Рассвет пришёл

Минивен остановился прямо у входа одного из служебных помещений, самого дальнего, того, что находился позади здания и прятался в тени ближайших построек. Вокруг было тихо и до неприличия безмятежно. Первым из авто выпрыгнул Кисаме, прошёл к кузову и, раздвинув дверь, достал из него объёмную инкассаторскую сумку, плотно набитую чем-то почти до отказа. Чем именно, никто не стал проверять — на человека, экипировавшего и проинструктировавшего Акацук, можно было положиться. Время наступило полуденное, близился обед, и народ не слишком сновал с парадной стороны банка. Редкие клиенты задерживались на мраморном крыльце, вызывая шофёра или монотонно давая по телефону указания кому-нибудь из своего персонала, хватаясь за латунные перила пальцами, унизанными перстнями. Кто-то в деловых костюмах из чётких линий и монохромных цветов, кто-то в будничных куртках и джинсах, сидящих в облипку. Конечно же, им всем было невдомёк, что некто, вообще не имеющий отношение к персоналу этого банка, припарковался позади и шагает теперь к служебному входу расслабленным шагом, без суеты и абсолютно не таясь. Карточка, небрежно вынутая из кармана куртки, сверкнула глянцем в руках Итачи, когда тот вскинул руку и приложил её к магнитному замку. Тихо подав сигнал, замок с хрустом щёлкнул — тяжёлая, массивная дверь приоткрылась. Изнутри пахнуло сырым и слегка затхлым воздухом, какой бывает на плохо проветриваемых чердаках. Небольшой вестибюль отделялся от основного входа ещё одной дверью с точно таким же магнитным замком и голой лампочкой, болтавшейся под потолком. За второй дверью — длинный, казавшийся бесконечным, коридор, устланный длинным мягким ковром. У стен, друг напротив друга, словно часовые, стояли недвижимые охранники. Их форма была похожа на ту, что носили сейчас Кисаме и Итачи, только светлого оттенка, но нашивки с символикой находились в тех же местах и даже берцы — точь-в-точь такие же. Охранники не таращились на новоприбывших инкассаторов, смотрели по инструкции чётко перед собой, так что те прошли мимо них абсолютно естественной походкой, не замедляясь и не ускоряя шаг. Будто делали это уже на протяжении долгого времени день за днём. Над их головами предостерегающе пульсировали красными точками крохотные круглые камеры. Коридор, продемонстрировав лишь одну боковую дверь, разделяющую его с клиентским залом, сворачивал налево и вёл прямо к широкой закрытой двери, обитой не иначе как огнеупорным металлом. Акацуки двигались к ней твёрдо и уверенно, как к цели, которая конечна. Перед ней они и остановились. Кисаме, сделав предусмотрительный зевок, вручил коллеге инкассаторскую сумку, тут же отойдя шага на два назад. Приложив свой пропуск, Итачи подождал, пока замок пискнет и с щелчком откроется, после чего взялся за узкую ручку. Металл был обжигающе холоден. Перед ним предстала маленькая квадратная комнатушка, ярко освещённая и полупустая. Она состояла из низкого столика да ящика из чёрной проволоки на транспортёрной ленте. Лента устремлялась прямо в разинутую пасть механического лифта. На противоположной стене глухо пыхтел кондиционер. В углу — ослепшее око камеры. В эту комнату следовало заходить по одному, так что Кисаме остался снаружи. А Итачи, не теряя времени, вошёл внутрь, поставил инкассаторскую сумку в предназначенный ящик и аккуратно вложил в узкую щель документы, накладные и квитанции. Короткое прикосновение ладони к кнопке слева — лента двинулась. Ящик вместе с содержимым исчез в тёмном отверстии. Нужно было подождать немного, на случай, если с документами или сумкой возникнут какие-то проблемы. Для подобного промаха у них не имелось никаких инструкций, как действовать дальше, как будто наперёд был известен удачный исход. Придётся импровизировать, если вдруг… С той стороны лифта не доносилось ни звука, и Итачи стоял прямо, в дисциплинированной ожидающей позе. В воздухе завибрировало напряжение на короткое мгновение, но тут же испарилось — кнопка слева зажглась зелёным светом. Всё было в порядке. Чётко развернувшись, Итачи открыл дверь и вышел из комнаты. Кисаме ожидал его снаружи, скрестив на груди руки и широко расставив свои мощные ноги, как держащий оборону викинг. За его левым плечом чернела уснувшая камера, чей зоркий красный глаз минутами ранее потух. Время делать дело. Встав на цыпочки и потянувшись пальцами потолку, Кисаме поддел большую квадратную плитку и та, легко отстав, сдвинулась внутрь образовавшегося отверстия. Отверстие это вело прямо вглубь вентиляционной шахты, по которой можно было перемещаться. — Правильно отсчитал, — осклабился Кисаме, памятуя об инструкции, в которой говорилось именно об этой плите, прятавшей нужную дыру. — Подойдите, Итачи-сан, я подсажу вас. — А ты, Кисаме? — не дёрнув бровью спросил ровным тоном тот. — Я вас повыше буду, да и в руках посильнее. Для меня не составит труда. — Нужно освободиться от бронежилетов. Кисаме последовал примеру, когда увидел, что Итачи спешно избавляется от лишнего груза и ненужного объёма, помешавшего бы осторожно перемещаться по шахте. Оба бронежилета он припрятал в глубине отверстия, сдвинув в левую сторону, тогда как они сами, судя по схеме, должны были продвигаться вправо. Время делать дела, конечно. И Кисаме старался. Держался, как мог. Совершенно смирно держался всё то время, пока они с Итачи ехали в минивене, пока шли рядом, изображая грёбаных инкассаторов. И это всё тогда, когда эталон сексуальности находился на расстоянии двух пальцев… двух пальцев, которые, чёрт дери, хотелось засунуть поглубже в него. Развернуть бы его сейчас резко и прижать к стене, пройтись губами по нежной карамельной коже и сорвать судорожный стон. Это всё экипировка, конечно. Спокойнее. Как тайная сексуальная фантазия, которую воплотили в реальность. Жёсткая, грубая чёрная ткань только подчёркивала статность фигуры, твёрдость напряжённого тела, оттеняя гладкость безупречной кожи. Небрежно расстёгнутый ворот куртки безрассудно обнажал шею. Впиться бы в неё губами, мать его… Разумнее было бы одеть на него паранджу… Как же хотелось обхватить его покрепче в момент помощи, как можно теснее прижать к себе, и Кисаме не стал бы этим гнушаться, не будь перед ним Учиха Итачи. Учиху Итачи он слишком для этого уважал. И вместо того, чтобы распускать руки… просто наклонился и протянул их, сложенные в замок. Это был дружеский жест и одновременно с тем демонстрирующий сожаление о своих неприличных и бестактных мыслях. Итачи не нужно было просить дважды. Не желая терять драгоценное время, тот опёрся ступнёй на сложенные руки и в один момент, схватившись за край отверстия и подтянувшись, оказался внутри вентиляционной шахты. Сквозняк гонял по её узкому горлу стылый, пыльный воздух. Нужно было отползти вперёд, чтобы дать место напарнику. — А вы сильнее, чем я ожидал, — в проёме тут же показалась голова Кисаме, после чего тот, легко уцепившись руками, пролез до самого торса. Пара движений, и вот они оба уже осторожно двигались по лазу на четвереньках. Честно говоря, Кисаме быстро запутался в этих заковыристых хитросплетениях лабиринта, ответвляющихся ходами то вправо, то влево. Они были похожи на полые трухлявые вены, кровь из которых высосали много веков назад. Приходилось надеяться лишь на Итачи, потому как тот двигался уверенно и быстро, не задерживаясь ни на секунду и не задумываясь над дальнейшим поворотом. Тем более… весь этот сумбур в сознании именно из-за него. Разве можно думать о чём-нибудь другом, когда перед тобой виляет упругий, аккуратный зад? Итачи был хорош, как спереди, так и сзади. А в этой позе, на четвереньках, так и вовсе непозволительно доступен. Вот с такого ракурса он его ещё никогда не видел, и вряд ли это когда-то случится снова. Совсем неудивительно, что схема шахты вылетела из его головы, уступив место необыкновенной реальности. Из-за того, что у него отяжелели яйца, ползти было сложновато, да и разум затуманился к чёртовой матери. Это задание выматывало сильнее, чем Кисаме ожидал. По виску стекала капля пота, и зубы он стиснул так сильно, что челюсть заныла от боли. Конечно же, он не сразу среагировал, когда Итачи вдруг остановился, а потому чуть не въехал лицом ему в пятую точку. Послав многозначительный взгляд, Итачи кивнул на плиту внизу, прямо перед собой. За ней зияло обычное вентиляционное отверстие, коих на протяжении пути раскидано множество, но это, видимо, было то самое, выводящее систему вентиляции именно в помещение депозитария. Иначе Итачи-сан бы так на него не смотрел. Затаивая дыхание, Кисаме подполз ближе к потеснившемуся напарнику и напряг весь свой слух — из комнаты доносились размеренные негромкие голоса, и при желании можно было расслышать, о чём там вели беседу. Недолго думая, он скользнул по штанине и, нащупав нужный карман, выудил оттуда небольшую камеру с мощным двухмодульным зумом. Этого должно было хватить для сносных снимков. Сделав не больше пяти, Кисаме тут же отодвинулся, чтобы дать место Итачи — напарник должен был записать на подкорку весь разговор. Оба замерли. Итачи напряжённо вслушивался в слова управляющего депозитарием, хоть тот лишь озвучивал условия предоставления банковской ячейки. Похоже, никаких тайных договорённостей между ним и чиновником не было. Слишком уж всё официально, с формальными фразами и церемониальными жестами, когда один не знает, чего ожидать от другого и действует в рамках должностных инструкций. Кисаме же ничего этого не замечал, вновь отвлёкшись и наслаждаясь близостью своего напарника. Он в который раз забыл, где он и для чего он здесь. Сейчас не время. Совсем не время для этого. Слишком неправильно вот так таращиться на сосредоточенный профиль, похожий в полутьме на зачарованное древним магом изваяние. Тёмные глаза сумрачно блестели, губы сжаты в тонкую полоску. Пользуясь случаем, можно было ещё приблизить лицо, почувствовать щекотку на коже от прядей его волос. Да только Кисаме всё ещё мог осознавать, что тогда может не сдержаться и ткнуться носом в висок, губами отыскать его губы и силой повалить его прямо тут с риском обнаружить себя. С риском получить пулю в живот. С риском провалить задание. Но, что не менее важно, тогда бы он одномоментно потерял бы уважение Итачи и возможность быть его напарником. Что же сегодня так сносит его крышу… Грёбаная инкассаторская экипировка. Грёбаная возможность увидеть перед собой Итачи на четвереньках. Грёбаный стоявший колом член в штанах… Нужно сосредоточиться на задании. Итачи помог. Мягко коснулся ладонью его плеча, обращая внимание на то, что пора бы уже начать делать снимки — управляющий депозитария уже успел откланяться и выйти, и чиновник остался с ячейками один на один. Пришлось поспешно браться за фотоаппарат и наводить нужный ракурс, скользя взглядом через видоискатель по картине происходящего. Зум отлично приближал её так, что любой нюанс был виден. Регулировать настройки Кисаме пришлось уже в процессе, но он знал технику, как свои пять, и никаких проблем это не представляло. Оглядев все углы на наличие камер, чиновник подтащил свою сумку к столу, раскрыл её. Ничего примечательного — обычные бумажные стопки зелёных самой крупной купюры. В видоискатель они были чётко видны, и на снимках получатся великолепно на фоне этого испуганного идиота, принявшегося таскать их и закладывать в ячейку, как если бы в его руках была бомба с горевшим фитилём. Значит, и впрямь совесть нечиста. То, как его лихорадило, ощущалось даже на расстоянии. Когда человек присваивает себе то, чего не заслужил, это всегда выглядит жалко. Как только ячейка была наполнена до отказа и заперта на ключ, чиновник вернулся к сумке, обмякшей на столе бесформенной чёрной кучей. С безустанной спешкой он застегнул её, схватил за ручки и почти бегом вылетел из помещения депозитария. В эту же секунду Итачи отвернул лицо от вентиляционного отверстия, плечи его расслабились. — Что ж, задание выполнено, Итачи-сан, — тихим шёпотом произнёс Кисаме, запрятывая камеру обратно в карман на бедре. — Не торопи события, Кисаме, — резонно заметил тот и взглядом попросил двигаться на выход. Усмехнувшись от досады, что его предположения сбылись, — снова увидеть Итачи на четвереньках ему не удастся, — он стал продвигаться к выходу. — Напоминайте на поворотах. Обратная дорога заняла немного больше времени, поскольку впереди был не уверенно перемещающийся Итачи, а сомневающийся в правильном выборе поворота Кисаме. Достигший нужной плитки, он аккуратно поддел её и сдвинул в сторону. И — твою дивизию! С губ сорвался новый шумный досадливый выдох — прямо под ним в оцепенелой позе стоял вооружённый бритоголовый мужик из службы охраны банка. Будь он ближе, не заметь он Кисаме, можно было вырубить его ногой, и дело с концом. Но всё обстояло совсем иначе. Охранник был повёрнут лицом и, судя по его потрясённому выражению, увидел возникшую дыру в потолке и выглядывающего из неё незнакомца. Путь назад был отрезан. Возможно, скрыться в вентиляционной шахте было вариантом спасения, но скорее всего, — нет. Прятаться, как крысы, в узких лабиринтах с шансом вылезти в более удачном месте? В банке, нашпигованном камерами и охраной, это больше было похоже на самоуничтожение. Пришлось рискнуть. Кисаме спрыгнул на пол, и хищная кровожадная улыбка расползлась по его лицу, когда в ответ на это охранник потянулся к кобуре, выхватывая пистолет. — Кто ты такой?! — громко вскрикнул тот, однако отступив на шаг и глядя на всё ещё безоружного, усмехающегося противника с нервной озлобленностью. — Инкассатор, разве не очевидно? — насмешливо ответил Кисаме. — Что ты делал там, в той дыре? — Небольшой ремонт, — рука медленно двинулась к кобуре, но охранник заметил и заорал ещё громче. — А ну подними руки! Ты! Поднимай сейчас же! Я сейчас доложу начальству! Кисаме знал — как только тот потянется к рации, у него будет великолепный шанс всадить ему пулю в лоб. Проще простого — секундная работа. Он выжидал, не спуская с него взгляд и контролируя малейшее его движение: встрепенулись пальцы, челюсть плотно сжалась, глаза беспокойно забегали. Предельное напряжение, самый его пик… Секунда, ещё одна и… Сейчас… Пуля в пистолете Итачи оказалась стремительнее. Свободная рука охранника, зависшая наизготове, чтобы схватить рацию, конвульсивно дёрнулась, и по повреждённым пальцам заструилась алая, как клубничный ликёр, кровь. Она измарала светлый ковёр, мгновенно впитываясь в его густой ворс; охранник, прижав руку к груди, болезненно застонал. Взгляд, с которым Кисаме обернулся к Итачи, всё ещё скрывающегося в отверстии, выражал даже не изумление, а острое ошеломление. Он думал, рафинированный Учиха никогда в жизни не держал в руках настоящий пистолет. Удел интеллектуалов анализировать изученные доктрины. Умники хороши в словесных поединках, а никак не насильственных. Но пуля попала с места, откуда ограничен угол обзора, откуда нужно филигранно прицелиться, прежде чем нажимать на курок. Невероятно… С оторопелым чувством покачав головой, он двинулся к охраннику, который едва стоял на ногах от боли. — Не убивай его, только оглуши. Кисаме снова обернулся на голос Итачи и на лёгкий шорох — тот уже стоял на полу. — Я и не собирался, — ответ сопроводился негромким смешком. Он подошёл к корчившемуся охраннику и несильно ударил его по затылку рукоятью своего пистолета — с глухим стуком тело свалилось на пол. Дело сделано. Теперь нужно было только не забыть облачиться в бронежилеты и валить отсюда, пока ещё кто-нибудь не пожаловал. Если честно, ему хотелось оказаться сейчас в каком-нибудь нешумном баре вместе с Итачи и желательно прямо в этой экипировке. Выцедить пару чашек саке, можно и без закуски. А уж потом… про потом лучше и не начинать думать, чтобы член снова не поднялся, как готовый к стрельбе миномёт. Бронежилеты нашлись на том же месте, где их и оставили, и Кисаме с Итачи вновь облачились в них. Они переглянулись, зафиксировав обоюдную готовность. Им предстояло пройти длинный коридор, пару дверей, и тогда они окажутся на улице, возле своего минивена. Это означало конец операции. — Мне понравилось… — пустился Кисаме в беспечный разговор на ходу. Они свернули за угол и шагали по длинному, пустому коридору, в котором на этот раз не оказалось никого из охраны банка, — выполнять с вами задания. Вы не только мозговитый малый, но ещё и сноровисты в тех вещах, над которыми я шутковал, будто вы профан. Не держите на меня зла, я и подумать не мог, что вы так… Он едва не подавился словами, когда из боковой двери вдруг выскочили двое с автоматами наперевес. Засада. Мимолётный взгляд влево — лицо Итачи сосредоточено и решительно. В глазах охранников одно только желание — чтобы поскорее всё это закончилось и незнакомцы оказались на полу лицом вниз. Если действовать мгновенно, то за пару секунд удастся уложить обоих. Риск был, но минимальный. Грудная клетка тяжело вздымалась, что скрадывал бронежилет, а адреналин потёк по венам, мешаясь с кровью в коктейль безумия и неукротимости. Кисаме уже был готов вскинуть руку и провести отчаянный манёвр, как в барабанную перепонку перфоратором вгрызся острый звук сирены. Стены, казалось, завибрировали. Послышался резкий, едва заметный хлопок — должно быть лопнула тонкая сеть нервов. Скоро сюда заявятся все сотрудники охраны до единого. Похоже, всё… им с Итачи хана… «Беги», — прочёл он по его губам, хоть и не с первой попытки. До двери не так далеко, но между ним и Итачи охранник — шанс словить затылком пулю до подлого велик. — Руки за голову! Не двигаться, руки за голову! — залаял голос. Как у жалкой псины, которая гавкает от страха. Развернувшись корпусом и в этот же момент извлекая пистолет, Кисаме пустил пулю в плечо первому попавшемуся охраннику и рванул к выходу, оказываясь там в три секунды. За спиной слышались звуки рассекающие воздух — пули и крики. Звонкий рикошет гильз, тупые удары, грязные ругательства. Он не оборачивался. Пролетел одну дверь, вторую. Яркий дневной свет резанул глаза так, что они повлажнели. Задача выполнена, и теперь уже он совершенно точно доставит чёртову Лидеру снимки в целости и сохранности. Впрыгнув в минивен, он тут же завёл мотор и вывернул руль так, будто хотел выдрать его с мясом — машина с глухим рыком устремилась по дороге, оставляя за собой взвившееся облако пыли. Взгляд цепко искал нужный поворот. Внутри — всё в кашу. Любой ценой доставить снимки, которые разрушат карьеру и, быть может, всю жизнь чиновничьему подонку, но не только… Ещё и жизнь Итачи-сана. Если его не пристрелят, то отправят под суд и в конце концов посадят. Что делают в тюрьме с такими красивыми сидельцами и дураку понятно. А срок-то впаяют приличный, припомнив всё, что было и не было. С такой-то знаменитой фамилией. И именем, запятнавшим свой род. Стиснув зубы, Кисаме едва вписался в узкий поворот, резко выжимая тормоз до визга покрышек и останавливая минивен возле какого-то складского помещения, скрытого под навесом. Машина качнулась и тяжело вздохнула, словно натруженная тяжкой работой и скверным обращением. Надо возвращаться. Отправить координаты с флэш картой со снимками Лидеру и возвращаться нахрен, что бы там его ни ждало. Мобильник внезапно принялся тупить, как допотопное говнище, собранное артритными пальцами умственно отсталого слепца. Лишь с пятой попытки координаты были отправлены с разъяснением, что карту следует искать под крыльцом ближайшего дома. Всё к одному — закон Мёрфи. После этого Кисаме выпрыгнул из машины и, заперев дверцу, бросился по теневой стороне улице назад, рискуя своим стремительным передвижением вызвать вопросы прохожих. Когда по тротуару мчится здоровенный двухметровый бугай с отпечатком беспокойства на лице, они не могут не возникнуть. Кисаме было начхать. Он отъехал не на такое уж большое расстояние, и вскоре из-за расступившихся домов показалось приземистое здание банка, облицованного тёмным стеклом. Атмосфера вокруг него, надо сказать, изменилась: снаружи дирижировал хаос. Неподалёку толпа зевак образовала полукольцо, каждый переговаривался вполголоса, создавая непрерывный, монотонный гул. Пульсировали мигалки полицейских автомобилей, криво припарковавшихся едва ли не на тротуаре, и скорой со стороны служебного входа. Вдоль по улице мчались служебные машины телевизионщиков и независимых корреспондентов. Кто-то громким, чётким голосом отдавал команды, но смысл слов до Кисаме, остановившегося поодаль, не долетал. Как ни силился он обнаружить в этой сутолоке темноволосую голову Итачи, ему это не удавалось, и с каждой минутой въедливое чувство, похожее на острую досаду, всё глубже и глубже проникало в него, подобно заржавелому гвоздю. Что ему было делать? Ворваться в толпу и всех раскидать? При такой нервной обстановке его пристрелят быстрее, чем он доберётся до первого автомобиля. Отвлечь их всех любыми средствами? Они так или иначе разделятся. И свидетелей из гражданских было слишком много — всё это никуда не годилось. Пока его круглые глаза напряжённо впивались в человеческие силуэта в надежде разглядеть среди них Итачи, обстановка накалялась всё больше. Кто-то кричал с истерическими нотами, толпа, взволновавшись, подняла новую, более звучную волну гула. Он был похож на шум шторма, когда гребни волны рассыпаются на тысячу брызг. Когда стоишь на корме хлипкого судна не в силах что-либо изменить и не можешь сдвинуться с места под прессом чувств. Как внезапно слева раздалось тихое: — Кисаме… Он обернулся на слабый голос, хмуря лоб, и спустя мгновение на его лице разъехалась широкая острозубая улыбка облегчения. Это был Итачи-сан. Живой, свободный. Его бледное лицо не выказывало ни единой лишней эмоции, ни единой унции боли, что, должно быть, лихорадила его. Правой рукой Итачи стискивал левую, по предплечью которой растеклось тёмное влажное пятно — он был ранен. — Итачи-сан, значит, вам удалось бежать, — с нескрываемым облегчением в голосе отметил он. — Я помогу. И подбежав с правой стороны, легко принял на себя его вес, обхватывая покрепче. — Давайте же, обопритесь получше, надо вернуться в машину. — Благодарю, — на выдохе еле слышно прошептал тот. Кисаме на это лишь хмыкнул, ощущая, как тугая пружина внутри него ослабла. Возвращаться нужно было держась в тени, подальше от людей и их любопытных взглядов, по задворкам улиц и узким переходам, где обычно складируют мусор. Следовало держать быстрый темп, однако, учитывая состояние Итачи и желание не привлекать внимание, это не представлялось возможным. Они добирались до минивена достаточно долго, и несколько раз слышали вой полицейских сирен — очевидно, автомобили носились по центральным дорогам. — Могут и обнаружить машину, я её не слишком прятал, — без лишнего беспокойства сообщил Кисаме, просто выдавая сей факт. — Где снимки? — ещё более слабым голосом спросил его Итачи. — Они в надёжном месте, координаты уже у Лидера. Я не за них переживаю. А за то, что вас не на чем будет увезти. Кровь хлещет. Надо повязку наложить, и как можно скорее. — Не беспокойся об этом. — Как же… Когда они зашли за последний поворот, то к облегчению Кисаме, увидели, что улица погружена в тишину и спокойствие, и минивен, замаскированный густой тенью, стоял на своём месте, ожидая водителя. Кисаме всё с той же лёгкостью подвёл к нему Итачи, отпер дверцу и сдвинул её, вполне надёжно удерживая ослабевшую ношу одной рукой. — Ничего, что я вас в кузов? Нечего сейчас нам двоим светиться, — пробормотал Кисаме, усаживая Итачи на сиденье. Молчание в ответ он расценил, как согласие. Недолго думая, быстрым движением он принялся расстёгивать и стаскивать с себя бронежилет, а затем и инкассаторскую куртку, оставшись в одной футболке, облепляющую его торс, как вторая кожа. Именно эта футболка и была жестоко растерзана в угоду повязки для раны Итачи. Кисаме достаточно плотно зафиксировал её, создав сдавливающий эффект, и лицо его было если не довольным, то по крайней мере выглядело спокойнее — на нём снова обозначилась улыбка. — Артерия не задета, всё в порядке, — произнёс он выпрямляясь. — Но знаете-ка что… надо добраться до моей машины, пересесть в неё, а там уж я вас к себе отвезу, не обессудьте. С пулей надо что-то делать, рану обеззаразить, и один тут вы не справитесь. Итачи в очередной раз промолчал, отворачивая лицо. Вряд ли ему хотелось быть таким беззащитным. Кисаме его понимал и уважал за стойкость, хоть и понимал, не прояви он настойчивость, и Учиха останется один на один со своей проблемой. Кто раной-то займётся тогда — не сам же. Заражение словить, как два пальца об асфальт. — Постарайтесь оставаться в сознании, ладно? — продолжал он свой монолог, натягивая куртку прямо на голый торс. После чего бросил на Итачи испытующий взгляд, спрыгнул из кузова на землю и отправился доставать припрятанную флеш-карту. Крючья беспокойства больше не впивались в его нутро. Итачи был с ним. И останется в его квартире как минимум до завтра.