Чёрный кофе без сахара

Для Осаму, как и для Накахары, открывшего первым дверь, было неожиданностью увидеть на пороге Одзаки Коё. И если студент довольно спокойно отнёсся к этому факту, то школьник сразу же принял оборонительную позу, подобно волку, чья шерсть на холке встала дыбом при виде чужака. — Что-то случилось, Ане-сан? — в вежливой, чуть ли не подобострастной интонации проскальзывали рычащие нотки агрессии; подросток не пускал гостью за порог, преградив собой проход. — Хотела вас проведать, — льстиво улыбнулась девушка, лукаво сощурившись. — Могла бы не утруждать себя поездкой из одного конца города в другой, — с холодностью льдов Арктики заметил Тюя, — и просто позвонила бы. — Мы же сестра и брат, — примирительно проворковала Коё, наступая на старшеклассника с неотвратимостью танка. Дадзай увидел, как за миг в глазах учащегося сгустились краски грозового неба. Пришедшая гордо подняла острый подбородок, ожидая дальнейших действий от брата и глядя на него, как на плебея. Тот, промедлив, стиснул зубы и пропустил гостью, отступив в сторону с тихим фырчаньем. — Я тут в кондитерскую зашла… — по-детски непосредственно поделилась Одзаки со странным воодушевлением, демонстрируя коробку с большим пирожным, похожим на маленький торт. Вся броня злобы школьника осыпалась разбитой вазой, он отчаянно улыбнулся и взял коробку с чрезвычайным отвращением, будто принимал склизкую гадюку, а не угощение. — Какое замечательно пирожное, Одзаки-сан, — восторженно воскликнул Осаму, перехватывая сладость из рук соседа. — Вы не против, если я съем его? Я просто страшный сладкоежка, а Тюя равнодушен к сладостям и обычно отдает их мне, — конфузливо пояснил он, не совсем понимая, что именно побудило его так поступить: то ли сочувствие, вызванное симпатией, то ли возмущение осознанным желанием Коё задеть брата, зная о его расстройстве. Оба участника скрытого конфликта опешили от действий студента, жадно прижимающего к груди коробку с выпечкой, и замерли подобно мраморным изваяниям. Первым с себя скинул оцепенение старшеклассник, зажато улыбнувшись и с невероятной благодарностью посмотрев на соседа. — Да, как видишь, Ане-сан, у нас сложились вполне хорошие отношения, — Тюя быстро схватился за спасительную соломинку, выкарабкиваясь из трясины унижения со стороны родственницы. — Осаму покупает продукты, платит за квартиру, я же готовлю и отдаю ему сладости. Ты же не против? — в деланной доброжелательности была настойчивость угрозы. — Нет, конечно, — растерянно с заминкой обронила девушка. — Как видишь, всё замечательно: друг другу помогаем, совместными усилиями поддерживаем чистоту, не шумим, вечеринок не устраиваем, — в уверенности и беспечности речи Накахары транслировалась насмешка. — Позвольте, — Дадзай услужливо подхватил сумочку гостьи и помог снять пальто нежно-розового цвета, прежде положив пирожное на полку шкафа. — Значит, вы поладили, — сквозь зубы проговорила Одзаки с усилием выдавливая улыбку, точно слова брата были стрихнином. — Я даже тебе благодарен, что ты без предупреждения решила сдать комнату, — на лице парня появился желчный оскал. — Иногда в такой большой квартире одному очень одиноко, сейчас же есть с кем поговорить. — Я рада за тебя, — презрительно процедила Коё; лицо подростка исказила гримаса злорадства. Для себя Осаму решил проигнорировать разворачивающуюся холодную войну и ненавязчиво выведать причину визита хозяйки, так как неожиданность её появления вселяла некоторые опасения. Ведь не могла она действительно явиться исключительно ради того, чтобы поиздеваться над Накахарой? — Одзаки-сан, надеюсь, у вас нет претензий по поводу своевременности оплаты и моего проживания? — вставил своё слово юноша, аккуратно вешая чужую верхнюю одежду и следуя за остальными на кухню. — Да, меня вполне всё устраивает, — призрачно и отрывисто ответила девушка; её незаинтересованность квартирантом чётко обрисовала углём цель визита — провокация Тюи, которая так быстро провалилась. В свою очередь школьник, ободрённый чужой протекцией, старался задеть в ответ. Так он, поставив чайник на плиту, сначала поинтересовался у Дадзая, что он будет пить, и только потом у Коё, скучающе хмыкнув. Молодому человеку не хотелось впутываться в конфликт, он уже было вежливо откланялся, забрав с собой свою кружку с кофе и десерт, который ему придется каким-то образом съесть, как учащийся с ловкостью и коварством Сальери обставил дело так, что Осаму вовсе невежливо покидать их общество. Пришлось с приторной, сводящей челюсть улыбкой остаться; студент украдкой кинул на сожителя недовольный взгляд. В ответ парень мимолётной переменой в выражении лица показал, что боится свою сестру в моральном плане. Стоит им остаться наедине, и гостья тут же проглотит его, как голодная гадюка белую мышь. Молодой человек был вынужден изображать необычайный интерес к пирожному, которое для него на вкус ничем не отличалось от поролона, промазанного густым слоем обувной ваксы; пустой желудок благодарно урчал даже такой пище. — Что-то случилось, Ане-сан, — отстранённо осведомился школьник, отпивая зелёный чай с кусочками земляники. — Ты решила поделиться радостной новостью, что наконец встретила достойного мужчину, в отличие от твоего Токутаро? — язвительно-скучающе предположил он, рассматривая собственную кисть с узловатыми от излишней худобы пальцами. От вопроса учащегося девушка поперхнулась; её лицо оттенком напоминала бледную поганку, а от ярости щёки приобрели чахоточный румянец. Накахара вероломно осклабился, утрачивая образ робкой, несчастной бабочки, наколотой на булавку коллекционера. Враждебный оскал обнажил натуру рыси; студент уже жалел, что помог с треклятой выпечкой, от которой стало тошнить. За несколько секунд Коё совладала со своими эмоциями, безразличие превратило глаза в узкие штрихи презрения. — Я вообще по другому вопросу пришла, но мне очень приятно, что ты беспокоишься о моей личной жизни, — Дадзай отдал должное Одзаки: её нападки были куда элегантнее и острее попыток Тюи уколоть оппонента. Слова — яд на лезвии катаны. — Мать на следующей неделе прилетает в Японию, — обыденно сказала девушка. — Она разве тебе не звонила? — деланно удивилась она, когда дождалась реакции подростка: пальцы нервно сжали кружку, резцы проскользили по мякоти нижней губы, что выдавало подавленное желание кричать. — Наверное, она хотела сделать сюрприз, а ты его испортила, — равнодушно выдал Накахара, закатывая блестящие глаза, чтобы с ресниц не сорвались слёзы; несмотря на ровность тона, голос пару раз предательски дрогнул. — Она напрочь могла забыть о том, что стоит предупредить о своём прибытии, — хмыкнула гостья, отпивая чёрный чай. — Я не удивлюсь, что она не помнит, сколько у неё детей, — пренебрежительно продолжила она, поджимая губы. — Надеюсь, ты будешь помнить, скольких родила детей, — меланхолично парировал старшеклассник. — Это подло, Тюя, — сквозь стиснутые зубы надрывно произнесла Одзаки, дрожа всем телом. — Плачу той же монетой, что и ты, — подросток своенравно тряхнул рыжей шевелюрой, глядя в упор на оппонентку. — Ты же никогда не был таким… — за отвращением скрывались, страх, обида и беспомощность. — Неудобным? — дерзко закончил школьник, приподнимаясь на месте. — Не я это начал, Коё. Если тебе больше нечего сказать дельного, будь добра, убирайся. Я не пущу тебя на порог этой квартиры. Если что-то нужно — все вопросы по телефону. Мне плевать, что тебе принадлежит тридцать процентов площади здесь. У тебя есть квартира не хуже этой. После окончания вуза я выкуплю у тебя эту долю. — Думаешь, тебе мать поможет? — язвительно выплюнула девушка, резко вставая из-за стола и скрещивая руки на груди. — Нет, я в сказки не верю, — горько усмехнулся старшеклассник. — Я сдохну, но заработаю двадцать миллионов йен, чтобы выкупить твою долю. — Самоуверенно, — глумливо хмыкнула Одзаки. — Зато у меня нет в двадцать три года наивного представления, что если я сживу единоутробного брата, то ушедший из-за измены матери отец вернется, — не задумываясь, отрикошетил Тюя. — Я не желаю тебе зла, Коё. И если ты меня ненавидишь, не можешь принять моё существование, то просто оставь меня и забудь, не напоминай себе свою травму. Как уже сказал, я выкуплю свою долю. Не устраивает такой вариант, дождись моего совершеннолетия, и мы обменяем квартиру на две меньшей площадью. Ты сможешь ту квартиру так же сдавать и получать деньги. — Значит, ты скорее от меня отвернёшься, чем от матери, — голос Одзаки надламывался от боли. — Когда я всё детство с тобой гуляла, когда я в двенадцать осталась одна с тобой шестилетним, больным пневмонией, пока она чёрт знает где шлялась. Я тебя в школу собирала, я тебе помогала с уроками, а ты к ней прицепился, — от подкатывающих слёз речь временами обрывалась, переходя на фальцет. — За что я заслужила это? — подавленно и сипло вопросила девушка, выбегая в коридор. Накахара будто взглянул Василиску в глаза, от напряжения, вызванного откровением сестры, его тело стало камнем. Гиацинтовые глаза скользили по перламутровой плёнке остывающего чая. Чувство собственной неуместности перетирало внутренности Дадзая в пюре. Он хотел уйти, но не в силах был подняться, должен был есть безвкусный десерт, но понимал всю циничность подобного действия. С этической точки зрения он, как невольный свидетель драматической сцены, обязан был дать эмоциональный отклик, поддержать подростка, но вместо этого продолжил сидеть с постным лицом, занеся вилку над пирожным. — Ты думаешь, что я плохой? — с истеричной улыбкой на устах проговорил Накахара. — На данный момент я ни о чём не думаю, — предельно честно ответил студент. — А если бы думал, то что бы сказал об этой ситуации? — безысходно обронил школьник. — Каждый по-своему прав, — огласил молодой человек, втыкая вилку в десерт на манер дротика. — Спасибо, что взял его, — виновато обронил старшеклассник, косясь на выпечку. — Почему, кстати? — Не знаю, может, ты мне нравишься, — Осаму однобоко ухмыльнулся, размазывая пирожное по тарелке. — Странные у тебя порой шутки, — не без доли раздражения выдал Тюя, пригубляя чай. — И всегда она так над тобой? — апатично поинтересовался молодой человек, продолжая бесцельно растирать лакомство. — Каждый раз, как приходит. Шоколад, конфеты, пирожные. Сколько себя помню, Коё не упускала возможности надо мной поиздеваться или зло пошутить, когда как я пытался с ней подружиться. Но она меня все равно ненавидела за то, что её отец ушёл, узнав об измене нашей матери. Она считает меня причиной всех бед. И я совершенно не помню, чтобы Ане-сан мне в чём-то помогала. — Это ты делал кандзаси, которое она носит постоянно в волосах? — Да, — поражённо выдохнул парень. — Откуда ты знаешь, что я его сделал? — Такая же брошка-камелия у одной из твоих кукол, — спокойное пояснение. — Она ненавидит не тебя, она ненавидит мать. На тебя она глубоко обижена, потому что не оправдались её ожидания насчёт тебя. Она, будучи сама ещё ребёнком, вынуждена была взять заботу о тебе, практически непосильный труд. И в глубине души она надеялась, что ты будешь благодарен за её жертву. В её случае благодарность — негативное отношение к матери, которая скинула на неё воспитание ребёнка. Ты же как нормальный ребёнок желал и желаешь внимание матери, для тебя одна мысль о злости на родителя невыносима, ты даже готов оправдывать мать. Именно это обесценивание жертвы Коё, идеализация матери, её убивают. — Как ты это понял? — Из ваших слов, — Дадзай залпом допил кофе. — Не переживай, ты с ней помиришься. Её отношение сразу изменится, как только выполнишь её желание: «Отринь отца да имя измени». — В данном случае от матери, да? — подавленно проговорил парень. — Ради Коё? — Ради себя, — едва слышно поправил Дадзай. — Что ты имеешь в виду? — в смятении пробормотал Накахара. — Тюя, ты не настолько глуп, чтобы не понимать, о чём я, — меланхолично хмыкнул молодой человек, взял тарелку с размятым пирожным и кружку и направился к раковине. — Особенно после того, как ты восстал против своей сестры, — кусок бисквита был беспристрастно отправлен в мусорное ведро. — Если раньше ты не позволял себе злиться ни на сестру, ни на мать, то сейчас ты разрешил себе сделать это, перестал их идеализировать. Заверши этот процесс, — выдохнул Дадзай, начиная мыть посуду. — Но ведь они ничего плохого не делали, — слабо возразил подросток, судорожно сжимая кружку. — Тюя, пойми, злиться на своих родителей, других родственников, да и на кого угодно, нормально, — с толикой раздражения сказал юноша, выключая воду и разворачиваясь полностью лицом к визави. — Кровное родство, близкие отношения нас не обязывают любить человека априори и всегда, относиться всегда к нему хорошо и думать о нём исключительно в хорошем ключе, — костлявые руки обхватили борт мойки за спиной. — Наши негативные эмоции не делают нас плохими, они делают нас нами, показывают нашу индивидуальность. И когда мы испытываем негатив, то это просто означает наше несогласие с происходящим, с поведением других, что тебе некомфортно в таких условиях. Ты как личность обязан быть несогласным с родителями, с другими, иначе ты потеряешь себя, ты станешь чужой тенью, тебя разрушат и поглотят. Ты себя разрушаешь, чтобы угождать другим, соответствовать чужим ожиданиям. — Говорить легко, — растерянно усмехнулся школьник. — Если с Коё я могу разорвать отношения, то с матерью — нет, — жалобно проскулил он и отпил чай, чтобы проглотить терновый комок в горле. — Хочешь, скажу один факт, который моментально позволит закончить сепарацию? — тонкие губы студента превратились в садистскую кривую. — Нет, — учащийся утробно прорычал, резко поднимая на соседа отчаянный взгляд. — На меня ты позволяешь себе злиться, потому что я для тебя посторонний человек или потому что у меня не нужно заслуживать внимания, одобрения, так как я просто их даю тебе? — ехидно произнёс Осаму, возвращаясь к мытью оставленной в раковине посуды. Накахара смутился поставленного вопроса, покраснел, будто щёки вымазали гранатовым соком, и поднял голубые глаза вправо. — Потому что ты не настолько близкий для меня человек, — торопливо и скомкано, подобно зажёванной кассете, отреагировал старшеклассник и потупил стыдливо взгляд, оттягивая рукав толстовки. — Ты же прекрасно осознаешь, что не это играет решающую роль в выражении твоих эмоций к тому или иному человеку? — тихо сказал молодой человек, ставя тарелочку на сушилку в шкафу. — Со мной ты не боишься быть плохим, не боишься из-за своего поведения потерять внимание, потому что его довольно легко заслужить. А вот для матери и сестры ты стараешься быть самым хорошим, потому что боишься потерять их внимание, которое пришлось по крупицам зарабатывать. — Заткнись, — хватаясь за голову, вскрикнул подросток; Дадзай удивлённо приподнял брови. — Извини, — испуганно пролепетал он, прикрывая ладонью рот. — Почему ты боишься злиться? — Осаму приблизился, щурясь от любопытства. — Потому что в четырнадцать лет из-за злости я чуть не убил двоих человек и из-за меня Акутагаве-сан дали условный срок, — отрешённо проговорил Тюя, дёргая хаотично свои волосы. — Полагаю, на то была веская причина, — размеренно заметил молодой человек, вновь садясь за стол напротив собеседника. Школьник сморщился, раздумывая над тем, стоило ли рассказывать сожителю о случившемся. Затем отстранённо уставился на газовую плиту и совсем глухо заговорил. — Когда мне было четырнадцать, меня домогались двое парней, одному было двадцать пять, другому двадцать семь. Я в небольшом сквере ждал Рюноске, чтобы сходить на фильм. Там никого не было, я сидел на лавочке, потом появились эти двое. Сначала были предложения познакомиться, непонятные для меня сальные шуточки. Отказал, сказал, что они не по адресу, что парень и мне четырнадцать, попытался уйти. Они стали настойчивее, преградили мне путь, начали хватать за руки, обнимать. Ещё раз повторил, что они не туда, что мне неприятно. Когда меня начали лапать и тащить силой, я не выдержал, одному сломал нос, другому ударил в глаз. У меня уже было взведённое состояние, и я начал их избивать. И Рюноске видел начало потасовки издалека, поэтому, когда он подбежал, ему пришлось буквально меня оттаскивать от них. В итоге один лишился глаза от моего удара, другой месяц пролежал в больнице с переломом носа. Именно Акутагава-сан вызвал им скорую, отвёл меня домой, потому что у меня началась самая настоящая истерика. Я осознал, что эти двое собирались меня изнасиловать и что я сам из-за вспышки ярости их чуть не убил. Дома, когда Рюноске пытался объяснить, почему я в крови и почему не то плачу, не то смеюсь, моя мать наивно выдала: «Не удивительно, что Тюей заинтересовались парни, ведь с таки круглыми щеками и фигурой он похож на девушку», — последние слова Накахара проскрипел, точно гвоздь по стеклу, сардонически улыбаясь. — Тогда я впервые слышал, как повышает голос и матерится Рюноске, — одними губами выдавил школьник, потому что спазм гортани съедал голос. — Надеюсь, сейчас я не похож на девушку, у меня уже как год нет щёк и бёдра стали намного уже. Акутагава-сан взял на себя вину за меня, ему дали три года условно и выгнали из университета. Дадзай нашёл то роковое событие, которое стало причиной анорексии старшеклассника, но нисколько не был рад решению своей головоломки. Он бы понял травлю за лишний вес, нетипичную для японца внешность и то, что является метисом, но не домогательство и пренебрежительное отношение родительницы к этому факту. Ни в том, ни в другом нет ничего хорошего, подобные деяния не имеют оправдания. Вот только воспринимаются они по-разному. Если первое в большинстве случаев озлобляет, мобилизует, то второе всегда подавляет. К тому же при сексуальном насилии практически всегда ответственность перекладывают на жертву: слишком вызывающая внешность, одежда, жесты. Чем мог спровоцировать четырнадцатилетний подросток? Самое отвратительное в ситуации то, что таким обвинителем стала мать Тюи, что усилило его травму. Он настолько в ней застрял, что не только ненавидел свое тело, разрушал его, но и стремился стать «достойной» жертвой, делая свою внешность андрогинной. Может, это подсознательная попытка вновь пережить травмирующий опыт с другим исходом, который бы привел к тому, что мать наконец обратит внимание на него. — Дело не во внешности, Тюя, — меланхолично высказался студент, очерчивая взором изящный изгиб нижней челюсти визави. — Не в поле. А в том, что человек, который посмел покуситься на чужую половую неприкосновенность. Ты всё правильно сделал. — Но я сделал их инвалидами! — Надеюсь, для них это стало хорошим уроком на всю жизнь, — цинично отозвался Осаму. — Или, по-твоему, было бы лучше, если бы тебя затащили куда-нибудь? В следующий момент молодой человек пожалел о своём вопросе, когда увидел растерянно-виноватое выражение лица, говорящее боязливо «да». Ужас осознания разодрал рот Осаму в безобразной гримасе. Ему без анестезии вспарывали живот и пилили рёбра, раскрывая грудную клетку, будто он бабочка, замаринованная в эфире и подготавливаемая к тому, чтобы быть включённой в коллекцию энтомолога. — Что бы ты сделал, если бы на твоём месте был бы другой человек? — первый полноценный вдох студенту дался с трудом, он едва разомкнул слипшиеся губы. — Убил, — холодно прошептал Накахара. — Почему ты свою жизнь ставишь ниже других? — юноша смотрел в упор на подростка. — Потому что я не нужен даже своей матери, — спастическая улыбка сводила челюсть старшеклассника. — Осаму, я прекрасно знаю, что никому не нужен. Даже той, которая дала мне жизнь. Я живу лишь надеждой, что когда-нибудь я кому-нибудь буду нужен, что если я буду идеальным во всём, то меня полюбят. Пожалуйста, не говори мне, что я должен отказаться от этой идеи, что она бессмысленна. Я знаю! Тогда ради чего вообще жить, Осаму? — иронично узнал учащийся, видя замешательство соседа. — Вот и я не знаю. Ради себя, которого ненавидишь? Не отбирай у меня надежду на жизнь. — Прости, — невольно сорвалось с уст студента. По отчаянному взгляду лазурных глаз, переполняющихся подступившими слезами, Дадзай понял всю ущербность сказанного слова. Он возомнил себя психологом, содрал коросту психологических защит, открыв мощное кровотечение, а как правильно наложить жгут, совершенно не знал. А теперь истекающему кровью больному, которому суждено умереть по его вине от геморрагического шока, говорит жалкое: «Прости». Достоевский предупреждал о том, что нужно не только указать на несостоятельность идей, но и вовремя предложить что-то взамен. У юноши не было альтернативы, потому что он сам не знал, в чём смысл жизни, как его приобрести. Тонущий пытался спасти утопающего. — Забудь, будто этого разговора не было, — Накахара натянуто улыбнулся и встал с места, чтобы ополоснуть кружку. — Я понимаю, что ты хотел помочь. Я не должен был тебя подобным грузить. — Тюя… — Дадзай неосознанно схватил подростка за запястье, желая ещё что-нибудь сказать, но слова застряли рыбной костью в глотке. Накахара вздрогнул от прикосновения, поджал в нерешительности губы и прильнул к студенту, шумно вздыхая. Школьник пару раз тихо всхлипнул, стискивая кофту на выпирающих лопатках Осаму. Тот растерянно погладил учащегося по спине, затем прижал рыжую голову к себе. Это малое, что молодой человек мог сделать для парня после своей ужасной ошибки.