Чёрный кофе без сахара

Холодное чувство невесомости пленяло. Тело, подобно канатоходцу, балансировало между порхающей лёгкостью и свинцовой усталостью. Тюя любил красивую одежду, придумывать разные образы и ненавидел видеть в зеркале примерочной уродливую фигуру со свисающими складками и не находить нужный размер. Некоторые вещи из детского отдела были ему велики. Зато возможность сжечь лишние калории ходьбой и подобрать пальто для Осаму вызывали у Накахары настоящую эйфорию. Весёлую, искрящуюся, как опьянение от шампанского, да и в собственной походке старшеклассник обнаруживал что-то неустойчивое, плавающее, точно шёл по вате, в которой ноги постоянно вязли. Резкая боль в желудке ехидно напомнила причину лёгкого головокружения. Однако Тюя с тоскливой улыбкой на алебастровых губах проигнорировал насмешку организма, перебирая тонкими узловатыми пальцами висящие пальто. Слишком грубая ткань, некрасивый покрой, неподходящий для соседа цвет. Сам Дадзай апатично вышагивал по магазину, бесцельно блуждая пустым взглядом по ассортименту верхней одежды. Вообще лицо студента становилось рыбьим и некрасивым, когда скука и тоска тянули уголки его рта вниз. Но стоило Осаму улыбнуться, даже через силу, как заострённые черты лица приобретали готическую красоту. Аскетичную, немного пугающую, величественную. Глядя на бежевый плащ сожителя, школьник в который раз убеждался, что для статной фигуры подойдёт модель с длинными расклешёнными полами, которая бы подчёркивала изящность Осаму и придавала сходство с башней средневекового европейского собора. Они одновременно потянулись к пальто, висевшему на манекене: длинное, двубортое, чуть расширяющееся книзу. Подросток отдёрнул руку, виновато улыбаясь, Осаму в ответ мягко и снисходительно растянул тонкие сухие губы. — Думаешь, пойдёт? — отрешённо хмыкнул студент, проведя пальцем по лацкану, после чего рука прагматично повернула бирку с ценой. — Сорок пять тысяч йен?! — Тюя поперхнулся воздухом, заметив комбинацию цифр. Семья Накахары относилась далеко не среднему классу, денег было более чем достаточно, мать без затруднений присылала огромные коробки брендовых вещей и дорогих безделушек. И если бы не рассеянность родительницы, помноженная на забывчивость, то подросток не нуждался бы в деньгах. Пока парень пытался осознать увиденное число, Дадзай попросил у очаровательной девушки-консультанта вещь на размер меньше, чем была представлена на манекене. Больше учащегося поразило не то, что Осаму на полном серьёзе собрался приобретать такое дорогое пальто, а то, как он обращался с продавщицей. Томно проворковал с подобострастной улыбкой, чуть склонившись корпусом вперёд и делая жест рукой, будто готов принять узкую ручку для поцелуя. Но стоило осчастливленной и зардевшейся девушке зацокать невысокими каблуками, молодой человек выпрямился и спрятал руки в карманы плаща, скучающе провожая изящную фигуру консультанта в белой блузке и чёрной юбке карандаше. — Зачем ты это сделал? — опешивши, с заминками справился Накахара. — Не знаю, — молодой человек неуверенно повёл одним плечом. — Может, воспитали быть вежливым? — с презрением выдохнул он, потупляя в задумчивости взор. — А может, просто хочу понравиться всем, — растерянно и очень тихо добавил Осаму. — Откуда в тебе столько энергии? — карие глаза внимательно рассматривали лицо Тюи, улавливая малейшие перемены в мимике. — Если остановлюсь, то больше вообще ничего не смогу делать, — отчаянно произнёс старшеклассник, нервозно оттягивая рукава свитера чуть синеватыми пальцами — его конечности вновь немели от внутреннего холода. — Возьмите, пожалуйста, — вернувшаяся девушка обозначила своё присутствие, подавая вещь. — Благодарю, — обольстительная улыбка дёрнула губы Дадзая; едва заметная асимметрия линии рта выдавала деланность жеста и утомление. Видимо, продавец совершенно не заметила скрытый посыл в полуприкрытых апатией глазах: «Исчезни». В отличии от Тюи, который видел в угольных зрачках тягостную меланхолию. Правда Осаму не стал противиться, когда консультант изъявила желание поухаживать за клиентом, помогая примерить верхнюю одежду. Молодой человек быстро справился с двумя рядами круглых серебряных пуговиц на ножке, поправил ворот, оценивающе осмотрел себя в зеркале, прокручиваясь. Пальто точно было сшито для Дадзая. Как и предполагал учащийся, студент выглядел утончённо. — Тюя, мне идёт? — блёкло поинтересовался Осаму, делая поворот на каблуках ботинок, провёл по эполету рукой, через плечо ещё раз бросил взгляд на своё отражение. Вопрос был вызван не беспомощным желанием заручиться поддержкой, а угнетающим безразличием: Дадзай бы согласился и на мешок риса, лишь бы грел зимой. — Очень, — довольно защебетала продавщица, опережая старшеклассника, от которого и ожидался ответ. — Хотите, я вам его куплю? — иронично высказался Дадзай, не меняя манерной интонации и чарующе улыбнулся. Обольстительная кривая губ обжигала льдом презрения, безжизненные глаза равнодушно смерили девушку, которая пугливо отступила на шаг назад. Подростка передёрнуло от подобной метаморфозы, ещё сильнее его напугало то, что буквально через секунду, когда студент перевёл на него взгляд, улыбка стала нежнее ягодного мусса, а радужки начали переливаться, подобно леденцу. — Или тебе не нравится? — Осаму буквально прощебетал соловьем обращение, приближаясь к учащемуся. — Тебе идёт, — растерянно выдавил из себя старшеклассник, немного хмурясь. — Значит, берём, — меланхолично заключил молодой человек, довольно быстро снимая с себя пальто. —Будьте добры, упакуйте, — уже более мягко по отношению к консультанту попросил он, протягивая вещь. — Но оно… — просипел поражённо Накахара. — Я просто ненавижу ходить по магазинам из-за своего роста, — с нескрываемым отвращением признался Дадзай. — Поэтому раз подошло, уже хорошо. Возражать подросток не решился, только скромно попросил всё же заглянуть ещё в пару магазинов одежды: вдруг что-то интересное попадётся? Несмотря на свою нелюбовь к шоппингу, студент согласился, вспомнив, что не мешало бы к зиме прикупить новую толстовку или свитер. Правда, Осаму не притронулся ни к одной вещи, лениво обошёл стойки и больше подсказывал Тюе, что стоило посмотреть. Школьник буквально влюбился в водолазку винного цвета. Она была мягче самого воздушного суфле, хорошо сидела и идеально подходила к молочному тону кожи. Вот только в шкафу уже лежали три тёмно-бордовых кофты подобного плана, одна из которых ни разу не была надета. К чему тратить три с лишним тысячи йен, которые не так уж и легко достались Накахаре, если приобретенная вещь будет пылиться? — Тебе очень идёт, — восхищённо выдохнул Осаму и тепло улыбнулся, когда учащийся вышел из примерочной. — Ты ведь сказал это из вежливости? — с тоской заметил Тюя, быстро скрываясь за шторкой кабины. — Если я сам что-то говорю, то обычно искренне, — в голосе собеседника зазвучали низкие нотки огорчения. — Извини, — расстроенно пробормотал старшеклассник, стягивая с себя водолазку. — Тебе не за что извиняться, Тюя, — с деланной весёлостью заговорил оживлённо студент. — Вполне ожидаемая реакция, после того, как ты видел мою отвратительную манеру общения, — фраза была произнесены слишком уж радостно, точно собеседник кичился своим безобразным характером. — Зачем ты так поступаешь? — подросток отдёрнул шторку и поправил на себе чёрную кофту. — Стараюсь быть вежливым, — меланхолично начал Дадзай, виновато поджимая губы. — При этом очень раздражительный. Особенно выводит, когда посторонние вмешиваются или что-то делают в неподходящий момент. Чтобы хоть как-то сдерживать агрессию, использую сарказм, хамлю, — с однобокой улыбкой, пропитанной уксусной горечью, заключил он, следуя за спутником, который направился в сторону выхода. Губы Накахары на секунду дрогнули в понимающей улыбке: со своей злостью он поступал аналогично. Точнее просто давил в себе и выплёскивал негативные эмоции во время тренировок, если в этом оставалась необходимость. Парень с сожалением нерешительно вернул вещь на место — она ему ни к чему. — Разве ты не купишь её? — удивился Осаму, резко притормаживая. — Нет, — Тюя зажато улыбнулся, провожая грустным взглядом водолазку. Студент на это безразлично хмыкнул и пошёл дальше. Уже на выходе Дадзай с крайне озабоченным видом засуетился и попросил его подождать, пока он не купит кое-что очень нужное. Накахаре строго-настрого наказал оставаться на месте. Через пять минут юноша уже расплачивался за покупку на кассе. — Держи, — Осаму с улыбкой протянул недоумевающему старшекласснику пакет. — Но… — учащийся растерянно приоткрыл рот, часто хлопая длинными ресницами. Накахара был вынужден взять преподношение, которое визави с вежливой настоятельностью пихал ему в руки. — Считай, это подарком, — ласково сообщил молодой человек, когда Тюя медленно достал водолазку, которую совсем недавно мерил. — Я не могу ее взять, — сурово отрезал подросток, возвращая вещь. — Ну, тогда я выброшу её в ближайшем парке, — спокойно заявил Осаму, направляясь к выходу. — Спасибо, — смущённо пробормотал старшеклассник, прижимая любовно к себе кофту. — Почему ты это сделал? — справился он, догоняя спутника. — Тебе же понравилась эта водолазка? — с неким озорством справился студент, оборачиваясь через плечо — он на пару шагов опережал собеседника. — Да, но это не повод покупать её, — слабо запротестовал Тюя. — Ещё какой, — дразняще указал юноша, начиная идти спиной вперёд. — Почему? — Потому что желать что-то — это настоящий дар, — задумчиво-горько изрёк юноша. — Когда человек ничего не желает, ему ничто не нравится очень сильно, он никого и ничего не любит, ему незачем жить, — отстранённо заключил Осаму, убирая руки в карманы. — И тебе тоже? — печально произнёс подросток. — Если бы это было так, мы бы с тобой сейчас не разговаривали, — лукаво улыбаясь, заметил студент. — Пока у меня есть люди и вещи, к которым привязан, пускай эта связь бывает обременительной, я ничего серьёзного с собой не сделаю. Есть пара хороших друзей, работа в клинике, прекрасные книги и кофе ради которых, я живу. — Разве любить вещи не глупо? Так сильно к ним привязываться? — Нисколько, — уверенно возразил Дадзай. — Любимая вещь: рубашка, украшение, цветок, техника — источник радости. И чем больше таких предметов, тем больше поводов для радости у человека. Да, они маленькие, но именно такое искреннее умение радоваться каждой приобретённой вещи помогает жить и переносить что-то плохое. — Хочешь сказать, что когда человек вместо похорон идёт в магазин, кафе или ещё куда-то, то это вполне нормально? — немного подумав, выдал Тюя. — Вполне, — студент уверенно кивнул после непродолжительного раздумья. — Со стороны такой человек выглядит, как бесчувственная мразь, может, так и есть. Но зачастую за подобными действиями кроется невыносимая боль, с которой психика не может справиться иначе, — Осаму плотно сжал губы, запрокинув голову, и часто заморгал. — В пятнадцать я сбежал с похорон дедушки по линии отца и весь день просидел в кафе, затем купил подвеску уроборос. Естественно, для родственников я был моральным уродом. Никого не интересовало, что на похоронах я мог просто впасть в настоящую истерику. Для меня это был самый дорогой человек. — Разве ты не хотел с ним проститься? И почему именно уроборос? — Я не хотел с ним прощаться. Дедушка любил оккультизм, рассказывал о всяких талисманах, обрядах и тому подобное. Уроборос — прежде всего символ вечности. Я хотел, чтобы он был всегда со мной. В первое время я часто сжимал кулон, вспоминая о нём. Постепенно я принял его смерть, принял, что больше никогда не будет общения с ним. Теперь я ношу талисман по привычке, — молодой человек нащупал из-под водолазки подвеску и продемонстрировал серебряную змею, пожирающую себя с хвоста. — Очень красивая, — выдохнул старшеклассник, привставая на носочки от любопытства; пустой желудок и кишечник заурчали. — Извини, — обескураженно пробурчал подросток, нажимая ладонью на живот. — Уже почти два, — понимающе выдыхает Дадзай, быстро посмотрев время на телефоне. — Ты пропустил обед из-за меня. Можем пойти домой или где-нибудь поесть. — Ничего, я могу и не есть, — Накахара растерянно тянет чуть синеватые губы в натуженной улыбке. — Как ни странно, я тоже проголодался, поэтому можем пообедать где-нибудь, — студент одобрительно усмехается. — Просто где тебе будет комфортнее. — До дома ехать долго довольно, — неуверенно жуёт губу подросток. — Хорошо, тут есть поблизости вроде уютное кафе. *** Вилка с беспокойством рылась в заказанном салате без соли и заправки в каком-либо виде, подрагивая в эфемерно-тонких пальцах. Глаза, блестящие от голода сапфирами, истерично подсчитывали калорийность блюда. Порция весом двести грамм: креветки — около восьмидесяти грамм, лук — не более тридцати грамм, помидор — пятьдесят, салат листовой — сорок. Итого около ста тридцати килокалорий. Сашими из тунца тоже сто тридцать. Он укладывался в свою калорийность. Заметив на себе пристальный взгляд, Тюя смутился и неловко подцепил кусочек помидора. Наверное, со стороны это выглядело странно, глупо и даже некрасиво. Еда соскользнула с зубцов и упала в тарелку. Накахара чувствовал себя неловко из-за того, что отныне приходилось с кем-то есть: он слишком привык к одиноким приёмам пищи. Вообще ему казалось неэстетичным что-либо есть, но приходилось мириться с подобного рода потребностью. — А я не могу заставить себя есть много овощей, хотя знаю, что они полезны, — непринуждённо заговорил Осаму, отправляя в рот ложку с рисом. Только сейчас парень заметил, что на краю тарелки Дадзай лежали кусочки картофеля, моркови и лука. Внутренне Накахара ощущал бескрайнюю благодарность спутнику за его тактичность и отсутствие раздражающих вопросов про питание. Или ему было безразлично, что школьник делал в своей тарелке? Почему кому-то должно быть дело до его еды? И вполне нормально обходиться без чужого носа в своей пище и нелепых вопросов о том, как можно наесться таким мизерным количеством? — Я ем овощи, потому что они полезные и… — Тюя замялся и неловко отправил в рот несчастный помидор. — Просто они полезные, — сам себе буркнул учащийся. Легко было догадаться, что второе преимущество овощей — способность создавать иллюзию наполненности в желудке при минимальной калорийности. Осаму не подал вида, лишь добродушно усмехнулся сконфуженному виду визави. Парень и так пошёл на уступки, пренебрегая запланированным обедом и соглашаясь поесть в кафе. Рис для Осаму был безвкусным, лишь острота красного перца давала о себе знать лёгким пощипыванием кончика языка и губ. Накахара вновь недоверчиво осмотрел салат, стараясь найти следы жирной заправки. Он не мог быть полностью уверен, что в его тело не поступят лишние, неучтённые калории, ведь готовил другой человек, точная рецептура ему не известна. Резцы смяли пухлую нижнюю губу, глаза беспокойно забегали по поверхности стола. Почему школьник не мог так же беззаботно поглощать пищу и болтать, как другие посетители? Почему ему непременно нужно знать точный состав и калорийность блюда? Почему он не может не думать об этом просто сказать, что что-то вкусно? Все вокруг жевали и пили, не всегда опрятно, порой отвратительно чавкая и хлюпая, кроша и капая на стол. Неужели со стороны любое поглощение еды выглядело столь тошнотворно? Моментально заведение стало невыносимо грязным, вязким, как расплавленный битум. В панике Накахара с пронзительным скрипом отодвинул тарелку, шумно выдыхая. — Все же стоило пойти домой, — с сожалением отметил Дадзай. — Извини, — стушевано обронил старшеклассник. — Тебе не кажутся странными мои загоны? — Тебе же не показалось странным, что я практически не ем овощи и когда-то резался, — молодой человек немного вынужденно улыбнулся, повторяя свои прежние слова. — Тюя, почему ты так беспокоишься, что о тебе подумает кто-то другой? — Не знаю, — подросток скованно пожал плечами; ему было слишком важно чужое мнение о его внешности, характере, умениях.