Глаза заледеневшего кофе.

— Ты сегодня очень грубый. — шептала девушка, лежа на кровати. На её теле красовалось очень много синих отметен, которые явно были оставлены руками и далеко не специально. Осаму никогда не задумывался над тем, насколько больно потом двигаться с такими синяками. Он сутками не поднимался со своей кровати, когда сам отхватывал по полной, ибо любое движение — казалось настоящим адом. — Не хотел. — пожимая плечами, ответил подросток, продолжая сидеть на краю кровати. Дазай вообще всего этого не хотел: ссориться с Чуей, оставлять его там одного в том переулке, общаться с Сэцуко, стаскивать из магазина алкоголь. Ему шестнадцать, и где-то в глубине своей прогнившей души, наверное он хочет сейчас проводить время со своей семьёй. Несмотря даже на то, что это невозможно, но Дазай часто задумывался над тем, как его жизнь сложилась бы, если он родился бы в нормальной семье: с любящими родителями, которые смогли бы дать ему образование; с настоящими друзьями; с возможно первыми отношениями. Иногда сердце разрывалось от таких мыслей, и становилось невыносимо больно и обидно, от того, насколько жизнь несправедлива. Но сейчас, ему всё ещё шестнадцать, и вместо этих ненавистных мыслей, он убивает людей, придумывает пиздецки странные стратегии, которые почти всегда срабатывают, трахается с девушкой, к которой ничего кроме жалости не ощущает. Может за это он и ненавидит себя? За то, что уже не может изменить? Или же это он себя убедил в том, что уже ничего нельзя поменять? В любом случае — это уже неважно. Внутри творится настоящий хаос, буря, ураган, как хотите, он сам перестал себя понимать ещё несколько лет назад. Просто отпускает все ситуации, старается не думать, заняться любым делом, лишь бы не затрагивать давно протухшее дерьмо внутри самого себя. Дазай сам не понял, что так сильно его разозлило тогда в переулке, почему он так среагировал, когда увидел своего напарника с девушкой. Не понял, когда из-за этой злобы, он сжимал запястья и талию девушки под собой до такой степени, что та не могла уже молча терпеть этого. Осаму просто не может дать себе отчёт в своих действиях за последние пару часов, как бы не старался, он просто не осознавал всего того, что успел сотворить. Как в состоянии аффекта. Сейчас, когда время давно перевалило за двенадцать ночи, а вместо злости пришло состояние опустошённости, ему хочется провалиться под землю. Не из-за чувства стыда, у него оно просто отсутствует, а из-за того, что он теперь без понятия, что ему делать дальше. Он ходит по кругу, от мыслей о том, чего уже не может быть, до своего напарника, который только усложняет всю ситуацию. Зачем ему вообще нужен был напарник, а, Мори? — Тебя, что-то тревожит? — сзади послышался тонкий и слегка уставший голос. Обернувшись, он увидел всю ту же Сэцуко, у которой не было сил на то, чтобы даже пошевелить одной из своих конечностей. Девушка кое-как прикрылась простынёй, но на большее у неё явно не хватило сил. Ещё бы, ведь этой ночью, она познакомилась с очередной личностью своего возлюбленного, очень злой и эгоистичной. — Возможно. — все ответы Осаму были краткими и уже давно отработанными, чтобы не взболтнуть чего-то лишнего. Поднявшись с кровати, он застегнул ремень своих брюк, попутно застёгивая пуговицы на рубашке, которая так и осталась неснятой. — Может останешься, уже поздно? — она привыкла к таким холодным ответам, несмотря даже на то, как сильно её сердце разрывалось в такие минуты. Когда человек, которого она любила, так холодно отвечает и безразлично смотрит. Наверное, единственный способ хоть, как-то находиться рядом с ним, это вовремя раздвигать ноги. — Я ещё не ухожу. — на этой фразе он открыл стеклянную дверь, которая вела на балкон. В лицо ударил тёплый ветер, от которого даже прятаться не хотелось, наоборот, подставиться под него, чтобы он унёс отсюда, желательно навсегда. Лето закончилось, сегодня первый день осени, но даже это не портит настроение, наверное потому что, дно было пробито и ниже некуда. Прикрыв за собой столь хрупкую дверцу (Осаму никогда не понимал, зачем столь бьющиеся предметы в доме вообще нужны), он нащупал в кармане чёрных брюк давно забытую пачку сигарет. Нет, он не курил, скорее даже ненавидел сигареты и всё то, что с ними связанно, а этой пачке года два уже, если не больше. Когда худощавые пальцы уже достали из пачки это подобие табака, а вторая рука уже поднесла зажигалку, в голове начали всплывать не самые приятные моменты из детства. — Ты опять весь день провалялся на кровати, да?! Тебе вчера было мало?! — этот крик, этот голос, он ненавидит всё это. Ненавидит дом, родителей, себя и собственную жизнь. На языке крутился всегда один единственный вопрос, но задать его, ребёнок никогда не осмеливался. — П-папа, я.я н-не. — язык предательски заплетался в такие моменты, захлёбываясь собственными слезами. Он знал, что будет дальше, знал и не хотел, чтобы оно случилось. «Страх - единственное, что я тогда испытывал» — подумал Осаму, закуривая первую сигарету. Оглушающий крик раздался на весь дом, после чего послышался громкий хлопок и уже тихий всхлип. Несмотря даже на то, что они оба были в подвале, скорее всего это услышал весь город, Дазай мечтал о том, чтобы это услышали все. Чтобы хоть кто-то пришёл и помог ему, вытащил из этого сырого помещения и отнёс туда, где он будет в безопасности. — Лучше бы ты не рождался, Осаму. — эта фраза уже давным давно заменила: «Я люблю тебя, сынок». Обычно после этих слов, появлялся новый ожог на молочной коже, от очередной потушенной сигареты, и этот раз не был исключением. — З-зачем? — одними губами прошептал мальчик, но этого уже никто не видел. Именно поэтому, он улыбнулся, ведь он смог задать этот вопрос. Неважно, что этого никто не слышал кроме него самого, что он не получил долгожданного ответа, для него эта была первая, хоть и маленькая победа над собственным страхом. — Ты был чертовски прав, отец. — туша сигарету об перила балкона, Осаму продолжал размышлять в слух. — Лучше бы я не рождался. Прокрутив в очередной раз сигарету об железные перила, подросток махнул рукой, выкидывая окурок куда-то вниз, на тротуар. Из-за ветра, который сегодняшней ночью властвовал над погодой, ещё не затухший пепел вернулся назад к своему отправителю и болезненно осел на костяшке руки, не закрытую бинтами. — Ненавижу сигареты. — убирая второй рукой пепел, прошептал Осаму. Скорее всего, теперь на этом месте кожа приобретёт бордовый оттенок, напоминая об этой ночи, ещё несколько последующих дней.

***

В девять вечера, когда он смог вернуться домой, подросток продолжал фырчать о том, какой ему достался непонятный напарник. В десять вечера, рыжеволосый мальчишка закончил с приготовлением ужина и принялся есть его в одиночестве, продолжая злиться на сожителя. В двенадцать ночи, сердце начало непривычно быстро стучать, но его владелец продолжал делать вид, что ему нет никакого дела до Дазая, и вообще он на него держит обиду. В два часа ночи, Чуя сидел на диване, не переставая пялиться на дисплей телефона. Левый глаз каждый раз дёргался при истечении очередной минуты. В таком состоянии о сне вообще не могло быть и речи, забив на гордость и на обиду, которая давно уже улетучилась, парень схватил с кофейного столика мобильник, и начал искать контакт своего сраного напарника. Контактов в телефоне Накахары было крайне мало, их было всего три: Огай, наставница Озаки, и «убейся уже». Не сложно догадаться, что так может быть записан только Дазай. Гудки тянулись, крайне медленно, что до жути раздражало подростка, который вскипел, когда трубку никто не поднял. — Не тебе тут обижаться, ходячая аптека! — закричал на пустую квартиру Накахара, продолжая набирать один и тот же номер. Но не через минуту, не через две, даже когда по счету уже шёл звонок девятый, трубку никто не собирался брать. Что тогда испытывал Чуя, даже если бы его кто-то спросил, наверное он бы и сам не смог дать чёткий ответ. Гнев? Да. Страх? Пожалуй. Разочарование? Возможно. И сделать, что-то с этим ощущением — казалось, чем-то невозможным. Несмотря на всю обиду, которая осела где-то внутри и пока что затихла, сейчас Накахара не на шутку начал волноваться за своего напарника. Кто знает, где и с кем он сейчас шатается и в лучшем случае, он ночует в порту или в кабинете Огая. Действительно, может он уже давно спит в безопасном месте, а Чуя тут ему названивает на телефон, за что утром будет много колкостей и подъёбов. Но сейчас это казалось чем-то мелочным, пусть подкалывает до конца жизни, главное, чтобы с ним всё в порядке было. — Да ты, как баба разнылся! — сорванный подростковый голос раздался на всю квартиру, пока его владелец ворочался на диване, закрывая своё лицо руками. Резко и неожиданно даже для самого Чуи, подросток вскочил с дивана, будто бы его ударили током. Он двинулся в комнату Дазая, пока в самой голове не было не единой мысли, зачем он это делает. Была какая-то непонятная пустота, которая на удивление успокаивала, или просто хотелось в это верить. Комната никак не изменилась, не считая перевёрнутых вещей на одной из полок в шкафу. По всей видимости, перед тем, как появиться в кабинете босса утром, Осаму был дома и явно, что-то искал. Не включая свет, Чуя подошёл чуть ли не в притык к шкафу, который раза в два выше его самого, на ощупь шарясь в чужих вещах. Наверное, если бы сейчас Дазай застукал его, то оправдаться бы Накахара никак не смог. Да даже сейчас, он сам себе не может объяснить — нахуя? Будто, какое-то шестое чувство кричит ему, что сейчас это жизненно необходимо. Хотя здравый смысл кричит о том, что жизненно необходимо сейчас пойти и поспать, не поддаваясь панике, хотя бы до утра. В какой-то момент тыльная сторона руки дотронулась до какой-то коробки, которая явно на ощупь не являлась тканевой вещью. Она была не большой, и почти вся помещалась в ладонь рыжеволосого подростка. Вытащив её оттуда, Чуя развернулся лицом к полуоткрытой двери, где в гостинной комнате был оставлен свет, чтобы рассмотреть, что это такое. — Сигареты? — открыв пачку, искренне удивился Чуя. У Осаму уже сломался голос, но он никогда не слышал в нём и намёка на хрипоту, поэтому подумать о том, что он курит, крайне сложно. На удивление Накахары, пачка была полная, не считая того, что одной сигареты там всё-таки не хватало. — И такие дорогие. Чуя курил с тринадцати лет, и он уже не помнил, что такого произошло, что у него в руках оказалась его первая сигарета. Она была из очень дешёвой пачки, в ней даже намёка на настоящий табак не было, но чем-то именно она смогла завлечь мальчишку, заставляя вновь и вновь воровать сигареты. Накахара курил много и курил всё подряд, потому что он попросту в них не разбирался, что удалось своровать, то и было. На счёт магазина даже говорить не стоит, мало того, что у него «ангельская внешность», как один раз сказала женщина за прилавком, и он не должен попробовать эту гадость, так и рост ещё не помощник в этом деле. Но сколько бы Чуя не воровал, у разных по социальному статусу людей, у него в руках никогда не была столь дорогая пачка. Желание попробовать, понять, в чем различие и есть ли оно вообще — было слишком велико. Однако брать, что-то у Осаму, при этом даже не спросив разрешения, звучит, как самоубийство. « Двойное самоубийство «, как бы сейчас добавил его напарник, но к счастью, его нет рядом. Если выкурит хотя бы одну, то сможет удалить своё любопытство, да и к тому же, успокоит нервишки, которые расшатались, как раз таки из-за владельца этой пачки. Так, что всё честно. Отбросив все мысли против, Накахара достал сигарету из пачки, не забывая убрать за собой все следы. На балконе было очень даже хорошо, тёплый лёгкий ветерок хоть как-то разгружал забитую тупыми, иначе просто не назовёшь, мыслями, голову подростка. Фонари уже давно включили, освещая пустые улицы портового города. Может, всё не так уж и плохо, как кажется. — Надо бы обзавестись зажигалкой. — прошипел Чуя, пытаясь поджечь спичку, которые он схватил с тумбочки по дороге, об картонную коробочку. Когда сигарета была всё-таки зажжена, а спичка потушена, тело подростка обессиленно опустилось по стенке на пол. Босые ступни начинали мёрзнуть из-за бетона под ними, но их хозяина это мало волновало сейчас. Чуя запрокинул голову к звёздам, продолжая наслаждаться такой дорогой сигаретой. В голову неожиданно ударили воспоминания, о том, когда они ночью ходили в магазин за продуктами. Когда Дазай остановился посреди улицы и пялился на звёзды, не обращая внимания буквально ни на кого. Что тогда, что сейчас, ночное небо точно такое же, и Накахара не понимает, что же в нём нашёл его напарник. У Осаму однозначно было тяжёлое детство, иначе бы он не оказался у того торговца людьми, как рассказывал Огай. Или же он изначально был брошен, ещё при рождении? Сколько вопросов, которые нельзя озвучивать в слух, а даже если и спросишь, ответа не получишь. В магазине он испугался… толпы? Его пугает большое скопление людей? Или, что-то другое? Может он увидел кого-то знакомого? Чёрт возьми, да откуда мне знать, Чуя! Опустив голову на обе руки, продолжая стягивать волосы руками, Чуя всеми силами пытался выгнать из своего разума эти странные мысли. « Интересно, а он расскажет, когда-нибудь сам об этом? — господи, Накахара, прекрати думать о нём! Если бы хотел, то он давно вернулся уже домой, не заставляя никого волноваться за себя! Да никто за него не волнуется, черт возьми, кому он нужен вообще! — Внутренние противоречия, Чуя? — голос, который раздался чуть ли не эхом на пустую квартиру, будто бы окатил Накахару холодной водой. Подросток вздрогнул, наверное, он бы даже выронил сигарету из своих маленьких пальчиков, если бы Осаму не забрал её до этого момента. Приподняв голову, Чуя кинул взгляд на своего напарника, такого красивого, в белой рубашке, без этого сраного плаща, с сигаретой в руке. Такие длинные и перебинтованные пальцы, которые завораживают взгляд каждым своим движением. Кажется, мозг совсем отключился. — У тебя очень рассеянный взгляд. Затянувшись один раз, остатками сигареты, Дазай потушил её о перила балкона, в этот раз, аккуратно выбрасывая её вниз. Чуя не отводя своих глаз от этих действий, шумно втянул себя воздух своим носом, после чего поднялся на обе ноги. Кажется, что холодный бетонный пол под ним тоже начал плавиться от этих действий Дазая, иначе Накахара просто не может найти другое объяснения, почему пол стал таким горячим. — Осаму. — услышав своё имя, Дазай повернулся к своему напарнику. Накахара подошёл к нему чуть ли не вплотную, запрокидывая голову наверх, на встречу карему глазу и повязке. Осаму не пытался отойти назад, несмотря на то, что он имел эту возможность, продолжая наблюдать за действиями своего напарника. Хотя пальцы на руках слегка задрожали, но их владелец старался не подавать виду. — Что ты сказал про мой взгляд? Абсолютно серьёзно спросил Чуя, не отводя взгляда от столь тёмного и прекрасного глаза. В нос ударил запах никотина, вроде бы такой знакомый, но когда он исходит от Чуи, кажется таким неизведанным. Осаму шумно сглотнул слюну, от всего происходящего начинает голова идти кругом. Но почему-то сейчас кажется, что это единственное правильное решение и сворачивать им обоим уже поздно. Тёплый ветерок, который не чувствовался, по ощущениям стал зашкаливать до градусов сорока, если не больше. Или им двоим так только кажется, скорее всего. — Сказал, что у твоих голубых глаз очень смущённый и рассеянный взгляд. — полушёпотом произнёс Осаму, слегка поддавшись вперёд, наблюдая за реакцией своего напарника. Чуя покраснел, даже в такой темноте это было видно, на секунду даже отвёл взор, однако отходить назад не спешил. Значит и Дазай уже заднюю не даст, да и к тому же, такого желания не было. Дазай прикоснулся своими потрескавшимися губами к малиновым губам Накахары буквально на секунду, после чего отстранился, но не до конца, оставляя между их губами пару сантиметров. Чуя стоял, как ошпаренный, будто бы его не просто ледяной водой облили, а ещё потом кипяток вылили на лицо. Однако уже через мгновение, он вобрал себя воздух, гневно смотря на Осаму. — Если начал, то доводи до конца! — озлобленно прошипел Чуя, цепляясь руками за воротник рубашки, притягивая к себе своего горе-напарника. Чуя целовал неумело, случайно задевая зубами, но с большим упорством и желанием. Дазай лишь слегка улыбнулся сквозь поцелуй, после чего взял в обе руки лицо рыжеволосого подростка, на что получил прокусанную нижнюю губу. Оторвавшись друг от друга, они ещё долго не могли отдышаться, но это не мешало, продолжать целоваться, вновь и вновь. Как оказалось, сплетать свой язык с чужим очень даже приятно и не так уж и противно, как казалось. У Чуи аж ноги начали подкашиваться, от таких действий, из-за чего ему пришлось по крепче схватиться за рубашку, а после и вовсе закинуть руки на перебинтованную шею, буквально повисая на своём напарнике. Ощутив такое сильное давление на свою шею, Осаму пытался, как-то поддерживать Накахару, дабы вместе не завалиться на бетонный пол балкона. Ох, хотелось бы ему поднять сейчас Чую на руки и посмотреть на реакцию, да боится, что недавно вскрытые вены будут явно против такой ноше. Подростки начали двигаться в сторону спальни, попутно сбивая какие-то предметы со столов и тумбочек. Наверное, было проще отлпинуть друг от друга и спокойно дойти до кровати, но сейчас чужие губы казались чем-то схожим с кислородом, а переставать дышать даже на секунду, совсем не хотелось. Парочку синяков явно останутся воспоминаниями на ближайшие несколько дней. Наконец-таки дойдя до спальной комнаты, Накахару мягко говоря, толкнули вперёд, опрокидывая на кровать. Хотелось уже крикнуть, что-то оскорбительное, но Чуя не успел, так как сверху навалился Дазай, затыкая его очередным продолжительным поцелуем. Когда Осаму обнаглел в край, и просто сжал чужие ягодицы, до такой степени, что там явно останутся синяки, в голову Чуи резко ударилась мысль, которая быстро его отрезвила от происходящего. Осознание того, к чему ведут все эти поцелуи, и то в каком положении он сейчас находится, а если ещё точнее, то под кого он почти уже лёг; буквально привела Накахару в чувства. Чуе стало попросту страшно, действительно страшно. А мысли о последствиях стали окончательной точкой того, чтобы остановить сейчас Осаму. Накахара начал уворачиваться от поцелуев, пытаясь всеми силами оттолкнуть от себя Дазая, который будто с цепи сорвался, продолжая пятнать шею своего напарника. — Да остановись же ты! — не выдержав, чуть ли не пискнул Чуя, отрывая от себя Осаму. — Как тут остановиться, когда ты на любое моё действие реагируешь вздохами, которые чуть ли не перерастают в стоны. — ответив шёпотом на самое ухо, подросток мокро поцеловал мочку уха, на последок прикусив её. Этим действием он лишь подтвердил свои слова, ведь чужие пальцы судорожно вцепились в его плечи, пока их владелец издал первый, слышимый для чужих ушей стон. — Ты всё ещё просишь меня остановиться? Чуя закусил нижнюю губу, собираясь с мыслями, а Осаму, так и не услышав ответа, решил вернуться к итак искусанным губам, однако его остановили рукой. — Дазай, мне страшно продолжать. — наверное в первые, честно признался Чуя. От такого признания темноволосый подросток замер, всматриваясь в голубые глаза своего почти партнёра. — Прости. — крайне неуверенно произнёс Осаму, падая рядом на бок. От этих слов, возбуждение у обоих, как рукой сняло, даже несмотря на то, как сильно в этот момент хотелось продолжить Дазаю. — Нет, нет, это ты меня прости. — чуть ли не подскочив начал Накахара, но его прервали, укладывая обратно. — Слушай, а кто такой Ода Сакуноске? Осаму знал, что рано или поздно Чуя спросит или попробует, что-то выяснить из его прошлого. И как бы Дазаю этого не хотелось, но по всей видимости Огай был прав. Сейчас, хотелось просто кому-то рассказать всю историю своей жизни, поделиться с кем-то об этом. Даже не с кем-то, а именно с Чуей, чтобы он выслушал, понял, нет, чтобы он знал. — Я родился в небогатой, нет, даже скорее бедной семье. — начал издалека Дазай. — Мои родители явно были не в восторге от моего появления, поэтому назвать меня желанным ребёнком, уж точно не получиться. Они не были наркоманами, даже работали, но злоупотребляли алкоголем, не говоря уже о том, что мой отец был жутким игроманом. Меня с детства очень строго наказывали за любой мой проступок, даже самый маленький. А когда научился ходить, меня начали запирать в подвале, под домом… Когда Осаму начал рассказывать, он будто бы отключился от этого мира, смотря в одну точку на потолке, не обращая внимания ни на кого вокруг. Глаза казались настолько пустыми, и холодными, что даже Чуе стало не по себе. Накахара лишь прижался ближе к напарнику, продолжая его слушать. — Знаешь Чуя, а я ведь ненавижу сигареты. — с насмешкой произнёс Дазай, обращаясь к Чуе, но даже не взглянув на него. — Потому что в детстве отец постоянно их тушил об меня. Я боялся его, наверное единственный человек, которого я действительно боялся, когда-либо. Когда мне было уже три годика, мать почти перестала появляться дома. Честно, без понятия, где она пропадала, но в один день, отец спустился ко мне и сказал, что она не вернётся больше. Мне до сих пор неизвестно, что с ней случилось, и знаешь, я очень долго злился на неё. До момента, пока не понял, что она сама была заложником обстоятельств. Она лишь хотела, быть с любимым человеком, несмотря на то, что этот любимый человек, последний мудак на нашей планете. Я ненавижу своего отца, и если бы у меня сейчас была возможность найти его и убить, я бы это сделал, не задумываясь ни о чём. Накахара слушал внимательно, время от времени, поглаживая Осаму по щеке, но тот даже не дёрнулся. Когда он рассказывал о своём отце, в глазах читалась открытая ненависть к этому человеку, даже Чуя успел ею проникнуться. — До пяти лет я жил с ним, в тех же условиях. Даже в какой-то момент я свыкся с этим. Но… даже таким, как я может повезти. Он всё проиграл, вернулся поздно ночью, и я тогда действительно думал, что он меня убьёт, но он не проявлял никаких эмоций. В общем, отец отправил меня к своей матери, чтобы я пока что пожил у неё. — вспоминая о своей бабушке, Осаму улыбнулся. — Те полгода были самыми счастливыми, в моей жизни. Именно у неё я узнал, что такое нормальные семейные отношения, что можно спать на кровати, а не на полу под домом. Меня даже выпускали на улицу, и тогда я познакомился с Одой. Глаза Дазая чуть ли не засверкали, на секунду даже показалось, что там выступили слёзы, но это всего лишь показалось. Или нет? — Он был старше меня на пару лет, у него были тёмно-рыжие волосы, я их очень хорошо запомнил. Мы с ним могли общаться чуть ли не сутками, по настоящему лучший друг. Мне никто и не нужен был, кроме него, казалось, что лучше чем он, меня уже никто не поймёт. — в этот момент, какая-то обида кольнула Чую, но он продолжал слушать Дазая. — Но счастье длилось не долго. В один из дней, неожиданно для меня и для бабушки, приехал отец. Он был не пьян в тот момент, это было, нечто похуже. Скорее всего, это были наркотики, но тогда я этого не понимал. Как оказалось, он видел, как мы возле дома общались с Сакуноске и… Осаму замолчал на мгновение, после чего взглянул на Чую. В его карих глазах, с одного из которых была снята чертова повязка во время поцелуев, отражалось в тот момент столько боли, что у Чуи аж ком в горле встал. С глаз потекли одинокие слёзы, которые Дазай быстро вытер, но Накахара даже не думал смеяться над слабостью, он наоборот потёрся носом об мокрую щёку, оставив невесомый на ней поцелуй. — Мой отец избил Оду до смерти, на моих глазах. — голос дрогнул на чужом имени, но Осаму продолжал. — Он говорил, что в его семье не должно быть геев, и как бы я сильно не кричал о том, что мы были хорошими друзьями, он не останавливался, продолжая наносить удары. Даже когда его тело уже не подавало никаких признаков жизни, он продолжал бить в живот, по лицу, скрючивая конечности. Чертова гнида, которая забрала жизнь невиновного человека. — Д-дазай… — После той ночи, когда Ода умер, я думал, что не смогу больше видеть своего отца и не смогу вернуться домой. И знаешь, что, Чуя? — Осаму окончательно повернулся к нему лицом, всматриваясь в глаза своего слушателя. — Мне не пришлось, так как он продал меня какому-то мужику, за сраные сто баксов. Вот так просто, дать цену чьей-то жизни в сто баксов. — Даза... — А дальше ты уже знаешь. — с легкой улыбкой на губах, продолжил Осаму. — Я жил у торговца людьми, и знаешь там условия были куда лучше, чем в моей в семье. А потом, встреча с бывшим боссом Портовой Мафии, и Огаем. Смерть Оды, моё детство, всё это повлияло на мою уже почти сформировавшуюся личность. Даже не мафия меня так испортила, а мой собственный отец. Ч-Чуя? От всей этой истории, Накахара, не просто прослезился, а в буквальном смысле заплакал. Шмыгнув носом, он обнял Осаму, так, как наверное никогда никого не обнимал в своей жизни. Дазай оцепенел, но спустя пару секунд, быстро пришёл в себя, обнимая Чую в ответ. — Всё, всё теперь будет хорошо, слышишь меня? — захлёбываясь слезами, шептал Чуя, прижимаясь всё ближе и ближе к Дазаю. — Иначе и быть не может, Чу-чу. — зарывшись носом в рыжие локоны, ответил Осаму, закрывая глаза и постепенно засыпая. «Ведь, я люблю тебя…» — хотел бы добавить Накахара, но вместо этого, его глаза закрылись, заставляя своего владельца провалиться в сон. «Ты такой милый, Чу.»