Чёрный кофе без сахара

Повезло, как утопленнику. Именно эта мысль циркулировала в сознании Дадзая, сродни бескрайней графитной туче за окном, которая грозилась вот-вот разродиться обильными осадками. Проблема заключалась в пресловутом «как». Будь юноша в действительности трупом, ему бы было легче: не нужно чувствовать, думать и отсиживать пару, где преподаватель тихим заунывным голосом объяснял тему по десятому кругу, как старый патефон. И ведь кто-то умудрялся не понимать элементарных вещей. Осаму с тоской посмотрел на телефон, спрятанный в сумке, после на ручку, лежащую одиноко на столе. Если он снова будет порываться воспользоваться втихую телефоном или рисовать, то может лишиться милости преподавателя и посещение пар станет для него обязательным. Приходилось мириться с душащей скукой и беспросветной тупостью одногруппников. Сейчас юноше особенно нежелательно перечить профессорам, если не хотел лишиться возможности беспрепятственно работать в клинике. Ведь никто не собирался давать студенту поблажек. Когда Осаму, окрылённый возможностью начать строить карьеру пришёл к декану, чтобы как-то урегулировать вопрос, мужчина с непоколебимостью озвучил своё мнение: «Пока ты студент, главная твоя обязанность — учиться. Так же я не имею право запрещать тебе развиваться в профессиональном плане, особенно если тебе нравится это направление. Но на особом положении ты не будешь. Думай сам, как тебе совмещать, раз хочешь. Договаривайся с преподавателями, лишь бы не было на тебя жалоб». Если бы всё было так легко и просто. Ведь Мори за месяц практики привык постоянно около себя держать протеже, ему не объяснишь, что необходимо хоть изредка появляться на парах и что-то учить. Заведующему куда важнее было, чтобы подопечный знал все новые клинические рекомендации, умел правильно назначать фармакотерапию и научился заполнять отчёты по отделению, чем знание каких-то поликлиники и травматологии. Наступил долгожданный перерыв, можно наконец перекрыть гнетущие мысли просмотром «Рика и Морти», иначе Осаму примется с новой силой обгладывать размышления о тяжести собственного бытия, как голодный дворовой пёс сахарную косточку. Хотя бы взять правомочность их с Тюей отношений. Не слишком ли большая у них разница в возрасте? — Как ты можешь смотреть такую мерзость? — из ступора задумчивости студента выдернул неприятно-высокий голос, отдающий в нос. Большой палец коснулся невесомо экрана, приостанавливая воспроизведение видео; ловким движением свободной руки Дадзай выдернул наушник и обратил внимание на овальное плоское лицо с круглыми выпученными глазами, как у гуппи. Юноша ощущал, как постепенно закипает от чужой наглости: почему ему должно быть стыдно за то, что он смотрит на своём телефоне в наушниках, не мешая другим, то, что ему нравится, а не девушке, которая всунула свой нос в его смартфон и смела осуждать его вкус? — Я ещё и жесткое порно смотрю, показать? — вкрадчиво поделился Осаму, обхватывая пальцами свой острый подбородок и растягивая губы в сладострастной ухмылке. — Поверь, двадцать минут моей деградации над тупым мультиком не сравнятся с двадцатью годами твоей, раз ты позволяешь себе без спроса заглядывать в мой телефон и высказываться по поводу моих предпочтений, когда тебя не спрашивали, — он презрительно улыбался, сощурившись. Под пристальным взглядом одногруппница побледнела и откачнулась назад, а после с пренебрежением и возмущением что-то прошипела и чуть ли не выбежала из кабинета. Дадзай хмыкнул тускло и вернулся к просмотру мультсериала. Первоначально забавный момент рухнул тяжестью экзистенциальности. Оставшуюся часть пары после перерыва молодой человек волчком раскручивал мысли о том неосторожном поцелуе с Тюей, и что означала ответная реакция на признание в виде лёгкого прикосновения губ к губам? Робкое согласие или снисхождение? Потому что почти сразу старшеклассник сослался на занятость и заперся в комнате, а после не затрагивал эту тему, только периодически приходил обниматься. Возможно, Осаму напридумывал себе что-то безосновательно, поспешил с выводами? Терзания продолжились даже на работе, где молодой человек с неприличным безразличием обошёл курируемые палаты, убеждаясь, что состояние пациентов стабильно и не имеется никаких новых жалоб, и осел в кабинете заведующего, уткнувшись в новые материалы, которые скинул ему Достоевский. Впервые он поймал себя на мысли, что ему чрезвычайно скучно читать статьи, и траурно ухмыльнулся. Временами Дадзаю было тошно от самого себя, от собственного лицемерия и лжи, которые изматывали донельзя. Каждое проявление живого интереса, каждая фальшивая улыбка, каждый жест обходительности требовали колоссальных усилий. Осаму давно бы плюнул на морально изнуряющую игру, если бы не возможность получать чужую милость, полезную информацию. Ведь преподаватели не стремились делиться с незаинтересованными слушателями собственными наблюдениями и хитростями, которых никогда не сыскать в сотнях учебников, и рассказывали лишь тогда, когда замечали в студентах искорку любопытства и чуть ли не собачью преданность в глазах. Стоило наставникам выйти за пределы пересушенной теории, как представала буйная сочная зелень практики. Не то чтобы юношу как-то впечатляли истории клиницистов, но он с жадностью их улавливал из эгоистичного желания знать всё, быть везде, посмотреть всё при любом удобном случае. Возможно, доказать самому себе, что он лучше других: умнее, трудолюбивее, усерднее. А если откинуть мелочную погоню за миражным превосходством, то единственно верным и постоянным желанием студента было сутки напролёт лежать на кровати зубами к стенке и отупело рассматривать рисунок обоев, ни о чём совершенно не размышляя и не мигая. Но он всё равно продолжал алчно требовать для себя всё новой и новой информации, задавал множество вопросов и, когда находил в преподавателе золотую жилу знаний, разрабатывал её, пока она не истощалась. Для того, чтобы в конечном счёте бесполезно выкинуть самородки в глубокую тёмную яму подсознательного. Особенно несносно Осаму становилось, когда к нему закрадывалась мысль, что кто-то другой мог бы это золото использовать в своей дальнейшей практике, относился бы к нему более бережно и внимательно. Вот только другие находили уже опустошённую расщелину или вовсе не добирались до неё, точно молодой человек обкрадывал других. И если бы пользовался сам, а то бесполезно копил, копил, обращая драгоценность в обыкновенный хлам, который никогда не понадобится. — Мори-сан, а вы меня простите, если я в один день просто уйду, и все ваши труды канут в Лету? — меланхолично осведомился юноша, его ровная интонация отдавала металлическим скрежетом сомнения. — Я не в праве заставлять тебя, — спокойно заметил руководитель, энергично ведя с царапающим шорохом ручкой. — Да и не ожидаю от тебя беспрекословной верности, а если и ожидаю, то это исключительно мои проблемы. И скорее всего я верю в твою совестливость. Взрыв самозабвенного хохота выбил Огайя из колеи, он озадаченно посмотрел на протеже, который корчился от смеха, точно в судорожном припадке, вызванном стрихнином. Юноша продолжал захлёбываться собственным весельем и истерически выгибаться. — Удивительно, что вы смогли обнаружить во мне подобие совести, — сбивчиво выдохнул студент, смахивая проступившие от смеха слёзы. — Осаму, ведь твоя беспардонность вызвана тем, что ты временами не можешь различить истинного отношения окружающих к себе, особенно в более близких отношениях. Поэтому своими причудами прощупываешь почву, измеряешь дистанцию, границы дозволенного. — Увы, да, — отрешённо отозвался Дадзай. — Пока мне ясно не обозначат отведённую роль, я с трудом различаю рамки. Потому мне намного легче строить сугубо деловые отношения и поверхностные, ни к чему не обязующие контакты, чем более глубокие. И насколько глубокими они должны быть в том или ином случае, чего хочет другой человек от них? Чужая личность — ящик Пандоры, ты никогда не можешь быть уверенным в своих догадках. — И так с детства у тебя? — На самом деле не помню, — Дадзай в сомнении поджал губы. — Все воспоминания о жизни моментально вываливаются из головы. Такое ощущение, что всё моё детство — сплошная психотравма, которую сознание вытесняет. Я помню отдельные факты, как будто априорные и о другом человеке. В какой детский сад ходил, школу, какие заболевания перенёс, но самих воспоминаний, образов в голове нет. Мать говорила, что я с детства предпочитал быть один, с двенадцати лет вообще общался исключительно записками, но не припомню ни того, что бывал один, ни того, что писал в этих записках. Я знаю, что во дворе собирал целые компании, но никого не считал своим другом и очень удивлялся, если узнавал, что кто-то называл меня близким товарищем. Не помню, как завязывалось общение с кем-то, порой даже не представляю, как угождаю в те или иные компании. — А ты сам к кому-нибудь проявлял интерес? — На самом деле я только сейчас думал о том, как мне опостылело разыгрывать интерес к чему-либо и к кому-либо. Редкие люди меня цепляют, с остальными общение имеет формальный характер, потому что так выгодно. Зачастую я ищу именно пользу от коммуникации и без особой надобности не стану с кем-то контактировать. Нередко при более близком общении теряю интерес к личности, потому что она оказывается не такой уж необыкновенной, как я себе представлял, возникает смутное разочарование. Точно так же обстоит дело с интересами. Есть ограниченный круг областей, которые меня по-настоящему привлекают, остальное — наигранность. Как только я решу для себя определённую задачу, утолю интерес — бросаю. Так было с микробиологией: хотел научиться делать посевы, ставить биохимию. Научился — бросил. На фармакологии изучал токсины, психотропные вещества, ядовитые растения. Узнал — бросил. Хотя меня хотели нагрузить написанием нескольких статей, но мне было не интересно. Сейчас я боюсь, что в скором времени брошу и психиатрию. Вот и спрашиваю, как вы отнесётесь к этому. — Ты можешь бросить психиатрию, но она тебя никогда не бросит, так что я спокоен, — беззаботно заключил заведующий отделением. — Это такой тонкий намёк, что по мне психушка плачет? — Осаму недовольно скосился на преподавателя. — Тебе ведь не привыкать быть здесь в качестве пациента, — расслабленно заметил мужчина, пожав плечами. — Я бы предпочёл отвыкнуть, — сдержанно высказался молодой человек, показательно прочищая горло. — Пожалуйста, я выпишу тебе рецепт на антидепрессант и анксиолитики, полгода пропьешь, походишь к психотерапевту в психоневрологическом диспансере, и психиатрия тебя практически забудет, — с некоторой иронией проговорил Мори. — А через три-четыре годика снова за антидепрессантами, потому что состояние ухудшится. Как минимум пару эпизодов уже было, — студент для наглядности показал два пальца. — А при рекуррентном депрессивном расстройстве эпизоды чаще всего удлиняются и утяжеляются. Перспектива постоянно глотать таблетки меня никак не прельщает. Если уж травиться, то раз и навсегда, а не растягивать удовольствие на несколько никчёмных лет, — апатично сказал Дадзай. — Не всегда эпизоды так часто возвращаются, скорее такое случается при недолеченной депрессии и частых стрессах. Это так, на будущее, чтобы мог убедить пациентов в необходимости и успехе терапии. И тебя вовсе не волнует, что ты бросишь психиатрию, верно? Ты бы ушёл точно так же, как и с других кафедр. — Я боюсь, что в какой-то момент мне надоест Тюя, — шёпотом отозвался юноша, прикрыв глаза. — До сих пор не знаю, что к нему испытываю и могу ли действительно любить? Или таким способом рисуюсь? — То, что у тебя есть некоторые проблемы с межличностным общением, вовсе не означает, что ты не умеешь любить. Каждый любит по-своему. Кто-то выражает свою любовь подарками, материальным обеспечением, кто-то прикосновениями, кто-то решением проблем партнёра. Всё это объединяет бескорыстное желание сделать человеку приятно, улучшить его жизнь. Любовь не обязательно буря эмоций, иногда это спокойное деловое подписание двустороннего договора о том, что каждый имеет право в любое время суток зайти на чужую территорию и попросить о тепле, заботе, внимании и помощи. Главное понять для себя: готов ли ты исследовать чужую территорию и облагораживать её, готов ли ты сам позволять другому свободно по ней передвигаться. Пожалуй, для тебя показательнее будет желание делиться собственными мыслями и эмоциями, причём любыми, даже самыми постыдными для тебя. — Возможно, — размыто пробормотал студент, замыкаясь в себе. От короткого разговора ему нисколько не стало легче, напротив, сила тяготения начала сильнее давить на плечи, а в груди завился червь тревоги и тоски. *** Дадзай уже несколько дней ходил загруженным, часто впадал в своеобразный ступор меланхолии, потому подросток нисколько не удивился тому, что в один из вечеров сосед призраком просочился в его комнату и со спины тоскливо прижал к себе. Парень лишь вздрогнул от неожиданно крепкого объятия. — Прости, что вот так без спроса, — блёклые слова слегка пощекотали ушную раковину. — Ничего страшного, я сам хотел к тебе подойти с вопросом, — осторожно сообщил Накахара, непроизвольно опуская голос до шёпота. — Не понимаю, как решать эту задачу, — жалобно продолжил он, указывая на раскрытый учебник гиацинтовыми глазами. Осаму довольно долго изучал условие, видимо, проваливаясь в собственные размышления, затем перевёл удивлённый взгляд на визави. — Как понимаю, этот тип задач вам не объясняли в классе? — сделал вывод юноша; Тюе ничего не оставалось, как согласно кивнуть, оттягивая на замёрзшие кисти бордовый свитер. — Сплошное издевательство, — недовольный вздох, карие глаза устало закатились. — Если не знаешь, как решать, то для начала пиши «дано». Что нам известно? — Плотность паров искомого вещества по азоту равная двум, — неуверенно выдохнул старшеклассник, указывая тупым концом ручки на условие. — Прекрасно, значит пишем «D», в скобках молекулу азота, равно двум, — сухая кисть ловко переняла шариковую ручку и торопливо законспектировала сказанное. — Здесь же запишем молекулярную массу азота, напомни, скольким она равняется? — мягкая, как лебяжий пух, просьба. — У азота четырнадцать… — неуверенно высказался Тюя, закусывая губу; ему совершенно не хотелось выглядеть глупым перед возлюбленным, но почему-то выходило с точностью до наоборот. — Это у атома, у молекулы их два, так что прямо в «дано» пишем четырнадцать умножить на два равняется двадцати восьми. Ещё что мы знаем? — ручка в узловатых пальцах завертелась в ожидании. Студента явно не смущала растерянность обучаемого и его неловкость. — Масса неизвестного вещества девять целых восемь десятых грамм, — палец робко указал на новые данные. — Пишем, масса неизвестного вещества равно стольким-то… — А почему ты думаешь, что там есть кислород? Может, это просто углеводород? — удивился учащийся, заглядывая в янтарные глаза сожителя, который сейчас напоминал доброго волшебника. — Не думаю, только предполагаю, — важно констатировал Осаму с мягкой улыбкой на сухих губах, похожих на нежный цвет сливы, и крепче приобнял подростка за талию. — А вообще в этих задачах есть хитрость: если бы это был углеводород, то так бы и написали, или же в состав входило что-то помимо кислорода, то продукты горения были бы другие. А иногда хотят просто проверить логику, поэтому нельзя сразу думать, что это углеводород, — в ответ Накахара понимающе промычал, ощущая странное спокойствие от чужих касаний. — Записали, дальше записываем объем образовавшегося углекислого газа и воды, — молодой человек с одобрительной, чуть хитрой улыбкой вернул ручку школьнику. — Получается в уравнении реакции мы вот так записываем искомое вещество плюс кислород, образуются углекислота и вода. — Стрелку вверх нарисуй у кислорода и углекислого газа, вниз — у воды. Это у нас реакция горения, так что указывай условие реакции температуру. Ага, теперь правильно, — отстранённо пробормотал юноша. — Не смотри на меня так, я не придираюсь, а говорю, как правильно должна быть записана реакция. Ты бы видел, как нас на занятиях по биооргану чуть ли не выгоняли за эти стрелочки и не указанные условия реакции. А если тебе не повезло на биохимии потом забыть какую-нибудь диметилаллилтрансферазу написать над стрелочкой, то идёшь на пересдачу контрольной точки, — Дадзай со смешком цыкнул в конце. — После этого ты будешь говорить, что у тебя лёгкая учёба? — Накахара недоверчиво скосился на соседа, который бархатисто посмеивался. — Это курса до третьего было, сейчас же диалоги на парах с преподавателями звучат примерно так: «Да не нужны ваши эти определения, зазубрить вы зазубрили, а понимать не понимаете. Что такое кашель по-простому?». «Патологическое дыхание…». «Да ещё проще!». «Это звук?..». «Ну наконец-то!». Или: «Давайте вспомним, что такое аритмия». «Это когда все кардиомиоциты сначала были жаворонками, а потом часть из них стала совами». «А в принципе, правда, зачем какая-то проводящая система, кальциевые каналы…». Было сложно сдержать смешок после такого эмоционального рассказа и хитрой улыбки карими с мелкими мимическими морщинками в уголках; подросток смущённо обнял любимого за тонкую талию, утыкаясь носом в плечо. — Как дальше решать? — Полюбопытствовал Тюя, немного дуя губы в раздумье. — Сначала мы находим молярную массу искомого вещества, перемножая плотность по азоту на молярную массу азота, получается пятьдесят шесть. Следующим действием находим количество вещества углекислоты и воды, определяем, сколько моль углерода и водорода. Как находим количество вещества? — подросток растерянно пожал плечами, смиряясь со своей ролью недалёкого. — Давай начнём с углекислоты, у нас дан объём выделившегося газа, как найти, сколько моль в этом объёме находится? — несмотря на растерянность парня, Осаму очень терпеливо и спокойно говорил. — Нужно объем газа разделить на молярный объем газов, который равен двадцати двум и четырем, — радостно поделился догадкой старшеклассник и начал резво писать, когда заметил лёгкую одобрительную улыбку. — Посчитал, углекислого газа ноль целых семь десятых моль, теперь находим количество вещества воды. — Не спеши, для начала напиши молярный объем газов в «дано», так же молярную массу воды. И аккуратнее с углеродом и водородом. Углерода в углекислом газе один атом, так что количество вещества равно, а вот в воде два атома, значит? — Полученное число умножаем на два, — бойко ответил подросток. — Закон сохранения массы вещества…. — он пробормотал сам себе, торопливо записывая решение, пока мысль не убежала. — А дальше?.. — голубые глаза недоумённо поднялись на Осаму в ожидании подсказки. — Вычитай из массы искомого вещества массу углерода и водорода, чтобы проверить, есть ли кислород, — мягко направил молодой человек, кладя подбородок на костлявое плечо. — Его нет. — Находи соотношение углерода к водороду и подбирай просто по молярной массе вещество. — Бутен, — после минуты расчётов гордо огласил парень. — Молодец, — Дадзай с трепетом поцеловал Тюю в макушку, но потом практически сразу отстранился, точно чего-то испугавшись. — Осаму, можно вопрос? — Накахара осторожно поинтересовался, смочив пересохшие губы. — Ты уже несколько дней ходишь грустный, что-то случилось? Длительное молчание и неловкое терзание нижней губы резцами заставило школьника напрячься, предчувствуя что-то нехорошее. — Я бы хотел извиниться за поцелуй… — слова визави оказались ледяной водой, в которую швырнули подростка, словно слепого котёнка. — Прости, что? — с большим трудом удалось выдавить слова более или менее ровным голосом. — Наверное, тебе это было неприятно, — молодой человек виновато потупил глаза. — Я много думал над этим и решил, что стоит извиниться за свой проступок. — Хорошая шутка, — Тюя нервно усмехнулся, глядя на учебник отрешённо, а потом поражённо перевёл взгляд на соседа. — Осаму, ты серьёзно? — он неестественно заморгал, осознавая происходящее. — Живо передумал, пока я в тебя учебником не запустил. Теперь Дадзай непонимающе заморгал, уставившись на парня. Ощущение было такое, будто Накахара балансировал на канате, и одно неверное движение грозило провалом. Сердце забилось где-то в горле, а волнение упало камнем в таз. Нужно что-то сделать. Руки сами обхватили чужое лицо, губы скороговоркой выдохнули слова признания: «Я тебя люблю, слышишь?». Старшеклассник отчаянно всматривался в коньячные глаза, чтобы найти в них хоть каплю веры, и облегчённо расслабился, когда услышал такое же тихое: «Я тоже».