Синдром сильной доли

      Мэй тихонько мнётся под чужой дверью с коробкой конфет и думает, входить или всё же развернутся и уйти. Она бы не сказала, что её кто-то здесь сильно ждёт или что мир перевернётся, если она сейчас не зайдёт в эту дверь. Она и правда может развернутся и уйти, но не для этого же Мэй преодолевала длинный путь. Она скучала по этому человеку и ей правда хотелось увидеться с ней.       Она скучала по своему учителю. Даже если у неё было так много плохих воспоминаний, связанных с ней, она всё равно хочет снова увидеть того, кто поддерживал в ней желание танцевать, кто заставлял работать, когда совсем не было сил, кто мог поддержать и понять тогда, когда не могли другие.       Только ей всегда казалось, что она только действует на нервы и мешает. Мэй помнит каждый раз, когда на неё кричали, каждый раз, когда она ошибалась, каждый раз, когда ещё малышкой запиралась в раздевалке поплакать и слышала, что не имеет права показывать свой характер и свои эмоции. Тогда всё было совсем по-другому. Эмоции были ошибками, которые следовало скрывать, слёзы — роскошью, а ноющее тело — благословением небес. Танцорам не дают показывать себя и свою личность, пока их тела не будут идеальны, работа каждой мышцы оттачивается годами, чтобы потом в эту механику можно было вдохнуть убитую когда-то жизнь.       Мэй неловко стучит по двери, и она почти тут же открывается. На неё сразу же смотрят искрящиеся глаза и добрая улыбка.       — Ну, наконец-то, я уж думала, что ты не зайдёшь, — по-доброму усмехается миссис Рикко.       — Как вы… — недоумённо протянула она, озираясь по сторонам в поисках камеры.       — Всё верно, камеры, — отвечает она, внимательно наблюдая за полу-восторженной реакцией своей ученицы. — Вон, посмотри туда, — показывает пальцем вглубь веток дерева напротив дома.       Ну, конечно, в таких современных домах всегда есть система слежения. Мэй отчего-то стало немного неловко. Каждый раз в таких, казалось бы, неважных мелочах, она теряет свою гордость и уверенность. Каждый раз ей достаточно мига, чтобы растеряться.       — Проходи давай, а то что на пороге стоишь, — миссис Рикко схватила девушку за руку и завела в свой дом. Несмотря на её возраст, в этой женщине были молодость и жизнь, которые даже сейчас продолжали вырываться из-под осунувшейся кожи и старательно скрываемых морщин. Даже если снаружи с каждым годом она ухудшалась и старела, внутри неё была энергия, которая бурлила в ней и просилась наружу. Мало кто мог похвастаться таким в столь преклонном возрасте, но эта женщина была особенной. Она воспитала не одно поколение танцоров, завоевавших эту страну и даже вышедших за её пределы. И в непомерной силе каждого её ученика были тонны, океаны сил её собственных.       — Это вам, — Мэй тут же протягивает конфеты и искренне улыбается. Бояться явно не стоило. Миссис Рикко не из тех, кто даст медлить и стесняться, эта женщина сметает любые сомнения и страхи. Иногда этот образ никак не сходится с тем, как она себя ведёт в танцевальном зале.       — Пошли выпьем чаю с твоими конфетами, и я как раз купила сегодня тортик Тирамису, — она скорее кинулась ставить чайник, зная, что Мэй давно известно, где снимать свою обувь и как пройти на кухню.       Всё в этом доме было таким же, как и всегда. Красивые ламинатные полы, высокие потолки и богатая мебель. Всё казалось очень знакомым и родным, но уже каким-то далёким. Последний раз она приходила сюда не одна. Она приходила с Хорой.       — Как поживаете, миссис Рикко? — Мэй входит на кухню и сразу же занимает место на диване у окна.       — Да, в принципе, ничего нового. Вот преподаю новым детишкам, надеюсь, вырастить ещё хотя бы одно поколение звёзд, по выходным сижу дома, занимаюсь делами старушек, смотрю телевизор и пью чай. Раньше мне казалось, что это не для меня, но сериалы бывают столь увлекательны, что могу сидеть часами перед телевизором. А ты-то как? Я давно не видела от тебя новостей, хоть и не буду скрывать, что мне доносят о твоих выступлениях на конкурсах. Поздравляю с победой.       — У меня вроде не так уж и плохо, — немного неуверенно отозвалась она. Хотелось раскрыть всю свою душу, но было немного тревожно, потому что на неё смотрели живые и счастливые глаза, а она хотела поднимать свои любимые депрессивные и никому не нужные темы. В её жизни происходило много хорошего. Наверное. Она не была в этом уверена. В последнее время она даже дома почти не бывает, потому что её жизнь стала бесконечным путешествием с одного конкурса на другой. Таким образом, она объездила почти всю Америку. — Вот готовлюсь к конкурсу сейчас, потом будет главное соревнование, в этом году я обязательно приму участие.       — И победишь, — вставляет миссис Рикко.       — Сделаю всё возможное.       — Нет, победишь, я не для участия тебя учила.       Да, в их сфере победа — это главное. Когда ты пойдёшь искать работу, вторые и третьи места никогда не будут ничего значить. Вся остальная расстановка совершенно не важна. Есть победитель, главная звезда. И невзрачный фон за ней.       — Иначе я сама лично найду тебя и закопаю, — вполне серьёзно угрожает миссис Рикко. — Вы всегда были одними из лучших, ты обязана победить в этот раз. У тебя есть всё возможное для этого. Если что, всегда приходи, помогу и с хореографией, и с костюмом, и с настроем, — она особенно выделила последнее слово, зная, что с Мэй самое главное это разобраться в её голове. Она свернёт горы, даже если не будет в этом уверена, а если ещё и сказать ей о её возможностях, она сможет и перевернуть весь этот мир, заставив наблюдать за её танцем.       — Хора тоже будет участвовать?       — Насколько мне известно, да, — немного обречённо вздыхает учитель на наигранное безразличие в голосе своей ученицы. — Но не переживай, это никак не должно сказываться на твоём результате. Тем более, что она придёт не одна, а дуэтом. Всегда есть шанс, что дуэты разделять не будут, и вы не встретитесь.       Но есть шанс, что да. В финальном конкурсе не важно дуэт ли, трио ли. Там может победить любое сочетание людей. Игроков разбивают, перетасовывают, ставят новые пары. Побеждают даже не люди, а их танец. Победит номер, представленный там, а кто его исполнит, будет совершенно не важно. Многие известные танцовщики не рискуют туда заявляться, потому что целые толпы могут танцевать бездушную хореографию, но единицы были рождены стать искусством, стать просто телом для высшей цели.       — Надеюсь, что так и будет. Мы и так с ней достаточно танцевали. А как вам её новая напарница?       — Ну, Лиззи достаточно неплоха. У неё хорошие формы, видно, что танцевать она умеет, но если ты думаешь, что она способна заменить тебя, то не смей. Никто не сравнится с тобой, и рядом с Хорой никогда никого не будет лучше. Вы столько лет вместе выигрывали на конкурсах.       — Они тоже выигрывают, — сказала Мэй горькую правду. В этот раз она ещё раз убедилась, насколько миссис Рокки хорошо её знает, и это даже немного пугало, её читали словно открытую книгу, и было в этом что-то завораживающее. Пожалуй, что для неё нет смысла поднимать грустные темы, если всё и так видно. Ей и так ответят на все вопросы.       — Это другое. Они выигрывают в основном за счёт Хоры. Лиззи тоже неплоха, но если бы два ваших дуэта боролись друг против друга, победила бы ты. Если рассматривать вас с точки зрения техники, то она не сильно тебе уступает и, можно даже сказать, дышит тебе в спину, но если говорить о подаче, то твои чувства, которые ты показываешь на сцене, ей никогда не догнать. Для неё танцы — это способ сиять, насладиться яркой жизнью, а для тебя — воздух. Танцы и есть твоя жизнь. Каждое твоё движение на сцене дышит и наполняется своим особенным смыслом.       Мэй хочется безразлично отмахнутся, но сердце болезненно сжимается, и душа ликует. Она всегда мечтала это услышать. Кто-то может счесть её эгоистом, но она всегда хотела знать, что она особенная. Ведь если у неё в жизни нет ни друзей, ни опоры, ни уверенности в завтрашнем дне, должно же быть хоть какой-то вознаграждение? В глубине души Мэй верит, что настоящие танцоры парят где-то высоко, далеко от остальных людей, и во время своего танца могут почувствовать небеса, свободу и самую главную тайну. Ей давно известно, что это лишь глупые сказки, но каждый раз, когда она размышляет о танце, она не видит просто тело, что красиво двигается под музыку, она видит что-то возвышенное и глубокое, что-то, что ещё никто не успел познать, и лишь только танцоры на пике своего танца могут немного прикоснуться к этому и тут же опасть на землю, словно осенние листья, выжатые и уставшие, увядающие в глубине, но столь яркие снаружи. Не каждый может вынести это чувство и не каждый способен дотянуться.       — Я, вообще, до сих пор мечтаю, что вы однажды снова станцуете вместе. Вы вдвоём были настолько прекрасны, что кровь стыла в жилах, когда вы находились рядом. Жаль, что всё так закончилось, и все планы рухнули.       Да, они распались очень невовремя. Им поступило предложение от крупного американского агентства, что следило за ними много лет, и, когда об этом стало известно, остальные, не желая их упускать, тоже начали накидывать им предложения. Их звали в театры, подтанцовки звёзд и учителями в студии, была даже парочка предложений сняться в кино. Они должны были стать настоящими звёздами, но всё закончилось, не успев начаться. Агентства рассчитывали сразу на двоих, на их волшебную химию, но теперь они не могут им этого дать, и они снова никому не нужны. Должно пройти время перед тем, как их рассмотрят в новом ключе.       — Спасибо, — с трудом выговорила Мэй, пытаясь не расплакаться. — Спасибо, что вы говорите мне всё это.       — Я помню, как увидела вас впервые… — продолжила учительница. — Меня тогда позвали оценить таланты в студии. Вас выгнали ещё до того, как я пришла. Позже выяснилось это потому, что вы разговаривали во время репетиции и не желали слушаться учителя. Все дети в тот день были самыми обычными, каких миллионы в Америке. Но, когда я уже уходила, я увидела, как вы занимались в студии, снова и снова повторяя тот кусок, что мы выучили без вас. Вы стояли под дверью и через щель запоминали хореографию, а когда все ушли, вы начали повторять. Это поразило меня до глубины души. Но больше всего меня удивило то, что вы пытались не только выучить все движения, но и прочувствовать их, вы запоминали ощущения, и желали повторить их в ещё более усовершенствованном виде. После этого я почти сразу взяла вас под своё крыло. Ещё тогда я увидела в вас звёзд.       По щекам, действительно, котились слёзы, и Мэй никак не могла перестать думать о том, что она потеряла. Впервые не о том, что она сама бросила, стараясь не тяготить этим свою жизнь, а о том, что она потеряла.       — Мне никогда не было страшно кричать на вас, потому что я знала, что вы сможете помочь друг другу и вместе перешагнуть через все преграды. Вы тоже вдохнули в меня жизнь и заставили работать. Я не собираюсь умирать, пока не увижу, как вы становитесь настоящими звёздами. Даже если уже в одиночку. Хотя я, наверное, никогда не перестану видеть вас вместе.       Мэй хотелось что-нибудь сказать, дополнить эту грустную речь, ведь внутри неё уже столько времени собиралось множество слов, которые хотелось выкрикнуть, но она не могла и пошевелиться, лишь только молча вбирала это всё в себя.       — Но ты обязательно станешь прекрасной сольной артисткой. Твои танцы невероятны. Твоя многогранность и глубина глаз поражают. Я готова смотреть на твои танцы вечность и мне никогда не надоест.       Многие говорят ей тоже самое. Говорят, что она очень глубокая и тонкая натура, но это и есть её самая большая проблема. Порой в ней теплится столько чувств, что она не может выйти из зала, даже находясь там по пятнадцать часов, потому что даже когда тело на пределе, её душа всё также полна, и она всё также болит. Она выпускает свои эмоции наружу, но чувства вновь и вновь нагоняют её. Она запирается в зале и танцует, в глубине души надеясь, что кто-нибудь придёт. Каждый раз, крича, чтобы никто к ней даже не приближался, она надеется, что кто-нибудь придёт. Но просить слишком стыдно, надеяться слишком жалко, а сам к ней никто не приходит, ведь она не из тех людей, глядя на которых, видно, что ей нужна забота и внимание. Со стороны она уверенная в себе личность, которой не нужны другие, но ночами она плачет, думая о том, что она сделала не так. Ей хочется изменить мир вокруг себя, но она не знает другого способа, кроме как закрыться в зале и танцевать.       — Надеюсь, что это так…       — Будь уверена, что это так. Ты обещаешь мне, что станешь звездой?       — Я обещаю, — сквозь слёзы, но как никогда твёрдо ответила она.       Чьи-то руки крепко её обнимают, и она наконец закрывает глаза, пытаясь совладать со всем, что бушует внутри неё. Обида, боль и надежда. Горечь об ушедших днях и страх будущего. Всё это она выплакивает на грудь своей учительницы, и та смиренно принимает это, даря столь долгожданное успокоение.       — Приходи, если будет плохо, если будет нужна поддержка. Помни, что здесь тебе всегда рады, — одной рукой она начала гладить её по голове, а другой по-прежнему крепко сжимала. Сколько силы было в этой хрупкой женщине.       — Спасибо вам, спасибо большое… — снова дрогнувшим голосом сказала Гиза. — Я обязательно ещё вернусь. После победы на главном соревновании я принесу вам трофей.       Больше они уже ничего не говорили. Слишком многое уже было сказано. Мэй ещё долго проплакала в её объятиях, понимая, в ком она всегда может найти поддержку и понимание. Даже её семья не была способна дать ей этого.       — Вытри слёзы и не плачь больше. Не люблю, когда вы плачете, — уже с привычной лёгкостью говорит миссис Рикко, разливая чай. — Обещаешь больше не рыдать, чуть что случится?       — Обещаю, — легко согласилась Мэй. Учитель всегда знает, как лучше. Этот человек направлял её долгие годы и они вместе провели всю свою жизнь в танцевальном зале. Учителя танцев, что взяли покровительство, это совершенно иной класс людей, чувства к которым очень сложно классифицировать. Она тебе не простой учитель, потому что вы обладаете куда более глубокими связями и частым взаимодействием, не подруга, потому что всё же она обязана заставлять тебя расти и делать больно, но и не мама, даже если ты зачастую остаёшься ночевать в её доме. Конечно, миссис Рикко знает, как будет лучше. Когда на человека налетает слабость и он больше не может принимать решения, всегда можно положиться на кого-то сильнее. — Извините, но мне уже через пять минут нужно уходить. Я не рассчитала время, когда, кхм, когда заплакала. Извините.       — Ничего страшного, чайник ещё раз вскипятить можно, и ты ещё ко мне придёшь. Куда сейчас?       — Выезжаю в Нью-Йорк на конкурс, сразу от вас сяду на поезд.       — А вещи?       — В том портфеле, — Мэй указывает на чёрный кожаный портфель, что стоит у стены рядом с входом на кухню.       — Наконец-то ты научилась не брать с собой пол квартиры, — женщина по-доброму усмехается.       — В последнее время мне уже не нужно столько вещей. Ладно, мне, пожалуй, стоит уже идти, — Мэй нерешительно поднимается из-за стола и хватает свой портфель.       — До встречи. Я буду следить за тобой, так что советую выиграть, — произносит учительница, стоя уже у самого порога, а Мэй терзает желание обнять её напоследок, но почему-то она никак не может решиться дотронуться до другого человека без его разрешения, и в этот момент она снова ненавидит себя за нерешительность.       — Обязательно, — и на этом слове Мэй заключают в крепкие объятия, и она немного неловко отвечает, радуясь, что у неё есть такой замечательный человек. — Ещё раз спасибо вам за всё.       — Да хватит уже благодарить, — она отстраняется и в последний раз окидывает её изучающим взглядом, словно бы пытаясь запомнить, какой та была в их последнюю встречу.       — До свидания, — вежливо прощается Мэй, и дверь за ней закрывается.       Она готова спокойно выдохнуть после прекрасной встречи, но вдруг резко вдыхает, собирая все силы внутри себя. Перед ней возникает знакомая физиономия, впереди идёт Хора. Идёт прямо к ней.       В голове крутится множество мыслей. Что обычно делают в такой ситуации? Просто расходятся? Говорят «привет»? Она пытается сказать хоть что-нибудь, но у неё совершенно не получается и она просто начинает медленно двигаться от дома, чтобы не выглядеть глупо. До последнего она ждёт, что Хора скажет хоть что-нибудь, но та просто проходит мимо, в какой-то момент кидая на неё холодный презирающий взгляд.       Как только Хора проходит мимо, по щекам Мэй катятся беззвучные слёзы.        «— Вытри слёзы и не плачь больше. Не люблю, когда вы плачете. Обещаешь больше не рыдать, чуть что случится?       — Обещаю.»       — Извините, миссис Рикко, я снова вас подвела…       Разочарование в себе и обида настолько её захлёстывают, что она вновь смотрит на огромный красивый белый дом с зелёным газоном. Слишком ярко для неё. Невыносимо. Слишком много воспоминаний о Хоре. Та должна жить именно в таком доме, красивом, огромном, уютном и приветливом, том, в котором Мэй больше нет места, потому что всё в нём пропахнет запахом врага. Врага и самого близкого человека. Убийственная смесь, окончательно выжимающая все соки. Она старается прислушаться, о чём там они разговаривают, но ей мешают слишком большое расстояние, толстые стены и собственные непрекращающиеся всхлипы.       Что по сути есть обещание? Обещание, на самом деле, всего лишь неуверенность и отчаяние в глазах обоих.