ID работы: 8794468

Чёрный кофе без сахара

Слэш
R
Завершён
1060
Размер:
434 страницы, 56 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1060 Нравится 493 Отзывы 358 В сборник Скачать

Часть 3

Настройки текста
Серость дождливого бытия проносилась за окном городского автобуса; на роговице безжизненных глаз отражались смазанные движением здания. Взор бездумно блуждал по внешнему миру, будучи глубоко обращенным внутрь к своим мыслям. Дадзай полагал, что пришедшая на смену врач отчитает его за инцидент с Мацудой. Но женщина не только спокойно выслушала отчёт за смену, но и похвалила студента за бдительность и профессионализм. Правда, очень лениво и от обратного: будь на утро труп — было бы крайне неприятно. После этой фразы в мозг Осаму клещом вцепилась мысль: неужели вся ценность человеческой жизни ограничивается лишь рамками уголовного кодекса и судопроизводства? Неужели ей и всему отделению была бы безразлична чужая смерть, не грози она разбирательством и прокуратурой? Тонкие губы изобразили подобие ломаной улыбки Моны Лизы. Молодой человек поймал себя на крамольной мысли, что обвинял старшую коллегу в собственных прегрешениях, которые засасывали его душу, как болото. Ведь это он, а не Ямада-сан, желал смерти своего пациента и представлял, как сладостно будет наблюдать чужую агонию. Психика Дадзая прибегала к грязному трюку: вытесняла собственные пороки и проецировала их на окружающих, подобно переводной наклейке. Иной раз студент откровенно боялся своих мыслей и возникающих в голове образов, настолько они были чудовищны в своей реалистичности. Больше всего он боялся, что порочные фантазии, порожденные детским любопытством, перейдут в фатальное действие, как запущенный механизм гильотины, беспощадно отрубающей с хрустом голову приговорённому. Почему бы не проткнуть рядом лежащей ручкой красивый глаз собеседника и не посмотреть, как вытекает студенистое стекловидное тело сырой мидией? Почему бы не выдернуть другому палец, чтобы увидеть, как тот корчится от боли? Самое ужасное в этих образах было то, что нет возможности ими поделиться с кем-либо, потому что это казалось ненормальным, потому что его могли объявить сумасшедшим. Всякое сопротивление садистическим картинам лишь усиливало их навязчивость, разрывая черепную коробку диссонансом. Дадзай даже не знал точно, что собой представляют подобные помыслы: особая вариация нормы, и у всех хоть раз в жизни возникало желание причинить вред близкому или это уже ненормальность оскаливала свои острые зубы в приветливой улыбке? Вообще в какой момент норма превращалась в патологию, спотыкаясь о девиацию*? Как в нужный момент отличить порчу души от её легкого заветривания рутиной и стрессом? Столпотворение размышлений разогнал женский голос с гудящими механическими нотками, объявивший нужную остановку. Осаму выскочил из автобуса в осеннюю сырость, раскрывая над собой мрачный грибок зонта. Улица и прохожие на ней — туманная картина импрессиониста, никаких деталей, лишь призрачный шлейф мимолётного впечатления. Преломляющая угловатость стеклянных офисов, серость многоэтажных жилых массивов и вечно торопящиеся прямоугольники людей, одетые в траур по погожим дням. Уже через минуты ходьбы студента поглотил лабиринт бетонных новостроек-близнецов с узенькими проходами. С беспечной намеренностью Дадзай пересекал проезжую часть, не глядя по сторонам, с тайной мыслью о том, что его собьет машина по счастливой случайности. Но к неясному раздражению молодого человека, ему не встретился ни один автомобиль за короткий путь.** Нужный двор — классический спичечный коробок с детской площадкой, закрытый со всех сторон от шума главных улиц. Тут же, через дорогу, сиротливо жалось комбини с полупрозрачным, как у выброшенной на берег медузы, телом. Юноша уже заочно готов был снимать комнату в этом районе — не в его случае пользоваться роскошью притязательности. К тому же Дадзай давно перестал обманываться ожиданиями, дабы глубже не провалиться в бездну разочарований. Достаточно будет угла, где можно поспать, приготовить незамысловатую пищу и помыться, а остальное не столь важно — ванитас***. Дверь квартиры по указанному в объявлении адресу открыла привлекательная девушка; как определил для себя Осаму, ровесница ему или чуть старше. О таких говорят кровь с молоком: красивая фигура, правильно подчёркнутая скромной и со вкусом подобранной одеждой, ухоженная эластичная кожа и сильные, сияющие закатом волосы, в косметике — притягательная умеренность. Только чрезмерно уставшие до стеклянной безжизненности глаза выдавали некую порчу целительного снадобья женской красоты. Молодой человек всегда про себя подмечал в чужой внешности болезненные начала. Невольно цеплялся за них, это можно было назвать своеобразной профессиональной привычкой. Чуть ли не специально разглядывал прохожих и новых знакомых на предмет патологии, точно хотел потешить самолюбие наблюдательностью. Во многих случаях находил проявления всевозможных болезней и часто расстраивался из-за того, что нельзя было проверить свои догадки насчёт того или иного заболевания. Как-то Дадзай видел женщину лет семидесяти, неспешно прогуливающуюся по улице, и почему-то за неё зацепился, хотя на первый взгляд она собой ничего особенного не представляла. Обычное серо-желтоватое лицо, небольшие тусклые глаза, короткие крашенные волосы. И что-то всё равно заставляло вглядываться в женщину, искать проявления неправильности. К своей радости, студент нашёл, что его смущало в облике незнакомки: практически незаметная асимметрия лица. В целом не бывает абсолютно симметричных лиц и тел от природы в силу разницы развития мускулатуры. Но здесь была совершенно иная асимметрия, неестественная. С правой стороны верхнее веко и уголок рта были чуть опущены, а носогубная складка сглажена; чем-то напоминало слегка оплавившуюся восковую фигуру. У неё наверняка был инсульт. Только удовлетворить своё любопытство юноша не смог: было бы странно подходить к незнакомой женщине с таким пугающим предположением. Зато пару раз Осаму всё же задавал столь нахальные вопросы своим знакомым, немного привыкшим к странностям с его стороны. Так студент вызвал неподдельное изумление у одного парня, когда поинтересовался, не ломал ли тот случайно в детстве нос, после того, как минут пять пристально всматривался в нос с едва заметной горбинкой. Затем фокус повторился с ещё более смелой догадкой: нет ли у одной девушки из компании порока сердца, а точнее стеноза митрального клапана. От вопроса несчастная побледнела, потому что никому не рассказывала о своей болезни. На все расспросы, откуда Осаму узнал, тот лишь застенчиво улыбался, глядя на щёки знакомой, на которых едва заметно проступал притягательный румянец. Только он имел причудливые очертания, точно легла лиловая тень от крыльев бабочки. **** Юноша отчаянно боролся с желанием прямо с порога не представившись спросить, какая душевная рана тревожила столь очаровательную девушку. При других бы обстоятельствах он бы так и поступил, но осознание, что ему необходима остро какая-никакая жилплощадь, удерживало его эксцентричного, практически мистического поступка, коротко и чётко отрекомендовался, слегка кланяясь: — Дадзай Осаму, я вам звонил по поводу аренды комнаты. — Приятно познакомиться, Одзаки Коё, — в свою очередь представилась хозяйка квартиры, приглашая жестом пройти в коридор. — Не правда ли на улице ужасный ливень? — сочувственно произнесла девушка, ловко вытягивая из рук гостя мокрый зонт, точно лисица, выхватившая в чистом потоке воды рыбу изящной лапой. — Вы не против небольшого собеседования за чашкой чая, прежде чем мы осмотрим квартиру? — несколько заискивающе справилась она, вешая зонт на свободный крючок. — Разумеется, не против, — Осаму согласно кивнул, снимая с себя плащ. — Можно понять ваше желание узнать о моей благонадёжности как потенциального арендатора. Так даже будет лучше для обеих сторон, — молодой человек вежливо улыбнулся, про себя отмечая, что Одзаки существо расчётливое и строгое, несмотря на кажущуюся мягкость и услужливость — его верхнюю одежду с той же грациозностью повесили на другой крючок в шкафу. — Здравствуйте, — кротко поздоровался появившийся в коридоре юноша. Порочная красота страдания, ложившегося пламенем синтетически-шелковистых кудрей на правильные черты лица, сияющие снежным бархатом кожи. Неестественно блестящий взгляд густой лазури, подчёркнутый тенями душевного упадка, и губы, иссушенные малокровием и вынуждено растянутые в приветственной улыбке. Представшее создание вызывало у Дадзая смешанной чувство: восхищение аристократически эфемерной красотой и одновременное отторжение при виде чрезмерной идеальности облика. До неприятного тянущего ощущения в животе студент улавливал нечто определённо неправильное в картонно-притягательной внешности явившегося, только не мог точно обозначить, что его так смущало. — Это мой брат, Накахара Тюя, старшеклассник, — с прохладой презрения пояснила Коё, прочитав на лице визитёра некоторое смятение. — У нас разные отцы, — пояснение на недоумённый взгляд резало слух низкими нотками раздражения. — На данный момент Тюя живёт здесь один, моя комната пустует, поэтому я решила её сдавать. На слова сестры подросток странно возвёл глаза к потолку и скрестил руки на груди. Осаму не мог отделаться от вязкой, как гудрон, мысли, что в облике школьника присутствует нечто нездоровое. То ли изнурение и разочарование в искусственном взоре, то ли худоба, стыдливо скрываемая мешковатой одеждой. Пытливый ум искал зацепку во внешнем виде и поведении, которая бы помогла найти ответ на вопрос: какая трагедия скрывалась за идеальной наружностью? — Уверяю, Накахара-сан, всегда стараюсь не доставлять хлопот окружающим, — молодой человек едва не скривился от манерности своего голоса. — Вы практически не заметите меня: большую часть времени я провожу на учёбе, и квартира для меня — место, где я могу поспать, в редких случаях поесть. — Где вы учитесь? — поинтересовалась Коё, не давая слова брату, который хотел было что-то сказать. — Пройдёмте на кухню, — она тонкой ухоженной рукой указала на нужную дверь. — Студент-медик, пятый курс, — неохотно отчитался Осаму — после такого заявления люди обычно начинали смотреть на его с благоговением, чего молодой человек страшно не любил. — Что-то не так? — уточнил он, заметив, как Тюя странно повёл плечами, будто услышал нечто отвратительное. — Тюя недолюбливает врачей по некоторым причинам, — провокационно усмехнулась Одзаки, скашивая на брата высокомерно-томный взгляд. — Ане-сан так шутит, — в свою очередь парировал школьник, смерив девушку озлобленным, как у голодного волка, взором. — Не всегда удачно, — мрачно дополнил он, подходя к плите. Дадзай сконфуженно улыбнулся, приподняв лишь острые уголки тусклых губ, и себе в уме сделал засечку, что неприязнь к медикам у учащегося могла быть именно из-за некоторых проблем со здоровьем. Дальнейшие мысленные поиски стигм знакомых заболеваний спотыкнулись о диссонанс: студент с трудом мог вообразить, что большая комната являлась, по словам хозяйки, «скромной кухней, которую брат испортил безвкусной любовью к голубым тонам». Самая большая кухня, которую молодой человек в своей жизни видел, была в два раза меньше, чем помещение, которое по незнанию можно было счесть за гостиную с входом на лоджию. — Дадзай-сан, вы что будете? — обеспокоенно вопросил Накахара. — Есть зелёный чай с жасмином, с земляникой, с мелиссой, несколько видов чёрного чая, каркаде, кофе, — движения школьника были наполнены нервозной суетливостью и вместе с тем были какие-то заторможенные, точно сделанные через силу. — Черный кофе без сахара, — Осаму с трудом выговорил приклеившиеся к нёбу слова, вырываясь из плена отупляющей созерцательности. Резкие суетливые движения Тюи на фоне серо-голубой обстановки напоминали маятник и вводили в подобие транса. Сознание скользило по изящной резьбе однотонных кухонных шкафчиков, Одзаки гостеприимно усадила студента за квадратный столик. Кухня была насквозь пропитана сладостью ванили и корицы, из-за чего создавалось ощущение, что кухня сотворена из пряничного теста, лазурное покрытие мебели — кондитерская глазурь, а белые участки интерьера припорошены сахарной пудрой. — Из-за чего возникла необходимость поиска нового жилья? — поинтересовалась Коё, смерив собеседника сканирующим взглядом. — Дело в том, что я родом из другого города и на время обучения проживал в пустующей квартире дальних родственников, — с лёгким вздохом тоски молодой человек начал излагать свою ситуацию. — Две недели назад меня попросили освободить квартиру, так как дочери хозяев она срочно потребовалась. Разумеется, я не мог их стеснять, — Осаму пожал плечами и развёл руками. — Сестрица, тебе это ничего не напоминает? — едко справился Тюя, насыпая молотый кофе в турку, которая медленно нагревалась на газовой конфорке; несмотря на враждебную интонацию, глаза юноши тускнели от усталости и тоски. — Очень мерзко, когда ставят перед фактом, — строго продолжил он, разворачиваясь к присутствующим лицом, скривился от неприязни и нервозно заправил жесткий локон за ухо. — Мне не на что жаловаться, — отстранённо заметил студент, наблюдая за тем, как тонкие цианотичные пальцы старшеклассника теребили широкую трикотажную манжету толстовки. — Мне четыре года позволяли жить в квартире практически безвозмездно: оплачивал только коммунальные услуги. Вы замёрзли? — полюбопытствовал Дадзай, наблюдая за тем, как кончики пальцев в поисках тепла забрались под резинку рукава. — Немного, — тихо отреагировал Накахара и с плохо скрываемым раздражением опустил руки, разворачиваясь вновь к плите; чайник сердито встал на газ. — Не обращайте внимания, он немного не выспался, — со слизистым налётом насмешки пояснила девушка. — При необходимости я могу связаться с вашими родственниками? — деловито осведомилась она, сцепляя пальцы в замок. — Конечно, — последовал уверенный кивок. — Думаю, они вам расскажут всё, что вас интересует, без утайки и подтвердят, что я всегда в срок оплачивал счета, содержал квартиру в чистоте, от соседей жалоб не поступало. — Вредные привычки? — хозяйка всё больше и больше входила во вкус. — Учёба, — без малейшего раздумья ответил молодой человек и довольно улыбнулся тому, что его ответ на секунду нарушил недоумением строгое выражение лица Одзаки. — К счастью, не имеются — слишком дорогое удовольствие для студента, — с заискивающей улыбкой заметил он. — Как насчёт домашних животных? — Коё невольно повторила слабую улыбку визави, но тут же вернула маску оценочного равнодушия. — Не питаю ярой любви к животным, собак вовсе недолюбливаю. К тому же за домашним питомцем необходим постоянный уход, что несовместимо с отсутствием времени, — сделал вывод студент, задумчиво цокая языком. — Предвосхищая следующий вопрос, скажу, что девушки нет, а немногочисленные друзья — достаточно занятые люди, так что в этом плане опять же не доставлю беспокойства. — Странно, что у такого молодого человека нет подруги, — с вкраплениями недоверия высказалось Коё. — На данный момент мне не интересны отношения, — бесцветно сообщил Осаму, боковым зрением наблюдая за тем, как школьник дёргано поправлял на большой тарелке домашнее печенье. — Точнее, — он поспешил исправиться, как только уловил скепсис в чуть приподнятых тонких бровях, — не считаю себя достаточно готовым к ним. Для начала необходимо занять достойное и устойчивое положение в обществе, чтобы рядом со мной девушка чувствовала себя комфортно и защищённо. А пользоваться кем-то ради собственного удовольствия — слишком подло. Как бы ни была умна женщина, ей всегда хочется верить в сказку о благородном принце. И Коё не стала приятным исключением. Разочарованная улыбка коротко дёрнула тонкие губы студента: он снова лицемерил, чтобы кому-то угодить. Да ещё так жалко, полуправдой, чтобы не сойти совсем за лжеца и не мучиться совестью. Порядочные убеждения все же не были первопричиной аскетичного образа жизни Дадзая: почти два года он не испытывал ни малейшего влечения к кому-либо и не задумывался об отношениях. Однако хозяйке квартиры не обязательно знать, тем более, сдержанно сжатые губы вдруг превратились в чарующий месяц улыбки, сияющий белизной ровного ряда крупных зубов. В очередной раз удивительным для себя образом сыскал чужую благосклонность. И что в нём, убогом, находили люди? Неужели никто не видел за всеми деланными улыбками смердящее двуличие и потонувший в отчаянии взгляд? Или же никто и не стремился присматриваться к чужой сущности? Действительно, зачем напрасно тратить время, стараясь найти что-то во мраке вакуума? Чего ожидать от других, если сам молодой человек давно видит в себе лишь призрачный каркас личности, разлагаемый с каждым днём сильнее тоской? — Почему человек должен оправдываться за отсутствие отношений? — в разговор сердито вклинился школьник, ставя на середину стола большую вазу с печеньем и дорогими шоколадными конфетами. — Почему кто-то вообще должен оправдываться за то, что другим кажется странным? — он хмурил тонкие брови и брезгливо морщил точенный, чуть вздёрнутый нос. — Почему люди не оправдываются за то, что суют нос не в своё дело? — несмотря на гневливую интонацию, Тюя выглядел сконфуженным и почему-то обиженным. — Потому что норма — показатель среднестатистический, и всё, что выходит за рамки, становится отклонением, — не без дегтярной горечи сожаления высказался Осаму и ободряюще улыбнулся. Учащийся вернул застенчивую улыбку юноше, но моментально смутился и стыдливо закусил нижнюю губу, точно забылся и сделал что-то непозволительное, поспешил вновь обернуться к плите, где закипал кофе и чайник. Впервые студенту захотелось кого-то разговорить, понаблюдать за поведением, но Коё тотчас потребовала внимание к своей персоне. Беседа перестала быть похожа на допрос и быстро перешла в спокойное русло бесполезной болтовни. От бремени нежелательного общения спасали взгляды украдкой на суетящегося парня, в котором можно было уловить чарующую печать четырёх времён года. Зима — светлая сухая кожа с голубоватым оттенком вен; весна — тонкий стан и изящные руки, похожие на молодые побеги; лето — высокое небо крупных глаз; осень — листопад пламенных кудрей. И всё же красоту уродовала едва уловимая призма печали и страха в очах Накахары. Особенно явственно скорбное уныние проступило в ультрамариновых глазах, когда Тюе пришлось из вежливости сесть за стол. Так не всходят на эшафот, как мучительно-неловко старшеклассник сжимал кружку с чёрным кофе и смотрел на сладости, настойчиво пододвигаемые сестрой. Чем ближе к Накахаре становилось угощение, тем безысходнее начинали бегать его глаза в поисках защиты. Пару раз сухая рука с паутиной вздувшихся вен робко тянулась к вазочке, но потом резко отстранялась. Под наблюдающим взором Осаму парень всё же воровато двумя пальцами вытянул конфету и положил рядом с кружкой на стол, накрыв небольшой ладонью. Чем дольше взгляд карих глаз задерживался на учащемся, тем он оживлённее начинал говорить, точно старался отвлечь от того, что он съел. И если для Дадзая приглашение Коё пройтись по квартире оказалось обременительным — давала знать о себе вдруг накатившая парализующая апатия, то Тюя, напротив, с охотой подскочил с места, почти незаметно возвращая конфету в вазочку. Осмотр предлагаемой комнаты мало занимал молодого человека — в голове засели размышления о поведении школьника. Первоначальная мысль о сахарном диабете быстро отпала: вряд ли бы Накахара, борясь с собой так яростно, отказался от сладости — подколол бы инсулин*****. Даже под страхом смерти человек остается рабом своих желаний, и ни одна болезнь не в силах удержать кого-либо от мимолётного удовольствия. Больной вернее изыщет способ обмануть свой организм препаратами, чем откажет себе в маленьком послаблении. Тут было что-то иное, что невозможно обхитрить. Желать большего было бы глупостью со стороны Дадзая — вряд ли ему кто-то предложит восемнадцать квадратных метров личного пространства с кроватью, шкафом и большим столом за столь смешную сумму. Любой другой запросил бы за точно такую же комнату в три раза дороже, что настораживало: должна была быть веская причина такой дешевизны. И студент был почти уверен, что подоплёкой служили натянутые отношения между сестрой и братом. Одзаки настолько снизила цену лишь бы скорее найти арендатора, чтобы позлить Тюю, который во время обсуждения недовольно сжимал губы и постоянно хмурился. Но к досаде девушки, учащийся быстро согласился с кандидатурой Осаму и чересчур своенравно оскалил зубы, когда Коё раздражённо дёрнула узкими плечами. Что с того юноше? Он в безвыходном положении и согласен практически на всё, лишь бы не быть должником Мори Огайя. Договор подписали быстро и по-деловому молчаливо. Зудящее сомнение не давало покоя студенту, он продолжал большей частью смотреть на Накахару, который всё время жался в стороне, стараясь не мешать, точно пойманный в клетку зверёк. Под конец Накахара выглядел совершенно измотанным, точно подписал акт о капитуляции на крайне невыгодных условиях. Правда, школьник сам вручил Осаму ключи от квартиры с теплой, хоть и вымученной улыбкой и проводил, тихо поблагодарив за что-то, молодому человеку ничего не осталось, как растерянно кивнуть и удалиться. В отделение возвращаться не хотелось: его непременно попросят последить за пациентами, чтобы один-единственный дежурный врач смогла спокойно заполнить истории болезни, не отвлекаясь. Несмотря на высокие технологии и повальную компьютеризацию, в больнице ещё использовались обременительные рукописные варианты. Для создания обширной внутрибольничной сети и базы данных требовались существенные вложения. Вот только к подобного рода медицинским организациям до сих пор относились негативно-предвзято, потому и финансировались они в самую последнюю очередь. Для пациентов Осаму был чем-то средним между сиделкой и бесплатным комиком, попутно за деланно беззаботными разговорами юноша подмечал некоторые изменения в состоянии больных, делал себе засечки в уме, а после докладывал старшим коллегам. Поразительно, но все больные его слушались и делились сокровенным, что боялись рассказывать лечащим врачам. То ли Осаму обладал гипнотическим обаянием, то ли жители дома скорби интуитивно его признавали за своего среди чужих личин в белых халатах. Лень заставляла Дадзая бессмысленно прогуливаться по территории психиатрической клиники, обнесённой бетонной стеной высотой в два метра. Участок большой, для плотно населённого города даже огромный. Тихое, красивое место, особенно весной, когда всё утопает в цвету сакуры, а воздух насыщается конфетным запахом нектара, проступившего на обожжённых солнцем лепестках. Наверняка юноша не знал, мог судить лишь по сладостным фантазиям, весну здесь он ещё не заставал. Сейчас же всё обглодано осенью и холодом, с разных сторон возвышаются готические свечки кипарисов, вдоль благоустроенных аллей маршировали тёмные фигуры деревянных солдат в своих отсыревших шинелях. В особо живописных местах стояли витиевато украшенные скамьи. Здесь всегда было тихо, жизнь текла размеренно, без лишней суеты. Большей частью пациенты предоставлены сами себе, своим путанным мыслям. Возможно, Осаму был бы не против пролежать в клинике пару месяцев в период весны или лета, совершенно ничего не делая и ни о чём не тревожась. Скорее всего, со скуки все же что-нибудь написал, простенький рассказ или, если бы вдруг появился аппетит, замахнулся на роман. Или же вспомнил, что такое краски и карандаш. В детстве у него весьма недурно выходили пейзажи и натюрморты. Учителя хвалили его за «взрослую» передачу, за умение тонко и правильно показать светотень, подбирать цвета. Подобное заточение стало бы плодотворным в творческом плане и в плане поиска себя, смысла жизни. Он бы наконец смог разобраться, кто же такой Дадзай Осаму и чего он хочет от жизни? Стужа пробирала до костей, больше не было смысла бродить по дорожке между корпусами. С печальным вздохом студент направился к парадному входу главного здания психиатрической больницы. Ступени были сколоты и так давно ждали ремонта, что нагоняли тоску: ни эта лестница, ни люди, которые здесь обитали, никогда не будут абсолютно целостными, здоровыми. С трудом Осаму добрался до третьего этажа, где находилось уже ставшее родным общее мужское отделение. И тут же с радостным, чуть ли не до визга, восклицанием его встретила врач, под руки повела молодого человека, чтобы тот скорее переоделся и приступил к работе с пациентами. Почему Дадзай ни капли не удивлён? Он смиренно принял свою участь клоуна в отделении, направившись в кабинет заведующего за халатом. * Девиация — отклонение. ** Описание так называемого пассивного суицида, когда человек не предпринимает активных действий, чтобы покончить с собой, но допускает, что что-то или кто-то может его убить. *** Ванитас (от лат. Vanitas) — суета, пустые переживания. **** Стеноз митрального клапана — порок сердца, при котором левый двустворчатый клапан сердца сужен, что затрудняет ток крови из левого предсердия в левый желудочек. В результате чего кровь в недостаточном количестве поступает в большой круг кровообращения. Больные имеют характерный вид: на щеках румянец с лиловым оттенком в виде бабочки, губы, края ушей бледный, с лёгкой синевой. ***** Сахарный диабет I типа, инсулинзависимый юношеский диабет. Полигенное заболевание встречающееся преимущественно у лиц до 30 лет, при котором инсулин вырабатывается в недостаточном количестве или вовсе не вырабатывается, из-за чего потребляемая глюкоза не усваивается клетками и накапливается в крови. Для лечения данного типа диабета используются инъекции инсулина. При отсутствии должной терапии возникают нарушения со стороны зрения, почек, нервной системы. Одно из грозных осложнений сахарного диабета — кетоацидотическая кома с летальным исходом. Больные вынуждены отказываться от быстроусвояемых углеводов и в целом подсчитывать количество поступающих углеводов, чтобы рассчитывать количество необходимого для иньекции инсулина. Иногда больные, несмотря на запреты, едят сладкое, но корректируют погрешность в диете дополнительным количеством инсулина.  
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.