***
Сквозь сон пробился пронзительный, непрерывный трезвон будильника, который грозил перебудить всех в радиусе нескольких десятков метров, и Кисаме как можно скорее нащупал свой мобильник. В затылок стрельнуло болезненным импульсом, мышцы шеи затекли и, казалось, будто весь позвоночник залили гипсом. В этой квартире не было лишнего футона, пришлось ночевать на диване — свою кровать Кисаме предоставил в распоряжение Итачи. Как оказалось, подлокотник был очень неудобен для сна, и расплата за гостеприимство не заставила себя долго ждать. Спустя ещё полминуты выяснилось, что не менее сильно затекли ноги, да он и весь еле-еле двигался. Всё-таки втиснуть свою двухметровую тушу в такой маленький диван оказалось не самой лучшей идеей, только другого варианта у него, увы, не было. Если бы он расположился на голом холодном полу, ему вдобавок пришлось бы мучиться болями в спине от переохлаждения. Кое-как поднявшись и потянувшись, едва не касаясь при этом потолка кончиками пальцев, Кисаме бросил заинтересованный взгляд на занавесь, скрадывающую от него его же спальню и спящего там Итачи. Нужно проверить, как он там. Определённо это уважительная причина, чтобы посмотреть на него. Безо всякой иронии охренительное начало утра! Он подошёл и без промедления отвёл в сторону ткань, сглотнув вязкий ком в горле. Итачи не был мимолётным миражом или сновидением, что мог растаять с первыми лучами солнца. Во всей своей реальности мирно спал в его кровати, перепачкав кровью простынь, и чёрные волосы, всё ещё собранные в хвост, разметались по подушке. Незабываемое зрелище… Сердце мощными толчками ухало в его груди, готовое проломить рёбра. Улыбка сама по себе расползалась по лицу — не каждый день в его берлогу заплывала такая рыба. Да и заплывала ли вообще, учитывая происхождение Итачи?.. Чертовски красив даже несмотря на своё незавидное состояние. Эта красота способна пробудить всё самое тёмное и низменное, что есть в любом человеке. Доконать иллюзиями об обладании ею или довести до самоубийства. Прямые солнечные лучи не попадали через стекло — узкая улица, подпёртая домами, не позволяла этого, но густая золотистая дымка всё равно наполняла комнату и слегка размывала резкие очертания предметов. Снаружи занимался рассвет. Чем дольше Кисаме находился в положении созерцателя, тем сильнее он отмечал детали, которые не различить так просто поверхностным взглядом. Говорят, во время сна человек перестаёт контролировать себя и предстаёт самим собой. Увидеть спящего — разгадать его скрытые чувства и эмоции. Если это так… есть ли хоть один человек, который видел Итачи таким? Если видел, то смог ли разгадать все его тайны? Линии тела под покрывалом сковывало напряжение. Привычная небрежность поз и размеренность движений исчезла, оголив состояние стресса или сильной внутренней боли. Черты лица — настоящего лица, а не бесчувственной маски — словно обрели цветность, изменившись. В них проступила глубокая печаль. Неужели Итачи носил так много в своём сердце, оградив себя настоящего от мира искусственной ширмой? Был кто-то, кто знавал его настоящего? Видел его эмоции? Улыбку, смех? Кто ведал причину его состояния? Довольный оскал на лице Кисаме пропал. Странное надрывающее сердце чувство вспыхнуло в нём, и он не осознавал названия того, что с ним происходило. Он никогда прежде ничего подобного не испытывал. Конечно, он мог бы отпустить вслух одну из своих скабрезных шуточек, мог бы быть доволен собой, что удалось увидеть нечто тайное, скрытое от других, но что-то странное жгло его самого, и пламя, вспыхнув, горело теперь чёрным без шанса погаснуть. В эти мгновения ему хотелось убить голыми руками абстрактного незнакомца, с которым Итачи мог когда-либо делить свои эмоции. Нехилые метаморфозы, Хошигаки Кисаме. Испытывать ревность. Ведь это она, правда?.. Едва он впервые увидел Итачи, то сразу захотел его трахнуть — только импотент не захотел бы его трахнуть, тут даже гетеро мужчины не удержались бы, он мог отдать на отсечение руку. Но теперь… это беспощадно сместило куда более сильное желание. Узнать Учиху Итачи настоящего. Узнать его истинную сущность. Кисаме хмыкнул, не отрывая взгляда от спящего гостя. Задержись он тут ещё ненадолго, то мог бы опоздать в офис, а ведь Лидер недвусмысленно дал понять, что он должен прибыть туда к началу рабочего дня. От него требовались снимки, а от Итачи, когда тот придёт в себя, текст. Придётся оставлять его одного здесь и ехать. Этот Лидер и покойника заставит на себя работать, если ему понадобятся его услуги, черти бы его отымели. Но… общее дело есть общее дело, и как бы ни манила перспектива продолжить уединение с Итачи, вместо этого придётся пилить до офиса. А ведь у него сейчас и машины нет — та до сих пор была припаркована возле молла. Досадливо покачав головой, он отпустил занавеску и двинул на кухню, чтобы сварить кофе. Нисколько не обращая внимания на бедлам, он дошлёпал до холодильника, открыл его, убеждаясь, что кроме упаковки протухших сосисок ничего нет, и снова закрыл. Раньше он не обратил бы на это никакого внимания — его устраивала возможность перехватить по дороге до работы какой-нибудь непритязательный фастфуд. Но Итачи-то — совсем другое дело. Ему нужны были силы, чтобы быстро восстановиться. Придётся заказать доставку чего-нибудь питательного для него. Вяло почесав свой зад, Кисаме подошёл к полке чуть левее конфорки и снял оттуда повидавшую виды турку. Молотых зёрен кофе в пакете, стоявшем в шкафчике, оставалось всего на пару чашек, и он решил готовить только для себя, прекрасно понимая, что Итачи может проспать и до полудня. С варкой кофе он управлялся на раз-два, ибо делал это почти каждое утро на протяжении десятилетия, а то и больше. И уже через несколько минут по квартире распространился бесподобный, будоражащий аромат. Продолжая зевать, Кисаме медленно помешивал напиток в турке последней чистой ложкой, найденной в шкафчике, где обычно хранят кастрюли. С чистой кружкой повезло меньше — все, какие были, стояли хрен знает где, только не в шкафу с сушилкой, предназначенном для них. Пришлось тащиться до дивана и брать первую попавшуюся со столика. В этой первой попавшейся валялись обёртка от жевательной резинки и зёрна поп-корна — не презик, и на то аригато. Высыпав мусор прямо на столик, Кисаме направился к раковине и долго отчищал кружку от пивного душка. Только после этого в неё можно было наливать кофе. Он доплёлся до столика и, поставив кружку на край, сгрёб весь хлам на другой угол, после чего со спокойной душой уселся пить кофе и читать утренние сплетни на дурацком интернет-ресурсе. Его зацепила подборка историй о нападении акулы на человека, и он погрузился в чтение, наплевав на окружающий мир. — … опоздать, Кисаме, — прорвался к нему внезапный голос. Взгляд, оторвавшись от экрана телефона, выхватил босые ноги и поднялся по ним выше, по телу и так до лица. Перед ним стоял Итачи, чуть бледный и осунувшийся, с раскрасневшимися глазами, которые тот то и дело щурил, как от боли или яркого света. Его ничто не могло испортить, а тем более такие пустяки. И Кисаме залюбовался им, так что не сразу ответил. — Как вы, Итачи-сан? — вскочил он на ноги спустя пару мгновений, опомнившись. — Жара нет? — Всё в порядке. Нам нужно ехать, мы можем опоздать. — Да будет вам, — махнул он своей большой ладонью. — Я сказал Лидеру-саме, что вы ещё не в форме, он дал вам время восстановиться. Идите-ка, ложитесь в постель, вас шатает, — и взглянул на часы на экране смартфона, после чего его глаза сделались ещё более круглыми. — Хреново, я могу опоздать. — Я выйду с тобой, поеду домой. — А стОит? Видите ли, сам я вас отвезти не смогу, машина далеко. Что ж, отсыплю вам на такси, не на автобусе же вам трястись. Только, уж простите, ждать вас не буду. Давайте лучше обработаю вам рану и перевяжу, а потом поеду. Дальше вы сами. — Не надо, Кисаме, ты опоздаешь. Взглянув вновь на время, он готов был согласиться, но… — Вам же не сподручно одному, да и ехать потом… — Я сам, благодарю. — Ладно, — сдался наконец Кисаме и сдёрнул со спинки дивана джинсы вместе с футболкой. Он хотел махнуть в душевую, чтобы переодеться там, но остановился на полдороге и обернулся. — А лучше бы оставались вы тут, я хоть присмотрю за вами, — заявил он твёрдо. — К тому же вы даже не завтракали. Итачи не смотрел на него и молчал, так что Кисаме пришлось ретироваться в раздумьях, а не прозвучало ли это двусмысленно, хотя, что греха таить, ему самому очень бы хотелось, чтобы тот остался. С ним всё было по-другому, нежели одному. Лучше. Ещё минут пять он переодевался, ещё пару минут выгребал монеты из заначки в ящике прикроватной тумбы. Времени на дорогу до офиса было в обрез, так что, взглянув на Итачи напоследок и пожелав ему хорошего дня, он поторопился на выход.***
Кисаме думал об Итачи весь день. Позвонив ему в первый же час рабочего времени, чтобы узнать, как тот добрался до дома, он вдруг услышал на свой вопрос чёткий ответ. «Я остался». Он остался. Мать твою, он остался. Нужно было что-то делать, чтобы не ударить в грязь своей мордой. Чтобы доказать, что не зря… Не теряя времени даром, Кисаме тут же заказал на дом доставку еды из одного из приличных ресторанов. Истратил последние средства на карте, но отправил для Итачи хороший, сбалансированный завтрак из полезных продуктов. У того не было при себе ни документов, ни денег, как у заложника всей ситуации, а бросать гостя голодным негоже. Вряд ли Итачи остался бы у него, если бы хорошо себя чувствовал, а значит, нужно было обеспечить его всем необходимым, чтобы облегчить его состояние. И мысли — сами по себе — фокусировались только на одном. Он ездил на запланированную съёмку в старинное неотреставрированное отделение банка — думал об Итачи. Снимал длинноногих улыбающихся моделей на фоне слитков, имитирующих золото — думал об Итачи. Забирал своё авто с парковки молла — и снова думал об Итачи. Он счастливо оскалился и хмыкнул, когда Лидер-сама протянул ему ампулы с антибиотиком и шприцы, потому что представил, как будет колоть их в упругий зад Итачи. Уровень его счастья скакнул до недостижимых ранее пределов за один только день. И всё благодаря Итачи. Едва закончился бесконечно-долгий рабочий день, словно поделённый не на восемь часов, а восемьсот восемьдесят восемь, Кисаме тут же двинул на выход, даже не убрав в студии реквизит после съёмок. Он торопился в заехать в супермаркет, прикупить приличной еды, а потому нёсся по коридору быстрее паровоза, и пустота разносила чёткое эхо его шагов. — На третий этаж кто-то вселяется, — внезапно остановил его Зетсу тихим голосом, выныривая из-за угла. Его тень странно изогнулась в неярком пятне света, что вывалился из открытой двери подсобки. Она была похожа на силуэт монстра, у которого из задницы росла раскидистая пальма. Кисаме встал, как вкопанный, и взглянул на коллегу недоверчивым, но вполне миролюбивым взглядом. — Уверен? Я не замечал, — ответил он, понимая, что сегодня у него не было времени отвлекаться на что-либо. Ведь он весь день думал об Итачи. — Да, — совсем еле слышно прошелестели ему в ответ. — Нужно доложить Лидеру-саме. — Наверное, программисты. Уж точно не риелторы и не менеджеры по продажам, зависящие от доступности для клиентов. — Туда носили огромные коробки с каким-то значительным оборудованием. — Не бери в голову, кто здесь может поселиться, кроме таких, как мы. — Вот это и настораживает… — пожал плечами Зетсу. — До завтра, я к Лидеру-саме. — Ага. Бывай. И Кисаме, тотчас выветрив из головы всякие ненужные новости, снова заторопился домой, где его ждал Итачи. Благо, возвращался он на своём авто, а это означало некоторую экономию во времени. Вечер превратил город в территорию сутолоки, суеты и свободы, расписанную сумраком и огнями. Супермаркет был запружен людьми настолько, что к некоторым полкам, на которых красовались популярные продукты, подойти не имелось никакой возможности. Кисаме с успехом выполнил свою миссию по подбору еды на ужин, пользуясь своим высоким ростом, что позволял ему видеть поверх голов и тянуться туда, куда другие бы не достали. Его корзина быстро наполнилась различными фруктами и овощами, упаковками отборного риса и пачками с водорослями нори, а также тремя коробочками со свежим данго. Последнее он успел урвать прямо из-под носа солидного толстяка, тянувшего к заветным коробочкам свои сардельки. Итачи-то данго явно нужнее. Оставив толстяка недоуменно таращиться ему вслед, Кисаме заспешил к кассе. Дорога до дома заняла ещё некоторое время благодаря небольшой пробке, рассосавшейся на удивление быстро, и Кисаме, выжав газ, помчался прямиком на свою тёмную улицу, галдящую в это время, словно восточный рынок. Бесплатная парковка нашлась довольно далеко от дома, и ему пришлось тащить свои пакеты почти через всю улицу, но это было не принципиально, ведь всё чего он хотел — скорее попасть домой. На выходе из подъезда в него врезался какой-то обнаглевший пацан и даже не извинился. — Может, мне стоит обрубить тебе ноги? — вежливо поинтересовался Кисаме, обернувшись к нему. Пацан явно сконфузился и, пробурчав извинения, поспешил убраться подальше. Кисаме не стал, конечно, его догонять, чтобы воплотить своё предложение в жизнь — некогда было. На втором этаже ему встретилась соседка, которую он никогда раньше не видел — тонкая невзрачная девица, открывавшая дверь своим ключом и мило улыбнувшаяся ему, едва тот появился. Кисаме поприветствовал её кивком и улыбнулся как можно приветливее, хоть даже и такая улыбка превращалась в хищный оскал. На этом их пути разошлись — соседка вошла в свою квартиру, а он, привалив пакеты к стене, принялся шарить в карманах в поиске ключа. Не сразу вспомнил, что оставлял дверь открытой, чтобы Итачи мог уехать в любой момент. Усмехнувшись в досаде, вновь взял пакеты и, нажав на ручку, вошёл. Квартира дышала тишиной и покоем. Свет был зажжён лишь в гостиной, остальные же комнаты застелил сумрак. — Итачи-сан, вы спите? — выкрикнул с порога Кисаме, вглядываясь в открывающийся угол гостиной. Тёмный силуэт вдали чуть вздрогнул и превратился в Итачи, когда тот поднялся с кресла и повернулся к нему. — Нет, — последовал лаконичный ответ. — Я рад, что вы остались, — произнёс он, чувствуя на своём лице улыбку довольства. — Я не хотел оставлять квартиру открытой. Да? И только? Так в этом вся причина?.. Досада. — Ворам здесь нечем поживиться. Но я всё равно рад, что вы так поступили, — он кивнул на пакеты в своих руках. — Я принёс нам кое-что из еды. Ещё здесь ваша одежда, которую вы оставили, когда переодевались в инкассаторскую форму. Тот человек, должно быть, привёз её. И… подарок от Лидера-самы. Антибиотик. — Благодарю, Кисаме, — сдержанно ответил Итачи. Кисаме, продолжая улыбаться и не снимая обуви, направился вглубь квартиры, чтобы кинуть на кухне пакеты, но, войдя в гостиную, откровенно обалдел. Он долго водил взглядом туда-сюда, прежде чем начать говорить хоть что-то: — А я точно к себе попал? Квартира сияла идеальной чистотой и походила на картинку из журнала для дизайна интерьеров. Здесь не было так чисто даже на тех рекламных снимках, кои ему высылал на запрос представитель фирмы-арендодателя. Ни одной бумажки на полу, ни одной чашки на придиванном столике, не возвышались горы нестиранной одежды на спинке дивана и не осталось даже намёка на разбросанный всюду хлам. Удивлению Кисаме не было предела, и он долго таращился вокруг, не в силах прийти в себя. — Вы вызванивали клининговую компанию, Итачи-сан? — в какой-то момент он обернулся, и его глаза остановились на коллеге, остававшемся позади. — Нет. Прошу прощения, мне было скучно, — отозвался тот, с задумчивостью глядя сквозь стекло на противоположное окно, где двигались затемнённые человеческие фигуры. — Вы ещё и прощения просите за то, что разгребли мой бедлам? Я подумал бы, что вы святой, если бы не знал, как вы приложили свою семью. — Даже самая чистая душа пачкается тьмой, когда борется с адом. — Это вы не о моей квартире, надеюсь? — Кисаме растянул губы в улыбке и хмыкнул. — Вам не стоило напрягаться, как ваша рука? — Уже лучше, благодарю. — Давайте-ка перво-наперво напичкаем вас антибиотиками, а уж затем я накормлю вас ужином в расплату за ваш труд. Ну, как вам предложение? — он потащил пакеты на кухню и свалил их в общую кучу прямо на столешницу, затем вытащил из квадратной тёмной сумки батарею ампул и упаковку шприцов. Он вдруг замер от предвкушения красивого зрелища, по спине пробежали крупные мурашки. — Я практиковался делать уколы на манекенах, анатомических моделях, а не на людях. Но думаю, что справлюсь. — Не стоит беспокоиться, — послышался позади голос. — Я всё сделаю сам. Кисаме от неожиданности повернулся к Итачи, невольно хмуря брови. Олицетворение разочарования и досады — зеркало у комода отобразило его именно таким. — Как это «сам»? Итачи-сан, самому неудобно, это же сзади колоть. Такая крутая возможность увидеть Итачи без штанов, и разве он должен её лишиться? Где-то же должна быть справедливость в жизни… — Я справлюсь. — Чёрт… тогда я хоть прослежу, чтобы вы всё сделали правильно. Идёмте в спальню. — Мне не нужна помощь, Кисаме. Тебе тоже есть чем заняться, — в безмятежный тон просочилась тень строгости, но взгляд казался словно бы застывшим. Склеры глаз всё ещё оставались покрасневшими, пусть и не такими, как с утра, и тем не менее это наводило мысль о некоторых проблемах. — Как хотите, — резко пожал плечами Кисаме, сдаваясь и протягивая Итачи ампулы и шприцы. — Пойду, займусь ужином. Его взгляд, тем не менее, проследил, как тот удаляется в спальню, за занавеси. Последовали нервное хмыканье и разочарованный выдох. Испытывая к Итачи хоть немного меньшее уважение, Кисаме, конечно, нашёл бы повод, чтобы припереться в комнату и увидеть то, что хотел увидеть. Хотя бы, например, хлоргексидин предложить или любой другой антисептик, которых у него в прикроватном ящике было уйма. Но чёрт возьми, он его действительно уважал, и именно поэтому не стал бы даже украдкой подглядывать. Вместо этого он крикнул погромче, чтобы тот наверняка услышал его: — Итачи-сан, поищите в ящике хлоргексидин! Там должен быть небольшой тюбик! В ответ была тишина, но Кисаме был уверен, что тот голос долетел до нужных ушей. Он досадливо покачал головой и повернул к кухне. Эта часть тоже была подвержена уборке, и теперь все предметы стояли на своих местах, будь то кружки или сковородки, баночки для специй или миски для соусов. Вычищена столешница от пятен кофе и рассыпавшихся круп, а главное — рыба помещена в специальную сушильню, которую Итачи хрен знает где откопал. Неужто залезал в шкаф со всякой всячиной, куда даже Кисаме опасался заглядывать, боясь, что всё посыпется на него и засыплет с головой или, что ещё хуже, сам шкаф рухнет от одного лишь неловкого прикосновения — настолько туго он был набит хламом от предыдущих квартирантов… К счастью, ничего этакого с Итачи не случилось. Ха, готовить на такой кухне — одно удовольствие. Жить с Итачи, как оказалось, тоже. Какой интересный вывод. Кисаме вывалил все купленные продукты на столешницу и стал думать, что бы такое из этого сварганить. Слово «готовка» не вызывала у него нервной дрожи и не ввергала в уныние. Он часто готовил ещё с детства — его мать рано ушла из жизни, так что кто-то же должен был этим заниматься. Отец много работал, иногда уходил в море по нескольку суток, и если бы Кисаме рассуждал так же, как все в его семье — что готовка сугубо женская прерогатива — то давно бы сдох от голода. Глядя на овощи и зелень, ему пришло на ум сделать какой-нибудь салат, а из риса, тунца и нори быстро состряпать онигири. Овощи и зелень он накрошил моментально и ссыпал в миску, затем открыл верхний шкафчик в надежде найти там масло, но там было совершенно пусто. Кисаме призадумался, куда же Итачи мог деть масло, и в поисках принялся оглядывать полки. От звука чужого голоса он замер: — Что ты ищешь, Кисаме? Свой потерянный покой, вероятно, Итачи-сан. Было в этом голосе что-то медитативное, но в то же время пробирающее до мурашек, и редких коротких фраз так не хватало, чтобы насладиться им. — Оливковое масло. Оно точно где-то было. — Посмотри в секции для бутылок. — Тут и такое есть? — усмехнулся Кисаме, вновь принимаясь шарить, но уже по нижним шкафчикам. — Посмотрите пока на упаковке, сколько минут нужно варить этот рис. Он выглядит странно, наверное, какой-то редкий сорт. Схватил первое, что попалось в руки. Слишком уж большие толпы народу ходят в вечерние часы, хотелось бы расшвырять их во все стороны, чтобы не мешались. Наступила пауза тишины, во время которой шумел лишь Кисаме, громыхая дверцами шкафчиков. — Прошу прощения, — прервал тишину Итачи странной фразой. — Чего? — Кисаме мгновенно выпрямился и обернулся к нему, натолкнувшись на его спокойный, прямой взгляд. — Я не смогу рассмотреть надписи, слишком мелко. Чего-чего? Он не смог скрыть волну удивления, которая словно сбила его с ног и в которой он барахтался ещё какое-то время. — Вот уж не думал, что у вас плохое зрение, — пробормотал озадаченно Кисаме, используя хороший повод, чтобы открыто посмотреть в тёмные глаза. В них горели отсветы искусственного света. Отсветы эти разгоняли тьму, сгустившуюся в радужке, но тьма была не холодная отнюдь, не колкая, не злая; её оттенок был тёплым и глубоким, как летняя ночь. В такой глубине можно было пропасть без шанса на возвращение. Тихий голос вернул его в реальность: — Линзы. Мне пришлось их снять. Кисаме, наверное, впервые в жизни спрятал чувства за ироничным тоном: — Раздражали глаза, так? Они у вас красные. — Да. Их лица были так близко друг к другу, а желание Кисаме стать ещё ближе сделалось совсем невыносимым. В голове зашумело, глуша отчаянное «нельзя». Он смотрел на губы Итачи и хотел одного — впиться в них, вкусить запретный плод, который — конечно же, он уверен — был мягок и сладок. Сигнал тревоги бил бешеной пульсацией в висках. Воздух вокруг сгустился. Мир молча за ними наблюдал. Кисаме не замечал напряжённой линии плеч Итачи, его оцепенения и болезненной бледности, только тонкий изгиб губ. Слишком густой туман заволок его разум, чтобы снова прийти в себя и вспомнить, что его поцелуй может ранить Итачи, а дружбу, доверие, уважение и вовсе убить. Всё, что было между ними на этот момент. Всё, что будет и впредь. Но он не мог этого вспомнить, когда… так близко. Он уже ничего не соображал, и его лицо медленно сокращало расстояние. Три секунды до столкновения… Две… Од… В дверь робко постучали, и Кисаме отпрянул. Словно мощная сила отшвырнула его куда подальше — вернулось сознание. — Кто припёрся? — вырвалось у него нечто между хрипом и рыком. — Тебе лучше открыть, — тихо произнёс Итачи, и только теперь Кисаме смог разглядеть, насколько тот был бледен. — Ага. Сглотнув колючий ком, он заставил себя отдалиться от Итачи и пойти к двери.