Чёрный кофе без сахара

— Господин Достоевский! — по коридору разнеслось взволнованное восклицание — навстречу заведующему бежал растрёпанный Осаму, путаясь в рукавах собственного халата. — Дадзай, не устраивайте здесь балаган, — сдержанно высказался Фёдор запыхавшемуся студенту. — Вы медик или кто? Застегните нормально халат, — он строго смерил юношу взором цветущих виол. — Вы сейчас заняты? — торопливо проговорил молодой человек, всё же неловко застёгивая пуговицы халата. — Занят, — принципиально оповестил Генерал, одной рукой достал из кармана ключ от своего кабинета, другой — прижимал к груди истории болезней. — Собираюсь чай пить. Растерянность от равнодушного заявления парализовала Осаму, он так и замер в несколько согнутом состоянии, собираясь провздеть последнюю пуговицу. Карие глаза недоумевающе взирали на Фёдора. Кажется, к некоторым экстраординарным выпадам русского студент не привыкнет никогда. — Задавай правильно вопрос, если хочешь получить правильный ответ, — с тихим усталым вздохом пояснил мужчина, вставляя ключ со скрежетом в скважину. — Вы сейчас свободны? — настороженно поправился Осаму, будто ступая по минному полю. — Свободен, проходи, — отозвался заведующий отделением, отворяя дверь и жестом пропуская спутника в комнату. Со странным чувством юноша прошёл в кабинет, обдумывая слова старшего медика. Иной раз Фёдор поражал своими странными поступками и репликами, однако всегда любое его действие и слово были преисполнены смысла. Он не растрачивал понапрасну энергию, поэтому говорил коротко и смертельно прямо, безжалостно научал гиперболизированными до абсурда примерами. — Я к вам по делу, — вдруг опомнившись, протараторил студент. — Разумеется, по делу, — высокомерно согласился Достоевский. — Без дела ни за кем так не бегают, — он усмехнулся, садясь за своё рабочее место и кладя документы на столешницу. — И если правильно понимаю, что это за дело, то я тебе не скажу никакой формулы, как наладить отношения с твоим соседом после твоего демонстративного суицида. Я не знаю, — твёрдо высказался мужчина, ставя локти на стол и сцепив пальцы в прочный замок. Без приглашения Осаму разочарованно осел на стоящий рядом стул, внимательно смотря на собеседника. На лице юноши прямо читалось: «Какой же вы специалист, если не можете помочь решить мою проблему, дать фундаментальные положения?». Разочарование Дадзая напоминало обиду ребёнка, получившего не долго выпрашиваемый дорогой подарок, а малопривлекательную вещь, но полезную по мнению родителей; Ано не удержался от сожалеющей усмешки. — Видишь ли, в общении с людьми нет никаких универсальных формул, правильных или неправильных способов взаимодействия, — размеренно заговорил мужчина, покровительственно улыбаясь. — Есть только правильное видение себя в каких-либо отношениях, чёткое понимание, чего ты хочешь от общения с конкретным человеком. Зная, чего ты хочешь от данного человека и взаимодействия с ним, ты соответствующим образом ведёшь себя. Вот и весь секрет. По такому же принципу действуют социальные роли, репертуар которых меняется в зависимости от желания людей. Общение коллег, потребителя или клиента с продавцом, друзей, любовников отличаются. И регулируются с обоих сторон в зависимости от желания участников. — И как мне вести себя с Тюей? — настойчиво-нетерпеливо справился Дадзай. — Не знаю, — Фёдор пожал остроконечностью плеч, а юноша гневливо поджал губы, полагая, что Генерал над ним элементарно издевается. — Без понятия, что ты хочешь от этого взаимодействия. — Конечно же, чтобы Тюя избавился от загонов по поводу питания и веса, — несдержанно выпалил Осаму. — А он не хочет, — язвительно заметил мужчина. — Зачем я, по-твоему, говорил про регуляцию с обеих сторон? — строгий прищур аметистовых глаз. — Не заставляй повторяться. — То есть бессмысленно? — хмуро осведомился студент, раздражённо ерзая на дерматиновом стуле. — Так ты видишь это общение, бесполезным? — последовало высокомерное высказывание. — Я запутался, — агрессивное заявление. — Нисколько, — убеждённо возразил Достоевский, лениво отводя взгляд. — И как же я должен относиться к этому общению, если вы мне в лоб говорите, что Тюя не хочет ничего менять, и я понимаю, что это действительно так? — вспылил молодой человек, упрямо дуя тонкие губы. — Вот и расскажи, как ты хочешь относиться к подобному взаимодействию? — дразняще промолвил визави. — Это какая-то бессмыслица, — озлобленно процедил студент, разворачиваясь в сторону выхода. — Пожалуй, пойду, — безысходно бунтарское решение. — Интересная привычка бегать от малейшей трудности, — Фёдор намеренно небрежно бросил крючок из слов. — Вам легко рассуждать, — внезапно огрызнулся Дадзай. — Да, я бегу, потому что я не знаю, что мне делать, потому что трус и слаб! Молодой человек не предполагал, что вот так взахлёб выскажет всё, что было у него на уме. Заведующий выжидал, пока студент несколько остынет. — Будь любезен, скажи, на кой черт ты вообще взялся за его расстройство, раз такой слабый и трусливый? — с бесцеремонным недоумением вопросил мужчина. Удар под дых, который напрочь дезориентировал Осаму. Он бессильно тонул в холоде тусклых чернильных радужек. — Готов дальше разбираться или тебе снова указать на дверь? — издевательски пропел Достоевский. Самодовольство Генерала откровенно бесило, из упрямого принципа юноша остался на месте, буравя взглядом ненавистного оппонента. — Я хочу сделать Тюю здоровым, избавить его от помешанности на калориях, весе, правильном питании и упражнениях, — настойчиво отчеканил молодой человек. — Замечательно, — одобрительно кивнул Фёдор. — Повторяй это каждый раз себе и делай, — непринуждённо проговорил он. — На этом консультация закончена? — раздражённо поинтересовался Осаму. — А тебе нужна какая-то особая? — удивился Ано. — Что за несуразное хождение по кругу?! — студент был готов взреветь раненным зверем. — Вроде не эпилептик, а сам вязнешь в одной мысли. Я пытаюсь лишь тебя расшевелить, но ты этому отчаянно противишься, — сокрушённо заметил Достоевский; карие глаза театрально закатились к потолку. — Получается, я сам должен рассказать, как я буду вести себя, чтобы добиться своего? — с претензией осведомился молодой человек. — Ты думал, что я за тебя должен это решить? — поражённо промолвил заведующий. — Заблуждаешься. Ни психолог, ни психотерапевт не решают чужие проблемы, не дают советы, не указывают, как поступать. Это не их задача. Задача специалиста заставить мыслить человека, самостоятельно искать оптимальные для себя решения. И самое главное в работе рассматривать ситуацию клиента максимально отстранённо по отношению к самому человеку и к собственному опыту, мировоззрению. — Проблема в том, что я не представляю, каким образом можно добиться своего, — едко сообщил Осаму. — Лукавишь. Не могу сказать, в чём конкретно твой обман, но он есть. Иначе бы ты не порезал себе вены. В противном случае мотивом твоего поступка служило не желание манипулировать Накахарой. Визави был в опасной близости от истины, в которой сам Дадзай не желал себе сознаваться. В его опрометчивом поступке не было ничего от желания повлиять на Накахару, эгоистичное стремление к освобождающей смерти. Студент сразу же усмирил свой воинственный запал и решил, что лучше говорить с Фёдором без лишнего упрямства, чтобы тот не копал глубже. — Мне нужно для начала убедить Тюю, что моя попытка суицида не его вина. К слову, я не знаю, как это сделать, если сам чувствую себя виноватым и просто боюсь к нему подойти. Убедить его в том, что он идеален и без дурацкой диеты, нет, — молодой человек мотнул головой протестующе, — что ему не нужно быть идеальным и соответственно голодать, он и без этого достоин всего самого лучшего. — Почему боишься подойти? — мягко полюбопытствовал Ано. — Я боюсь чувства вины, боюсь, что он меня ненавидит за собственное чувство вины. — Тебе было бы страшно подойти к незнакомому человеку и просто поговорить? — бесцветно справился мужчина. — Нисколько, — вопрос вызвал удивление. — Тебе будет страшно заговорить с незнакомцем, если ты, допустим, совершенно случайно разбил его чашку? — размеренно продолжил Достоевский, отрешённо глядя сквозь визави. — Нет, тем более необходимо извиниться, решить, каким образом можно возместить ущерб, — решительно заявил Осаму, недоверчиво поглядывая на старшего медика — не совсем было понятно, как эта гипотетическая ситуация относилась к их предшествующему разговору. — В этой ситуации тебя волнует, что чувствует человек? — Скорее меня волнует, что я неловкий и разбил чужую вещь. — Этот человек тебя ненавидит? — лукавая ухмылка тронула бледные губы. — Если только немного злится, больше печалится из-за разбитой чашки. — Он примет извинения и возмещение убытка? — кривая рта приобрела резкость насмешки. — Конечно, было бы нелепо устраивать скандал из-за какой-то вещи, — убеждённо высказался студент. — А если бы твою чашку разбили, ты бы простил человека, сделавшего это? — фиалковые глаза оценивающе сощурились. — Я бы не придал этому никакого значения, просто выкинул бы осколки, — Осаму небрежно отмахнулся. — А если бы твою чашку разбил Тюя? — продолжал допытываться Фёдор. — Я бы его начал успокаивать, он слишком трепетно относится к своим промахам и вещам. — Почему же ты думаешь, что сам Тюя поступит совершенно иначе? — снисходительно справился Генерал, склоняя голову вбок. — Потому что разбита не чашка, — мрачно возразил юноша, отводя устало взгляд. — Для тебя бы это кардинально поменяло дело? — Нет, однако я не могу быть уверен, что для Тюи это не столь важно? — Ты Тюя? — последовал вызывающий вопрос, похожий на оглушительный выстрел. — Нет, — нахмурившись от недоумения сконфуженно буркнул Осаму. — Тогда зачем думаешь и чувствуешь за него? — в вопросе позвучали обрывистые нотки издёвки. — В данной ситуации тебе должны занимать только собственные чувства и мысли. — Не знаю. Мне необходимо угадывать чужие эмоции и мысли. — У тебя нет своих? — однобокая ухмылка. — Дело не в этом, — возмутился студент. — Без подобного угадывания я не знаю, как угодить другим. — А зачем это? — Если я угождаю другим, значит, я хороший, — тихо признался Дадзай, неловко отводя взгляд. — Я правильно понимаю, что тебе по большому счёту без разницы кому угождать? — В принципе да, — горько усмехнулся молодой человек. — Почему бы тебе не угождать себе и быть так же хорошим? — Любой достоин чего-то хорошего, кроме меня. — А ты не задумывался о том, что твоё удовольствие — это удовольствие окружающих? *** Достоевский испытующе смотрел на коллегу, гипнотически-медленно помешивая кофе с намеренно-противным скрежетом ложечки о фаянсовые стенки кружки. Он раздражающе молчал и смотрел, смотрел в самую душу с кощунственным безразличием. Странным образом походил на затаившегося в высоких зарослях травы тигра, готового вот-вот хладнокровно разделаться с ничего не подозревающей жертвой. — Не начинайте, — умоляюще-раздражённо попросил Огай, отводя в сторону взгляд, напрягая нижнюю челюсть. — Даже не собирался, — деланно невинно обронил Фёдор. — Мори-сан, что же вас так гложет, что вы просите «не начинать»? Откуда такие параноидальные мысли? Или Дадзай вам сказал что-то выходящее за рамки, что вы испугались? — владелец кабинета готов был поклясться, что из-под губ собеседника на миг вероломно мелькнули острые, как у вампира, клыки. — Вы же лично с ним говорили, — оборонительно-безразлично хмыкнул мужчина. — Дадзай не отличается доверчивостью, особенно он тщательнейшим образом скрывает эмоции, — важно заметил Ано, отпивая кофе. — В таком случае, с чего вы решили, что он поделится со мной своими истинными переживаниями и помыслами? — насмешливо справился Мори. — Как раз потому, что он сумел сдержаться и не проговориться, следовательно, он уже об этом говорил и его не столь сильно беспокоит это. — В роли конфидента мог выступить любой, — настойчиво указал Огай. — И всё же в смятении вы, а не любой, — колко вымолвил Достоевский. — Не хотите говорить — ваше дело, моё дело — долго и упорно смотреть на вас. — У вас просто ужасный взгляд, — заведующий мужским отделением недовольно скривился. — Вы наверняка представляете средневековые пытки, — натянуто-шутливо предположил он. — Вы подали мне прекрасную идею, — Генерал оскалил зубы в кровожадной ухмылке. — Дадзай признался, что хотел убить своего подопечного. И если бы не порезал себя, то непременно перерезал горло Накахаре, — отстранённо поведал Огай. — Прекрасно, — иронично откликнулся Фёдор. — Эта идея первична, или он вывел её после раздумья? — Вы, оказывается, умеете язвить, — мужчина сделал себе засечку в памяти. — После, — смиренно признал он. — Что же, Мори-сан, внимательно наблюдайте этот кризис. Его разрешение — прихоть судьбы. Либо Дадзай мобилизуется, приобретёт силы и поможет Тюе, либо окончательно погрузится в отчаяние и убьёт Накахару и себя. Потому что теперь у него есть сформированная мысль о смерти Накахары как о решении всех проблем. Будь она у него тогда — не сомневайтесь, был бы труп, — объявил Фёдор с заворожённостью торжества. — У вас пессимистический взгляд, — скептически высказался хозяин кабинета. — Он более чем реалистичный, — иронично сообщил Ано. — Вы читали «Клуб самоубийц» Стивенсона? — внезапно полюбопытствовал он с сомнением. — Не доводилось, — Мори покачал головой. — Опуская прочие подробности, в произведении рассказывается о клубе самоубийц, в который вступают за некоторую плату люди, желающие свести счёты с жизнью по разным причинам, однако не настолько сильные духом, чтобы поднять на себя руку. Члены клуба устраивают собрания, на которых с помощью жребия решается, кто отправится на тот свет. Счастливчику дают инструкции, которые приведут его к долгожданной кончине. Если вдруг самоубийца трусит, то ему помогает совершить суицид против его воли исполнитель, — Ано намеренно сделал в своей речи паузу. — Примечательная история, к чему вы её припомнили? — заинтересованно осведомился заведующий мужским отделением. — Всё к нашему разговору, — заверил Достоевский, отпивая кофе. — Вы понимаете, что несёте ответственность за жизнь своего подопечного, затеяв свой неэтичный эксперимент? — на строгий вопрос ответом служил степенный кивок головой. — В случае неблагоприятного разрешения этого кризиса вы, как порядочный человек должны за это заплатить собственной жизнью, а я вам при необходимости помогу. — Достоевский, почему вы питаете ко мне столько ненависти? — задумчиво вопросил Огай, нисколько не смущаясь угрозы. — С самого начала нашего сотрудничества вы относитесь ко мне с неприязнью. — Ничуть, — спокойно возразил Генерал, прихлёбывая тёплый напиток. — Лишь иногда меня раздражает ваша манера общения, особенно когда вы юлите. — Разве желание убить — не проявление ненависти? — лукаво справился Огай. — Я лишь забочусь о чистоте вашей совести. — Как это трогательно, — пренебрежительно воодушевлённо отозвался заведующий. — С чего такая забота? — он пристально посмотрел на коллегу. — Несмотря на все ваши раздражающие привычки вы мне симпатичны, с вами интересно общаться. — Я могу понять вас превратно, — настороженно предупредил Огай. — Понимайте, как хотите, мне всё равно, — с достоинством огласил Генерал. — Вы же знаете, что я всегда говорю всё прямо. И про ваше самоубийство я не шучу, — добавил он с поразительным спокойствием. — Я не оставляю надежды на благополучное разрешение проблемы, — печально заверил Мори. — Не переживайте, ваша смерть не будет мучительной.