себя в руках. Если сорвётся — проиграл, если даст слабину — проиграл. И как его отец умудряется смолчать, когда мать начинает качать свои права? То ли за годы устал спорить, то ли изначально не был такой сильной личностью, как Луи. Но вот, они уже несколько минут тупо стоят и спорят. Точнее, стоит только Ширасаги, и, честно говоря, руки у него начинают серьёзно уставать. — Ты только и твердишь «нет», «нет» и «нет»! Хоть раз согласись со мной! Нельзя быть таким скучным и правильным! — всё ещё пытается спорить Аой, пусть и понимает, что всё это и гроша не стоит, и только больше разозлит голубоволосого. И как бы тот не начал «кусаться». — Нельзя быть таким безрассудным и глупым! — рявкнул Луи в ответ. И оба неожиданно и резко замолчали. Потому что почувствовали, как перешли очередную границу, которую сами каждый раз очерчивали мелом, лишь бы не зайти за края. Аой почувствовал, как ослабилась хватка Ширасаги. Парень старательно скрывал некоторую дрожь. Ему всё ещё было страшно доводить ссоры до таких моментов. Вальт тоже ощущал это. Странное чувство вины и страха за свои неаккуратные слова, за свои попытки заставить делать кого-то то, что ему не хочется. Как Аою хотелось остаться с Вакией наедине, так и Луи не хотел оставлять свою вторую половинку без заботы и внимания. — Ты прав, вам лучше поговорить наедине… — всё-таки сдался Ширасаги, ощущая некую слабость в теле и ком в горле. Если Вальт так хочет этого, то пусть так оно и будет. Аметистовые глаза больше не смотрят в карие, да и не за чем, что он там увидит? Разочарование, непонимание, шок, страх? Ему не хочется видеть там ничего плохого. Особенно своего жалкого, понурого лица. — Нет… не хочу… — неожиданно отзывается Вальт, прижимаясь к голубоволосому так близко, как только возможно. Парень сначала непонимающе смотрит на неожиданно сжавшегося в его руках Аоя, а после с тяжёлым вздохом усаживается прямо на пол, опираясь на стену спиной и прижимая кареглазого к себе. Когда подросток всё-таки поднимает голову, пусть и неуверенно, боязливо, то видит спокойные аметистовые глаза. Луи вовсе не злится и не расстроен. Просто смотрит на него, словно бы пытается запомнить. Запомнить, как весёлым, так и грустным, как смелым и упорным, так и по-детски трусливым и маленьким. Ширасаги это важно. Видеть его. Видеть и понимать, что они чувствуют в этот момент оба. — Я не хочу тебя расстраивать… — честно шепчет Аой. В его карих глазах всё ещё отражается опаска и неуверенность, но её быстро смывает, когда голубоволосый касается его лба своим, не разрывая зрительного контакта. — Я тоже, — и этого хватает, чтобы вине внутри Вальта умолкнуть, как и внутри Луи. Им просто хорошо вот так сидеть. И не важно, что будет потом, не важно, с кем надо будет поговорить. Ничего не важно, когда кожей можно почувствовать чужое тихое дыхание, когда можно лишь по глазам прочитать все мысли.

***

Комната, где сидел Вакия, была совершенно не такой, как у Юго. В ней было много разных орудий. Укё нравилось собирать колющие и режущие, чего Вальт, наверное, никогда не поймёт. Он слишком часто обо всё спотыкался и кололся, чтобы спокойно относиться к подобному. Мурасаки уже давно допил чай, предложенный Ибуки, да и сам хозяин комнаты просто сидел на полу, покрытым приятным ковриком. Укё умел создавать странный уют даже с кучей орудий на стене. Но длинноволосому так, видимо, и не удалось успокоить Вакию нормально. Златовласка продолжала прикусывать губу, отрешённым взглядом проходя по открытому окну. Ширасаги усадил своего парня рядом с Вакией, от чего блондин сразу же заметил «гостя». Он даже вздрогнул, понимая, что совершенно не заметил, как эти двое вообще вошли. — Что, заняться больше нечем? Лучше парню своему время удели, бедолага пестает тебя, как принцессу, — в словах Марусаки было столько яда, сколько Аой от него ещё не слышал. От этой желчи скривился даже Ширасаги. И он бы вмешался, если бы Вальт не покачал головой в знак отрицания. Не стоит что-то говорить. Станет только хуже. Лучше не провоцировать златовласого ещё больше. — Он сам вызвался, — спокойно пожал плечами кареглазый, подсаживаясь едва ли не вплотную. Это вызвало у Вакии небольшое недоумение, но он не стал отсаживаться, значит, не всё так плохо. — Хах, ну, естественно. Ты такой безнадёжный неумеха, что ему тебя должно быть жалко, — в этот раз Ширасаги всё-таки скрипнул зубами, готовый ворваться в разговор. Ему не нравилось, что какой-то выскочка пытался унизить его вторую половинку. И это мягкое «не нравилось» выражалось рьяным пламенем голубых волос. — Нам лучше выйти, — скорее утвердил, чем спросил Ибуки. Луи даже не шевельнулся, когда длинноволосый встал. Он не обязан уходить, тем более, Вальт останется наедине с таким человеком. Неизвестно, что может вообще случиться. Он бы его и во здравии с Вакией один на один не отпустил, а сейчас Аой ещё и уйти сам не сможет. — Мне кажется, что парню Вальта эта идея не нравится. Небось, переживает, что уведу, — Вальт даже прыснул от такого, чем вызвал недовольный взгляд голубых глаз друга. — Что смешного? — Ты не прав, — Вальт выпрямился с улыбкой на лице. Но вовсе не такой детской, как ранее. Не такой беззаботной, скорее, это была улыбка человека, который понимал, что наравне с собеседником, а может, и выше. Возможно, выше не по высоте и не по статусу, а может, он и вовсе не это хотел сказать своей улыбкой. Но Вакия почувствовал именно это. Почувствовал и почему-то начал ощущать ему совершенно не свойственную неловкость. Для него это было чем-то слишком новыми, чтобы понять, в чём дело. — Луи беспокоится, что ты меня обидишь. Но ты не такой страшный, каким кажешься на первый взгляд. — Может, ты меня плохо знаешь? — поднял одну бровь Мурасаки с недовольным видом. Он определённо хотел доказать обратное, однако Аой знал наперёд, ничего у златовласки не выйдет. До побоев не опустится, а чисто морально Вакия совсем не в том состоянии, в котором мог бы победить. — Мы знакомы около пяти лет. Если бы ты был плохим человеком, я бы не стал с тобой так долго общаться, — аргументы у Вальта были с одной стороны странными, с другой, били прямо в цель. Ширасаги прекрасно понимал, что его парень не настолько глуп, чтобы назвать другом какого-то отпетого мошенника и злодея, который умеет только хамить и причинять вред. — Ты уверен, что мне можно уйти? — решил уточнить Луи, хоть и знал ответ. Он скептически посмотрел на Мурасаки, который так же скептически смерил взглядом его. Оба поморщились, но ничего не сказали. — Дашь нам десять минут? Если хочешь, можешь даже постоять в коридоре, — это предложение показалось Ширасаги достаточно адекватным. Пусть стены и были здесь потолще, чем в городских квартирах, однако тоже не были идеально шумоизолированы. Если что-то пойдёт не так, он услышит и сразу же придёт на помощь. Такой расклад вполне устроил парня, и вот, Укё и Луи покидают комнату, прикрывая её за собой. В помещении остались только двое. Никто не мешал, и никто не стал бы придираться к каждому слову или взгляду. Однако никто из них не торопился, не смотря на то, что в их распоряжении не так уж и много времени. Аой и вовсе словно забыл, о чём хотел поговорить. Просто оглядывал комнату, словно бы видел её впервые. Хотя уже бывал у Ибуки в гостях и ему здесь очень даже нравилось. — Как Маэстро? — всё-таки начал разговор Вакия, не решившись даже взглянуть на друга. Казалось, что этот вопрос был каким-то особенным, щепетильным. И никто не должен был узнать, что он нечто подобное спросил. Если бы Вальт решил не отвечать, скорее всего, златовласка не смог бы настоять. Сделал бы вид, что ничего не спрашивал или вовсе отвернулся к окну. — Плохо, но это нормально. Ему надо многое обдумать, поэтому он сейчас всё ещё у Юго, — достаточно шустро проговорил Вальт, не став сверлить друга взглядом. Продолжил своё не особо интересное занятие, рассматривая остро-колющие предметы в комнате. — Я бы посоветовал тебе с ним поговорить нормально. Без скандалов и криков. Но ты сейчас так не сможешь. — Словно бы когда-то вообще мог… — неожиданно выдавливает из себя Мураски, вынуждая Вальта перебросить на него свой взор и, наконец, разглядеть поджатые бледные губы и полный ненависти взгляд. Однако эта ненависть была направлена вовсе не на Аоя. И подросток об этом знал. — Мог, — спокойно отвечает кареглазый, чувствуя, как златовласый вздрогнул от услышанного. Будто сам Вакия Мурасаки, такой гордый и сильный неожиданно не верил в себя. — Ты можешь очень многое, если захочешь. — Хочешь сказать, что я не хочу, поэтому мы и поссорились с Маэстро? — неожиданно завёлся златовласый, несмотря на то, что это была попытка утешить. Однако Вальт слишком хорошо знает друга и предполагал такой исход событий. — Нет, дума… — хотел было продолжить Аой, но его перебили. Вакия вскочил с насиженного места, как ошпаренный. Выглядел он потрепанно, но это только прибавляло красочности в его образ гневного и бойкого воробушка. Вальт уже давно перестал бояться взрывов своего друга. Они слишком долго знакомы, чтобы пугаться выбросов, за которыми не последует ничего. Ни драк, ни ещё больших истерик, но и извинений от Вакии… не дождёшься. — А я думаю, что ты слишком много думаешь! Это не твоё дело, не лезь! Или думаешь, что появился парень, так ты теперь самый умный?! Ты ничерта не знаешь об отношениях! Даже никогда не ссорился с этим Ширасаги! Так какое… — тут уже не выдерживает Аой, ухватывая подушку Укё и кидая прямо в лицо Мурасаки. Он обещал не вставать на ноги, и обещание своё сдержит. Но слушать и дальше кучу ненужного трепья Вакии он совершенно не желает. Златовласка удивлённо ловит подушку, когда она уже начинает падать на пол. Он с шоком смотрит на своего друга, которого так долго знал. Ни разу в жизни ещё никто не кидал в него подушкой. Тем более даже не в игре, а со злости. И Вальт впервые насупился, смотря на него таким обиженным взглядом. Все друзья так привыкли к истерикам Мурасаки, что уже не высказывали по этому поводу своего недовольства. Но что-то пошло не так. — Может, я и не гений, но с твоим поведением, я совершенно не удивлён, что Маэстро тебя бросил, — эта фраза была брошена совсем не специально, и Вальт сам не до конца осознал, какое ужасное значение оно имеет. Только после того, как увидел голубые глаза, полные ужаса и боли, понял, что ляпнул. Но оправдываться было явно гиблым делом. — Ты был не готов к этим отношениям… — Что? Я не готов?! Да я!.. — уже на эмоциях начал отпираться Мурасаки, но в голове его звучали такие жестокие, но, с другой стороны, совершенно правдивые слова. Чёрт возьми, да Аой прав, как никогда, однако признавать это златовласый не хочет до последнего. — Присядь, — Вальт похлопал по месту рядом с собой, явно показывая, что хочет нормального диалога. Он не собирается больше спорить и ссориться. Просто скажет то, что думает, и выслушает Вакию, если у того будет что-то своё. И златовласый почувствовал эту энергию, более спокойную, гармоничную. Такую странную для вечно энергичного мальчишки вроде Аоя. — Нет, — как-то по-детски упирается Мурасаки, сжимая подушку в руках. Он похож на всё такого же одиннадцатилетнего подростка, а может, и младше. Ему кажется, что свой упёртостью он привлечёт к себе внимание. Но ему нужен вовсе не Вальт, и не Рантаро, и не кто-то из их друзей. Аой знает это, как знает и то, что желаемого Вакия, скорее всего, никогда не получит. — Не веди себя, как ребёнок, — сложно понять, была ли это просьба, упрёк или просто нейтральное выражение, чтобы намекнуть, как глупо сейчас отпираться от простого разговора. — Я не ребёнок! — возразил златовласый, от чего перед глазами Аоя только больше просвечивался тот самый мальчишка в вечно фиолетовых одеяниях. Они были очень юными, и, кажется, Вакия так и остался в том самом возрасте, так и не сумев повзрослеть, стать самостоятельнее и мудрее. У него отняли эту возможность. — Тогда сядь и давай поговорим, как взрослые люди, — Мурасаки ещё с минуту пыхтел, как маленький, снова и снова, то зажимая, то отпуская подушку и беря её с другой стороны. Это маленькое нервное движение, прежде чем Вакия решается и садится на кровать. Уже не так близко, они скорее напротив друг друга. Златовласый, наконец, отпускает подушку. Точнее, кладёт её обратно на законное место. После чего на секунду теряется, не зная, куда деть руки. Тоже странная и детская рассеянность. У Вакии и ранее такое бывало. Но в этот раз Аой не ждёт у моря погоды и просто берёт его руки в свои. И это действие вызывает очередное удивление у Мурасаки. — Я порезал свои ноги из-за ссоры с Луи, — резкое признание, выводящее из колеи не хуже, чем предыдущие действия кареглазого. Вакия застывает, ему кажется, что он даже дышать на какое-то время перестал. Это было так странно. Словно бы ему открывали что-то очень тайное, запретное. И от подобного становилось как-то до глупого тепло на душе. — Я был растяпой, но по своей воле. Мне хотелось привлечь внимание. Хотелось, чтобы за меня переживали. Мне хотелось заботы. Но… это было неправильно. Аой выглядел в такой момент уязвимым и неуверенным. Он сжимал руки Вакии, не сказать, что сильно, однако крепко, словно боялся, что златовласый убежит. Поджимал губы, боялся смотреть в глаза, однако делал глубокий вдох, и уже на выдохе казался более спокойным. Даже поднял карие очи, смотря прямо в голубые напротив. — Когда в моей жизни появился Луи, я понял, что хочу измениться. Ради него и… себя. Я хочу стать лучше. Но это сложно. Сложно и для меня, и для Луи. Поэтому мы поссорились, — Аой через момент даже прыснул, сразу же объясняя почему, ведь это могло выглядеть слишком странно. — Такая глупая ссора. Едва ли не на пустом месте… мне словно крышу сорвало. Сам не знаю от чего так. И… когда Луи попытался меня успокоить я начал бить тарелки. Луи пошёл за обувью, думая, что я никуда не уйду. Что я стал адекватнее к себе относиться. А я… пошёл поэтому битому стеклу. В голове была такая каша… Чем дольше Аой говорил, тем меньше сжимал руки Вакии, но теперь была очередь Мурасаки волноваться до дрожи в пальцах. Однако нужно признать должное, Вакия внимательно слушал, не перебивая, не задавая лишних и никому сейчас не нужных вопросов. — Луи всё ещё винит себя в том, что случилось… а я думаю о том, какой же я, чёрт возьми, дурак, что так поступил, — на какое-то мгновение они оба замолкают, продолжая вот так держаться за руки. А после Вальт спрашивает очень важную вещь, о которой Мурасаки никогда даже и не думал. — Вакия, а ты когда-нибудь хотел измениться ради Маэстро? И тут златовласый начинает осознавать, к чему был весь этот рассказ. Вальт хотел показать на своём примере трудности его изменений, что всё не просто по щелчку, но он готов идти дальше, готов принять ошибку и стать лучше. Думал ли когда-нибудь об этом сам Вакия? Хотел ли перестать истерить и стать хорошей опорой для своего парня? — Я… я не думал… — честно признался златовласый и неожиданно его передёрнуло. Да он бы и не смог. Не хотел. Не хотел даже думать о подобном. Он не хотел изменяться, не хотел расти. Тем более, в ускоренном для него темпе. Однако… в отношениях они должны быть равно. Рантаро никогда не станет для него папочкой, Кияма не заменит родителя, да и не обязан. А Вакия не должен был на него давить. Проверять сообщения в страхе, что его бросят ради другого, закатывать истерики, как ребёнок, когда не получает своей конфетки. Аой прав… он не был готов к адекватным отношениям. Вальт неуверенно подтягивает златовласого к себе, видя, что тот уже на грани слёз. Как ни странно, Мурасаки поддаётся, утыкаясь ему в плечо. И кареглазый аккуратно, без резких движений приобнимает друга, поглаживая по спине. — Всё хорошо… рано или поздно все вырастают. У кого-то это занимает больше времени, у кого-то меньше. Ничего страшного в этом нет, — тихо зашептал кареглазый успокаивающим голосом. Златовласка разрыдалась на его плече, но для Вальта это не было каким-то концом света. Как и для самого Мурасаки. Он всё понял, а понимание — это первая ступень к достижению цели. Аой заметил, как скрипнула дверь. Луи заглянул, но не стал заходить. Хотя зайти хотелось. Его парня обнимал этот истеричный, толком незнакомый, человек с достаточно неплохой внешностью, несмотря на его отвратительный характер. Однако не Луи судить, он и сам в каком-то роде не подарок. Может, он бы и зашёл, и показал свою ревность, и в то же время его затормозила спокойная улыбка Вальта. Было в ней что-то волшебное. Она заставляла протрезветь и подумать не только о своём небольшом эгоизме, но и о других людях. Этот Мурасаки переживал не лучшее время. Стоило ему немного посочувствовать и дать проплакаться на чьём-то плече. Ширасаги прикрыл дверь, не став мешать. Присел около двери, облокотившись о стену. Этот день был ужасно длинным. А ведь это даже не конец. Оставалось только молиться, что все быстро разойдутся по домам. И продолжат они уже не сегодня. Но вероятность почему-то казалось невероятно мизерной.