Чернобыльская зона отчуждения Июнь 2016 года
Антон просыпается поздно — наручные часы, светящиеся неоном на тумбочке, показывают полдвенадцатого утра. Мысли слегка роятся и во рту неприятная горечь — последствия Чернобыльских самокруток. «Могло быть и хуже», — думается Шасту, когда он продирает слипшиеся веки и делает судорожный вдох от недостатка кислорода. По сравнению с полевыми условиями, казармы в Баре — сады Эдема, где храп с соседней койки — это мелодичное чириканье соловьёв. Антон непривередливый, поэтому ему в принципе плевать, где провести ночь, лишь бы не сгинуть от мутантов или кислотного дождя. А остальные варианты — приемлемы. Вот и сейчас для полного счастья ему не хватает только глотка холодной воды, чтобы избавиться от чужеродного привкуса во рту, и сытного позднего завтрака, чтобы набраться сил до вечера. Днём в «Ста рентгенах» безлюдно: большинство сталкеров заняты отвлечёнными делами. Поэтому, когда Антон входит в бар, занят лишь один столик, за которым сонный Дима неспешно поглощает крепкий чай. Он поджимает губы, указывая подбородком Шасту на место перед собой, и делает очередной глоток горячей жидкости. — По тебе видно, что спалось не очень, — замечает Антон, приземляясь на стул. — Мог бы к нарам уже привыкнуть. — Зато ты, видимо, выспался, — хладнокровно парирует Позов и отставляет пустую кружку от себя. — Ты мне вчера с «Пламенем» так и не дал повидаться, — продолжает он, облокотившись на стол локтями. — А я-то думал, что ты просто рад меня видеть, — с притворным чувством оскорблённого достоинства произносит Шаст, вытаскивая из кармана на лодыжке сверкающий алый артефакт. Док принимает драгоценный предмет с трепетом и осторожностью. Проводит мозолистым указательным пальцем по гладкой поверхности шарика со словно лавой внутри. Снимает очки, чтобы получше разглядеть добычу Анархиста вблизи, пока сам парень просит у бармена сварганить чего-нибудь побыстрее, дабы угомонить недовольное урчание в животе. — Это всё, конечно, прикольно для тебя, ботан, — говорит Шаст, наблюдая за живым интересом в глазах друга, — но я жду ответный платёж — у меня КПК твой полетел во время вылазки. — Всё будет, не волнуйся, — отмахивается Позов. — Сейчас ко мне в мастерскую поднимемся и организуем тебе заслуженную награду. Антон усмехается, насмешливо сощуривая глаза. — Без подтекста, гомогей, — недовольно упрекает друга Дима, наконец оторвав взгляд от новой игрушки. — Без подтекста, — соглашается Антон.***
Кордон ЧЗО Май 2013 года
Год, проведённый в Чернобыле, избавил Антона от юношеских амбиций и максимализма. Он сломал парня и слепил заново по подобию того, что хочет видеть сама Зона в своих пределах. Он вытравил из Шаста прежнего наивного мальчишку, побитого судьбой, и вставил в него прочный стержень твёрдого характера. Тот год действительно лишил парня многого из того, что определяло его сущность, его личность. Но дал взамен он ещё больше, чем взял. К началу лета Шаст, который за весну успел исследовать всю южную часть ЧЗО на своих двоих, вернулся на Кордон, чтобы отдохнуть, восстановить силы и обновить исчерпанные запасы провизии. Деревня новичков встретила его привычной серостью и атмосферой инфантильного страха, которому подвержены все, без пяти минут, сталкеры. У Антона за плечами уже был некоторый опыт, поэтому он смотрел на суетных новичков свысока далеко не из-за роста. Вновь прибывшие на Кордон ребята старались держаться поближе к торговцам и подальше от сталкеров-профи, которые смотрели с нескрываемым интересом на новичков. И даже Шаст, который был точно таким же всего десять месяцев назад, не мог отказать себе в удовольствии строго зыркнуть на какого-нибудь зазевавшегося парня и словить его испуганный взгляд. Что вообще рассказывали тогда про Зону за её пределами? Судя по всему, явно ничего хорошего. Но рано или поздно шугание новичков должно было наскучить Антону, и его внимание переметнулось бы на что-то другое. Ровно так и произошло, когда ярко-зелёные глаза уцепились за знакомую потрёпанную кепку вдали. — Шемин, — крикнул Шаст, резво подбегая к своему недавнему ментору по правилам Зоны. — Какими судьбами? — Антон, — растянув гласную «о», произнёс мужчина, загребая худого парня в свои крепкие медвежьи объятия. — В смысле, какими судьбами? Новый сезон, новые сталкеры, новые артефакты в мой широкий кармашек. Смекаешь? — Понял-понял, — широко улыбаясь, ответил Шаст. — Может быть у меня даже что-то есть для тебя… Парень полез бы в рюкзак за плечами, чтобы показать Шемину найденный недавно «Огненный шар» и обсудить перспективы бартера, если из-за внушительных плеч торговца не показался бы невысокий короткостриженный сталкер-одиночка в немного неуместных очках. Он оглядел Шастуна с ног до головы, нахмурился и лишь тогда сказал: — Шемин, ты говорил, что у тебя патроны JHP есть. Можешь показать? — Да блять, Док, оно потерпит, — увлечённо произнёс мужчина, притягивая Шаста к себе за плечо. — Знакомься, это Анархист, классный чувак. Ты таких любишь. — Я не люблю чуваков, — раздражительно ответил Позов, вновь осмотрев Антона с ног до головы, — а таких за-уши-вытянутых — тем более. — И я рад знакомству, — натянув саркастичную улыбку уголком губ, сказал Шаст, нагло глядя прямо в тёмно-карие глаза. — Он только что быканул? — притворно удивлённо спросил Дима Шемина, приподняв брови. — Тогда меня Док зовут. Доверительно протянутая перед собой ладонь. И Анархист увидел в ореховых глазах незнакомца искру жизни, какую редко в Зоне встретишь вообще. По Чернобыльской земле только мёртвые души ходят, которые умерли ещё задолго до того, как оказались за Кордоном. И Антон ответил на рукопожатие.***
Чернобыльская зона отчуждения Июнь 2016 года
От личной мастерской учёного в Зоне можно ожидать жуткого вшатника с разбросанными повсюду проводками, реактивами и расчётами на бумаге. Но Дима весьма педантичен, потому в его собственной каморке о паре квадратных метров царит безукоризненный порядок. Такой, что можно провести пальцем по самому недоступному, отдалённому участку поверхности и не найти ни пылинки. У Поза на это небольшой пунктик. Поэтому, когда Антон, человек-ураган, попадает в это стерильное помещение, чувствует себя, мягко говоря, неловко. Его смущает идеальный порядок: разложенные по коробочкам артефакты, поставленные рядком на полочке коробки с патронами, лежащие ровно друг на друге запчасти в футлярчиках. В Зоне царит некий упорядоченный хаос, поэтому, попадая в её границах в подобное место, выпадаешь из колеи. — Ты говорил, КПК полетел? — уточняет Дима, пальцами «летая» по многочисленным ящичкам. — Из-за радиации, полагаю? Антон выдаёт что-то вроде «угу», облокачиваясь на дверной косяк, не в силах войти в эту обитель строгого фанатичного порядка. — Вот отличная модель, — хвалит учёный, протягивая парню устройство, блестящее металлическим корпусом. Шаст — человек, не сильно разбирающийся в технике — и то принимает миниатюрный компьютер с трепетом и осторожностью, боясь под страхом смертной казни сделать лишнее неловкое движение. Он обхватывает КПК длинными пальцами и аккуратно проводит по тач-скрину, включая систему. Инфантильная радость у двадцатитрёхлетнего парня, который чего только не повидал на своём веку, а подавлять внезапные бурные эмоции не научился. Не то, чтобы по собственному желанию, но Шастун абстрагируется от всего, рассматривая произведение инженерного искусства с неприсущей себе скрупулезностью. — Чего бы тебе для веса докинуть? — размышляет вслух Дима, оглядывая свои запасы. — Вот детектор есть, на «Мамины бусы» выменял. Возьмёшь? — Шаст неуверенно кивает одним подбородком, не отрывая взгляда от новой компьютерной игрушки. — У тебя же «Кора»? — спрашивает учёный, но не дожидаясь ответа, утверждает: — Да, вроде. Тогда держи патронов ещё. И… — не может закончить мысль Дима, рассчитывая в голове, сколько ещё должен Антону за редкий артефакт, — ты же хлам всякий собираешь? Тогда вот, плеер возьми и мы квиты. Поз улыбается искренне, глядя на довольного Шастуна, рассматривающего полученные вещи с какой-то особой нежностью собственника. Он перекладывает КПК из одной руки в другую, сравнивая со своим прошлым, радуется, когда определяет очередное превосходство над старой моделью и чуть ли не смеётся от счастья, улыбаясь другу в ответ. Антон даже позволяет сделать себе осторожный, но быстрый шаг в стерильную мастерскую, чтобы положить часть хабара на ближайшую поверхность, и разложить его по многочисленным карманам. — Это именно то, что я хотел, — говорит Шаст, заглядывая в тёмные глаза друга за стёклами очков. — Ну что, отметим взаимовыгодную сделку? — Это уже без меня, — резко ретируется Дима, делая пару шагов от Антона. — Мне вчерашнего отмечания хватило сполна. Давай лучше чаи погоняем, — предлагает Док и, не дожидаясь ответа Шаста, выходит из помещения на лестницу, ведущую в бар. Анархист оглядывается по сторонам, хмуря брови, и, торопливо покинув мастерскую, спешит догнать удаляющегося Позова.***
Едва заметный пар, клубящийся над горячей жидкостью, которая ни разу не похожа на чай из «большого мира», быстро растворяется в спёртом воздухе помещения «Ста рентген», в которое к обеду обычно уже начинают стекаться сталкеры, чтобы к вечеру разгуляться на полную. Но Дима и Антон завтракают в гордом одиночестве, окружённые столами с перевёрнутыми стульями на них. И Поза это мало волнует: он спокойно пригубляет чай из своей жестяной кружки с погнутой ручкой и неспешно отправляет в рот странного цвета кашу ложка за ложкой, а проглотив её, обсуждает с Шастом последствия недавнего Выброса, свидетелем которых посчастливилось стать Антону во время вылазки в Припять. Только Анархист в диалог не углубляется, а повинуясь своим инстинктам, оглядывает помещение, для которого отсутствие посетителей в принципе не характерно. — А где все? — наконец озвучивает терзающий его вопрос Антон, заставляя Диму посмотреть на него удивлённо. — Где… кто? — недоумевает Позов, ставя на стол остывающую кружку. — А-а, ты же не знаешь. Сегодня воскресенье — бои на Арене. Чтобы скучающие сталкеры в Баре совсем не спились от ничегонеделания, долговцы создали на территории что-то вроде площадки для гладиаторских боёв и назвали её «Арена». Только, если в древнеримском Колизее рабы бились насмерть, то на Арену шли добровольцы, потому что за бои можно получить неплохую денежную награду, что сделало желание побиться востребованным. Легче же получить деньги прямо на месте, чем бродить по всей Зоне в поисках артефактов, рискуя жизнью. Всё же нельзя сказать, что на Арене участники не погибали — погибали, но любой сталкер понимает, что лучше умереть от ножа собрата, чем попасть под псионическую атаку контролёра или напороться на клыки кровососа. Вот и шли на Арену те, кто хотел лёгких денег. А таких, уж поверьте, земля Зоны носит много. — Пойдём смотреть? — интересуется Поз, заглядывая в глаза друга, в которых облегчение сменяется живым интересом. — Да, почему нет, — пожав плечами, хмыкает Антон и со спокойной душой возвращается к трапезе.***
Помещение Арены ещё более отталкивающее и грязное, чем «Сто рентген» или казармы: стены замаслены чем-то непонятным; духота моментально оседает на коже горячим потом; едва ли найдётся уголок, в котором нет пыли или мусора; на месте непосредственного боя пол устрашающе залит свежей ярко-алой кровью. Но все эти факты никого не смущают, потому что в пределах Зоны — это норма, которая ни у кого не вызывает сомнений или волнений. Другим надо голову себе забивать. Заходя в помещение, где разыгрывается бойня, Шаст чувствует себя как рыба в воде, чего не скажешь о Диме с его тонкой душевной установкой, что ломается всякий раз, когда проявления быта в Зоне дают о себе знать. Вокруг служащей рингом двухметровой бетонной ямы, ограждённой хлипкими перилами, столпились жаждущие зрелищ сталкеры, которые в предвкушении новой бойни ведут себя более громко и развязно. Не повезёт человеку, не воспитанному Зоной, попасть сюда — его сожрут и даже не подавятся. Антон активно работает локтями, пробираясь к самому краю ямы-ринга, а Поз следует за ним шаг в шаг, потому что с его ростом велика вероятность попросту потеряться в этом душном аду, где у каждого первого за пазухой по пистолету как минимум. В конце концов, Анархист выходит к перилам прямо перед началом очередного раунда. Импровизированный конферансье местного разлива с притараненной откуда-то бабочкой громко объявляет, пытаясь перекричать невоспитанную сталкерскую толпу: — А теперь попрошу поприветствовать нашего амбициозного новичка, — задаёт интригу мужчина, пробегаясь глазами по беспокойным лицам зрителей, — Гр-р-раф, — прорычав согласную, оглашает сталкер, и на ринг спрыгивает вчерашний Антонов знакомый. Шаст щурится, надеясь на то, что это просто обман зрения, но нет. Перед публикой стоит по пояс раздетый Граф, приветственно вскинув руки вверх, и улыбается своей идеальной белозубой улыбкой, будто бы находится перед скандирующей его имя толпой фанатов, а не за пазухой у Дьявола. Напускная самоуверенность безусловно красит парня, но делает его лёгкой добычей, потому Антон чувствует лёгкое беспокойство за безрассудного знакомого. И откуда бы ему вообще взяться? В Зоне мелкие эмоции подвергаются атрофии, уступая место неограниченному шестому чувству, что является универсальным компасом сталкера, когда направить на верный путь некому. Но реальность такова, что против Графа на ринге будут биться двое одиночек — расклад так себе, — и у Антона в груди перманентно поселяется чувство необходимости помочь знакомому, но почему оно там взялось — не понятно. Шастовы эмоции оказываются побеждены рассудком и логикой — Граф сам вызвался добровольцем, значит ни в какой помощи он подавно не нуждается. И всё, что остаётся Анархисту, — это чуть ли не перевеситься через хлипкие перила, угрожая себе навернуться вниз, и всеми силами подбадривать бойца, который так опрометчиво согласился драться один на двоих. Раздаётся звонкий удар гонга, что отражается о стенки черепной коробки долгим эхом, и действо начинается. Мужики, что стоят против Графа, кажутся будто шире в плечах и выше, но у Шастуна во всю играет взволнованная фантазия, и отличать реальность от вымысла получается с трудом. Один из противников, бородатый и с вытатуированным рукавом, резко бросается на Графа первым, надеясь выехать на неожиданности. Но парень с грацией кошки уворачивается от удара правой, дезориентируя соперника, и в это время за него принимается второй сталкер, выглядящий не противнее первого. То ли на фоне Графа, сошедшего с обложки глянца, любой неотёсанный представитель homo sapiens в Зоне выглядит проигрышно. Но несмотря на напускную уверенность, что, как казалось Шасту, погубит парня, Граф мастерски владеет искусством ближнего боя, а потому статично отражает почти все наносимые удары без вреда для собственного здоровья. Лишь на сорок первой секунде боя первый противник изловчается, попадая костяшками по левой скуле Графа, и Антон хмурится, наблюдая за тем, как бледная кожа резко краснеет. Но это, кажется, лишь сильнее побуждает парня к решительным действиям: ему требуется всего одно ловкое сильное движение ребром ладони, чтобы уложить на боковую второго сталкера, и пара лишних секунд да толчок по щиколотке первому, чтобы он встал на колени и получил завершающий раунд удар. Вновь звучит гонг, знаменующий конец боя, и конферансье выходит на ринг, чтобы взять руку Графа, блестящую от пота, и громко прокричать: — Победа! Ладонь парня с медленно наливающимися кровью костяшками взметается вверх, и публика взрывается овациями. У Антона в голове лишь шум, и он не в силах разобрать хоть малую долю из того, что обрушивается на взлохмаченного победителя, по торсу которого спешно стекают капельки пота. Граф и сам будто не понимает, что вокруг происходит: улыбается как-то рассеянно, свободной рукой потирает ушибленную скулу и смотрит в пустоту. А потом его взгляд на себе ловит Шастун и кричит ему так громко, как только может: — Реактор так реактор! И улыбка Графа становится искренней.***
Что бы кто ни говорил, курение помогает очистить мысли: сменить хаос в голове на упорядоченную систему. Шастун вдыхает-выдыхает сизое марево, зажав сигарету между тонких пальцев, и детально обдумывает последствия сказанного на эмоциях. Удивительно, но то, что ещё накануне казалось если не безумием, то хотя бы шутовством, сейчас представляется занимательным путешествием, которое может дать ответы на многие вопросы, что терзают Анархиста уже долгие годы. Очередная затяжка, и дикая «схемка» Графа кажется вполне осуществимой. Новый выдох, и в голове уже складываются планы на самое ближайшее будущее. — Значит, идём к реактору? — внезапно врывается чужой голос в степенную реку мыслей Антона. Граф подходит сзади, смотрит доверчиво впритык, словно ждёт моментального ответа. Но Шаст докуривает, выдыхая последнюю струю молочного дыма, и неспешно оборачивается к собеседнику. В мокрых от душа тёмных волосах парня отражается блёклое солнце, прикрытое облаками. В голубых глазах читается искрящаяся интрига, несмотря на явную усталость, выраженную в заметных мешках. Антон с усилием вдавливает бычок в кирпичную стену, пока Граф приглаживает растрёпанные ветром локоны. Анархист останавливает взгляд в глубине, в пучине лазурных глаз и говорит не громко, но вкрадчиво: — В Зоне сталкеры имена теряют, потому что перестают быть теми, кем были в «большом мире». — Продолжительный выдох. — Что-то мне подсказывает, что с тобой этого не произошло. — Парень протягивает доверительно раскрытую ладонь. — Антон Шастун. Брюнет отвечает на чужой горящий взгляд удивлённым, но он с удивительной скоростью сменяется на понимающий и пышуший добротой. — Арсений Попов. И он обхватывает протянутую ладонь, скрепляя рукопожатие.