Чёрный кофе без сахара

Нет более жестокого и ненасытного тирана, чем красота. За свои мизерные снисходительные подарки она берёт втридорога и ради злой забавы лжёт о близости вожделенного идеала. За каждую жалкую иллюзию привлекательности Тюя готов был отдать деньги, время и здоровье. Дорогая косметика по уходу стала необходимостью для иссушенной до состояния пергамента кожи. Тонкие пальцы, блестящие от миндального масла, заскользили по отёкшим* голеням, бёдрам, чтобы придать шелушащейся коже утраченную эластичность и бархатистость. Прикосновения жгли, точно наждачная бумага слизывала покров. Кровоточащие кружева на руках должен был затянуть подаренный Хигучи крем с розовым маслом и витаминами. Пересохшим губам — жирная гигиеническая помада с конфетным вкусом, самая нелюбимая, сколько лишних калорий, если, забывшись, облизнёшь губы. Но самое ужасное — платиться волосами. Каждый раз, садясь перед зеркалом с расчёской и плойкой, Накахара едва сдерживал рыдания. Его волосы неуклонно редели и тускнели, как трава на лугу в сентябре. Горячие щипцы жгли пряди, волосы осыпались поломанной медной проволокой, школьник упорно возвращал былые крупные локоны. Приходилось переделывать неестественно изломанные кудри, плойка больно жалила кожу при неловком обращении. Заметно отрасли каштановые корни — покраска хной должна была сколько-нибудь вернуть здоровье безжизненной копне. Напрасные старания сделать себя красивым в итоге привели подростка к отчаянному смирению: лучше, чем есть, не стать. Парень лишь сморгнул подступившие слёзы и натянул вынужденную улыбку, прежде чем скрыть карие радужки под ультрамариновыми линзами. Жестокий ритуал соблюдён. Возможно, завтра красота вознаградит его за старания и на весах появится цифра меньше, чем сегодня, а кожа с волосами станут более живыми. Только теперь можно себе позволить немного поесть. Когда Тюя вошел на кухню и увидел своего соседа, в его горле комком сырого риса застрял немой возглас испуга. В унылом, не по годам уродливо-старом** существе с блёклыми и впалыми, как у протухшей рыбы, глазами сложно было узнать соседа, который вчера так экзальтированно-задорно говорил и чарующе улыбался. Карие глаза, как помутневшие стеклянные шарики с ужасающим треском перекатились от экрана телефона к школьнику. Тот вздрогнул от ощущения, что презрение в бессильно полуприкрытых глазах выводило морозный узор по его коже. После студент слабо кивнул деревянным болванчиком в мрачном приветствии, словно не было сил произнести хоть слово. Накахара машинально повторил жест и в смятении принялся набирать в чайник воду, чтобы сделать себе чай. С тем же фантазийным скрежетом взор Осаму вернулся к мобильному из которого едва различимо доносилась явно иностранная речь. Украдкой, крутясь около плиты, школьник заглянул из любопытства в телефон сожителя, чтобы узнать, что же можно смотреть утром с таким безучастным лицом. Чужой выбор вызвал у Накахары недоумение, приправленное кислинкой брезгливости: мультсериал «Гриффины» в оригинальной озвучке без субтитров. Сплошная пошлость и плоские шутки. Парня дождевым червем гложила мысль, что молодой человек не понимал ни одной шутки из-за незнания языка. В опровержение умозаключению Тюи тонкие сухие губы дрогнули в ассиметричной ухмылке, выдавленной из непонятной вежливости, когда прозвучавшая шутка была площе листа газетной бумаги. Спустя пару секунд лицо Дадзая снова приобрело выражение непоколебимой апатии и старческой усталости от жизни. Все же он знал английский в достаточной степени, чтобы улавливать смысл. Тюя ещё раз поёжился от омерзения: все в сидящем рядом человеке было отвратительно тоскливо и жалко. Болезненно заострившиеся черты лица, не имеющие ничего общего с аристократической утонченностью, которая изначально обольстила его; карикатурно глубокие складки около крыльев носа и на невысоком широком лбе; сухая рука со вздувшимися венами-червями, подпиравшая бессильно опущенную голову с растрёпанными волосами. Тем не менее, отвратное зрелище внутреннего разложения было достаточно притягательно, чтобы продолжить пристально рассматривать. — Ты хорошо знаешь английский? — робко обронил Накахара, с тихим хлопком зажигая плиту. Большие рыбьи глаза вновь перекатились со стеклянным стуком, с небольшой задержкой в них появился слабый блеск осознанности, точно по угольным зрачкам мазнули тонкой кистью с белой краской. — Хватает, чтобы понимать, — бесцветно и сипло ответил Осаму, как будто он страдал от обезвоживания. — С разговорным проблема, — механически добавил он, возвращаясь к отупелому просмотру. Накахара растерянно теребил рукава толстовки, неуклюже переступая с ноги на ногу: как один и тот же человек может быть в своем проявлении диаметрально противоположным? Как можно совмещать в себе восторженную радость и угрюмую вежливость, неуемную пытливость ума и ледяную апатию, высокий интеллект и примитивные интересы? — Тебе нравится смотреть это? — недоумевающе справился Тюя, не решаясь подойти к собеседнику ближе, чем есть. — Не знаю, — все тем же безжизненным голосом ответил молодой человек. — Я устал думать, — меланхолично поведал он, тяжко вздыхая и прикрывая глаза. Недоумение толкало школьника продолжить свой расспрос. Все же не мог человек так резко, точно по мановению палочки измениться? — Разве тебе не пора в университет? — будто невзначай бросил Накахара очередной вопрос, быстро доставая из навесного шкафчика излюбленную пиалу. — Пора, — равнодушная констатация. — Не хочу. — Не отчислят? — беспокойно уточнил старшеклассник, насыпая в посуду ровно четыре столовые ложки без горки рисовых хлопьев. — Отчислят, — бездумно скопировал студент и с задержкой злорадно рассмеялся, пронзительно громко. — Меня в первую очередь. А болванов, которые даже не знают с какой стороны находится печень, — нет! — истерично-весело огласил Осаму. — Сам-то знаешь? — вдруг язвительно-грубовато вырвалось у Тюи; ему не нравилось то высокомерие, с которым визави говорил. — В правом подреберье тотчас под диафрагмой. В норме не выступает из-под нижнего края реберной дуги, — сухо отчитался молодой человек без промедления. Замешательство гипсом сковало тело парня: как нелепо он пытался уязвить будущего медика в незнании элементарной анатомии! — Ты всегда утром такой… — старшеклассник замялся, подбирая правильное определение. — Унылый и занудный? — с тем же пугающим равнодушием подсказал Дадзай. — Иногда мне кажется, что я с рождения такой, — без обиняков сказал он, прикрывая веки с трепещущими ресницами. Откровенный ответ соседа — град неловкости и стыда. Ведь парень до кипения крови ненавидел многочисленные бестактные вопросы о собственных худобе, питании, здоровье. Приходилось постоянно из ущербной вежливости скромно улыбаться, давясь желчью, на ходу придумывать какую-нибудь безобидную историю о правильном питании и умеренных физических нагрузках, чтобы на него ненароком не легла тень подозрения о нездоровом стремлении к худобе. Обычно окружающие не слушали, довольствуясь упоительной возможностью ткнуть пальцем в Накахару и своим обманчиво-льстивым вопросом объявить ненормальность юноши. Именно за эту отвратительно надменную черту школьник ненавидел любопытных знакомых. Сейчас же он сам с садистским наслаждением оглашал чужую аномалию. Мерзко и сладко до густого обжигающего румянца на впалых щеках, пылающего на фоне снежной кожи гроздьями зрелой рябины. В нечаянном унижении была отдушина: есть человек такой же неправильный, как и ты, возможно, даже более. — Почему? — Накахара не смел противиться собственному подлому любопытству с сладким привкусом тления. — Слишком много думаю, полагаю? — безучастность голоса причудливо оттеняла отравляющую самоиронию. — Ты не замечал, что люди, мало о чём задумывающиеся, редко печалятся? — жеманная улыбка легла на губы визави. Тюе не нравилась заносчивая интонация собеседника, он отвернулся к плите и погасил газ — из чайника вырывались клочья пара. Возмутительно чванливая фраза, но как она растекалась патокой во рту. — Будешь чай? — поинтересовался Накахара, заливая кипятком рисовые хлопья. — Черный кофе без сахара, если можно? — обольстительно мягко обронил студент, блокируя телефон и откладывая его в сторону. — Хорошо, — лёгкий кивок головы; рука потянулась к шкафчику, чтобы достать баночку с растворимым кофе. Несмотря на хмурое настроение Дадзая, школьник ощущал себя комфортно: молодой человек не будет с неким возмущением расспрашивать, как можно пить чай или кофе совершенно без сахара? Ведь сам был равнодушен к «белой смерти». Тюя смело насыпал сублимат и залил кипятком, следом себе налил воду, куда добавил заварки из чайничка. — Спасибо, — сосед с поразительной, чуть ли не женской грациозностью принял кружку и нежно улыбнулся. На секунду старшеклассника заклинило, подобно ржавым шестеренкам; в голове визави будто был тумблер, который в считанные секунды менял настроение по необходимости***. Наедине с собой можно быть погруженным в битум меланхолии, с кем-то — изволь быть учтивым и жизнерадостным. — Вкусный, — сделав глоток, довольно улыбнулся Осаму, хотя глаза так и остались безразлично-печальными. — Мне тоже нравится этот кофе, — с гордостью отозвался подросток; хоть кофе и был растворимым, тем не менее высокая цена оправдывала себя качеством. — Почему у тебя повязки? — неловко осведомился Тюя, присаживаясь на стул; взгляд так и лип к бинтам, как колючки чертополоха к одежде. Снова неприличная пытливость со стороны школьника. Было неприятно от самого себя, единственное шаткое оправдание — в вопросе Накахары, кроме пакостного желания уличить в дефектности, было по-детски чистое стремление узнать ближе заинтересовавшего его человека. К тому же сам Дадзай к чужой дотошности относился с тем же возмутительно непоколебимым равнодушием. — Посмотри, — в острой улыбке и прищуренных лукаво глазах было что-то глумливое, вызывающее, как и в непринужденном жесте протянутой руки. От внутреннего напряжения пальцы покалывало холодом. Тюя бережно и с благоговением распутывал бинты, точно раскрывал долгожданный подарок. Нежную кожу внутренней стороны предплечья ласточками разрезали чуть выступающие белесые шрамы. Моментально накатила жаркая волна смущения и недоумения; у школьника едва нашлись силы оторвать взгляд от рубцов и перевести его на причудливой формы, насыщенно-чайные глаза — болота тоски. Перехватило дыхание от мысли, что люди точно так же растерянно и тревожно-удивленно смотрят на самого парня, чей облик не укладывался в привычные рамки некогда мальчишки с пухленькими щеками? Неужели окружающие в свою очередь с подобным любопытством и долей отвращения рассматривали и его, как какую-то неведомую зверушку? От мыслей такого рода стало противно, в желудке комом заворочалась тошнота. Осаму же спокойно наблюдал за школьником, позволяя себя бессовестно разглядывать. Сложно было удержаться от того, чтобы не коснуться порезов, на что студент понимающе и криво улыбнулся, будто подавлял в себе презрение. — Зачем? — до чего нелепо спрашивать об этом. Для чего сам Тюя истязал себя диетой и упражнениями? — Одно время мне это помогало чувствовать себя живым, — пробормотал молодой человек. — Иногда баловался и загонял иголку под ногти, неглубоко, разумеется. Тебе не противно? — он вдруг опомнился и с брезгливостью к себе уточнил. — Нет, скорее необычно, — с заминками поделился мыслью юноша и отнял руки от чужого предплечья, обхватил подрагивающими пальцами остывающую кружку. — Сложно представить причины, по которым можно так с собой обращаться. — Неужто? — колко воскликнул Дадзай, сильнее склоняясь над столом и всматриваясь в лицо визави. — Тогда в чем у тебя проблема, Тюя? — взгляд тяжелый, сканирующий. — Я не краси… — старшеклассник замялся, нервно нащупывая складку на животе. — Вот и я не считаю себя примечательным, чтобы бережно с собой обращаться, — выдохнул студент; Накахара опустил голову. — Почему ты не хочешь идти на пары? — осведомился школьник, вертя в руках полупустую кружку. — Не интересно? — Да нет, интересно, — отхлебнув кофе, хмыкнул Осаму. — Сам не знаю, почему не хочу никуда идти. Не сейчас, чуть позже. Знаешь, от одной мысли, что нужно ехать на другой конец города в такую рань на пару, а после на противоположный конец ради абсолютно неинформативной лекции, становится чрезвычайно тоскливо, — заключил он, страдальчески вздохнув. — Почему ты решил поступать в медицинский? — Тюя всё никак не мог насытить свой интерес. — Хотел помогать людям? — предположение странным образом развеселило соседа, он скрипуче рассмеялся, лицо его исказили крупные складки, вновь делая старым. — Меня можно заподозрить в благородных порывах? — наигранное оскорбление вытянуло юношу струну. — Поступал исключительно из желания доказать, что смогу. Все, кто рьяно стремился спасать людей, были отчислены после первой же сессии. Медицина не для сердобольных, — мысль повисла в воздухе траурной вуалью. Тюя согласно кивнул, хотя не разделял точку зрения визави и подорвался к другому столу, где в пиале уже разбухли хлопья. Приправить осточертевшими корицей и ванилью, чтобы потешить разум выдуманной сладостью, нарезать соломкой в качестве украшения три дольки кислой кураги. В Осаму была неуловимая деталь, которая заставляла проникнуться расположением и верить каждому ему слову. Когда Накахара поставил посуду с кашей рядом с оставленной кружкой, Дадзай удивлённо посмотрел на чужой завтрак и молча продолжил что-то читать в телефоне, тихо пожелав приятного аппетита. Школьник конфузливо пробормотал благодарность и принялся неловко расковыривать рис. На самом деле его крайне нервировала необходимость принимать пищу при ком-то. Всегда в такие моменты либо поперхнешься, либо опрокинешь кружку, либо уронишь что-нибудь на стол. Ожидание оплошности угнетало и вынуждало суетиться. Осаму не обращал никакого внимания, лишь скучающе бегал глазами по экрану телефона в отупляющей печальной задумчивости. Непривычная обстановка во время завтрака вызывала у Тюи тревогу, ложка с хлопьями в подрагивающей руке норовила опрокинуться. Чтобы избавиться от напряжения старшеклассник отрывисто заговорил: — Ты будешь завтракать? — А надо? — не акцентируя внимания на словах собеседника, пробормотал студент, потом, осознав, что нечаянно вырвалось из его рта, виновато улыбнулся; растянутые губы были плотно сжаты. — Позже поем что-нибудь. Часто забываю про приемы пищи, удивительно, как до сих пор не заработал гастрит или калькулёзный холецистит? — он принялся рассуждать с терпкой усмешкой. Старшеклассник плотно сомкнул губы; зависть душила масляной нефтяной жижей. Он готов был отдать всё, ради избавления от рабства еды. Вместе с этим стремлением Накахары росли аппетит и страх набрать лишние килограммы. Не проходило ни минуты, когда бы голод не напоминал о том, насколько кусок жирного кекса вкусный или как приятно положить в рот сочный ломтик красной рыбы. Парню надоело ежедневно наперёд думать о питании, подсчитывать калорийность каждого продукта в блюде и сопротивляться соблазну съесть что-нибудь сладкое. — С детства практически не ощущаю голода, да и сколько себя помню, ел без особого удовольствия, лишь бы впихнуть в себя. Чтобы желудок не болел, — продолжил молодой человек, отпив кофе. — Кстати, насыщение тоже страдает, поэтому иногда съедаю больше, чем необходимо. — Разве не бывает желания съесть что-нибудь просто потому, что это вкусно? — Нет, в большинстве случаев для меня пища довольно пресная. Голод для меня — это боль в пустом желудке. В подростковом возрасте очень боялся, что у меня язва. И сильно оскорбился, когда школьный врач на мои опасения насмешливо посоветовал поесть, — речь студента была настолько взволнованной, что школьник не удержался и тихо прыснул. — Не смейся, серьезно же думал, что умираю! — возмутился он, переходя на фальцет. На этом Дадзай не успокаивался, сыпал веселыми историями, от чего Тюя громко смеялся. За долгое время школьнику было спокойно есть в присутствии кого-то. * Отёки не только «привилегия» тучных людей, у которых жировая ткань задерживает воду, но и худеющих, особенно резко. Причины отеков в случае тех, кто мучает себя жесткими диетами, следующие: во-первых, при расщеплении жира выделяется много свободной жидкости, которая из тканей так быстро не уходит; во-вторых, при длительном недоедании развивается так называемый марантический отек вследствие снижения уровня белков крови, которые удерживают воду в кровеносном русле, и повышении проницаемости сосудов, жидкость уходит в ткани. ** При депрессивном расстройстве снижается упругости кожи, как следствие образуются глубокие складки, которые старят, и появляется общая заторможенность. *** Депрессия дама многоликая: она может чудесно играть мигрень, остеохондроз, сердечные боли, всё что угодно. А ещё она очень любит улыбаться. В психиатрии есть такой термин «улыбающаяся депрессия». Она обычно бывает у людей с «хронической депрессией», и её отличительная особенность в том, что сам человек уже не придаёт значения своему состоянию, легко иронизирует над своей проблемой, шутит на тему суицида и вполне может на людях играть роль паяца.