scio me nihil scire

но это только ты, а фон твой — ад смотри без суеты вперед. назад без ужаса смотри будь прям и горд, раздроблен изнутри, на ощупь тверд Иосиф Бродский 1960

      Ночь уходит, побежденная светом, но с достоинством, оставляя после себя сгустки туманных выхлопов от снующих туда сюда машин, и запах, будто что-то пригорело, или же много людей накурили в закрытом помещении. Птицы, довольные наступившим светом, скачут с ветки на ветку и клюют всякий мусор и съедобные крохи, дворник чистит территорию института, опоздавшие всё ещё бегут на пары, а кто-то уже свободен и радостно бредет домой, счастливыми группками.       Юнги безотрывно смотрит в окно, думая, что всё как и всегда идёт своим чередом. И будет идти так всё время, и не важно, что случится через минуту или год. Из раздумий выталкивает чей-то довольно грубый локоть. Особо наглый студент расталкивает людей на пути к кассе буфета. Что, что, а еда у голодных учеников по расписанию. Мин с неприязню смотрит вслед этому студенту, чувствуя как у самого сводит желудок от голода. Что неудивительно, ведь утром он лишь выпил чашку кофе, да и вообще особо за рационом не следит, чем Хосока вовсе не радует.       — Юн, ты опять голодаешь? Вот дождёшься, что приду к тебе домой, и заставлю есть всё, что куплю в ближайшем маркете! , — парень как и обычно в хорошем настроении, ненавязчиво заботится, — ладно, не ворчи только, иди лучше займи нам какое - нибудь местечко получше.       Юнги тихо фыркает на угрозы друга, и плетется к пустому столику в углу столовой, который заметил ещё на входе. Кидает полупустую сумку и ждёт Хосока, уткнувшись в экран мобильника, включая какую-то ничего не значащую игрушку. Мин не задрот, просто куда проще бездумно смотреть в экран, чем делать вид, что заинтересован в чьей-то личности, или очередной новости, на которую наплевать. Мимо проходит стейка парней из их группы. Чистое быдло, имён которых Юнги даже не потрудился запомнить за три года, что тут учится. Зато вот они его имя отлично помнят. Благо не трогают, потому что однажды, когда Мин избил одного такого до полусмерти поняли, что он в гневе страшен, и вообще по их словам «психованный придурок». Но оно и к лучшему, пусть думают. Правда языки у них ещё есть, чтобы отпускать грязные, липкие и противные слова и шутки, из своих гнилых ртов. Мятноволосому плевать, лишь бы Хосока не трогали, как в тот раз, когда кулаки Юнги были разбиты в кровь.       — Ой, какая прелесть. Верный пёс сидит и ждёт своего дружка. Поди каждый вечер там друг другу сосёте. Ахах.       Наверное если бы Юнги обращал внимание на каждую подобную выходку, то нервов давно бы уже не хватило даже на то, чтобы существовать, поэтому он лишь смотрит долго своими глазами — осколками на них, будто одним взглядом готов убить. Они проходят мимо, стараясь в эти самые глаза не смотреть. А Мин возвращается к игре, кутая нос в шарф. Главное, что Хосока тут нет, и он этого не слышал, а Юна это всё не трогает, ведь на себя давно уже всё равно, но за это светлое существо он почему-то переживает.       Через пару минут появляется и главный герой дум Юнги. Ойкает, дуя на тонкие, длинные пальцы. Такой домашний, словно только что встал с постели. Волосы растрепаны в схватке за горячие булочки, что Чон держит бережно в руке, плюхаясь на стул и протягивает одну Мину.       — Держи. Отказы не принимаются, а то смотреть страшно, кожа да кости. Твоя любимая вообще-то, последнюю отхватил, — говорит это с таким гордым видом, что, кажется, в глазах искры светятся.       Юнги от одного вида и слов друга становится тепло и немного легче жить. Он даже чуть улыбается уголками губ, чувствуя как кожу рук греет через целофановый пакет жар от теста. Он кусает самый край, осторожно, чувствуя сладкий вкус любимой с детства начинки. Апельсинового джема, свежей события, с хрустящей коркой, что растекаться во рту, навевая воспоминания.       — Ох. Спасибо, Хо.       Мин смотрит в глаза своего друга, товарища и человека, что рядом с ним больше и ближе, чем кто-либо. Пожалуй даже единственного человека, которым он дорожит. Чон тут же принимается за еду, увлечённо рассказывая что-то о новом фильме на большом экране, о планах на выходные и других, безусловно важных вещах. Мин искренне старается слушать внимательно и кивать в такт словам, но взгляд падает на шоколадного цвета пряди волос, и светло — карие глаза, и студент позволяет себе унестись в прошлое, к истокам их маленькой и незначительной истории дружбы в мировых масштабах.       «Вот он в возрасте лет семи сидит на нагретой солнцем качели посреди пустой детской площадки, рассматривает сквозь разноцветные осколки стекл яркое пятно солнца на небе, и считает круги, что от света плавают в глазах. Внезапный вопрос заставляет оторваться от этого занятия. Мин поворачивает голову, видя рядом с собой довольно милого мальчика, с чуть кучерявыми волосами, что смущённо улыбается, смотря на него.       — Извини. Можно тоже посмотреть?       Юнги никогда жадным не был, поэтому легко протягивает россыпь разноцветных стёкол на ладони, кивая.       — Угу. Только осторожно, они острые.       Мальчик с благодарностью берёт, с интересом смотря их на свет, и от усердия кусает губы. Затем осторожно вертит на ладони, с любопытством глядя на нового знакомого.       — Ух ты… Как красиво. А где ты их взял и зачем?       — Хотел увидеть мир в другом цвете. Было интересно, если у меня чёрные глаза, будут ли цвета в моём мире темнее, чем есть на самом деле, — Юнги не знает зачем вообще это говорит, ведь глупости же, но почему-то этому мальчику хочется доверять.       Парнишка довольно улыбается, так, что на щеках появляются заразительные ямочки.       — Нет, он не будет тёмным. Он будет красивым, потому что., — на полуслове губы замирают и маленькая рука протягивается в сторону Юнги, — потому что давай дружить? Меня Чон Хосок зовут, а тебя?       Щеки Хосока слегка розовые, явно стесняется, а брови сведены к переносице в порыве решимости. Мин отвечает просто и открыто, вдруг теряя всякую враждебность к этому существу.       — Юнги. Мин Юнги.       Потом они ещё долго гуляют и смотрят на небо через призму света и цветов. Любимое стеклышко Юнги теперь оранжевого цвета, как и футболка Чона.»       Из раздумий отрывает последний кусок булки, и увлеченный рассказ Хосока, теперь уже о том, какой замечательный сон снился тому сегодня.       — И вот, там была какая-то песня моего сочинения, прям такая реалистичная, что до сих пор в голове крутится, так, что я аж захотел написать её, и… Хэй, приём! Ты чего завис? , — Чон щёлкает пальцами, смеясь, перед самым носом Мина, пытаясь вернуть того с небес на землю.       — А? Нет, я слушаю. Просто задумался. А сон классный. Думаю, что если постараешься, то он исполнится обязательно. Ты талантливый ведь, я знаю. Буду первым твоим фанатом, который в первых рядах будет визжать как сучка, хах.       Хосок на это смеётся лишь, говоря, что это не в стиле Мина, но благодарит за поддержку. Впрочем Юнги вовсе и не врет. Хосок действительно талантлив и увлекается музыкой и танцами с самого детства. Не смотря на большое разнообразие предпочтений в стиле, больше всего ему нравится хип — хоп и рэп. Именно поэтому он и поступил в институт культуры, чтобы получить образование и навыки, а в свободное время сочиняет песни, музыку и даже хореографию Чон трудолюбив, в отличие от Юнги в последнее время, поэтому он даже гордится им. Правда демонстрирует все эти таланты Хосок в основном только Юнги, родителям или на выступлениях в институте. Но это, по мнению Мина, лишь дело времени.       — Следующим физра, может пойдём? Думаю все уже переоделись, можно не толкаться среди потных однокашников. Кстати… У тебя тут джем остался.       С этими словами Хосок встаёт рядом, стирая с края губ сладкий джем, а затем и довольно облизывает палец, улыбаясь щеками с ямочками, за что тут же отхватил подзатыльник от Юна.       — Йаааа, мог бы и просто сказать. Или насмотрелся дешёвых романтических фильмов, Хо?       С шутками и смехом парни заходят в раздевалку с ужасными стенами зелёного цвета, который кажется преследует все учебные раздевалки в мире, сваливая с плеч надоевшие рюкзаки и сумки со сменкой. Благо большинство уже ушли в зал и в небольшом помещении уже не так душно и тесно, не считая стандартного запаха мужских раздевалок. Мин достаёт любимую футболку, которую считает счастливой, красного цвета с надписью «Suga» на спине. Это был псевдоним или второе имя Юнги, о котором знали лишь единицы, и скидывает надоевший свитер. При Чоне стесняться нечего. Да и вообще-то тело у Мина красивее чем у многих девчонок. Пусть слишком хрупкое и стройное, с бледной кожей, но на деле довольно ловкое и жилистое, особенно, если парень отбросит в сторону лень. А насчёт баскетбола лени можно не опасаться. В любимом деле Юн будет работать в сто раз усерднее остальных. Они перекидываются очередными шутками и жмут руки с целью снова победить команду из тех отморозков, что вечно задирают нос. Тем более с ростом и скоростью Хосока, и с ловкостью и опытом Юнги, а также остальных членов команды, это вполне возможно. Но случается то, что явно выбьет на ближайшее время привычную жизнь из колеи. В рукопожатии Хосок опускает глаза, и проходится взглядом по рукам, на которых ещё нет излюбленных, длинных браслетов из ткани. Улыбка тут же сползает с его лица.       — Юн… Это…       Цепкие пальцы осторожно, но крепко хватают Юнги за руку, карие знакомые глаза смотрят на бледную кожу, словно оставляя ожоги. Юна покрывает холодный пот и внутри разбивается маска на осколки. Та маска обычной безмятежности, шуток и безразличия сыпется куда-то в лёгкие острой, стекольной пылью. Увидел всё-таки.       Вообще-то Хосок часто бывал рассеян и не внимателен. Этому способствовало и то, что у Чона были проблемы со зрением, поэтому он часто не замечал многие вещи. Если бы он не заметил бы и сейчас эту досадную «мелочь», то это было бы скорее во благо. Более загорелая кожа контрастирует с его бледными руками и синими венами. Пальцы успевают пройтись по нитям ещё более бледных шрамов до того момента, когда Юн отдергивает руку отворачиваясь и натягивая части тканей до локтей. Лишь бы не видеть это лицо, эти глаза полные смеси чувств, и Мин не хочет знать каких именно. Не хочет видеть на лице ценного человека вопросы и плохие мысли. А Хосок ведь наверняка будет винить себя, что не заметил, не помог, не понимая, что один он помогает ему в жизни больше всех.       — Ничего. Всё в порядке.       Его резко поворачивают, чуть ли не припечатывая к стенке, а глаза смотрят и смотрят прямо в душу, в глаза, в каждую нервную клетку проницательными карими глазами, сжимая тонкие запястья. На лице парня явная борьба за то, чтобы не рассмотреть каждый рубец и не обматерить друга с ног, до головы.       — В порядке? По твоему… Это блять в порядке? Я давно заметил, что ты не такой, как раньше. Ещё с того года, как… Но разве нормально, что такое происходит, и я даже об этом не знаю? Нормально, что ты причиняешь себе боль в одиночестве и молчишь?       В голосе Хосока прорезаются стальные нотки, которые есть глубоко внутри и просыпаются очень редко, но сейчас видимо пришло время этой твёрдости. Благо в этот момент они были в помещении одни. Правда видя хорошо спрятанный страх в глазах мятноволосого, он тут же становится более мягким, ослабляя хватку на запястьях и включает свои способности психолога. Юн всегда думал, что если бы хён не стал бы учиться на музыканта, то ему бы подошла профессия психолога. — Извини, просто… Я не знаю… Прошу, давай поговорим? Я хочу понять. Физра это не так важно сейчас. Давай пойдём ко мне сейчас? П о ж а л у й с т а.       Юнги свободно отодвигается из-под чужого дыхания взгляда и вопросов, что лишь сильнее приняют чувство вины и боли внутри. Ладонь тянется к лицу, сжимая переносицу, а глаза зажмуриваются. Вдох. Выдох. В конце концов не конец же света? Может быть Хо забудет, поймёт и останет, или Юнги расскажет об этом потом. В любом случае это последнее, что он хотел бы объяснять в своей жизни, потому что усталость в этом случае навалится толстым сгустком чернил, ломая ключицы на части.       — Хён, — Юн очень редко так называет старшего, только в случаях, когда действительно доверяет и открывает другую свою сторону, где есть место эмоциям и чувствам, — сейчас я правда в норме. Прекрати извиняться и делать такой испуганный вид, будто я умер, или ещё что… Давай пойдём в зал, мы должны закончить последнюю игру на этой неделе.       Мин выдавливает из себя улыбку, такую, какую может, а этой ситуации, и проходит к выходу, успокаивающе задевая своей рукой о ладонь Хо. Он не хочет этого разговора, не хочет чувствовать чужую жалость, поэтому выбирает побыть хотя бы ещё два часа на виду у нескольких пар глаз, а не одной, самой знакомой. Потому что на людях, пусть даже и раздражающих, проще существовать, легче забыть и не думать. Потому что парню кажется, что если Хосок его обнимет, то ком в горле болезненно разорвёт гортань, выходя со скулежом и слезами наружу. А Юнги этого не нужно. Главное идти быстро, чтобы не успел ещё что-то спросить, узнать, тронуть и заглянуть в глаза. Чтобы не успел увидеть отвращение к самому себе и к своей слабости. Чтобы не понял, сколько ненависти к себе, презрения и отчаяния в глубине глаз и изгибе красивых губ.