Чёрный кофе без сахара

Близость с Осаму заставила Тюю окончательно пересмотреть своё питание и принять тот непостижимый факт, что любят и делят постель не обязательно с моделями, олицетворяющими идеал стандартов красоты, но и с обычными, непримечательными. Внешность теряется в эмоциях, получаемых от интимного общения. Поэтому нет смысла так трепетать над фигурой и красотой во вред своей психике, куда важнее научиться получать удовольствие от каждого приема пищи, избавиться от переедания и многочисленных рамок по поводу питания. И если после насыщенного урока физкультуры до одури захотелось чипсов, почему бы себе не позволить их? — Такой маленький, а столько много ешь, — небрежное замечание одноклассника натянуло губы парня леской; рука отстранилась от пакета с чипсами. — Как в тебя столько вмещается? — в голосе смесь восхищения и негодования. Он и без того располнел на целый размер. Подросток растерянно улыбнулся: действительно сколько он съедает калорий в последнее время? Ему было вкусно, он учился чувствовать своё тело, голод. Но вкуснее быть худым. Старшеклассник лишь убого оправдывал своё слабоволие и лень. — Не знаю, — угнетенно хмыкнул Накахара, с отвращением кинув пакет со снеком в мусорное ведро, стоящее неподалёку в углу. — Зачем же выкидывать?! — недоуменно справился одноклассник. — Больше что-то не хочется, аппетит пропал, — холодно отрезал подросток, скривившись в отвращении. Внутри накатывала буря. Подсознание издевательски нашёптывало: «Съешь ещё больше, ведь тебе без разницы насколько жиреть». Нет, ему есть разница! Хотя может ли она быть, если учащийся уже две недели в четыре раза перебирал свою норму и при этом постоянно хотел есть? Психика, искажённая кривым зеркалом пищевого расстройства, подогревала патологический азарт: сколько ты вместишь в себя? Сможешь съесть килограмм чипсов, два — конфет, и запить все приторной шипучкой? Ему нужно успокоиться, иначе он доведет себя снова до болезненного распирания желудка. — Я в туалет, — скучающе бросил Накахара, выходя из кабинета. Рука потянулась в карман к телефону, как к спасательному кругу. Подросток буквально вбежал в уборную, резко захлопнув за собой дверь, бегло набрал номер Дадзая подрагивающими пальцами. Пока в трубки раздавались протяжные гудки соединения, школьник подошёл к широкому окну и начал задумчиво ковырять замызганную пластиковую раму. — Тюя, подожди минуту, пожалуйста, — вместо приветствия раздалась взволнованная просьба, приглушённый хлопок двери и скрежет замка; в ожидании парень больно прикусил губу до металлического привкуса на кончике языка. — Я тебя внимательно слушаю, милый, — немного торопливая от напряжения реплика. — Ты на работе? — смущённо уточнил Накахара, обнимая себя одной рукой за плечо. — Это не мешает мне выслушать тебя, — серьёзно заверил студент. — Скажи честно, Осаму, я правда стал очень много есть? — дрожащим голосом вопросил учащийся, отстранённо глядя в кафельную стену. — Ты действительно начал есть больше, чем ел до этого, но превышения твоей нормы нет, — спокойно пояснили на том конце провода. — Не ври, я ем больше нормы, об этом говорит таблица калорийности и вещи, которые стали мне малы, — удрученно промолвил старшеклассник, нервозно жуя губу. — Хорошо, согласен, — со вздохом ответил Дадзай. — Организм сейчас старается восстановить то, что потерял. На данный момент твой вес сорок восемь килограмм при норме в шестьдесят. Ты нормостеник с тяжёлыми костями. При весе семьдесят килограмм, если будет набор за счёт мышц, ты будешь выглядеть очень худым. К тому же у тебя сильные отёки. Тебе для восстановления необходимо набрать вес, повышать потребление белков и жиров. — Я понимаю, — изнеможенно проскулил Тюя. — Но… я боюсь растолстеть. И мне сказали, что я слишком много ем, — отчаянно прошептал он, садясь на корточки. — Тебе было вкусно? — мягко спросил молодой человек. — Очень. Я начал различать вкус, — неуверенно ответил подросток. — Тот человек диетолог или хотя бы врач? — Нет. — Ты спрашивал о своём питании? — Нет. — Постой, то есть ты переживаешь по поводу высказывания бестактного некомпетентного в области питания человека, я правильно тебя понял? — уточнил юноша с лёгким налётом иронии. — Да, — задумчиво пробормотал учащийся, глядя на раковину перед собой. — Сейчас это звучит очень глупо, — он неуверенно хохотнул. — Меня больше беспокоит то, что я не могу контролировать количество потребляемой пищи и легко перебираю со съеденным во вред себе. — Перестань себе запрещать. Организм наконец дорвался до еды, он хочет сразу получить то, что не мог получить три года. Он боится, что скоро опять наступят «голодные времена», о чём свидетельствует постоянная тревога. Договорись с организмом и с самим собой, что ни при каких условиях не будет дефицита питания и все хотелки будут исполнены вне зависимости от того, вредные они или нет. Договорись с собой, что исполнишь каждую хотелку, но постепенно, что завтра обязательно будет шоколад, чипсы, всё что угодно. И лучше растянуть удовольствие, чем всё сразу поглотить и не понять, что именно ты съел. — Я это понимаю, но договориться с собой не могу, — понуро поделился парень, ставя подбородок на колени. — Тюя, почему тебе так принципиально важно контролировать питание? — Потому что это единственное, что я могу сколько-нибудь контролировать в своей жизни, — тоскливо заключил подросток. — Я сам над этим много думал и понял, что диета, упражнения, подсчёт калорий, создание кукол — это всё способы создать для себя безопасную обстановку, забыть про реальный мир и проблемы. Я был счастлив по полчаса корпеть над оформлением тарелки, расчётом рациона, — с дрожащих губ сорвался болезненный смешок. — Помнишь, ты говорил, что любим мы не только тело, что оно играет не основную роль? — короткая пауза в ожидании подтверждения со стороны собеседника. — Сегодня я понял, насколько это правда, — с сожалением выговорил Накахара. — Я случайно открыл фотографии с Нового года… я на них страшный. Сухие волосы, синяки под глазами, обветренные губы. Я был похож на труп невесты Тима Бёртона. Глядя на эти фотографии думал только о том, кто вообще может увидеть что-то привлекательное в таком убожестве? Осаму, прости, но ты больной на голову или конченный извращенец, раз влюбился в меня тогда. — И то, и другое, — поддержал смехом молодой человек. — В этих фото поразило даже не это, а то, что я хотел стать красивее, а вышло наоборот. Я не понимал, почему это так? Сейчас думаю, что я никогда не хотел быть красивым, привлекательным. Я хотел остаться, похожим на ребёнка, на самого уродливого, которого не захотят. И сейчас я не хочу, чтобы меня воспринимали, как сексуальный объект, как привлекательного. Я до сих пор боюсь домогательств. — Ты связываешь это с тем случаем? — опасливо уточнил Дадзай. — Да, — в горле будто острая галька. — Мне это мерзко, — школьник замялся, закусывая губу. — Это лицемерие, верно? Ведь мы с тобой… — Нет, Тюя, здесь несколько другое, — напряжённо высказался юноша. — Ты позволил мне интимную близость лишь потому, что ты во мне не видишь полового партнёра. — Тебе не кажется это абсурдным? — скептически перебил парень, хмурясь от непонимания. — Ты видишь во мне исключительно ребёнка, который таким образом играет. Будь я психологически взрослым, ты не подпустил бы меня к себе, так как была бы угроза давления, принуждения. А так мы на равных или даже ты в позиции взрослого, а я ребёнка. — Ты хочешь сказать, что наши отношения построены вовсе не на любви? — через минутное молчание растерянно заключил подросток. — Почему же? — расслабленно выдохнул Дадзай. — Наши травмы друг друга очень даже любят. Знаешь, на самом деле большая часть отношений и семей построены не на любви, а на желании нарцисса получать восхищение, а партнёра восхищаться; на желании спасителя тянуть жертву наверх, а партнёра быть слабым. И люди по-своему счастливы, потому что нашли себе дополнение, нашли человека, который согласился играть с ним в определённую психологическую игру. Это выводит на невероятные эмоциональные качели, зашкаливает адреналин, как на американских горках. Здоровые отношения — это скучно, потому что нет резких колебаний эмоций, все предельно предсказуемо и понятно. — Зачем ты это говоришь? — растерянно узнал Накахара. — Эмоциональные качели, — саркастичный смешок. — Вывожу на эмоции. — Хочу тебя ударить, — несколько обиженно пробурчал старшеклассник. — Что будет, если мы оба избавимся от травм? — Можешь меня не только ударить, но и покусать, — колко заметил студент. — Можем понять, что совершенно разные, что нам друг с другом не интересно, и решим разойтись. Можем найти новые точки соприкосновения и выйти на принципиально новый уровень отношений. И тот, и другой вариант хорошие. Если мы вырастем из этих отношений и расстанемся, не имея друг к другу никаких претензий, это будет значить, что наши отношения были хорошим опытом для нас, который нам помог развиться для других, более счастливых отношений. — Неужели ты об этом думаешь? — поражённо обронил школьник. — Постоянно, — устало прошелестел Дадзай. — О том, что ты скоро вырастешь из этих отношений, что из меня отвратительный врач, что недостаточно делаю для тебя. По телефону это намного легче признавать. Вот такой я нелепый парадокс: в теле взрослого заточён психологически ребёнок с душой старика, уставшего от жизни. *** Огай удивился, что протеже на телефонном звонке так резко подорвался и куда-то, так и не вернувшись даже спустя час. Не было похоже на юношу, который обычно отчитывался о своих долгосрочных перемещениях по клинике. В профессиональном плане Осаму отличался общительностью и за время работы перезнакомился со всеми врачами, от которых, как он считал, можно почерпнуть интересную информацию. — Достоевский, Дадзай не у вас? — после короткого стука в дверь, тут встревоженно справился Мори Огай, неуверенно заглядывая в кабинет. — На данный момент я его здесь не наблюдаю, — сухо сообщил Генерал, пожимая остроугольными плечами. — Надеюсь, вы тоже, в противном случае у кого-то из нас либо шизофрения, либо гемианопсия, — с саркастичным спокойствием поделился мыслью он. — Вам вредно читать книги, — заведующий мужским отделением не остался в долгу при пикировке остротами. — Куда же запропастился Дадзай? — чуть раздражённо вздохнул Огай, убирая прилипшие ко влажному лбу смоляные пряди — как-никак в поисках протеже обегал весь корпус. — В морге, — как само собой разумеющееся изрек Достоевский. — В качестве кого? — осторожно уточнил мужчина и тут же невинно пожал плечами, увидев несколько укоризненный взгляд коллеги. — Интересная постановка вопроса, однако, — не без насмешки отметил Ано. — В нашей жизни нужно быть морально готовым к любому исходу, — важно-оправдательно пояснил Мори, виновато поджимая губы. — К всяким там форс-мажорам… — психиатр неловко развел руками. — Сами знаете, антидепрессанты имеют некоторые побочные эффекты. — Полагаю, ещё в качестве врача, — задумчиво отозвался визави, глядя в какие-то документы. — Что-то он зачастил туда, — сокрушённо выдохнул Огай. — Пройдёт. Он интуитивно подводит себя к катарсису, осмысляет понятие смерти, — ровно рассуждал Достоевский, степенно поднимаясь со своего места. — Не поздновато ли для формирования понятия смерти? — скептически произнёс заведующий мужским отделением. — Нисколько, наши понятия достаточно пластичны. Сейчас ему необходимо сформировать представление о смерти, как о чём-то отторгающем, непривлекательном. Пока же он считает танатос избавлением от страданий. Хотите со мной прогуляться до патанатомии? Вскрывают пациентку из моего отделения, — предложение Фёдора звучало до боли безразлично. — Поучиться у смерти? — с горькой, сочувствующей усмешкой уточнил Мори. — Можно и так сказать, — выдохнул мужчина, собирая в папку нужные документы. Смерть — весьма проблематичная штука, порой она приносит больше неурядиц, чем жизнь. В большинстве своём потому, что затруднения наступают у окружающих, а не у самого покойника. Запирая свой кабинет на ключ, Генерал с тоской задумался о своей профессиональной деформации: с каких пор его перестали волновать проблемы пациентов и он начал ощущать лишь лёгкую досаду от смерти больной — после заключения патологоанатома врачебная комиссия по головке не погладит, нагрянут инстанции, возможно, его лишат премии? И почему о мертвых либо хорошо, либо ничего? Ведь им уже всё равно, а хлопоты у живых. Оказаться в морге можно было, спустившись в лифте в мрачный из-за тусклого света подвал и пройдя по нему до лестницы, находящейся за массивной металлической дверью. Так быстрее, однако Генерал предпочёл прогуляться до двухэтажного корпуса патанатомии через больничный парк. Он оттягивал момент встречи с безапелляционным заключением. Сгорбившись на высоком металлическом табурете, Дадзай наблюдал, как пожилой прозектор ловко выделял ножом брюшной комплекс, раздвинув мышцы живота. В голове крутилась одна пугающая мысль: неужели и он когда-нибудь будет точно так же лежать на секционном столе из нержавеющей стали, и его иссохшее, закоченелое тело с проявляющимися темно-лиловыми трупными пятнами будут небрежно ворочать, распиливая рёбра и извлекая грудной комплекс? Возможно, на нём будет красоваться косая странгуляционная борозда под нижней челюстью. На данный момент студента воротила мысль о повешении. — Смотри, какая красавица, — довольно огласил патологоанатом глубоким баритоном, демонстрируя большой мелкобугристый кусок плоти охряного оттенка. — Гипергенераторный, мелкоузловой цирроз печени? — с пассивным интересом высказался молодой человек, чуть склонив курчавую голову. Врач удивлённо посмотрел на посетителя и положил орган на платформу электронных весов. — Что по патанатомии было? — немного недоверчиво спросил прозектор, хмуро глядя на мелькающие значения. — Отлично автоматом, — скучающе ответил Дадзай. — Почему цирроз, а не жировой гепатоз? — начал допытываться мужчина, щуря небольшие тусклые глаза под густыми седыми бровями. — Увеличена, край закруглён. — Не знаю, цвет и вид не такой, — хмыкнул студент, рассматривая орган, который визави разрезал на несколько пластин. Патологоанатом весело ухмыльнулся, качая головой. — Ну даешь. У меня порой ординаторы отличить одно от другого под микроскопом не могут, наизусть зная отличия, а ты знать не знаешь теорию и угадываешь верно. А что скажешь насчёт почек? Экзаменующему пришлось несколько повозиться с органами, чтобы их с чавканьем перевернуть и отыскать обозначенный орган. Скальпелем он осторожно вскрыл капсулу, затем разрезал пополам почку и раскрыл, подобно книге, проводя ножом по глянцевой поверхности разреза. — Амилоидная почка. — Почему? Хороший вопрос, знал бы Осаму на него ответ. Это просто априорное знание, как и все остальные догадки молодого человека в области медицины. — Восковидная, плотная, увеличена в размерах, стертая граница коркового и мозгового вещества, — бесцветно перечислял юноша, изнурённо закатив глаза, что помогало вспомнить давние строки из учебника. Он сюда пришёл, чтобы в мрачной созерцательности найти себя, а не для того, чтобы проверяли его знания. — Ты уверен, что хочешь в психиатрию? Здесь тихо, никто нервы не треплет, — отрекомендовал патологоанатом. — Даже не думайте увести у нас Дадзая, — хищная любезность растекалась по тонким, обветренным губам Достоевского. — Что можете сказать? — он подошёл к столу и внимательно осмотрел труп. — Тебе лучше? — уже обращение к студенту. — Немного лучше, — неохотно подтвердил молодой человек. — У нас тут большие сальные почки, цирроз печени и назначение нефро- и гепатотоксичных препаратов в высокой дозе, — осуждающе сухо отчитался прозектор. Дадзай впервые для себя с удивлением наблюдал, как в холодном уверенном взгляде Ано рождалась вина и отчаяние. В один момент заведующий женским отделением превратился в маленького ребёнка, который жмётся под упрёками родителей. — У неё было острое психотическое расстройство… — оправдательно глухо, как шуршание мела по школьной доске неуверенной рукой, обронил Фёдор. — А я скажу печеночная энцефалопатия и на фоне терапии произошла декомпенсация, — настойчиво возразил патолог, смерив оппонента безжалостным взглядом. — Но осмотр… — психиатр попытался в последний раз хрустально-тихо запротестовать. — А вы её осматривали? Не позорьтесь, господин Достоевский, вы, будучи слепым, глухим и невнимательным, ни за что бы такой диагноз не поставили, — резко отчеканил анатом, презрительно кривясь; в его глазах появился орлиный блеск. Генерал поник, отступил на шаг назад, сокрушенно кусая губу. Всё же мёртвые доставляют уйму проблем. Рука Мори, который рядом стоял молчаливым призраком, ободрительно легла на плечо Ано. — Комиссии ещё не хватало, — досадливо прошипел Фёдор, в раздумье мотая головой — он до последнего надеялся на иной исход, как на чудо. — Никак нельзя?.. — мольба в фиалковых глазах была на грани самоуничижения. — При всём моём уважении, под суд я не хочу, — бескомпромиссно объявил прозектор. — Думайте, у вас есть несколько часов, пока я напишу заключение. — Вас понял — смиренно прошелестел мужчина, опуская голову. — На вашем месте я поднял бы вопрос об увольнении Нишимуры. Сколько неудобств Осаму принесет своей смертью этим людям: Мори-сан, Генералу? Они и над ним будут так же скорбно-раздражённо вздыхать, решая, какой поставить окончательный диагноз, чтобы никого не поставить под удар? Должно ли самого студента волновать, что будет после? Почему-то сейчас его как никогда заботило это. Дадзай не хотел приносить проблемы собственной кончиной, не хотел, чтобы по его вине хмурился и виновато обкусывал губы Достоевский, пока Мори напряженно переминается с ноги на ногу, рассуждая о своих упущениях. От мыслей отвлёк чавкающий звук и лёгкий хруст — патологоанатом уже вынимал грудной комплекс: язык, трахея, угольно-чёрные лёгкие и ожиревшее сердце, практически закрытое долей лёгкого. — Она курила? — Дадзай внимательно рассматривал гуталиновые лёгкие неоднородной структуры. — Лет пятьдесят назад, увидев такую картину, любой патологоанатом без сомнения подтвердил этот факт. Сейчас я могу лишь констатировать, что до поры до времени она дышала, — с ноткой циничного веселья высказался мужчина. — Ожирение сердца. — Почему такие изменения, она же нормальной комплекции? — Даже у анорексиков наблюдается жировая дистрофия, — нерешительно вступил Достоевский, задумчиво рассматривая, как коллега разрезает орган на столике, просматривая камеры. — Можно иметь избыточный вес, но при этом органы будут не тронуты. Всё зависит от характера питания, достаточного поступления витаминов, белков и других факторов. Если питание недостаточно, клетки печени, миокарда, почек диффузно погибают, на их месте развивается соединительная ткань. Как ты знаешь, жировая ткань относится к соединительной. Вот и получается, что кахектичный больной страдает от жировой дистрофии. Осаму с изумлением и восхищением посмотрел на заведующего женским отделением. — Болезнь Альцгеймера тоже связана с дистрофией, только белковой, — продолжил свои пояснения Ано. — По непонятным до конца причинам запускается извращённый синтез белка амилоида, и он накапливается в головном мозгу в виде бляшек, вызывая деменцию. Так что патанатомия и патофизиология нужны даже психиатрам, — заключил Фёдор. — Что сорок лет назад, что сейчас в психиатрию и патанатомию идут самые талантливые люди, — с теплотой и гордостью заметил прозектор. — Правда не все, — в голосе появился упрёк. — Достоевский, что вы смотрите на меня так недоверчиво? — Хочу до конца посмотреть вскрытие. — Надеетесь на благоприятный исход для себя? — Dum spiro, spero, — уныло подтвердил Фёдор. — Увы, уже не дышит, — врач косо посмотрел на выпотрошенное тело. — И всё же… — Судмедэксперты не так благосклонны, как я. Мой вам совет: не подставляйтесь.