Чёрный кофе без сахара

Если совершенство есть ежедневное саморазрушение, то он готов собственноручно кусок за куском отбивать от себя, подобно ваятелю, создающему прекрасную скульптуру. Тяжким трудом и множеством лишений шлифовать собственное тело, обнажая тонкие линии хрупких костей, и сызнова создавать характер на руинах прежнего сознания. Лишь бы в зеркале день за днём видеть малейшие перемены, приближающие его к желанному идеалу. Недоверчивые акварельные мазки точёных пальцев обрисовали изгиб выдающейся ключицы от остроугольного плеча к оврагу грудины. После шероховатые подушечки провели поперёк костных дюн к массивному гребню таза, робко задерживаясь на нём. Вымученное счастье едва ли смогло приподнять затёртые заедами уголки тусклых губ и придать большим карим глазам, всегда бессильно полуприкрытым, отблеск жизни, моментально тонущий в холодной бездне голода. Улыбаться было физически больно: сухая, как растрескавшееся масло на холсте, кожа болезненно натягивалась. Её приходилось постоянно боязливо касаться, дабы убедиться, что покров не расползся зигзагами, точно обтрёпанное ветром крыло бабочки. Особенно на остороконечных скулах. Уже заученным движением рука опасливо проверила впалые щеки и зачесала за небольшое ухо прямые* спутанные волосы. На пальцах остались ломкой медной проволокой пряди. Он уже практически смирился, что волосы осыпаются так же стремительно, как багряная листва в октябре, и всё же каждый раз было больно видеть в своих руках целые клочья от одного лишь прикосновения. Неясная судорога отчаяния исказила рот в подобие ободряющей улыбки, натуральность которой разбивалась о муть бесконечной усталости и обречённости в глазах. Совсем немного осталось потерпеть и вот тогда… Идеал по-прежнему будет далёк, и лишь новые изъяны будут насмешливо проступать при наклоне уродливой складкой на впалом животе. За два года изнуряющей погони за эталоном Накахара Тюя сделал один важный вывод: как бы он не выглядел, сколько бы усилий не затратил, всё равно будет недостаточно прекрасным. И будь его воля, юноша давно бы сдался, однако он не был в силах небрежно перечеркнуть долгие старания и лишиться имеющегося результата, пускай и столь несовершенного. Костлявые руки любовно обняли узкие плечи и скользнули к крыловидным лопаткам. Нет, он ни за что не продаст возможность трепетно оглаживать каждую выступающую косточку и тяж натренированных мышц, видеть в отражении романтично-тоскливый взор больших круглых глаз, подчёркнутых карандашной штриховкой гиповитаминоза. Узкие ступни нерешительно спружинили на носках — на изящных голенях заиграли тени напряжённых мышц и выделяющихся сухожилий. Практически идеальный изгиб лодыжек, переходящий в сужение берцовых костей, и выразительная округлость натренированных икр, которые портила пастозная плавность колен и массивность сильных бёдер. Тонкие изломанные брови сдвинулись в недовольстве, а узкий остроконечный нос брезгливо наморщился; сухие пятки с неестественным деревянным стуком опустились на ламинат. От холода и резкого движения свело стопы, отдавая в голеностопные суставы и колени, парень едва слышно заскулил, осторожно подходя к кровати. С торопливостью вожделения Тюя извлёк из-под постели электронные весы, нажал легко ногой на серую стеклянную поверхность, чтобы прибор сонно замигал нулевыми значениями, и, задержав боязливо дыхание, взошёл на собственный моральный эшафот. Закрутилась числовая рулетка диетического револьвера — тонкий писк, и бездушная машина вынесла приговор в сорок четыре килограмма и девятьсот пятьдесят грамм. Недоверчивое движение резцов по анемичной мякоти нижней губы, перетекающее в бессильную линию улыбки. Отвес в полкило после двух недель упорного застоя. Тело охватило приятное чувство невесомости, граничащее с предобморочным состоянием, и Накахара быстро соскочил с весов, пряча с ловкостью вора их до следующего утра. Один неловкий шаг — и юноша тряпичной куклой упал на матрас, ударяясь рукой и ногой о деревянный каркас. Сознание тупой иголкой кольнула досадливая мысль о том, что непременно останутся чернильные разводы гематом. В последнее время по его телу постоянно расползались лиловые кровоподтёки от малейшего прикосновения — сосуды рвались точно паутинка. На бедре до сих пор значилась охряная полоса от случайного удара о крышку стола, а на голенях расплывались уродливые черничные кляксы. Более того, стоит Тюе сейчас переусердствовать с отжиманиями, как на бицепсах появится россыпь сиреневых звёзд, будто на кожу брызнули краски с мягкой кисти. А он непременно переусердствует. В тренировке нет никакого смысла, если не удается измерить глубину своего предела и шагнуть за него. Ведь путь к изменениям есть превозмогание самого себя, собственных слабостей. Поэтому он, невзирая на головокружение и голодные боли в животе, принял упор лёжа, слегка проскальзывая на лакированной поверхности пола влажноватыми ладонями, и начал опускать корпус, заставляя мышцы на руках, груди и спине быстро перекатываться от усиленной работы. Когда счёт дошёл до сорока, тонкие, как ветки, руки начали мелко дрожать от напряжения — прилившая кровь обжигала мышцы молочной кислотой. И только досчитав мысленно до пятидесяти, молодой человек с раскрасневшимся и немного припухшим лицом сел на пол, жадно втягивая воздух через нос. Не успели лёгкие в полной мере выветрить из лабиринтов бронхиол углекислоту, как парень приступил к новому упражнению на пресс. Остановился Накахара только тогда, когда окончательно выбился из сил, а собственная комната не начала водить хоровод и меркнуть в пучине бессознательного. Он едва смог дойти на подламывающихся ногах до стула, на котором висела одежда: высокие махровые носки, плотные свободные джинсы и мешковатая серая толстовка. Ледяные иглы нарушенной терморегуляции** прорастали изнутри в теле юноши, принося физическую боль, будто организм крошат на мелкую гранитную крошку. Изредка мешковатая одежда помогала на время освободиться из плена стужи, зачастую же было необходимо пить горячий крепкий чай с жгучими специями, чтобы хоть как-то поддержать в организме слабое подобие тепла. Поэтому привычка начинать день горячим напитком давно въелась ржавчиной в сознание Тюи. Кухня для парня была особенным местом в квартире: в ней всегда царила стерильная чистота, и каждая вещь имела свое определённое место. И нарушение однажды заведённого порядка приравнивалось к смерти. Как и режима питания. Вне зависимости от условий ровно в половину седьмого Накахара ставил чайник для первой кружки чая за день; в семь — завтрак и ни минутой позже. Отдавая дань привычной установке, чайник нахохлившейся совой присел на зажжённую конфорку, а в стеклянную кружку посыпались высушенные бархатистые листы чёрного чая с мелкими полупрозрачными кусочками сушёного ананаса и кокоса. Солнечный тропический запах дарил иллюзию уюта и тепла, чтобы закрепить ощущение — совсем немного молотого имбиря и красного перца. Такой напиток обойдётся парню в десять килокалорий, разумеется, без сахара. Если же он хочет подавить голод, то придётся позволить себе ещё и половину яблока, что приблизительно пятьдесят килокалорий. Только зелёный фрукт, тщательно промытый и разделённый пополам. Не совсем ровно, с некоторым намерением взять меньшую часть. И обязательно нарезанный на дольки, ровно, толщиной чуть более листа бумаги и разложенный на блюдечко, чтобы создать иллюзию большого количества пищи. Непременно припудрить корицей, несколько повышающей обмен веществ. За время педантичной сервировки яблока вскипел чайник, Тюя залил кипятком заварку, заставляя чаинки кружится в стремительном вальсе, и на время накрыл кружку небольшой дощечкой, давая настояться. Итого на этот прием пищи выйдет шестьдесят пять килокалорий с учетом корицы. На завтрак четыре столовые ложки сухих овсяных хлопьев, залитые горячей водой, половина банана, три дроблённых ореха миндаля на ужасающие сто калорий. С такой огромной цифрой приходилось мириться в счёт так необходимых растительных жиров, позволяющих хоть как-то сохранить волосы и кожу здоровыми. Небольшим количеством корицы и ванили, придающим пресной каше некую сладость, можно пренебречь. И всё равно выходила неутешительно большая цифра триста семьдесят килокалорий, не считая тех шестидесяти пяти калорий. При всех огромных значениях юноша укладывался в пятьсот килокалорий за один прием пищи. Пока сухие хлопья насыщались влагой, Накахара с нетерпением принялся за чай с яблоком. Первый глоток напитка оказался настоящим камнем, резко провалившемся в пустой желудок и едва не прорвавшем его тонкие стенки. Парень от боли согнулся вдвое, цепляясь дрожащими пальцами, похожими на спички, за крышку стола. Он был слишком голоден, чтобы есть. Отказаться вовсе от пищи Тюя тем более не мог, потому что пустота в желудке с новой силой заявила о себе кинжальной болью, от которой темнело в глазах, и сильнейшим ознобом. Изящные пальцы трепетно сжали большую кружку в надежде получить толику тепла — лишь кожа приставала к нагретой стеклянной поверхности. Если пить чай ещё можно было, то к яблоку школьник опасался притрагиваться: можно было спровоцировать новый приступ боли, в котором все внутренности точно проходили через мясорубку. Фрукт хотелось выкинуть, потому что дольки не так красиво лежали, потому что это были лишние калории. Голод же не считался не с чьими желаниями — дрожащая рука, обвитая вздувшимися венами, потянулась за яблоком. Было стыдно за каждый съеденный кусочек, и когда осталась половина порции, парень попытался себя убедить, что вовсе не голоден и больше ему не нужно. Пришлось себя уговаривать, что четверть яблока — не так много, зато полезно для организма. Как и три ореха миндаля в каше, которые Тюя передумал добавлять, посчитав, что половина банана — слишком много. Хотя в итоге добавил два мелкой крошкой в качестве украшения рассыпчатых хлопьев, по краю пиалы тонко нарезанный кольцами банан. Ел медленно, аккуратно, запивая большим количеством тёплой воды. Каждая деталь ритуала*** была направлена лишь на то, чтобы обмануть чувство голода и создать иллюзию насыщения. Что всегда было практически бесполезно и лишь позволяло на время отвлечься от болезненной пустоты в желудке и мыслей о еде, которые ураганом врывались в разум парня, мешая сконцентрироваться на делах. Сделанная порция бережно съедалась до последней крошки, потому что этого всегда было мало. Мыл посуду Накахара с той же тщательностью, что и просчитывал калорийность своего рациона, — не должно остаться ни грамма пищи. Затем — обязательно, не меньше десяти минут чистка зубов, чтобы вновь не захотелось тратить драгоценное время на процедуру после потребления еды. Но самое главное оружие против голода и лишних съеденных калорий — постоянная занятость, когда не остается времени на лишние раздумья о еде. Не важно, в сущности, что делать, лишь бы не было свободной минуты. Если хочешь добиться совершенства, то всегда не хватает времени, потому что приходится постоянно переделывать, находить новый материал, начинать всё с начала. Недостаточно выучить заданное, необходимо полностью разбираться в теме и при ответе получить исключительно отлично. За поиском более глубокой информации незаметно пролетело два часа, и Тюя заметил промчавшееся время только после отрезвляющей мелодии дверного звонка. — Одзаки-сан?.. — смущённо пролепетал Тюя, отворяя шире дверь и пропуская нежданную гостью в квартиру. Для натянутых леской, готовой изрезать плоть на мелкие кусочки, отношений она слишком дружелюбно улыбалась, хотя на рубиновых радужках проскальзывали вероломные отблески презрения. Подавив в себе первое желание оборонительно нахмуриться, юноша закрыл торопливо дверь и выдавил из себя приличествующую улыбку. — Извини, что без предупреждения, — с деланным беспокойством попросила сестра, подчёркивая открытой, чуть напряжённой улыбкой, похожей на оскал лисы, намеренность внезапного прихода. — Я тебе принесла кое-что в качестве компенсации за вторжение, — она надменно сощурилась, доставая из сумочки изящными пальцами с глянцевыми миндалевидными ноготками небольшой прямоугольник в белой обёртке. Стоило Тюе различить, какой подарок приготовила ему сестра, на его меловом лице моментально появилась сардоническая улыбка. Безысходность безжалостно раздирала рот, выдавливая слезы. А Коё со злорадной настойчивостью протягивала ему несчастный шоколад Hershey’s с печеньем и кремом. Она внимательно заглядывала в глаза своему брату, пытаясь различить в пульсирующих зрачках и в более светлых прожилках радужек разыгрывающуюся внутри собеседника истерию. Щедрый жест глумления. Юноше с трудом удалось подавить в себе эмоции, чтобы не доставить удовольствия Одзаки своим моральным проигрышем. — Спасибо, Ане-сан, ты, как всегда, очень заботлива, — терпя болезненный спазм обиды, отозвался Накахара и принял лакомство. — Положу себе на стол, чтобы не забыть о нём, а ты пока проходи на кухню, — невольно срываясь на фальцет из-за боли в горле, сказал парень. — Разве ты не съешь её сейчас? — наиграно-безразлично справилась девушка, ставя свою сумочку на полку шкафа-купе и указывая лукавым взглядом на проклятую сладость в костлявой руке. — Я пока что не голоден, —Тюя с трудом сохранял спокойствие; нервное волокно внутри него с треском обрывалось, причиняя физическую боль. — Я обязательно съем её потом, — глухо проскрежетал он, потому что от злости отчаяния нещадно сводило челюсти. — Разумеется, — надменно хмыкнула гостья, снимая с себя короткий приталенный плащ цвета вороньего крыла. — Я сама управлюсь, иди пополняй свою коллекцию, — она ужалила короткой улыбкой, вешая на крючок верхнюю одежду. Накахара смолчал, пронзительно скрипнув зубами до металлического привкуса во рту, и ринулся в свою комнату, где швырнул со всей яростью сладость в выдвижной ящик стола к другим стопками всевозможных шоколадок. Она элементарно над ним издевалась. Тонкие пальцы остервенело впились в крышку стола, скребя короткими ногтями о неровность деревянной фактуры. Грудную клетку разрывал тайфун гнева, выразительные глаза наполнялись влагой бессилия. За что так с ним обращались? Почему он не имел права быть чуточку счастливым, достигая своего идеала? Переборов в себе разрушительное желание рыдать, молодой человек двинулся на кухню, где уже во всю хозяйничала сестра, ставя чайник на плиту. Прижавшись нерешительно к дверному косяку, он молчаливо наблюдал, как Одзаки придирчиво осматривала его запасы чая в небольших баночках на нижней полке подвесного шкафа — с одной стороны не хотелось начинать разговор до невыносимой боли в животе, с другой хотелось поскорее отделаться от посетительницы. — Вы что-то хотели, сестра? — осторожно осведомился Тюя, подходя медленно к девушке. — Тебе бы не мешало прибраться, — объявила Одзаки, доставая приглянувшийся сорт чёрного чая. Парень обхватил себя руками поперёк живота, пальцы хищно впились в мягкую толстую ткань кофты. Его самым садистским образом испытывали на прочность подобно куску резины, который бесконечно долго растягивают, пока разошедшиеся волокна каучука не издадут хлопок. Он только вчера всё вычистил до пылинки и аккуратно расставил каждую вещь на своё место. И сейчас ему намеренно сказали про уборку, чтобы задеть, ведь Коё прекрасно знала, что для брата порядок так же жизненно необходим, как и воздух. Вдобавок назло небрежно переставили бокалы, которые Накахара дёрганным движением поправил под ехидную ухмылку девушки. — Я только вчера убирал, — юноша хотел огрызнуться, но слабый голос звучал оправдательно. — Всё же лишним не будет, если ты пройдёшься ещё разок тряпкой везде, — с цианистой доброжелательностью настаивала Коё, насыпая заварку в заранее помытый чайник. — Мне бы не хотелось краснеть за грязь перед потенциальным арендатором, — желчное заявление, обернутое ласковой интонацией. Невозможно было избавиться от мерзкого ощущения, что в ушах застряла вода. Последняя фраза, слетевшая с накрашенных ярко-розовым блеском губ, была невнятным гулом, пробившимся сквозь толщу жидкости. Причём здесь арендатор? И только когда булькающие звуки приобрели в сознании Тюи определённый смысл, тогда его всего передёрнуло, как будто он держал оголённый провод под высоким напряжением. — Почему ты мне ничего не сказала? — едва сдерживаясь от крика, спросил юноша и сжал кулаки. — Я не обязана перед тобой отчитываться о том, как я решила распоряжаться своей половиной квартиры, — самодовольно высказалась Одзаки, полностью поворачиваясь к визави лицом. — Или я не права? — глумливо полюбопытствовала она, струной натягиваясь, чтобы в любой момент увернуться в случае нападения. По телу разлилась болотистой жижей тоска, обездвиживая. Накахара безвольно смотрел на заколку-шпильку, держащую в пучке густой пламень волос, и отчаянно пытался увидеть в полимерном цветке ответ на вопрос: за что его так ненавидит единоутробная сестра? Он слишком хорошо знал это украшение, потому четыре года назад сам его сделал в подарок, вложив в него всю нежность и любовь к Коё. Уже тогда в её душе во всю цвели отравляющие цветы враждебности, и Тюя надеялся подобным подарком хоть немного их выкосить. Не удалось. Одзаки так и не смогла простить жизнь брату, который своим рождением разлучил её с любимым отцом. И всё же где-то в глубине души девушки теплились нежные чувства к парню, раз она не выкинула заколку, как все остальные презенты, которые преподносил Накахара. Ему так хотелось верить. — Коё, я не виноват в том, что мать полюбила другого, — подходя к визави, прошелестел стыдливо парень. — Как ты не можешь понять, что я не виноват в собственном рождении, что не виноват в том, что отец бросил тебя из-за её измены? — безысходно промолвил он. — Я требую от тебя не отчёта, а человеческого в конце концов отношения. Я здесь пока что живу и хотел бы знать, что происходит в этой квартире. И если ты хочешь таким образом получать деньги — хорошо, сдавай комнату, — смиренно обронил Накахара, не отрывая взгляда от белой пластиковой камелии. — Ну и где сейчас твоя великая любовь? — резко выплюнула Одзаки, оправляя на высокой тугой груди рюши коралловой блузы. — Уже два года как шляется с каким-то французишкой в Париже. Давно она тебе звонила? — вероломно осведомилась девушка, присаживаясь за стол на дерматиновый диванчик и закидывая ногу на ногу, обтянутые кремовыми брюками. — Тебе так нравится с пятнадцати лет после школы горбатиться официантом, чтобы сколько-нибудь заработать денег на жизнь? — вопросы так и сыпались безжалостным свинцовым дождём в душу парня. Он не знал, что возразить сестре. Если бы не алименты, выплачиваемые его отцом, если бы не материальная поддержка Одзаки-старшего, юноша бы вряд ли смог выжить один, пока его ветреная мать искала уже третью по счёту любовь всей жизни. Наверное, Коё так ненавидела его за то, что он защищал свою нерадивую родительницу и не позволял сестре обрушить на неё поток праведного гнева. — Я её не защищаю, как ты не поймешь… — удручённо констатировал Накахара, опасливо садясь напротив сестры. — Она просто болеет несчастьем, — голос совсем размылся, точно акварель. — А что ты делаешь, Тюя? — иронично поинтересовалась девушка. — Понимаю её? — пастельные слова затерялись в тихом свисте вскипевшего чайника. — Она всего лишь хочет найти свой идеал, — сорвавшись с места, юноша суетливо залил кипяток в заварочный чайник. — Идеал — жалкое оправдание инфантов, — категоричной фразой можно было перерезать горло. — Нет идеалов, есть то, что есть, неприятное, уродливое и тёмное, — железная интонация вдруг дрогнула и дала трещину, расползающуюся на стекле чувственности. Внутри Накахары начал точить червь беспокойства, он долго посмотрел на сестру, в её увлажнившиеся глаза. Взор был пустым, как всепоглощающая чёрная дыра. Две бездны бесцельно поглощали обстановку кухни. — Ане-сан, что-то случилось? — нерешительно спросил Накахара, будучи неуверенным, имел ли он вообще право спрашивать что-либо у этого человека. — Токутаро меня бросил, — Одзаки нервозно улыбнулась, будто уголки её губ насильно дёрнули за нитку. — Ему не нужна женщина, неспособная родить ребёнка, — голова с пышной причёской на тонкой белой шее запрокинулась назад, чтобы с ресниц не сорвались первые бриллиантовые капли. Тюе стало стыдно за услышанное, его глаза трусливо пытались скользнуть под швы лазурного кафеля. Паротит жестоко расписался в жизни девушки, сделав её бесплодной****. И за это Коё в полной мере могла винить мать, которой не было дела до неё десятилетней, которая совершенно не заботилась о собственной дочери и была поглощена устройством личной жизни. Он не знал, как можно было утешить девушку, и лишь тайком посматривал, как сестра изящными ладонями стирала с нежных округлых щёк слёзы и часто-часто смаргивала. — Значит, он тебя не достоин, — через паузу, казавшуюся вековой, вынес вердикт Тюя. — И ему нужна была твоя квартира. — Тебе понравились те конфеты? — полюбопытствовала сестра, презренно улыбаясь. Если она хотела кому-то сделать больно, то делала это незаметно и вежливо, как ароматная роза, вероломно впивающаяся в пальцы крючьями-шипами. Ведь наверняка знала, что брат их отдал кому-нибудь, а сам не притронулся ни к одной; знала, что любая высококалорийная пища вызывала у него настоящий ужас. И всё равно спрашивала, чтобы позлить, чтобы показать, что лезет он не в своё дело. — Очень вкусные, — стиснув зубы, ответил парень; правда забыл добавить, что по словам одноклассниц, которые разделили коробку между собой на перемене. — Ты здесь, потому что должен прийти арендатор? — уточнил Накахара, наливая заварку из чайника в кружки. — Да, — потеряв всякий интерес к глумлению над собеседником, тускло ответила Коё. — Парень, один, ищет себе жилье, сказал, что неконфликтный и в принципе будет приходить только ночевать, хлопот не доставит, должен приехать к одиннадцати, — с той же отрешённой интонацией сообщила она. — Посмотрим, что за человек, и уже решим, стоит ли сдавать. — Чуть позже я ещё раз протру пыль, — проговорил молодой человек, ставя перед сестрой кружку с чаем и рядом вторую для себя. — Будешь имбирное печенье? Сам вчера испёк. — Не откажусь, — девушка благодарно кивнула, придвигая с лёгким шуршанием кружку по клеенчатой скатерти. — Ты хоть сам его пробовал? — голос смягчился пастельными оттенками беспокойства. Поджав холодные сухие губы, Накахара замедленно покачал головой в отрицании и отвёл неловко взгляд. Одзаки тоже отвернулась в задумчивости. Чтобы заполнить вакуум напряжения, юноша намеренно с утрированным шумом подал корзиночку с аккуратным золотистым печеньем с тонким пряничным запахом. Они безмолвно пили чай, дожидаясь арендатора. * При голодании, особенно недостатке белка, от природы вьющиеся, кудрявые волосы выпрямляются. Что связано с нарушением строения основного белка волос — кератина. ** Значительная часть энергии, поступающая с пищей, выделяется в виде тепла. Количества выделяемого тепла зависит от вида пищи и поступающего его количества. При длительном недостатке энергии значительно уменьшается выделение тепла, вплоть до снижения температуры тела до 35,5 – 34,9 ⁰ С. *** Практически все больные нервной анорексией соблюдают строгие ритуалы касательно приемов пищи, включающие одно и то же время, место, способ приема пищи, сервировка в отдельной посуде и так далее. Все направлено исключительно на психологическое насыщение. Вопреки термину анорексия, в переводе с греческого означающего «отсутствие аппетита», в данном случае человек испытывает чувство голода. Лишь со временем, при тяжелом истощении истинно пропадает голод. **** Паротит (свинка) — вирусное заболевание, характеризующееся поражением слюнных (чаще околоушных) желёз. В тяжелых случаях может вызывать воспаление поджелудочной железы с последующим развитием инсулинзависимого сахарного диабета и половых желез (яичек у мальчиков и яичников у девочек), что ведет к бесплодию.