Рассвет пришёл

Сасори бесстрастно наблюдал за Кисаме, который с неподдельным энтузиазмом бросился вызывать такси, улыбаясь при этом во все свои тридцать два. Новый фотограф выглядел, как человек, любящий шумные посиделки и разговоры по душам, сдобренные лёгкой закуской и крепкой выпивкой. Без особых претензий на обстановку и профессионализм поваров. И с лёгкостью влезающий в любые потасовки. Насколько же он будет весел, когда поймёт, что выбранный ресторан предполагает этикет и какие-никакие светские манеры, а не напившиеся физиономии в обнимку с бутылками… Скорее всего, он из тех, кто в таких заведениях никогда не бывал, а если и бывал, то не утруждал себя всякими там правилами приличия. Сам же Сасори выбрал этот ресторан намеренно, прежде всего думая об удовлетворении своих эстетических и гурманских потребностей. Сначала он хотел забронировать столик и, опасаясь, что запись производится за целый месяц, надеялся лишь на своё красноречие. «А можно назвать моё имя и количество фолловеров, и тогда за рекламу они согласятся пустить нас в ту же минуту, хм. Это работает», — хвастливо заявил ему Дейдара, не получив в ответ ничего, кроме задумчиво-отстранённого выражения лица. Но оказалось, что в том ресторане вообще никогда и ни при каких обстоятельствах не бронируют места. Это удивило и заставило вновь задуматься. Ресторан не был похож на бистро, да и ценник был довольно высоким, а отзывы — в основном положительными. Тогда, прочитав статью об истории этого места, Сасори с холодным торжеством вынес для себя кое-какие факты. Во-первых, ресторан являлся фамильным и передавался из поколения в поколение, со всеми традициями и премудростями классических рецептур. Во-вторых, хозяева по своей же воле никогда не утруждали себя ни бронированием мест для гостей, ни рекламой, ни приглашением именитых поваров, ни заискиванием перед именитыми гостями. И всё же… всё же люди отмечали его на всех туристических платформах, как место, рекомендуемое к посещению. После этого Сасори решил, что он должен нанести визит именно в этот ресторан. Ценности хозяев заведения были такими же, как у него. И ему там должно понравиться. Всё шло хорошо ровно до того момента, пока в салон такси за ним не увязался Дейдара, а за Дейдарой — Какузу. Так что вместо того, чтобы ехать в расслабленном удовлетворении от тишины и комфорта, ему пришлось едва ли не вжиматься боком в дверцу автомобиля — Какузу был весьма рослым и крепким. В другой бок ему впился острый локоть Дейдары, едва они все набились на заднее сиденье. — Отодвинься от меня, Дейдара, — ворчливо пробормотал Сасори, отталкивая его локоть от своего бока. — Я бы рад, но некуда, хм, — огрызнулся тот, взглянув на Какузу сердито и явно отмечая его невозмутимый вид. Эти двое… заставляли погружаться в пучину раздражения. Что же Сасори такого сделал, что ему приходится терпеть возле себя всех этих людей?.. И когда это прекратится? Он помнил, что дорога занимает не так уж много времени, а потому отвернулся к окну от этой сумасбродной парочки и, вновь проворчав себе что-то под нос, принялся пялиться сквозь стекло. Провожал безмятежным взглядом ровные линии холмов вплоть до возникших из темноты сияющих огнями зданий, без интереса разглядывал их посредственные линии однотипных фасадов. И старался не думать о том, что происходит здесь и сейчас, предвкушая, что скоро будет наслаждаться произведениями кулинарного искусства. Старался, да не слишком-то получалось. Сидящее рядом тело было напряжено, как струна, и руки, устроившиеся на коленях, сжаты в кулаки. Видимо, Какузу вгонял Дейдару в сильный стресс своим желанием во что бы то ни стало заполучить себе блондинку. Это заставит стать докучливого блогера сдержаннее и не выпячивать себя и свои вздорные мысли. Поделом. Всю дорогу они не перекинулись друг с другом ни словом. Когда такси подъехало к месту назначения, Сасори совсем не удивила длинная очередь, выстроившаяся возле входа в ресторан и огибающая угол. Зато она, безусловно, удивила других. Например, всё того же блогера, будь он неладен. Можно было предположить, что тот примется возмущаться и вопить, будто оскорбили великую звезду, не обеспечив отдельным входом. Но Дейдара, вылезший из салона авто, напротив, посмотрел на Сасори с дерзкой ухмылкой, расколовшей лицо едва ли не пополам. — И вот это вот хвалёный ресторан? С очередью, заканчивающейся за углом следующего дома? — это была явная издёвка. — Рассуждай глубже, Дейдара. — Они не уважают своих клиентов, хм. — Они уважают своё искусство. Для меня этого достаточно. Появившийся из следующего такси Кисаме с широкой улыбкой отметил длину вереницы и круглые глаза его тускло сверкнули в свете фонарей. — Мы могли бы разогнать их всех и встать первыми, — высказал он своё единственное желание. — Тогда нас откажутся обслуживать, — резонно заметил Итачи и пошёл в хвост толпы. Остальные направились за ним. Соблюдая все нормы морали и закона, Акацуки простояли на улице более часа, прежде чем попали в желаемый ресторан. Кисаме иногда выбрасывал грубоватые или скабрёзные шуточки на тему того, на кого же они похожи, торча здесь, когда вокруг полным-полно заведений, с радостью бы принявших бронь или сразу пустивших их без лишних слов. Но это было не от злости на Сасори, по вине которого они и оказались здесь, не от раздражения или возмущения, а только чтобы скрасить вынужденное времяпрепровождение, и не более того. Какузу тут же преспокойно играл на бирже через приложение в мобильном, не обращая внимания ни на что вокруг. Итачи стоял и смотрел куда-то вдаль, где чернота неба обрисовывала ровные линии зданий. Он тоже ни о чём не спрашивал Сасори и ничего не обсуждал. Один только Дейдара от нетерпения стучал носком кроссовка по бетонному стыку тротуара, хотя и был занят тем, что отвечал на сотню каких-то комментариев в какому-то там своему посту. Когда их наконец впустили, и они, избавившись от верхней одежды в гардеробной, вошли в зал, Кисаме даже присвистнул, оглядываясь вокруг. Атмосфера и обстановка его явно поразили. Сасори же был куда более искушённым посетителем ресторанов. Намётанным взглядом он приметил старинную фреску кирпичного цвета по периметру стен и несколько картин именитых художников в центральных освещённых частях, латунные бра начала века и мягкие, обитые дорогим бархатом стулья с подлокотниками. Всё это олицетворяло торжественное великолепие, но вместе с тем изысканность, и говорило о тонком вкусе хозяев. Свет старинных люстр отражался в белоснежном хрупком фарфоре, мерцание свечей — в серебряных приборах. Вокруг разливалась томная, нежная мелодия фортепиано в дуэте с виолончелью, и Сасори узнал в ней «Вечернюю серенаду». Самым обескураживающим было то, насколько разношёрстная публика здесь находилась. Строгие силуэты мужчин в костюмах, делящих столики с дамами в сверкающих драгоценностях, а по соседству — явные туристы в свитерах и джинсах. Но, что примечательно, всем было комфортно и никто, казалось, друг друга не замечал. Навстречу к Акацукам вышел высокий, стройный человек с огненными, как закатное солнце, волосами, в тёмных брюках и бархатном, синем пиджаке. Его спокойный, не заискивающий взгляд обошёл всех. Он кивнул и со словами «Добро пожаловать» плавным движением руки указал на столик на шестерых поодаль от центра, там, где тень от камина образовывала тёмные очертания. Расположение было удачным, отгороженным полумраком — в точности, как Сасори и любил. Все двинулись к столику, и Кисаме беспардонно оглядывался вокруг, глазел в тарелки других посетителей, подмечая порции. Дейдара хмыкнул на это, но промолчал. К счастью. Хотя Сасори было плевать на других посетителей, ему понравилось, что тот умеет сдерживаться в таких ситуациях, и он это оценил. Итачи и Кисаме расположились напротив друг друга на дальних местах, граничащих со стеною. Какузу любезно отодвинул перед Дейдарой стул, но тот демонстративно уселся на другую сторону, к Кисаме. Его явно достали все эти обхождения. Пожав плечами, Какузу тут же выказал поразительную настойчивость — опустился на стул рядом с ним. И только Сасори в который раз удивился своему сегодняшнему везению: в соседях у него оказался Итачи. Самый деликатный и спокойный из всех. Внезапно появившийся официант, словно выросший из тени, подал каждому из них меню, затянутые в мягкую кожу. — Могу я пригласить для вас сомелье? — поинтересовался мужчина в синем пиджаке, зорко следивший за тем, чтобы всем гостям было комфортно. Сасори медленно кивнул головой — мужчина тут же скрылся. — Что ещё за пафосное место? — весело отозвался Кисаме, повертев в руке одну из семи вилок возле своих тарелок. — И что за сомелье? Будет нам стихи читать или бренчать на гитаре? — Он поможет нам с винной картой, Кисаме, — ответил ему Итачи. — Да зачем? Уж выпивку-то выбрать — раз плюнуть. — Мишленовский ресторан? — раскрыв меню, Какузу пробежался по содержимому глазами. — Цены достойные. — Было две звезды, но одну полгода назад сняли из-за некоторых жалоб посетителей. Тот случай, когда условности не волнуют творца, — заметил Сасори. — Эти блюда создаются исключительно ради искусства, а не в угоду потребителям. — Возьму на заметку, — с одобрением кивнул Какузу. — Где ещё можно найти заведение такого уровня по доступной цене?.. Вопрос риторический. — Предлагаю сет из шести блюд. — Здесь есть из семи, — возразил Кисаме, усмехнувшись выбору Сасори. — Порции маленькие, для самок, возьмём шесть и останемся совсем голодными. Я бы и от десяти не отказался, но не предлагают. — Мы здесь не для того, чтобы набить животы, а чтобы оценить симфонию вкуса, — укорил его тот. — Какой-то новый вид извращений. — Сеть так семь. Тебе платить пополам с Дейдарой, — сдался Сасори, взмахнув рукой с изяществом пианиста. Сомелье появился спустя ещё минуты три и представлял собой седовласого пожилого мужчину с толковым взглядом и поджатыми в узкую полоску губами. В руках он держал несколько винных карт. — Приятного вечера, господа. Могу я предложить вам напитки на вечер? — Валяй, — и Кисаме расслабленно прислонился спиной к мягкой обивке стула. — Но в другой раз имейте ввиду, что в нормальных заведениях всегда есть саке, — не заметив тихого обречённого вздоха Сасори, он продолжил. — И ещё нам нужен аперитив. — Зелёный чай? — предложил сомелье с безмятежным выражением на лице. — Какой ещё чай? Что-нибудь покрепче, например… — Вермут, пожалуйста, — перебил его Сасори, пока тот не запросил что-то вроде коньяка. — Понял вас. Вы выбрали блюда? — Меню «Вечер». — Это превосходный выбор. — Конечно, если его нет. Вряд ли даже этим можно наесться, — Кисаме не смеялся и не шутил. Он говорил вполне серьёзно. — Из этого ресторана ещё никто не ушёл голодным, можете поверить мне на слово, — с профессиональной доброжелательностью ответил сомелье на сей выпад, наверняка встречавший здесь и не таких невеж. — Я могу вам предложить Пино Гриджио Гравнер трёхлетней выдержки, а также Шато ДеАрманьяк — пятилетней. Они способны подчеркнуть вкус выбранных вами блюд. — Будьте любезны, — кивнул Сасори. После этого сомелье откланялся и ушёл. — И нравятся вам такие натужные попытки давить из себя высокородную знать? — покачав головой, Кисаме схватил следующую вилку, а предыдущую отложил на тарелку. — Исключительно искусства ради, — прогундосил Сасори и заметил невыразимо вдохновенный взгляд напротив, с увлечением разглядывающий стену за его спиной. Конечно. Там висела картина Курода Сейки. Серьёзная и меланхоличная работа, вечное искусство, предназначенное для знатоков живописи, а не незрелых дилетантов. Однако Дейдара не мог оторвать от неё глаз, словно наслаждался каждым штрихом и гармонией оттенков, пытался разгадать философию шедевра и настроение творца. — Слияние двух культур, — тихо произнёс он, упрямо игнорируя в глубине души то, что откровенно залюбовался этим человеком. Взгляд голубых, выразительных глаз всё ещё блуждал по высохшему полю на картине, окутанному золотой дымкой; солнечная полуулыбка озаряла лицо, как если бы Дейдара созерцал икону, прославляющую величие Бога. — Напоминает Ренуара, м? — шевельнулись его губы. Возможно, не такой он уж и безнадёжный, этот блогер. Если он хоть что-то способен понять и прочувствовать. Даже если это и поверхностное. — Понравился пейзаж? В один миг одухотворённость с лица смыло, оставив лишь дерзость во взгляде и саркастичную кривую улыбку. — Повесил бы у себя над кроватью, хм. — Над кроватью? — пытаясь разобраться в мотивах для подобных слов, переспросил Сасори. — Импрессионизм сейчас в тренде. — Ты повесил бы этот великолепный образец искусства у себя только потому, что он в тренде, я не ослышался? — Я понимаю, возраст, глухота, хм. Но сегодня это в моде и смотрится органично в актуальном интерьере, а завтра будет выглядеть, как из чулана прародителей, и место над кроватью займёт, гравюра, например. Искусство — мимолётно. — И, наверное, люди — идиоты, раз столько веков приезжают со всех уголков, чтобы взглянуть на подлинник Джоконды. — Всего лишь дань моде, чтобы зачекиниться для инста, хм. Когда-нибудь и на это упадёт спрос. В то время, пока Сасори с безэмоциональным лицом продумывал в голове с десяток изощрённых способов убийства, сомелье прикатил маленький передвижной столик. На нём находилось охлаждающее ведро со льдом. Изящным движением оттуда извлекли бутылку, протёрли от выпота и легко откупорили. — Вермут бьянко, господа, — продекларировал сомелье весьма торжественно прежде, чем разлить каждому в хрустальные бокалы. — Нежное и освежающее послевкусие. Ноты корицы и мускатного ореха, приправленные ванилью. Очень благородное звучание. В тот же миг пятеро официантов совершенно синхронно поставили перед каждым по маленькой тарелочке. В них лежало нечто раздавленное с вытекшим соком и воткнутой посередине серебряной шпажкой. — Комплимент от шеф-повара, — произнёс вновь сомелье и тут же разлил в стаканы минеральную воду без газа. — Он это раскусил и выплюнул, — выразил своё мнение Кисаме, с усмешкой глядя на поданное блюдо и на художественно растёкшийся сок. Сомелье, впрочем, вежливо проигнорировал данную реплику и, откланявшись, удалился. — Одна раздавленная оливка за огромную сумму в чеке. Скажите-ка, вся еда будет такой или это действительно повар хотел показать этим своё отношение к нам? — Это высокая кухня, — пожал плечами Какузу. — Я согласен даже на это, лишь бы не за мой счёт. Давайте выпьем за новых членов в Акацуки. Новые члены — меньший оклад, что не может не радовать, — и отпил из бокала совсем немного, чтобы тут же вернуть его на место. — Ну и мерзотная вещь. Похоже на лекарство. Следом за ним свой бокал залпом осушил Кисаме. Вытирая тыльной стороной ладони рот, он поморщился совершенно естественным образом и выразил своё мнение: — Твою мать, и выпивка здесь паршивая, — покосившись на оливку в тарелке, обречённо вздохнул. — Скажите-ка, и как это есть? — В оливке есть атле, — пробасил Какузу. — Ничего не видел уродливее. — Тебе незнакомо слово «композиция»? — Сасори медленно моргнул. — Ты фотограф, и ничуть не разбираешься в искусстве? — Мои снимки — это опыт и практика, — без малейшего смущения или неловкости ответил ему Кисаме. — Хочешь сказать, что у тебя нет образования? — Я — самоучка. Почему тебя так это удивляет? — Меня удивляет не это, а как легко Лидер-сама в последнее время набирает в штат дилетантов. — А меня удивляет зацикленность людей на образовании, хм! — выпалил Дейдара, щёки которого раскраснелись уже от одного бокала вермута. — Кто-то забывает, что, прежде всего, должен быть талант и преданность искусству, а уж затем какие-то там образования, которые никогда из пресного, неспособного на эмоции человека не слепят истинного творца, — его быстрый, как разряд молнии, взгляд стрельнул в Итачи. Сасори, слушая всё это, только и удостоил его одним-единственным, но весомым словом: — Чушь. После этого он принялся за свою оливку.

***

В конце вечера некоторые были порядком навеселе. Например, Кисаме, который от души хохотал и делал это громко и беспардонно. Его насмешило очередное блюдо, предпоследнее в этом сете, «преддесертное», как объявил им один из официантов. В тарелках по краям лежал мох и крохотные веточки какого-то дерева, а прямо посередине — нечто красное, похожее, впрочем, по виду на наггетс и нечто глянцево-чёрное, и вовсе напоминающее отъевшуюся пиявку. — Они что, ссыпали нам в тарелки мусор? — спросил он сквозь смех. — Эстетичный мусор, хм, — произнёс Дейдара, глядя себе в тарелку. Подняв свой бокал и в очередной раз отпив из него, он медленно вертел пальцами за тонкую, хрупкую ножку. — Не поспорю, но смотри, — резко развернувшись к нему, Кисаме махнул рукой и ненароком задел его бокал. Совсем легонько, но этого хватило, чтобы содержимое выплеснулось из краёв. Брызги не менее эстетично окропили светлый дизайнерский свитшот ядовито-красным, принялись расползаться по переплетению нитей. В то же мгновение взгляд Дейдары зажёгся, как фитиль готовой взорваться бомбы. — Эй! Ты блин что натворил, м?! — завопил он, сразу позабыв, где находится. — Да ладно тебе, отстирается, — беспечно отозвался Кисаме. — Отстирается, да?! Мне не во что переодеться, хм! Я оставил чемодан в офисе! — А Лидер запер двери и ключ увёз с собой, — вставил своё слово Какузу, и брови его сдвинулись к переносице.  — Именно! Как я должен буду ходить в этом?! — Можешь поехать ко мне. Дейдара окинул его возмущённым взглядом. — Нет! — Я мог бы завезти тебя в круглосуточный бутик. Прямо под моей квартирой есть такой. — Ни за что, хм! — Тогда оставайся так, — последовало равнодушное пожатие плечами. Сасори сидел и думал о том, как же не повезло парню занять место рядом с Кисаме. Теперь для него было несколько сценариев развития событий, и все они печальные. Поехать к Какузу, но тогда придётся, пожалуй, расплатиться за это натурой, поехать к Лидеру-саме с требованием отдать ключ от офиса, и это тоже неизвестно чем может закончиться, можно поехать в номер отеля, облачиться в халат и отдать одежду в прачечную, но только вряд ли ему вернут её к завтрашнему утру. Нет, блогеру определённо не повезло. Хотя… должно быть, это заслуженно. Обладать такими жизненными устоями и не попасть в дурацкую ситуацию, подобно этой, — просто невозможно. Так наверняка было всегда и так будет продолжаться. Он вдруг в изумлении услышал свой голос словно со стороны, едва ощущая движения губ: — Ты можешь поехать ко мне. Одновременно два взгляда впились в него: Какузу сурово исподлобья, ошеломлённо — Дейдара. — И что я за это буду должен? — тут же возмутился последний, наученный опытом нахождения среди этих людей, когда каждый так и норовит затащить в постель в обмен на любую помощь. До Сасори только что дошло, что же он натворил. Надо было как-то выкручиваться, а иначе, зачем ему предлагать помощь такому, как Дейдара. — Я совру, если скажу, что мне ничего от тебя не нужно. — Так я и знал, хм! — За это в ближайшую неделю я не хочу ощущать тебя за моей спиной, когда буду находиться за рабочим столом. А лучше вообще не подходи ко мне близко и не вторгайся в мою личную зону ни при каких обстоятельствах. — И всё? — Да, всё. — По рукам, хм. Тогда дашь мне что-нибудь из одежды, кажется, у нас один размер. Уверен, у тебя нет ничего нормального, но я сейчас готов даже на скучную классику. — Вот нахал. Конечно, всё великодушное настроение Сасори возникло не на пустом месте — так он успокаивал себя, понимая, во что ввязался. Дело в том, что ему удалось ощутить истинное наслаждение от еды, ибо повар смог раскрыть всю палитру вкуса и эстетики поданных блюд. Столько разрозненных полутонов сложились в целостную картину, являя собой образец безупречности и изысканности. Ценнее всего было то, что им предложили незыблемую классику, рецептура которой выдерживались веками. Истинное искусство должно жить вечно. И шеф-повар явил прямое доказательство в виде своих творений. — Как это ни странно, я наелся, — сказал Кисаме официанту, когда тот принёс счёт. Однако, довольное выражение сошло на нет, едва он увидел цифры на гладкой, шёлковой бумаге чека. — Так и знал, что вся эта хрень будет стоить, как месяц отдыха в пятизвёздочном отеле со «всё включено». — Уж не хочешь ли ты сказать, чтобы мы все скидывались, — тут же грозно пробасил Какузу. — Я могу ещё раскошелиться за Дейдару, но ты выкручивайся сам. — Я заплачу за всё! — возмутился упомянутый блогер и взгляд его вызывающе сверкнул. — Меня содержать не нужно, я более чем успешен! — Я не настаиваю. — Давай я оплачу тридцать процентов, — предложил Кисаме, — а ты семьдесят, больше у меня и нет. Я только аванс за аренду квартиры перевёл. Потом отдам, с первой зарплаты. — Ага. Когда Акацуки вышли в густую, обволакивающую тьму, растворяющую город в своей чёрничной дымке, стояла уже глубокая ночь. Тротуары, подсвеченные золотым светом фонарей, разбегались от главного перекрёстка во все стороны, и многочисленные силуэты людей двигались по ним оживлённо и скоро. За ними маячили их чёткие, но изломанные тени. Сасори махнул рукой таксисту, чтобы тот подъехал ближе, как вдруг услышал тихий женский щебет и смущённый смех. Он медленно обернулся — оказалось, две девицы атаковали Дейдару, тыча ему в лицо своими телефонами и упрашивая сделать с ними селфи. Какое же позорище! Успешный успех во всей красе! Рот блогера тут же разъехался в широкой белозубой улыбке. Весь вид сделался до противного напыщенным. Разговаривая в развязной манере, обжимаясь с ними, тот кривил на камеру лицо, как инфантильный идиот. Хотя «как» тут можно было бы и опустить без зазрения совести. Авто уже подъехало, и водитель выбежал из салона, чтобы услужливо открыть пассажирскую дверь, так что Сасори намеревался сесть и уехать. Один. К несчастью, Дейдара успел явиться и в последнюю секунду придержать дверь, заглянув внутрь. — Подвинешься? — спросил он, весь взбудораженный и оживлённый встречей с девицами. — Кто это был? — Сасори поднял на него свои тёмные глаза. — Фаны, хм, — нарочито пренебрежительно ответил тот, но его выдал едва заметный радостный смешок. Изображая огромнейшую неохоту, Сасори всё же подвинулся к другому окну, чтобы впустить этого выпендрёжника в салон. Он тотчас же отвернулся от него, не желая, чтобы тот и дальше доставал его своим нелепым хвастовством, и задумчиво смотрел на тёплый свет мимо проплывающих витрин, когда авто тронулось. Раздражение быстро стихло. Дейдара не пытался достать его, уткнувшись в экран своего мобильника и сонно потирая глаза. Вот таким он нравился ему гораздо больше. С ним таким можно мирно сосуществовать, не мечтая каждую секунду вышвырнуть его куда подальше. Из динамиков играл тихий блюз, минорный, но вместе с тем с перчёными нотами эротизма; будь у мелодии слова, они описывали бы смерть в дешёвом отеле от рук взбесившейся любовницы. И всё же это убаюкивало, заставляло зрение размывать световые круги фонарей. Авто, словно грузный лайнер, упрямо разрезало темноту и плыло меж россыпи огней и сизых, дрожащих теней. Время от времени то позади, то спереди раздавались резкие гудки других автомобилей. Как крики распуганных птиц. В одно из таких неприятных мгновений Сасори повернул голову, чтобы взглянуть, не провалился ли Дейдара в сон, и неожиданно для себя замер. Полосы света, врывавшиеся в боковое окно на секунду и чередовавшиеся с потоками тьмы, превращали пряди волос в золото. Тонкие, сияющие искры загорались на короткий срок, чтобы тотчас же погаснуть. Дейдара и сам, как неукротимое пламя, а Сасори, как идиот, раз решился на такую головную боль в виде помощи ближнему. Зачем? Для чего? Что на него нашло? Кто мог дать ответ… Когда такси остановилось на парковке у одного из домов в старинной архитектуре, опоясывающих улицу с фонтаном, Дейдара вновь оживился. Он отложил мобильник, закрутил головой и нахально заулыбался, как будто ожидал чего-то подобного. — Почему-то я не удивлён, хм, — с усмешкой выдал он и выскочил из салона. — А я удивлён, — проворчал Сасори. — Тому, что вынужден оплачивать такси сам. Расплатившись, он тоже оказался на улице, тускло освещённой десятком фонарей по периметру. Фонтан в мерном ритме рассыпал во тьму каскад брызг. Дейдара стоял и, задрав голову, разглядывал фасад из красного кирпича и сколотый витраж под покатой крыше. Свет не был зажжён ни в одном из окон. Даже сквозь стеклянную дверь парадной глядела тьма. Дом казался не заброшенным, скорее уж — мёртвым. — Внутри пыль и плесень? — поинтересовался Дейдара серьёзнее, чем хотелось бы. — Если только внутри тебя, — произнеся это, Сасори двинулся к двери. Свет, едва он вошёл, вспыхнул автоматически и озарил огромный холл с отшлифованным до зеркального блеска мрамором на полу, устланным до самого верхнего лестничного пролёта дорожкой глубокого цвета бургунди. Сасори заметил, как одновременно с возникшей перед их глазами впечатляющей картиной сверкнул взгляд Дейдары. Неужто и правда ожидал заколоченные досками заплатки в полу и торчащие оттуда кривые шляпки гвоздей? Сумрак? Паутину по углам и почерневшие зеркала со въевшимся налётом? Он взмахнул рукой по направлению лестницы в пригласительном жесте и тут же получил новый вопрос: — Лифта нет? — Лифт есть, но не работает уже несколько десятков лет. — Ну и дыра, хм. Они двинулись одновременно и, пройдя под хрустальной люстрой, выбрасывающей на светлые стены радужные блики, поднялись на второй этаж. Квартиры в доме располагались только на втором, первый занимали прачечная, подсобное помещение и маленький тренажерный зал. С появлением визитёров свет зажёгся и здесь, только скромный и скудный, оставляющий место полумраку — всего несколько бра по стенам между массивными деревянными дверями благородного орехового оттенка. Квартира Сасори находилась в самом конце коридора справа, возле двери — растение с витиеватым стволом в вазе для ценителей эллинской эпохи. Дейдара топтался сзади, пока тот доставал ключи и отпирал замок. Нельзя сказать, что это не делалось нарочно медленно — Сасори видел, что Дейдаре не терпится войти: замёрз или просто приспичило. Переминался с ноги на ногу, нетерпеливо вздыхал, а он, чётко это ощущая, садистски затягивал момент щелчка замка, оповещающего о том, что засов отъехал. Возможно, это своеобразная защита подсознания от грядущих проблем. Когда они вошли в затканный полумраком холл, где переплетение мерклого света сквозь стекло и трепещущих теней на полу рождало ощущение потустороннего мира, пахнуло чем-то кремовым и обволакивающим, припыленным и немного затхлым, как в гримёрных старого театра. Сасори любил этот запах и не хотел видеть насмешливую физиономию Дейдары, наверняка желающего сказать что-то вроде: «Хорошо хоть не нафталин». А потом несомненно добавившего бы это своё бессмысленное и дерзкое «хм». Свет озарил просторное помещение с высокими потолками, и перед ними предстал интерьер без богемной лепнины, покрытой сусальным золотом, без выгравированных на потолке звёзд и пушистого малинового ковра на полу. Всё было в меру просто и эстетично, хотя и давало тонкий намёк на дух былой изысканной роскоши. Паркет из дорогого фактурного дерева, пусть и слегка истёртый; антикварный, массивный шкаф с резными дверцами и огромное напольное зеркало, в раме которого, в выемках между узорными завитками, зеленел художественный слой патины. — Всё такое олдовское, хм, — произнёс Дейдара, не переставая разглядывать всё вокруг. — Я умею выбирать лучшее, — заметил Сасори и наклонился, чтобы развязать шнурки на ботинках. — Идём, проведу экскурсию. Он повёл его по длинному коридору, который ответвлялся то вправо, то влево, являя перед ними разные комнаты. — Здесь гостиная, там кухня, самая дальняя дверь — кабинет, переделанный в библиотеку, напротив спальни ванная комната и туалет, — вялыми жестами указывал Сасори на двери. — Пошли, дам тебе сменную одежду. — Надеюсь, это будет что-то хоть немного напоминающее современный фасон, — непривычно тихо произнёс Дейдара в ответ, оглядываясь по сторонам. — У тебя всё равно нет выбора, так что не смей выказывать капризы. Сасори провёл его в спальню, где вид из окна не скрывало ничего, кроме мягких волн шёлкового тюля. Гардеробная находилась по правую сторону и была воистину внушительной, впрочем, полупустой. Вещи хозяина квартиры занимали пару небольших стоек и пару стеллажей, один из которых был заставлен ещё неразобранными коробками с обувью. — С этой стойки ничего не бери, там нет ничего для таких, как ты, — произнёс Сасори, устремив свой взор на Дейдару и плавным жестом указывая влево. — А с той можешь брать всё, что захочешь. — Почему это я недостоин тех шмоток? — с подчёркнутым вызовом спросил его Дейдара, впрочем, это было похоже на обычное позёрство, а не истинный настрой. — Потому что ничего не понимаешь в искусстве и не сможешь по достоинству оценить их качество и красоту. — Наверняка уже давно вышли из трендов и висят тут, пропитанные нафталином, хм. Гость двинулся к стойке, которой ему разрешили пользоваться, окинул взглядом ценителя и знатока одежду, развешенную на ней, но отчего-то медлил. — Могу помочь с выбором, — без энтузиазма предложил Сасори, чувствуя, как сильно хочет спать, и мечтая поскорее выставить этого парня за пределы своей спальни. — Да ну? — в полуобороте замер Дейдара и взглянул на него из-под длинной чёлки, падающей на глаз. — Возьми ту чёрную рубашку. — Кто дизайнер? — нахально спросил тот. — Не имеет значения. — Кто-то радел за искусство, хм. Разве дизайнеры не создают искусство? Или она попала сюда прямиком с распродажи из масс-маркета? — Имя дизайнера, создавшего её, тебе неизвестно. — Камиде? Мабий? Похоже на их почерк. — Не глупи. Это винтаж, и дизайнер почил уже до того, как я родился. — А она не развалится прямо на мне, м? — Если бы ты хоть немного разбирался в качестве шёлка, ты бы не задавал нелепых вопросов. Что ж, можешь пользоваться всем, чем хочешь, располагайся в гостиной. Постельное бельё в комоде, полотенца и халаты в ванной в шкафу. И не смей шуметь, я к шуму очень чувствителен. После этих слов Сасори с чистой совестью и светлыми мыслями указал на дверь, выпроваживая Дейдару, и к его облегчению, тот не препираясь покинул его спальню. Наверное, и сам порядком устал. Чтобы не сталкиваться лишний раз со своим гостем, пришлось отложить душ на утро, зато с каким удовольствием Сасори подошёл к кровати и откинул покрывало, готовясь ощутить прохладную свежесть атласных подушек. Ладонь скользнула по гладкой, нежной ткани. И вдруг он услышал громкий, искрящий эмоциями голос, гулом отдающийся в его голове и вызывающий разве что не кишечную колику. Чёрт бы побрал этого шумного Дейдару! Плотно сомкнув челюсть, которая так и грозила сломаться от давления, Сасори накинул первый попавшийся под руку халат и отправился убивать. Дверь открылась, и голос сделался ещё громче. Сасори шёл на этот звук неумолимой поступью возмездия и проклинал себя за то, что по какой-то неведомой причине доставил себе же сам проблем и головную боль в придачу, уже в действительности тикающую в его висках. Ладно, допустим, к головной боли причастно выпитое вино. Но ему хотелось бы видеть сейчас живописные сны о прекрасном, а не успокаивать наглого гостя у себя дома. Ещё в коридоре он расслышал «… веду сейчас эфир прямиком из прошлого. Смотрите, что меня окружает, хм! Если вы думаете, что это музей, то я советую вам.». Неужели хватило наглости бесцеремонно вывалить в сеть свою физиономию на фоне стен его квартиры, украшенных полотнами создателей истинного искусства? Маленькая, нахальная дрянь сейчас вылетит на улицу без права на обжалование его решения. Стремительно выйдя из тьмы под свет, изливающийся из огромной люстры в гостиной, Сасори непроизвольно прикрыл глаза на мгновение, а когда открыл, то увидел Дейдару, сидевшего на диване в позе беспечной и дерзкой элегантности. Одет он был в ту самую рубашку, которую Сасори пожертвовал ему накануне. Чёрный шёлк мягко обтекал его торс и смотрелся великолепно, оттеняя жидкое золото длинных волос, ниспадавших на плечи. Изящные руки с тонкими, длинными пальцами вскидывались в бестолковых, резких жестах, созданные вовсе не для подобной глупой праздности — это были руки творца, которые могли рождать шедевры. Но вместо этого они лишь безумно молотили воздух. — Заканчивай, Дейдара, — произнёс Сасори и с раздражением отметил, какой у него вдруг стал неестественный голос с низкой хрипотцой. — Разве я разрешал тебе светить моё жильё в соцсетях? Тот поднял на него свои голубые глаза и не увидел ничего, кроме мертвенной строгости на безупречном лице с гладкой кожей, словно отлитой из воска. — Это всего лишь короткий стрим, хм. И куда только делась вся дерзость и уверенность, с которыми Дейдара только что вещал на огромную аудиторию? Вместо этого широко распахнутые глаза, вспыхивающими искрами неясной природы, и негромкий голос. — Заканчивай или сейчас же уйдёшь, — продолжил настаивать на своём Сасори, хмуро глядя в его лицо. — Ладно, — внезапно сдался тот, отбрасывая мобильник в сторону. — Кстати. Эта рубашка не выглядит такой уж древней, хм. Как она мне? — Гораздо лучше, чем твоё одноразовое тряпьё. Не желая далее тратить время на пустые разговоры, Сасори поспешил обратно во тьму коридора, не забыв попутно лёгким жестом погасить свет в гостиной. Ночь поглотила всё.