Рассвет пришёл

Джузо лежал на какой-то в хлам убитой койке, грязной и липкой, как детский столик для кормления. Он всё видел, всё слышал, всё понимал, но встать не мог и почти никак не среагировал на человека в военной форме, что принёс ему еду в титановой тарелке и питьё в такой же кружке. Человеку, впрочем, Джузо тоже был совершенно неинтересен и, поставив тарелку на деревянную табуретку, тот мгновенно удалился. Хотя… может, торопился доложить начальству о том, что пленник пришёл в себя, а может, сразу захотел привести сюда ораву охранников, чтобы те продолжили свои насильственные действия. Добрые ребята старались изо всех сил, пока Джузо не потерял сознание, и наверняка хотели бы продолжить веселье. Но даже теперь, в этом непонятном положении и странном месте, похожем на тюрьму, он снова вдруг принялся думать об Учихе Итачи. О том, удалось ли ему скрыться и вернуться в гостиницу, чтобы забрать вещи, смог ли тот уехать на «Линкольне» или пришлось срочно улепётывать на общественном транспорте. В голове слабыми вспышками возникали вопрос за вопросом, но все они, так или иначе, были связаны с Элитной Задницей. Всегда с ним. Всегда только с ним. Неужели же мысли о нём перестанут его беспокоить только после того, как его мозг умрёт? За окном неутомимо светило ослепительное солнце. Оно раскинуло свои косые лучи аж до середины его скромной камеры, подсвечивая блестящую, порхающую в воздухе мелкую пыль. И в целом казалось, что даже такое место куда приятнее, чем офис «Акацук», где круглые сутки уныло барабанил дождь в стёкла, музицируя свою горестную мелодию. Странно, но боли Джузо совсем не чувствовал, хотя видел, как сильно распухла пострадавшая кисть. Её не перебинтовали. Ничем не смазывали. Скорее всего, чем-то накачали его самого, чтобы он не мешал своими стонами и не создавал лишнего шума. Он не знал, что его ждёт в обозримом будущем, но ему почему-то это было совсем неинтересно. И жалел он лишь об одном — что больше никогда не увидит Учиху Итачи и не побеседует с ним на отвлечённые темы. Лучше бы ему жалеть о том, что впредь он не сможет помогать «Акацуки» и о том, что не увидит, как Лидер-сама перевернёт с ног на голову этот нелепый мир — так нет же. Когда же это стало для него второй строкой в списке желаний? Ответ на этот вопрос лежал прямо на поверхности - Джузо всё ещё упрямо его отвергал. Время тянулось ужасно медленно, как будто застревало на каждой шкале деления гораздо дольше положенного срока, но в этом мире нет ничего бесконечного, и потихоньку свет за окном стал густеть и спеть рыжими оттенками. Минул день. Джузо с каким-то безвольным обречением ждал ночи, понимая, что с наступлением темноты к нему придут демоны тревоги, и не хотел ни в коем случае пасть их жертвой. Ему нужно было придумать, как покончить с собой в этой камере, пока для него не выдумали какие-нибудь пытки. Но сознание никак не могло принять этот факт. Он был психически здоров и не хотел умирать. Когда за дверью послышался лёгкий шорох, он подумал было, что это снова тот парень в форме. Притащился с новой порцией еды. Но его будто шарахнуло разрядом тока от знакомого бархатистого голоса, который он уже и не чаял когда-нибудь услышать. — Джузо. Как ты себя чувствуешь? Невольно дёрнувшись, Джузо поднял голову, но в бессилии опустил обратно. — Ты что тут делаешь?! Жить надоело?! — выкрикнул он хриплым, каркающим голосом. Через зарешеченное окно виднелся знакомый силуэт. — Советую вести себя тише. Я смог воспользоваться своим фиктивным положением, пока даймё не предупреждён, но охрана недалеко. — Хватай ноги в руки и проваливай к Пейну! — Я знаю, как освободить тебя, — спокойно выдал Итачи будничным тоном, будто говорил о походе в супермаркет. — Спятил?! — раздражение Джузо начало зашкаливать. — Я вообще не уверен, что могу подняться! А ты всё же меньше меня, и не сможешь сделать и двух шагов, чтобы не свалиться вместе со мной на пол! — Я приду на рассвете во время смены караула. У нас будет ровно пять минут, чтобы бежать. — Ты вообще не слышишь, что я тебе говорю?! Сейчас же уезжай обратно! Мне не помочь! Снова что-то шаркнуло, и голос больше не отвечал. Тень силуэта, метнувшись влево, быстро исчезла. Должно быть, Учиха послушался мудрого, бывалого дядю Джузо и принял его совет. Тем лучше. Джузо уже хотел было расслабиться от полного ощущения правильности того, что он сделал, от спокойствия, которое стояло на пороге эмоциональных казематов, выпроваживая внезапно вспыхнувшее раздражение. Пика страха за Учиху больше не колола его в мозг. Но совершенно внезапно на него обвалилось странная возбуждённая радость, и он не сразу понял, что это вообще такое и откуда. Подсознание, тем временем, зажало в потных ладошках нервные волокна и радостно дёргало за них с ошеломляющей фразой: «Он приходил за тобой». Да, Учиха Итачи, представитель древнейшего и благородного клана, литературный гений и человек, твёрдо игнорирующий орочимарово кокетство, не сбежал с места происшествия, трусливо поджав хвост, а сумел найти его и договориться о посещении. Даже намеревался спасти. Его, Джузо, который своим угрюмым и устрашающим видом распугивал всех, кто более-менее дружит с головой. Он вяло усмехнулся на это. Учиха Итачи сделал бы то же самое для кого угодно — благородство у него в крови. Пусть так, но до чего же это было приятно, чертовски приятно, осознавать небезразличие Элитной Задницы, и теперь можно помереть вполне счастливым. Джузо не оставил мысль о самоубийстве, потому что ждать «у моря погоды» не было смысла. Его всё равно живым отсюда не выпустят, так хотя бы не придётся доставлять им удовольствия своими криками во время пыток. На словах, конечно, это всё легко. Но каким же образом осуществить свой замысел? Чем? В камере не было ничего, кроме железной кровати, стула, толчка и раковины. Долбиться о стену, пока не вытекут мозги? Напасть на охранника и попробовать отобрать у него пистолет, чтобы выстрелить себе в рот? Так себе идеи. В этих занимательных мыслях и прошли последние часы перед коронацией ночи. Сквозь зарешеченный квадратик двери сочился неяркий свет, который, должно быть, освещал коридоры этого здания. Кто его знает, что это за место такое. Настоящая тюрьма или какой-то участок, заменяющий тюрьму — хотя какая уже теперь разница, если его оставили в живых только для того, чтобы потом выяснить, на кого он работает — на большее его жизнь вряд ли бы сгодилась. Через какое-то время Джузо уснул, не тревожимый никем и, видимо, всеми позабытый. Это был неуместно глубокий сон, во время которого повреждённые клетки организма восстанавливались с удвоенной скоростью. Что может сниться человеку, находящемуся на волоске от смерти? Давно позабытые образы, насильно вытесненные в самые глубины подсознания, или фантазии, которым никогда не суждено теперь сниться? Джузо ничего не снилось. Его мятежный дух находился в темноте и тишине, как и его покалеченное тело. До того самого момента, как по линии горизонта разлился желтовато-белой полосой новый рассвет. Предутренние сумерки залили камеру и сделали похожей на аквариум, внутри которого очертания предметов кажутся видимыми, но мутными. Сон пошёл Джузо на пользу. К своему удивлению, он мог шевелиться, двигать руками, ногами, крутить головой без последствий, таких, как карусель перед глазами. Да и в целом чувствовал себя куда лучше, чем вчера. Однако вместе с возвращением нормальных реакций возвращалась и нудная боль, и чем больше проходило времени, тем явственнее он ощущал её. Когда первый розовый луч, просунувшись сквозь решётку окна, устремился Джузо прямо в глаз, за дверью внезапно выросла тень. Послышался лёгкий писк магнитной карты, затем тихий голос произнёс спокойное: — Джузо. Ты готов? Внутри, казалось, разорвалась бомба, наполненная газом гнева, и ударной волной едва не вышибла мозги, — Джузо захотелось заорать на ненормального, безрассудного Учиху. Но он не мог подвергать его ещё большему риску и только потому заткнулся. Дверь осторожно приоткрылась; прямая фигура, освещённая мягкими утренними лучами солнца возникла в проёме. Итачи смотрел на Джузо спокойно и невозмутимо, как тогда, когда впервые увидел, как тогда, когда они пили в баре с остальными коллегами. Будто и не замечал никаких изменений: лица, раскрашенного всеми цветами радуги и жалкого положения. Ни тревоги, ни страха не было на его безупречном лице, и ни одна чёрточка не обезображена брезгливостью или состраданием. Идеальная выдержка эмоционально зрелого человека, который контролирует себя от и до. Привстав на локтях, Джузо попробовал подняться, но внутри будто лопнул гнойник с болью — она растеклась по организму с невероятной скоростью и охватила каждую клетку. Он рухнул обратно и взглянул на Учиху беспомощно и зло. — Что я тебе говорил?! Нравится издеваться? Без лишних слов Итачи двинулся к нему. Джузо крепко стиснул зубы, ожидая чужих прикосновений. Вздрогнул и напрягся, когда ощутил, как одна его рука легла на плечо, а вторая поднырнула под голову. Наверняка было приложено много усилий, чтобы просто приподнять восьмидесятикилограммовую тушу. У Джузо даже возникло подозрение, что он весит уже куда больше, чем во времена студенчества. Но сейчас не то было место и не то было время, чтобы всерьёз задумываться об этом. От Учихи пахло мылом и едва уловимым запахом парфюма, который Джузо так нравился. А от него наверняка — кровью и вчерашними носками. Пришлось закинуть руку на его плечо и изо всех сил стараться шевелить ногами, ощущавшимися, как сгустки желе. У них было всего пять минут, одну из которых они уже потратили, пока пристраивались друг к другу. Было сложно представить, насколько Учиха был силён. И насколько сильна его выдержка — ни один мускул на его лице не дрогнул, хотя Джузо помимо воли слишком тесно прижался к нему своей щекой с наметившейся щетиной и рубашкой, пропитавшейся потом и кровью. Они спотыкались на ровном месте, заваливались то в одну, то в другую сторону, но всё же упрямо продвигались к двери. Джузо так хотелось наорать на чёртового спасителя, который безумно рисковал своей шкурой, однако он решил оставить это на потом. А пока сосредоточить оставшиеся силы на передвижении. Они выбрались из камеры и вышли в тёмный коридор, в стены которого были врезаны маленькие прямоугольные окошки, слегка затемнённые и кристально чистые. Из верхних углов шпионами подглядывали глаза средств для видеонаблюдения, не подававшие однако признаков жизни. Не стал бы Итачи вот так спокойно разгуливать под прицелами камер, чтобы в любой момент сюда влетел конвой. Этот парень… он был действительно умён. И его план, скорее всего, был тщательно продуман. Джузо хотелось посмотреть на него, но не смел поворачивать к нему голову. Они брели и брели, теряя прямой вектор, подстраиваясь под шаги друг друга, пока не достигли нужного поворота. В тот самый момент, когда они хотели свернуть направо, Итачи вдруг издал тихий вздох и потянул Джузо обратно — мимо прошагал человек в форме довольно быстрым, чеканным шагом. У Джузо вырвалось раздражённое шумное сопение. Фол за гол, они едва не попались! Итачи замер и склонил голову, прислушиваясь к чужим удаляющимся шагам. Пряди волос закрыли его профиль, упав на лицо чёткими стрелками. Что-то случилось. Человек в форме резко остановился, и его размытая тень обозначилась на стене вытянутым пятном. Одна секунда, две… Напряжение достигло своего пика. Если бы ему вдруг вздумалось пройти назад, он бы непременно наткнулся на беглецов, и тогда чёрт его знает, чем бы всё закончилось. Но, аллилуйя, придурок решил продолжить свой путь. Может, подумал, что шорохи ему просто показались, а может, просто поленился или испугался. Его шаги выдавали гулкое эхо, скакавшее по стенам, словно теннисный мячик. Джузо не знал, какое расстояние им ещё предстояло пройти до выхода, и каким образом они просочатся через наверняка охраняемые ворота. Оставалось довериться Итачи, положиться на него, как слепому на поводыря. Тот так и оставался предельно спокоен и сосредоточен на том, чтобы просто не свалиться вместе с тяжёлым, долговязым телом, цепляющимся за него изо всех сил. Ещё два раза они прятались от военных в тени. Один раз их едва не заметили, потому что, когда мимо пронеслось человек семь, двое из них захотели вернуться в тот самый момент, когда Итачи и Джузо решили продолжать движение. С остановившимся дыханием беглецы стояли и ждали поворота головы любого из них — этого было бы достаточно, чтобы их заметить. Но с дальнего коридора послышался чей-то обеспокоенный призыв, и те в срочном порядке смылись. — Поняли, что камеры не работают, — вполголоса оповестил Итачи своим ровным тоном. Он буквально вынудил Джузо делать шаги вперёд, как будто то, куда они стремились, было совсем рядом. И ведь действительно. Через пару минут сосредоточенного передвижения они остановились перед серой, незаметной дверью, покрытой нарывами коррозии в самом углу небольшого тёмного холла. Предупреждающий об опасности знак в виде жёлтого треугольника наполовину стёрся, и Джузо точно бы поднял бровь в недоумении, если бы только его лицо так сильно не было разбито. Пришлось довольствоваться тихим, фыркающим звуком. Он настолько был разочарован, что даже не заметил маленький серый магнитный замок сбоку, с которого Итачи не сводил глаз. — Ты уверен, что нам сюда? — прошипел Джузо. — Да, — на выдохе ответил ему Итачи и, оставив у стены, выудил из кармана потрёпанную магнитную карту. Одним лёгким прикосновением ею к замку, что-то тихо щёлкнуло в двери, и между наличником и её ребром образовалась зазор, из которого потянуло холодом и сыростью. Джузо, без посторонней помощи еле державшийся на ногах, уже почти съехал вниз по стене, но Итачи вовремя подхватил его, снова взвалив на себя. Да, теперь он надолго запомнит немалые габариты Джузо, когда будет лечить спину у вертебролога. Когда они оказались внутри и дверь за ними закрылась, темнота набросила на их глаза непроницаемые шоры, и Итачи пришлось воспользоваться фонариком на своём телефоне, чтобы понять, куда двигаться дальше. Свет вспыхнул, осветив узкое пространство прямым неярким конусом. На их беду вниз вели ступени, высокие и неудобные. Тащить на себе большой груз и спускаться по ним вряд ли было такой уж лёгкой задачей. — Что это? Подземный ход? — грубовато спросил Джузо, раздражаясь от своей беспомощности всё больше. — Он ведёт в старый парк. — Иди дальше один. Я выберусь позже. Итачи не взглянул на него, только плотнее прижался, чтобы тот мог получше опереться. Он мало говорил, и много делал, и Джузо в который раз ощутил новый прилив уважения и доверия к этому человеку, рискнувшему ради него жизнью. Учиха Итачи… либо идиот, а Джузо был готов дать свою руку на отсечение, что это не так, либо прекрасная версия Хотэя во плоти. Они молча двинулись вниз по каменным ступеням.

***

Был полдень, когда они выбрались из узкого лаза, похожего на волчье логово, и солнечные лучи, запутавшись в густых кронах деревьев, ближе к земле разбивались на тонкие полосы. Джузо находился в полуобморочном состоянии и шевелился уже на автопилоте. Однако, когда он, наконец, вдохнул чистый лесной воздух полной грудью, странное ощущение сделало его сердце почти невесомым. Напряжение ослабило хватку, и смех, хриплый, короткий, но искренний, слетел с его губ. Он был жив, он был свободен. А рядом с ним находился тот самый человек, с которым он и хотел разделить эти невероятные мгновения. — Как мы должны перемещаться по городу, когда я в таком виде? — спросил он, прикрыв глаза и прислонившись к стволу дерева. Полностью обессиленное тело и умиротворённый дух — и Джузо казалось, будто он ещё никогда не ощущал такой полноты счастья, как теперь. Итачи не ответил ему. Он поднялся, запустил руку в лаз, где корни деревьев образовывали естественную загородку, и выудил оттуда небольшую сумку защитного цвета. — Свежая одежда? — Джузо усмехнулся и покачал головой. Конечно же, этот парень продумал всё настолько досконально, что наверняка знает, как им покинуть город без лишнего шума. — Может, ты ещё знаешь, где мне достать воды? — В сумке есть вода и еда, — ответил тот, не колеблясь. Джузо вновь рассмеялся. — Конечно. Как я мог усомниться... Отвернись, не хочу, чтобы ты таращился на мои побои, — спрятав усмешку, произнёс он совершенно серьёзно. И Итачи без лишних вопросов поднялся, чтобы немного пройтись и разведать обстановку. В первые же минуты Джузо понял, что одному ему никак не справиться. Пострадавшая кисть совершенно его не слушалась, подавая при малейшем прикосновении такие импульсы боли, что, казалось, будто она побывала под гусеницами военного танка. Удалось стащить с себя кровавую рубашку, при этом он чуть не умер, достать из сумки лонгслив и толстовку, но напялить это на себя Джузо уже не смог и едва не заорал от бешенства, ощущая себя жалким и ничтожным. Радовало то, что по парку хотя бы никто не шлялся, ведь завидев полуголого здорового мужика с хмурым лицом, что было художественно расписано синяками и кровоподтёками, люди не медля вызвали бы сюда наряд полиции. И, скорее всего, он отправился бы туда, откуда выполз, или даже в местечко похуже. Он пытался просунуть голову в вырез горловины и в бешенстве сминал ткань одной рукой, когда вернулся Итачи и тактично остановился поодаль, глядя на весь этот балаган своим невозмутимым взглядом. — Я могу помочь, — подал он голос после продолжительного наблюдения и безрезультатных действий своего напарника. Джузо вздрогнул от неожиданности, до этого совсем не замечая его, и повернулся к нему с хмурым видом. — И на что это будет похоже? Итачи молчал со своим естественным видом «абонент недоступен». Вероятно, ему было абсолютно всё равно, на что это будет похоже, лишь бы сделать дело и продолжить операцию по побегу из города, где их наверняка уже искали с собаками. Может, даже подумал, что это именно Джузо остро реагирует на абсолютно невинное предложение помочь. Что за дерьмо, теперь он выставил себя настоящим педиком, который краснеет, как чёртов мак, когда дело доходит до прикосновений другого мужчины. Мало того, что голова шла кругом, и он чувствовал, что вот-вот свалится без чувств от усталости и боли, так ещё и вот это вот всё. Мысли о гомосеках не давали жить спокойно и не давали спокойно умереть. — Ладно, давай, помогай, только быстро, — произнёс он чуть более грубо, чем хотел, и взглянул на Учиху слишком угрюмо. Итачи был деликатен. Так деликатен, что почти ни разу не коснулся его голой кожи, помогая просунуть части тела в нужные дырки. Все эти мгновения Джузо молил всех ками, которых только мог вспомнить, чтобы его член не вздумал радостно подпрыгнуть. Но, конечно, этого не случилось — ему было слишком плохо, чтобы организм был настроен на сексуальные утехи. Более того, с каждой новой минутой ему казалось, что вот-вот его жахнет по голове обмороком, и тогда Итачи придётся одному со всем этим разбираться, а это было чистой воды свинство. Тот и так слишком много на себя взял. Когда ему протянули совершенно дурацкую панаму, вроде тех, что надевают на рыбалку старики пенсионного возраста, он посмотрел на Учиху, как на своего врага. — Я не надену это даже под страхом смерти. Ты бы мне ещё резиновую голову лошади принёс. Или её жопу. — Она скроет лицо, — бесстрастно ответили ему, и это отрезвило его получше пощёчины. На кого он сейчас похож? Что он несёт? Учиха рисковал ради него своей жизнью, а он ведёт себя, как капризная майко, не желающая как следует пудрить лицо. И, едва он осознал это, ему от самого себя стало тошно. Он выхватил панаму из протянутой руки и немедленно надел на голову, не стараясь сделать это аккуратно. Её широкие поля действительно наполовину скрыли лицо, а ту, что не скрыли, занавесили тенью так, что не были видны даже его разбитые, вспухшие губы. — Извини, — буркнул он. — Я не в себе. — Надо торопиться, — невозмутимо произнёс Итачи, укладывая в сумку испорченные вещи Джузо, чтобы не оставлять улик. А поторопиться действительно стоило, ибо совсем недалеко послышались мужские голоса, и проверять, обычные ли это гражданские, либо те самые военные, от которых он удрал, совершенно не хотелось. Невзирая на ужасную боль и своё не желающее двигаться тело, он поднялся и, опёршись об Итачи, заковылял вместе с ним в обратном направлении от голосов. Новая угроза придавала немного сил. И всё же как следует ускорить шаг они не могли — Джузо казалось, будто кости ног давно ссыпались в носки, перед глазами возобновилась свистопляска, да и вызывать подозрение этим совсем не хотелось. Им повезло, и на эту тропу так никто и не вышел. Голоса, казалось, всё удалялись, и сердце перестало ломиться через рёбра. Когда стало совсем тихо, он даже позволил себе вопрос: — Куда мы идём? — Я снял комнату в апартаментах у частного лица. Он сам нарушает этим закон, поэтому не станет выдавать нас. — Это далеко? — Окраина города. Дом возле пирса. Постепенно разум Джузо начал давать сбой. Пару раз глаза его закрывались, и Итачи едва не падал под его тяжестью. Казалось, они вечно будут брести по этому заброшенному парку с его высоченными деревьями, подпирающими облака своими полуголыми кронами. Тишина была слишком расслабляющей. Ни одного человека не встретилось им на пути до того момента, пока они ни достигли больших металлических ворот, указывающих на то, территория парка закончилась. Далее им предстояло войти в город. Вот так просто? Весь вид Джузо голосил о том, что он в плохом состоянии. Со стороны могло показаться, будто это с утра надравшийся маргинал, которого из жалости тащат домой. Обычно местные таким не занимались, да и пьяниц здесь не видели пару веков. Уже одно это вызывало сильные подозрения, но и дожидаться темноты в парке тоже было довольно рискованно — его прочёсывали так же, как и всё остальное. Пришлось выходить прямо в город. Благо, нужно было пройти всего две улицы, чтобы попасть к тому дому, где их ждала комната, где они могли бы укрыться и передохнуть. Пока не стемнеет. Несмотря на то, что был день, улицы не могли похвастаться многолюдностью. Большинство горожан находилось на своих рабочих местах, а остальные, наверное, сидели по домам или торчали в многочисленных кофейнях. Джузо и Итачи старались двигаться по закоулкам и дворам, вдоль стен домов, где они могли прятаться в тенях. Джузо чувствовал, что Итачи и сам на последнем издыхании, хотя тот и не жаловался, но хватка его становилась всё слабее и дыхание становилось всё учащённее. В те мгновения он себя ненавидел, и чувство вины вгрызалось ему в глотку, как разъярённая рысь. И всё же один раз на них обратили внимание, как раз тогда, когда они плелись мимо чьего-то аккуратного сада, обрамлённого кустами роз, торчавшими ощетинившимися тоненькими ветками. В саду копался седоволосый старик, сгребая детские игрушки в одну большую кучу. Он выпрямился, заметив их, и насторожился. — Может, вам нужна помощь?! — его вопрос прозвучал слишком громко в пустоте улицы. — Благодарю вас за беспокойство, — учтиво склонил голову Итачи, насколько это позволяло полубессознательное тело Джузо. — Мой кузен не совсем здоров. Но мы уже близко от дома. Когда он примет лекарства, ему станет лучше. — Если хотите, можете завести его ко мне в дом. Напоить водой. Не желаете? — Примите мою глубокую признательность, но его супруга ждёт нас дома. Всего вам доброго, — он возобновил шаги, и в спину донеслось. — Берегите себя, молодые люди! Солнце перевалилось к западу, когда случилась та счастливая минута - они оказались возле дверей в подъезд нужного им дома. Сам дом был довольно типичным для этих мест, сдержанный в своей архитектуре, достаточно новый, с большими окнами в пол и дверями, выходящими на маленькую террасу. Гранитные тёмные ступени вели вниз, где расположились две квартиры, одна из которых и была им нужна. У Итачи оказались ключи, он без труда отпер ими дверь. — Кобо-сан, вы дома? — спросил он, предупреждая о возвращении, но в квартире царила полная тишина, и никто, конечно, ему не ответил. — Он на работе, — пояснил для Джузо, прежде чем сбросить ботинки. Натыкаясь на большое количество мебели и стараясь не снести ни одного хрупкого вазона или странных статуй, понатыканных всюду, он повёл его вглубь апартаментов. Пахло странным, незнакомым запахом. Смесь пряного розмарина и еловых шишек, и ещё чего-то трудноуловимого. Джузо и не старался уловить, он готовился умереть в ближайшие минуты. Когда его повалили на жёсткий матрас огромной двухспальной кровати, он смог вымолвить слабое «спасибо», прежде чем провалиться в чёрную дыру, населённую тёмными демонами. Сознание его покинуло на какое-то время.

***

Странно, но он не мог открыть глаза. С ним были только неправдоподобные ощущения, будто его освободили от ботинок, а затем матрас просел немного — кто-то устроился рядом. Что происходит? — хотелось задать вопрос, но он не смог даже разлепить для этого губы. Кто-то находился рядом — он это чётко понимал. Понимал, но не видел. Он почувствовал, как с него аккуратно сняли панаму. Прохладная ладонь легла на его лоб, убрала влажные пряди волос, так бережно и осторожно. Ему надо было знать, что происходит. Сон ли это или какая-то колдовская реальность… А может, он уже умер, и его душу хотят отделить от тела? — Джузо. От звука этого голоса его вышвырнуло из странного состояния. Ресницы дрогнули, он с огромным усилием поднял веки и увидел рядом с собой Учиху Итачи в мутной дымке. Тот смотрел на него спокойно, но более сосредоточенно, чем обычно. Его рука мягко вскинулась, и ладонь снова легла на лоб. Что-то неясное шевельнулось внутри Джузо, тёплое и светлое, похожее на мягко горящую искру. Ухнуло вниз и вновь устремилось вверх, закручиваясь тугой спиралью. Руки Итачи были нежными, и уже от одного такого прикосновения становилось лучше. Да только действительно ли лучше? Каждое нервное волоконце гудело — так ток несётся по проводам. Внутри Джузо тоже что-то происходило, а он всё не мог понять, хорошо это для него или плохо. — Надо обработать раны. Итачи отнял ладонь и поднялся: пряди чёрных волос у лба легко взметнулись, исчезло давление веса на матрас. И Джузо ждал, когда он вернётся. Так отчаянно ждал, как будто от этого и вправду зависела его дальнейшая жизнь. Но может… так оно и было? Свет в комнате был слабый, разлинованный на тонкие полоски. Джузо шевельнулся, медленно повернул голову влево и увидел, что огромное окно целиком сокрыто наружными жалюзи. Пластины были лишь слегка повёрнуты, что давало ощущение, будто сейчас вечерний закат. Итачи находился в гардеробной и почти не шумел, за исключением лёгких шорохов, и так хотелось, чтобы он поскорее вернулся. Прошло не более пяти минут, хотя для Джузо они превратились в беспокойных полчаса, прежде чем Итачи показался из-за раздвижных створок. В руках он держал сумку-аптечку; пальто и пиджак исчезли, а на рубашке была расстёгнута верхняя пуговица и рукава закатаны по локоть, обнажая кожу, покрытую лёгким загаром. Его ненавязчивое присутствие успокаивало и несло чувство надёжности. И никогда он не выглядел таким домашним и таким близким. Ничего неправильного, ничего неуместного. Того, что вызывало бы шквал негодования или неловкости, как это могло быть в присутствии других людей. Присев на краешек кровати, Итачи одним движением разложил аптечку, наполненную разными необходимыми вещами, такими, как антисептики и тонкие бинты. Он взял несколько спонжей сразу, смочив их какой-то бесцветной жидкостью. — Может быть неприятно, прошу прощения, — предупредил, словно зачитав инструкцию и взглянув Джузо в глаза. Рука зависла над его бровью. «Не может. Это ведь ты», — подумал тот, в свою очередь не сводя с него глаз. Его лицо было бесстрастным, совершенно отстранённым, но таким, блядь, красивым, что вряд ли существовало что-то более совершенное, чем эти тонкие черты. От одного простого взгляда на него в животе начинало пульсировать удовольствие. Тёмные глаза блеснули, поглощая слабый свет. Отразили человека с пасмурным лицом. Джузо и не думал, что выглядит таким мрачным, пока не увидел себя в его глазах. Рука Итачи вспорхнула и прижала спонж к разбитой брови, покрывшейся уродливой слабой коркой. Боли не было, как не было ничего, только трепещущая болезненная нежность, разлившаяся везде и всюду. Голова вновь пошла кругом. Неуловимые вздохи сквозняка приносили с собой запах влаги, перебивая особый аромат Итачи, смешавшийся с розмарином и хвоей. Джузо глубоко вдыхал, впитывал в себя оттенки того, что происходило, фиксировал сердцем. Ощущая столько нехарактерных ему эмоций, плывя между нереальностью и оцепенением, чувствуя тепло тела рядом, он наслаждался чужой заботой. Его лицо аккуратно протирали жидкостью, каждую рану присыпали странным порошком. И эти прикосновения были такими ласковыми, что даже родная мать не могла быть столь бережной с ним. — Надо снять лонгслив. Там тоже есть раны, — в какой-то момент произнёс бархатистый голос. — Не могу пошевелиться, — ответил Джузо хриплым полушёпотом. — Режь ткань. Он весь напрягся в ожидании того, что его тела коснутся руки Итачи. Это было гораздо интимнее всего, что с ним до этого происходило. Гораздо сокровеннее. Только бы за этим не последовала реакция, думал он, пока лезвие ножа проходилось по тонкой ткани, и мученически вздохнул. Вместе с ожиданием из глубин поднималось что-то пугающее и напрягающее, как… Бессильная злоба. Это была именно она, и восставала именно потому, что Джузо знал, чем всё это закончится. Ему нельзя проявлять ни капли нежности в ответ. Ни словом, ни жестом. Он никогда не станет пихать ему в лицо свои чувства, никогда не притронется с вожделенным намерением близости. И навсегда останется коллегой по работе, даже не другом. Ему уже не стать самим собой. Как раньше — тоже уже не будет. Спасение было только в самых радикальных мерах, и нужно оградить себя от источника чувств, а иначе это не может кончиться ничем хорошим. Ответ настиг так неожиданно, что он сначала воспротивился ему, но затем это показалось ему единственно-правильным решением. Пока его рассудок ещё окончательно не помутился, он заставит себя сделать это.