Рассвет пришёл

— Какузу, идём, Лидер зовёт всех. Искоса взглянув на внезапно появившегося коллегу, Какузу нахмурился и засунул член в ширинку. Вжикнула молния, резким, быстрым звуком расцарапав тишину. — Так срочно, что ты притащился за мной в сортир? — уточнил тот своим привычным низким басом с нотами раздражения. — Он привёл нового сотрудника и хочет его всем представить, — тёмными глазами Джузо просверлил его насквозь, и в обычно спокойном взгляде можно было заметить едва различимые всполохи огоньков странной природы. Нечто похожее на любопытство, но любопытство — это не стиль Джузо, нет. — Плевать мне на его новых сотрудников, — Какузу подошёл к рукомойнику, пустил слабую струю холодной воды. Грамм пенки для рук. Мгновение на то, чтобы её смыть. Секунда тёплого воздуха из электросушилки. Ну и скупердяй, экономит даже на себе, лишь бы не платить лишнего за коммуналку. — Надеюсь только, что это баба. Красивая блондинка, воспитанная и не несущая в себе дух феминизма. Джузо ухмыльнулся на это, неприятно, но откровенно. — Идём, и сам всё увидишь. Всё утро редакция волнительно гудела о новом сотруднике, предвкушая кого-то неординарного. Пейн, их Лидер и главный редактор, вербовал порой недооценённых, но самых талантливых, самых сильных в плане профессионализма и самых смелых журналистов, несущих в себе революционный дух и умеющих искусно жонглировать словами. Превращая простые фразы в колкие импульсы, в одно мгновение устремляющиеся к мозгу, они писали статьи, способные быть оружием массового поражения, и маскировали это под развлекательное чтиво. Так кого же им должны были представить сегодня? Что это за дарование, которое Пейн откопал на просторах сети? Мужчины вышли в сумрак коридора, по периметру которого были расставлены серые металлические горшки с ухоженной пышной зеленью. Какузу обводил их глазами ревизора, оценивал он и мягкие, обитые дерматином сиденья, и бежевые стены, покрашенные дешёвой краской — наверняка всё подсчитывал и сверял с балансом, как всегда, и никак не реагировал на то, что штукатурка местами отваливалась кусками. У него на учёте всё до цента; кто-то говорил, что он даже Зецу заставляет разводить зелень дома, чтобы не тратиться на семена и удобрения. Зецу, скорее всего, это только в удовольствие — он и анашу дома выращивает — но жадность Какузу порой не знает границ. Это не бесило, скорее, удивляло. Свернув налево, они шли на свет в конце тоннеля, и, преодолев длинный проход, шагнули наконец в огромное помещение, вмещающее в себя практически все отделы. Именно здесь располагались рабочие места, поделённые на отсеки, как соты в улье. Большинство ненавидело офисы открытого типа, но Какузу было глубоко чхать. Он не раз говорил, что пока распоряжается финансами «Акацуки», все будут экономить — расточительствовать на улучшение условий, без которых можно обойтись при желании не в его правилах. И уж тем более тогда, когда им приходилось так часто переезжать, соглашаясь на кратковременную аренду. Существенную скидку за неё не выбить, хоть уговаривай по-хорошему, хоть в солнечное сплетение бей. Джузо, как и остальные, не испытывал любви к этому месту, где приходилось подолгу находиться с людьми в замкнутом пространстве — он вообще людей не любил, если уж по совести — но свято верил, что за идею можно и пострадать, а потому ни разу не высказал своего возмущения по этому поводу. «Акацуки» — единственный шанс хоть что-то изменить в их прогнившем мире. Потоки дождя за стеклом, сливающиеся в трепещущее, живое полотно, скрывали всё, что было за пределами этих стен. Да там и в самом деле ничего не было, кроме скучного, однообразного пейзажа: серые постройки, бетонные кубы и нависшие над ними линии электропередач. Похоже на Преисподнюю. Дождь лил здесь, не прекращаясь, перманентно: то набирал свою кульминационную силу, как сейчас, то падал на землю редкими, но крупными каплями, то висел над городом противной, невесомой моросью. И Джузо не мог припомнить за все два месяца, что он был здесь, чтобы хоть раз выглянуло солнце и подсушило мокрый, старый, разбитый асфальт. Нет, его это не слишком беспокоило — он даже не носил с собой зонт, прячась под капюшоном куртки. Но гнетущая промозглость уже порядком утомляла. Его внимательный взгляд просканировал всех, кто тут собрался, замерев в торжественном моменте. Рядом с Лидером, находившимся сейчас к ним спиной, стоял тот самый незнакомец. — Новая кровь, способная разбавить застоявшееся болотце, — вполголоса произнёс он. — Новое имя, претендующее на ежемесячный оклад, — нахмурив брови, добавил Какузу, но более не возмущался, а направился к остальным, с интересом разглядывающим новичка. За ним двинулся Джузо. — Да, это баба. По классификации Какузу все, кто не обладал нужной шириной плеч, высоким ростом и аналитическим мышлением подходили под это название. Если же человек имел ко всему прочему такие роскошные длинные волосы и веер изогнутых ресниц, то подавно. Джузо криво ухмыльнулся на это, но в глубине души был не согласен. Несмотря ни на что чувствовалась в нём мужская энергетика, а также стойкость и внутренняя сила, хоть и невидимые глазу, но ощущаемые на уровне интуиции. Было в нём что-то — возможно, тот самый стержень, сигнализирующий о чётко выстроенной системе жизненных принципов и ориентиров. — Хочу представить вам нового сотрудника нашего журнала, который будет вести разворот по психологии и социологии, — раздался голос Пейна, но все взгляды были прикованы лишь к темноволосому молодому мужчине. — Его имя Учиха Итачи. Джузо нахмурился. Учиха Итачи. Итачи из клана Учиха. В нём сквозила небрежная элегантность, присущая тем, кто с детства привык к достатку, и выражалось это в том, как он держал себя, как сидело на нём его строгое чёрное пальто, как просто были стянуты его волосы в низкий хвост; даже острые стрелки прядок, спадающих на лицо, выглядели так, будто выбивались из причёски намеренно. Его бесстрастный, спокойный взгляд медленно блуждал от одного к другому человеку почти со скукой, и за это самообладание хотелось его уважать. — Спасибо за доверие, Лидер-сама, — послышался низкий, бархатистый баритон, что не слишком вязалось с утончённой внешностью, но голос был красив и деликатен. Идеальный сукин сын. И всё же… Что здесь делал отпрыск людей из влиятельного клана? Почему он решил бороться с существующей системой, тогда как представители таких кланов в большинстве своём рвали зад, чтобы нынешнее правительство ни в коем случае не поменяло курс своих решений? Они обогащались и процветали за счёт их действий. Джузо был наслышан об этом парне — его имя не знал разве что необразованный олух. Учиха Итачи — признанный литературный гений, и тем забавнее, для чего он собирался растрачивать свой талант на написание статей в такой неоднозначной редакции, как «Акацуки». Неужели осознавал, что существующая политика загнала себя в тупик? Здесь на них не валились баснословные деньги, здесь работали за идею. Вообще-то Джузо по большому счёту было плевать на причины, ради которых эта элитная задница появилась в их офисе — лишь бы, как коллега, хорошо делал свою работу и не мешал другим идти к заданной цели. Он искоса взглянул вправо — Орочимару прямо трясся от возбуждения, пожирая взглядом нового сотрудника и плотоядно облизывая губы. Озабоченный аспид и внимания не обращал на то, что его нынешний партнёр, Сасори, со злым прищуром наблюдал за ним, готовый разразиться долгим, нудным ворчанием. Но не от ревности отнюдь, а оттого, что чувствовал себя уязвлённым, ведь им прилюдно пренебрегали. Эти пидоры уже порядком достали! Выставлялись так, словно такой вид любви был чем-то естественным. — Позволь, Итачи, представить тебе всех сотрудников, твоих теперешних коллег, — зычно произнёс Пейн, разгоняя воцарившуюся тишину своим сильным голосом. — Зецу, — он указал на парня, чьи волосы были выкрашены в насыщенный зелёный цвет. Его лицо было не слишком выразительным, довольно посредственным, но всё же миловидным. Ни рыба, ни мясо — зелень. Именно так его и охарактеризовал Джузо, когда впервые увидел пару месяцев назад. — Раздел экологии. Зецу с довольством ухмыльнулся и отсалютовал двумя пальцами от виска. — Далее, — продолжил Лидер. — Кента, — и ткнул подбородком в сторону здоровенного темноволосого мужчины с глупыми усиками над губой, часто хмурящегося, отчего на межбровье у него пролегали глубокие складки*, — наш художественный редактор, — тот молчал и сурово взирал то на одного, то на другого. — Это, — палец Пейна указал вправо, где стоял невысокий, довольно хрупкий молодой мужчина с волосами цвета обожжённого кирпича и тёмными волоокими глазами. — Сасори. Знает об искусстве всё. И даже больше. Следующий — Орочимару, — длинноволосый брюнет ответил на это кривой улыбкой, демонстрирующей его удлинённые клыки, и по-прежнему не сводил пристального, почти гипнотизирующего взгляда с Учихи. — Пишет о медицине, биологии и химии, о прорывах в науке. А это Какузу — наш главный финансист, о финансах же, собственно, в его колонках. И Джузо — разворот, посвящённый спорту… Да, Джузо. Стол Итачи будет находиться рядом с твоим, — молниеносный взгляд Пейна вонзился в него, и он кивнул, принимая вверенные ему обязанности, хотя и не сказать, что ему пришлось это по душе. — Ты должен будешь позаботиться о том, чтобы он, как новичок, побыстрее здесь освоился. — Я могу заняться этим, — зазвучал хриплый голос Орочимару, и жёлтые, змеиные глаза сощурились от предвкушения, как именно он будет это делать. — Со мной он освоится мгновенно. — Подумай о том, как ты выглядишь со стороны, — призвал его к разуму Сасори, флегматично моргая, хоть раздражение билось у него внутри уже почти в припадке. Если поразмыслить, Орочимару сделал с ним то, что делал и с другими: воспользовался, получив своё. Эмоции, секс, знания, вдохновение — что-то из этого или всё сразу — не важно. Выжал досуха и теперь лишь медленно отодвигал от себя на расстояние. Хотя и не проявлял открытого безразличия, но с удовольствием переключал своё внимание на что-то новое. Как сейчас, например. — Я проявляю участие, только и всего, сладкий мой, только и всего. Сасори тихо фыркнул, выражая своё презрение к происходящему, понимая тщетность своих усилий призвать к совести того, у кого её никогда и не было. Глаза Орочимару всё ещё горели восторгом, пока он сам беззастенчиво оглядывал стоящего перед ним Учиху. Как будто не на работе находился, а в борделе. — Это кольцо, — Пейн раскрыл ладонь, на ней сверкнул перстень с красным камнем и символом «киноварь», — теперь принадлежит тебе, как символ, что ты — часть нашей команды. Итачи равнодушно взглянул на украшение и осторожно взял его двумя пальцами левой руки, чтобы немедленно надеть на безымянный палец правой. Оно тускло сверкнуло каплей крови в слабом дневном свете. — Благодарю, Лидер-сама, — его темноволосая голова склонилась в признательности. Вежлив и учтив — манеры безупречные. — А теперь все за работу. Третий номер должен выйти точно в срок, — повелительно произнёс Лидер, и от его голоса по спинам могли бы прокатиться мурашки, если бы только люди, работавшие здесь, не имели стальные нервы. — Ровно через два часа будет летучка, где мы обсудим особенности будущего номера. Чтобы все явились, — он, кивнув своей заместительнице Конан, направился с ней к себе, а его подчинённые остались, чтобы продолжить работать. Ещё предстояло столько всего сделать — день только начался. Не раздумывая ни секунды, Орочимару в два шага оказался рядом с Учихой и улыбнулся ему своей самой обаятельной улыбкой, на какую был только способен. Кто такой Сасори, он вообще, казалось, уже забыл. Его жёлто-зелёные глаза светились хитростью и любопытством, и он даже не пытался скрыть, насколько сильно его заинтересовал новый человек в этой богом забытой дыре. — Не думал, что могу встретить здесь кого-то настолько привилегированного. Кажется, мы из одних мест, — проворковал он пленительным голосом, насколько это вообще возможно с его хриплостью, и попытался ненавязчиво взять Учиху под руку, чтобы прогулять до более безлюдного места, но тот так же ненавязчиво освободил себя от его захвата. — Что привело тебя сюда? Глаза Джузо сощурились. У парня могут быть проблемы, если Орочимару продолжит в том же духе. Проклятый аспид точно также вёл себя и с Сасори, осыпая искусствоведа комплиментами и завлекая своим бесстыдным кокетством. Две лесбиянки, — сказал про них тогда Какузу, и Джузо впервые услышал его теорию о том, как отличить бабу от мужика. Финал пришёл довольно скоро — то ли Сасори был в постели, как бревно, то ли Орочимару, получив своё, решил, что тот больше ни на что не годится. Предпочтительнее было бы не лезть в их пидорские разборки, но Джузо всё равно вынес для себя из этого полезный урок: не связываться с Орочимару ни под каким предлогом. И раз уж ему вверили Учиху, его обязанностью было хотя бы его предупредить. Он возник между ними совершенно внезапно и принялся сверлить Орочимару мрачным взглядом своих тёмных глаз. — Кажется, ты не расслышал, что Лидер-сама сказал? — спросил сначала, а затем от души хлопнул его по плечу, будто выказывая этим дружеское расположение, но на деле этот жест таил угрозу. — Он поручил МНЕ опекать Итачи, а ты иди и попробуй начать свою статью. Хриплый, небрежный смех был ему ответом. — Чувствуешь, Итачи? Здесь пахнет безнадёжностью и тленом с примесью палеолитической агрессии, — растягивая слова, произнёс в поучительной манере. — Запомни этот запах и никогда не имей дел с теми, от кого так разит. — Оставь его в покое, — не внял оскорблению Джузо. — Не строй из себя, тебе не идёт, — покачал головой Орочимару, обращаясь к нему, как к человеку, совершенно не заслуживающему его внимания. Но тот вовсе не был идиотом и прекрасно понимал, чего от него добиваются — чтобы он вышел из себя и уронил своё достоинство при Учихе. Выкуси, гад. — Я не строю, а чётко следую указаниям Лидера-самы, — хладнокровно ответил он и резко хлопнул ладонью о стену рядом с головой новичка, желая убить сразу двух зайцев: напугать эту элитную задницу Учиху и показать Орочимару, что нехрен тереться там, где не просят. Учиха не дрогнул впрочем, медленно моргнул и, твёрдой рукой отстранив Орочимару, ушёл, скрывшись за поворотом, ведущим к Лидеру-саме в кабинет. Его поведение было выше всяких похвал. Самообладание в неопределённых ситуациях — вот что Джузо ценил в людях превыше всего. Но Орочимару, похоже, был противоположного мнения и раздражение проступило на его бледном лице, хоть тот и тщательно маскировал это. — То, что тебя просили помочь ему освоиться, вовсе не означает, что теперь ты должен будешь бросаться на всех, кто приблизится к нему, как ревнивый муж, — с нехорошей улыбкой произнёс, понизив голос, и отошёл первым. Не потому, что так уж боялся кулаков Джузо, а просто потому, что с уходом Итачи потерял к перепалке всякий интерес. Джузо посмотрел ему вслед пристально и мрачно несколько секунд, и затем, выцепив затем взглядом Какузу, направился к нему, чтобы высказать всё, что накипело на душе. Надо признаться, кулаки его действительно чесались, но он мог хорошо контролировать себя, а не то его давно бы посадили за убийство — да, он не слишком любил людей, хоть и не избегал их намеренно. — Орочимару потерял всякий стыд и чуть не залез на нового сотрудника у всех на глазах, — руки его скрестились на груди. Какузу — единственный, кто более-менее не раздражал его. Может, потому что был немногословен, невозмутим и мозг его работал, как надо. А может, в них было что-то общее — внешнее жестокое хладнокровие, за заслонкой которого подчас горели подлинные эмоции. — Зачем смешивать рабочие отношения с личными? — Что, Учиха приглянулся? — равнодушно спросил финансист, продолжая пялиться в экран своего компьютера и пытаясь разобраться в одной из статей баланса. Джузо хмуро уставился на него, как на больного в острой фазе. Он не отвесил ему хорошего леща только потому, что уважал, да и не считал приемлемым драться на работе. — Не ожидал от тебя такого вывода, Какузу. Я тебе не пидор. — Учиха Итачи — роскошная баба во всех смыслах, — пожал плечами тот. — Красив, сдержан, по всей видимости умён. Но у него есть один существенный недостаток, который не позволяет мне становиться твоим конкурентом или конкурентом Орочимару. — Какой? — медленно остывая, спросил его Джузо с толикой заинтересованности и старался не коситься на тот самый угол, за которым скрылся Учиха. — Я предпочитаю блондинок, — спокойно ответил ему Какузу, так ни разу и не взглянув на него. — Ах, это, — ухмыльнулся Джузо, обнажая ряд острых зубов. — Ты так верен своим идеалам? — А ты? — взгляд финансиста, наконец, устремился на него исподлобья, и улыбка умерла на губах Джузо. Этот прямой вопрос застал его врасплох.

***

Пройдя в уборную, Джузо выдохнул, взглянул на себя в зеркало, отметив взлохмаченную причёску, и ослабил галстук — алый, символизирующий цвет рассвета. С ним творилось какое-то дерьмо: словно внутри него сидела опухоль чудовищного размера, и собственного тела, казалось, мало. Это с его-то ростом и довольно широкими плечами. Он опёрся о край раковины ладонями, встряхнув головой, и выдохнул, силясь избавиться от удушающего, мерзкого чувства. Может, вот-вот его хватит инфаркт, и это предвестники? А что, ему уже 31. Вполне себе старость. Сердце колотилось, как чумное, при обычной брадикардии, в голове шумело полночным прибоем. Он вновь вернулся к своему отражению — на него смотрел потрёпанный жизнью, не самый привлекательный на лицо мужчина со шрамом на щеке. Темноволосый, темноглазый, с серьёзным выражением впивающийся взглядом в самую душу, словно требуя ответов на каверзные вопросы. Одиночка, которого сторонятся. Не нужны ему были знакомства из необходимости, не важно было чувствовать свою значимость в глазах других для того, чтобы знать, что он чего-то стоит. Чужие люди не были его движущей силой, и он никогда не пытался никому ничего доказать. Но он мечтал сделать этот мир лучше, справедливее. Идея Пейна его увлекла, казалась разумной, и у него хватило ума пойти за ним, как за провожатым, у которого есть источник света, разгоняющий затхлую, непроглядную тьму. Даже если он сейчас сдохнет от инфаркта, ему не будет страшно, потому что он — Бива Джузо — проживал свою жизнь так, как хотел, и не намеревался менять ни секунды прошлого. Оттолкнулся ладонями от края раковины, пустил воду, да струю потолще и погорячее — будь здесь Какузу, тот был бы очень недоволен. Плеснул себе на лицо, чувствуя от воды неприятную плёнку, стянувшую кожу. Инфаркт никак себя не проявлял, хоть внутри по-прежнему всё билось в предсмертной агонии. Надо было возвращаться, начать писать статью, чтобы закончить в срок, а иначе Лидер-сама церемониться не станет. Если сердечный приступ решил обождать — да похер с ним. Есть дела и поважнее. Джузо вырубил воду, вышел в коридор и направился на своё место, в адское место под названием «опенспейс». Остальные уже приступили к своей работе, пока он ожидал своей смерти в уборной. Устроившись на скрипучем, старом стуле за своей перегородкой, он слегка напрягся, когда его обоняние внезапно учуяло тонкий аромат парфюма Учихи — кажется, морозное звучание Гималая от Крид или что-то вроде того. Уж слишком приятный, чистый запах совсем рядом. Это не то, что могло отвлекать, но почему-то именно это сейчас и происходило, и Джузо стиснул зубы от досады, сетуя на то, что сконцентрироваться на написании статьи будет сложнее. Конечно же, он привыкнет к уже через пару часов, но пока что крылья носа то расширялись, то сужались, силясь вдохнуть поглубже головокружительный аромат. Если чуть скосить глаза влево, то можно увидеть темноволосую макушку и прямую спину, на которой покоились собранные в хвост, длинные волосы. Джузо слегка повернул голову — Итачи явно стучал пальцами по клавишам, судя по звуку. Неужели уже приступил к статье, даже не разложив свои личные вещи и не расставив рамки с фотографиями? К слову, подобным здесь никто не страдал, но ведь это представитель древнего клана — должно быть, у него хорошие отношения с семьёй: родители, братья, сёстры, любимая женщина. Время шло, а от статьи он смог написать лишь первый абзац, и тот представлял собой три простых предложения, состоящих из подлежащего, сказуемого и прилагательного. Как в сочинении ученика начальных классов, грёбаная ты муза, улетевшая к тёплому морю на солнечный пляж! Ещё спустя какое-то время Джузо понял, что вина лежит вовсе не на зажравшейся музе, а на Учихе. Вообще не было понятно, отчего его взгляд постоянно возвращался к нему — это дико злило. Для него это не было нормой, чтобы кто-то настолько завладел его вниманием. Что было в Учихе Итачи, что заставляло пялиться на него беспрестанно? Будь проклят этот образец чистоты клановой крови, заставляющий думать его о чём бы то ни было, кроме работы. В редакции, наконец-то воцарилась тишина — казалось бы, сиди и пиши статью, но нет! Он даже думать не мог ни о теннисных мячиках, ни о клюшках для гольфа, ни о футбольных мячах. Ни о чём, кроме грёбаного Учихи. — Давайте сегодня все в бар сходим, отметим вступление нового члена в наши ряды, — в какой-то момент предложил Орочимару, своим шипящим голосом разведя пласты тишины в стороны. — Моё появление здесь мы отмечали довольно бурно. — Он ещё смеет думать о новых членах при наличии постоянного партнёра, — послышался молодой, гундосый баритон Сасори из противоположного угла. Тихий смех Зецу немного разрядил напряжение, разрядами молний трещавшее над головами — так было всегда, когда дело касалось личных тем. — Заткнитесь, пидорасы, — в презрении высказал Джузо. — Тошнит уже от этих разговоров. — Так как насчёт бара? — Орочимару всё не унимался, вытянув шею, чтобы увидеть через перегородки макушку Учихи. — Итачи? Казалось, мнение других его не слишком и заботит, лишь бы новичок согласился, а отказ остальных он уж как-нибудь переживёт. — Если только Учиха угощает, — отозвался на это Какузу, и в голосе чувствовались ядовитые нотки жадности. — Деньги на корпоратив не выделю, даже не надейтесь. — Да, мы можем собраться сегодня, — послышался низкий, бархатистый голос. Джузо к своему стыду почувствовал, приятный холодок в животе, закрутившийся спиралью и устремившийся вверх по позвоночнику прямо к голове, и что-то затрепетало внутри, закололо кончики пальцев. Он попытался размять их, сжимая и разжимая кулаки, но это мало помогло — какой ему бар, он вот-вот крякнет. — Это правильное решение, Итачи, — одобрительно кивнул Орочимару. — Мы — теперь коллеги, и должны лучше узнать друг друга. Джузо стиснул зубы. Необъяснимая ярость терзала его. Орочимару никогда не раздражал его так, как сегодня. Возможно, потому что его пидорские замашки не были настолько явными до этого дня: взять и бесстыдно клеиться к человеку, только-только пересёкшему порог их редакции, даже не разобравшись в его ориентации. Всё внутри закипало и опаляло огнём, едва он начинал об этом, и ему даже не слишком хотелось разбираться в причинах желания оградить взрослого мужчину от чужих приставаний. Лидер-сама доверил его адаптацию ему, и он верен Лидеру-саме. А о какой адаптации может идти речь в таких условиях. Будь он сам на месте Итачи, Орочимару бы уже давно собирал зубы у ближайшего мусорного бачка, но тот был слишком воспитан и, наверное, деликатен в подобных вопросах. — Давайте сразу после работы, — предложил Зецу, с нежностью поглаживая подушечками пальцев острые колючки кактусов, расставленные возле монитора. — Не хочется сидеть в баре до утра. — Конечно. Побольше времени уделим знакомству, — Орочимару хрипло рассмеялся, и Джузо показалось, будто он услышал злой скрип зубов Сасори, но то было совсем другое - пусть и не менее привлекающее внимание своей внезапностью. К Какузу стремительно приблизился Кента и, когда его мощная ладонь легла на хрупкую перегородку, та издала жалобный скрип в ответ на жестокое обращение. — Какого чёрта? — сурово спросил Какузу, подняв глаза. Энергия Кенты билась яростной волной, и грудь его тяжело вздымалась. Давненько не приходилось видеть его в таком отчаянном гневе. Среди относительного спокойствия вокруг он походил на тёмный, беснующийся шторм, разгулявшийся на тихой, морской ряби. — Мне нужен путёвый софтрефлектор! — внезапно проорал низкий бас, и Джузо вновь оторвал взгляд от монитора, обращая внимание на требовательный тон. — У тебя он есть, — послышался в ответ невозмутимый голос Какузу. — Это допотопное говно, которое всё только портит. Выдели мне из бюджета на софтрефлектор или получите обложку, снятую на мобильник! Джузо про себя хмыкнул, представив, как Какузу сейчас поставит его на место. Тот скорее удавится, чем даст дополнительные деньги, тем более на такие вещи, в которых, как ему казалось, не было никакой острой необходимости. — Если руки из жопы, то софтрефлектор тебе не поможет. Я видывал фотографов, которые и без тонны оборудования выдавали хороший результат. — Хочешь сказать, что я — дерьмовый фотограф?! — взревел тот; перегородка вновь скрипнула. — Я не говорил. Но намёк ты понял правильно. Не знаю, на какой помойке Пейн откопал тебя. Две предыдущие обложки слабые и не годятся для нашего издания! — Это не ты решаешь! Ты не рубишь в искусстве фотографии! Мне нужен софтрефлектор! — Проваливай, — Какузу резко встал, становясь с ним одного роста и прожигая зарвавшегося фотографа своим мрачным взглядом. Один шаг приблизил его к Кенте вплотную. Если сейчас начнётся драка, то она будет проходить на равных — оба не уступали друг другу ни в росте, ни в ширине торсов, и всё же Джузо хотел бы, чтобы Какузу поставил на место Кенту, который, что греха таить, был отбитым на голову. Он взглянул в сторону Итачи — тот даже не поднял головы на шум, самозабвенно продолжая что-то печатать. Вот что значит профессионал. Воздух вибрировал агрессией, дрожал злобой, пульсировал тестостероном двух самцов, решивших выяснить, кто из них тут главный. Джузо сидел и улыбался в предвкушении горячей драки. — Брейк, — голос Лидера-самы повелевал прекратить перебранку, и Какузу, напоследок уничтожив Кенту взглядом, послушно сел на своё место. — Я хочу его убить, — раздалось его ворчание, но противостоять Пейну он не смел, несмотря на внушительную разницу в росте и мышцах в свою пользу. — Взаимно, — рявкнул Кента и, развернувшись, удалился в фотостудию дрочить на объективы. Тишина на пару секунд забралась в ушные раковины склизким языком, пока её не нарушил Орочимару, самым своим невинным тоном спросив у Пейна: — Лидер-сама, вы пойдёте сегодня с нами отмечать первый рабочий день Итачи? — Ещё чего, — гаркнул тот. — Не подчинённые, а позорища, — и тоже ушёл к себе, забирая всё напряжение и весь гнев с собой. Спокойствие должно было возродиться вновь, и даже Какузу остыл, забывшись тут же в столбцах и четырёхзначных числах. Тучи за окном ворочались тяжело и мучительно. Совсем как странное, неприятное чувство, возникающее у Джузо каждый раз, когда он смотрел на Итачи. От этого ломило кости и пересыхало во рту, будто от той самой простуды, которую легко подхватить в сырую погоду. Он ещё понятия не имел, как жизнь его изменится, начиная с этого самого дня.