Рассвет пришёл

За дверью стояла соседка — та самая, которую Кисаме уже видел сегодня вечером. Густые русые волосы, блёклый макияж и ноги-палки. Но на этот раз её взгляд горел лёгким испугом и лицо искажалось волнением, которое словно переломало все черты, заострив их и сделав чётче. Оказывается, у неё были тёмно-карие глаза. Почти как у Итачи… Кисаме только что заметил, но это был не более, чем факт: в них не доставало космической глубины, тёплого оттенка, выразительности… просто чьи-то легко забывающиеся глаза, которые — вот странность — смотрели на него с надеждой. — Извините, что беспокою, — торопливо заговорила девушка, будто куда-то спешила. — Пожалуйста, могу я от вас позвонить? Я пошла выносить мусор, а дверь сама по себе захлопнулась. Впервые встречаю такой неудобный замок. Я осталась в это позднее время за порогом квартиры без телефона. Кисаме тяжело вздохнул. Так это она всё испортила?.. Нет, правильнее сказать, спасла. Точно… Она спасла его от такого шага, о котором он бы потом горько жалел. Только поэтому он не стал посылать её куда подальше, а, напротив, произнёс великодушно: — Давай, я сам попробую. — Вы умеете вскрывать замки? — изумлённо пролепетала та, а в её глазах искрой вспыхнула радость. — А чего там уметь, — пожал плечами Кисаме и вышел в коридор вслед за ней. Весь этаж в поздние часы выглядел мрачновато, если не сказать более точно — зловеще, словно заранее подготовленный павильон с антуражем для съёмок забористого хоррора. Тускло горела всего лишь пара лампочек — в целях экономии электричества, конечно — и вязкие густые тени залегли по углам, похожие на склизкие щупальца потустороннего монстра. Они витиевато растянулись по потолку, оцепили стены, расползлись по полу. Одна из дальних лампочек невротически тухла и вспыхивала вновь, как в кульминационной сцене, где за углом главных героев всегда поджидает чудовище. Кисаме, конечно, никто за углом не ждал. Связываться с широкоплечим двухметровым атлетом себе дороже, даже если он шёл с пустыми руками, не имея при себе ничего из оружия. Тут бы любое чудовище подумало бы тридцать три раза прежде, чем лезть на рожон. За его спиной было спокойно и безопасно. Сказать «как за каменной стеной» — слишком банально, но так оно и было, и соседка семенила за ним, робко выглядывая из-за его спины, как из-за надёжного укрытия. — Какая дверь? Я не помню, — спросил он, оглядывая одинаковые крашеные полотна, что располагались по обеим сторонам узкого коридора. — Вот эта, — ткнула пальцем девушка на следующую через одну. Уверенно приблизившись, Кисаме присел на одно колено и с видом знатока вгляделся в замок, скользнул пальцем по пластине скважины и повёл плечами, от души хрустнув суставами. — Не так уж сложно взломать, крестообразная форма цилиндра. Девушка, прижав к груди руки, непонимающе уставилась на него. Широкие шёлковые рукава её блузы скользнули вниз, обнажая тонкие запястья. — Что для этого нужно? — выдохнула она с готовностью помочь. — Шуруповёртом как нефиг делать. Сейчас схожу, принесу, у меня есть. — О, спасибо, я была бы вам очень благодарна! — звонкий голосок создал в пустоте замкнутого пространства звенящее эхо. Тени вздрогнули от резкого звука, но не сдвинулись с места. Лишь сомкнули щупальца плотнее. Воздух словно вибрировал напряжением, проходясь потоком по натянутым нервам своими ледяными пальцами, как по струнам. Кисаме направился было к двери, однако женский голос догнал его — в нём плескались страх и отчаяние. — Пожалуйста, можно я подожду у вас в квартире! Одной мне здесь совсем не по себе! Такая жуткая атмосфера. — Жди, если хочешь, — равнодушно ответил он, но тут же обернулся, вспомнив кое-что значимое. — Только громко не говори, мой напарник болен, и ему нужен покой. — О, конечно! — тут же согласилась та, поспешив за ним с мягкой, довольной улыбкой. В квартире было по-прежнему свежо и тихо, а что самое необычное — чисто, и Кисаме во второй раз подивился, как же ему нравится возвращаться домой, чего не было раньше. Он искал бы свой шуруповёрт, наверное, вечность, не будь рядом Итачи, который взглядом показал, что убрал его в шкаф для инструментов. Оказалось, что здесь и такое имеется — с Итачи всё становилось гораздо проще и понятнее. Лучше. Показываться на глаза соседке и здороваться с ней тот благоразумно не стал, чтобы не провоцировать лишние вопросы насчёт перебинтованной руки, и Кисаме в этом полностью его поддерживал. Ему и самому не хотелось никуда тащиться и, отмотай он время назад, вряд ли вообще стал бы открывать. Но обратного не воротишь. Раз уж дал обещание, то придётся немного повозиться. Найдя нужный инструмент, он потащился обратно в холл, где ожидающая его соседка с сияющими глазами высматривала обстановку. В это мгновение она выглядела совсем юной, как школьница, впервые посетившая фойе старинного университета во время экскурсии. — У вас так чисто, вы женаты? — тут же заговорила она, с интересом поглядывая на него. — Я всегда думала, что квартиры холостяков похожи на место с последствием смерча. — Не, не женат, — ответил Кисаме и добавил, переложив шуруповёрт из одной руки в другую. — Обычно здесь всё так, как ты описала. Благодаря моему напарнику я увидел своё жильё чистым. Девушка вновь просияла. — Вы, наверное, хороший человек. — Я-то? В ответ ему кивнули. — Вы с такой признательностью говорите об этом. Губы Кисаме сами собой разъехались в улыбке, потому что он не был уверен, что здесь присутствовала одна лишь благодарность. — Идём, уже поздно. Стремительным движением он обошёл соседку и открыл дверь, шагая в сумрак коридора, где по-прежнему трепетал свет умирающей лампочки. Повеяло неприятным холодом с примесью затхлости. Ряд белеющих в полутьме дверей, за одной из которых переругивались двое, отдалённый скрип створки оконной рамы, приоткрываемой ветром и тихий свист сквозняка на лестничном пролёте. Мрачной симфонии вторила тяжесть шагов Кисаме, что отдавалась от плитки гулким, раскатистым отзвуком. Подойдя к двери и снова пробежавшись пальцами по замочной пластине, он нажал на кнопку своего инструмента — в воздухе раздался тонкий дребезжащий звук. Он оглянулся на соседку, чтобы оценить, насколько та далеко от него, и увидел, что её бьёт дрожь, как от холода. На ней была тонкая блуза, бриджи и ничего плотнее и, видимо, она была мерзлячкой. Лучше поспешить, пока не начала хныкать. Сверло вошло в металл, как по маслу, разливая вокруг пронзительные визги. Даже в последующие минуты, как ни странно, на ум шёл один Итачи — чем он там занят, хорошо ли чувствует себя, не омрачён ли тем, что Кисаме решил помочь этой девчонке. Сил и времени на всё ушло совсем немного. Пройти вставку чуть ниже основного отверстия ключа, высверлить цугали. — Получается? — в какой-то момент услышал он женский голос над ухом. — В лёгкую, — и, выключив инструмент, достал из кармана джинсов плоскую отвёртку. Ещё спустя минуту дверь была открыта, и счастливая соседка радостно рассмеялась, с чувством благодарности глядя на своего спасителя. Она бы, наверное, пустилась в пляс или кинулась ему на шею, если бы не правила приличия и некоторая робость перед таким большим, сильным мужчиной, каким был Кисаме. — Спасибо вам большое! Я так вам благодарна! Не представляю, сколько бы мне пришлось ждать помощи от службы спасения! — восклицала она, распахивая дверь в свою квартиру. — Заночевала бы под дверью на коврике, — хмыкнул Кисаме, представив нелепую картину. Изнутри лил яркий свет, и серые крашеные стены были увешаны разными бредовыми картинами на излюбленный манер офисных манагеров, которые хотят показать, что они шарят в искусстве, но ни черта подобного на самом деле — повисшие в воздухе геометрические фигуры, перечёркнутые нахрен со всех сторон, непонятные ломаные, кружки и прочая муть, призванная стать шедевром, но являвшаяся просто тупой пародией на шедевры. Впрочем, будь это истинным искусством, Кисаме никогда бы этого не отличил, потому что и сам разбирался в живописи не более, чем человек, повесивший сии распечатки на этих самых стенах. — Ты бухгалтер, я прав? — спросил он, легко представляя себе её в этой роли. — Не совсем, — встав в дверном проёме, девушка прислонилась спиной к наличнику и заправила прядь своих волос за ухо. — Я криптограф. Её улыбка была милой и располагающей, и Кисаме снова хмыкнул, ответив ей взаимной ухмылкой: — Даже так? — Ах, кстати, меня зовут Мори Наоми, а вас? — Хошигаки Кисаме. — Рада знакомству, Кисаме-сан, — она помедлила, прежде чем озвучить следующее предложение. — Может, зайдёте? Я угощу вас прекрасным кофе, а ещё я приготовила креветки на гриле… Поужинаем? Кисаме действительно любил креветки и готов был лопать их и на завтрак, и на обед, и на ужин. Но… Было одно значимое «но». Слишком значимое, почти святое. — Не сегодня, — твёрдо заявил он. — Мой напарник болен, и я должен сварганить нам обоим еды, так что мне уже пора. Его рука махнула шуруповёртом, а ноги сами понесли к двери, за которой теперь уют, чистота и Итачи. Это он не променяет даже на креветки. — Ещё раз большое спасибо! — донеслось до его ушей прежде, чем он скрылся в своей квартире. Итачи по-прежнему находился в спальне, так что пришлось звать его и кричать, что всё в порядке и что здесь снова только они двое. Ждать, что тот прокричит в ответ было глупо, и Кисаме потопал на кухню, чтобы продолжить готовку. Его вновь посетило до странного непоколебимое чувство, будто всё происходящее сейчас: и мягкое свечение кухонной подсветки, и мерный стук ножа о доску, и убаюкивающая тишина, и ощущение присутствия Итачи — эти моменты настоящего они настолько верные и правильные, как сложенный пазл. Когда-то не хватало детали, а сейчас — хоп, и сложилось. И воссозданная картина Кисаме нравилась до перманентной улыбки на лице. Он позабыл обо всём, что происходило десятью минутами ранее, и просто наслаждался действительностью. — Ты вернулся? От бархатистого голоса рассыпались мурашки по спине. Свойства магнетизма, Итачи-сан, уж вы-то должны знать из школьного курса. Не захочешь — притянет обратно. — Вы думали, я ночевать там останусь? — продолжая орудовать ножом, ответил Кисаме с полуулыбкой. Ответа не последовало, и он обернулся. Итачи смотрел на него в упор, и было в этом взгляде что-то цепляющее и сильное, что не давало отвести глаза. — Вы решили, будто я поволочусь за первой женщиной, что поманит меня? — улыбка Кисаме стала чуть шире. — Может, я открою вам секрет, но женщины меня вообще не интересуют, — на лице проступила толика горечи и тут же вновь сменилась улыбкой. — Хотя я и не делаю из этого секрета. Разве что для своих родственников, у которых другие взгляды на жизнь. Отец при каждом разговоре интересуется, не появилась ли у меня невеста. Не хочется разочаровывать старика, да и загнобят потом свои же, мол, почему достойно сына не воспитал. — Вынужденная ложь наносит глубокие раны прежде всего самому лжецу. Мне жаль, Кисаме. Жить под маскировкой, убедив окружающих в выдуманной иллюзии, тягостно. Улыбка медленно погибла в тени задумчивости. Кисаме продолжал смотреть на него сосредоточенно и с долей удивления. — У вас как-будто бы похожие проблемы, а, Итачи-сан? Тот отвёл глаза впервые за это время и всмотрелся за глянцевую прозрачность стекла, где брызги огней горели в непроглядной бездне тьмы. Вопрос вновь остался без ответа, и Кисаме, подметив это в своей голове, решил не досаждать больше. Возможно, Итачи расскажет ему однажды, если сам того захочет. Отвернувшись, он снова занялся ужином.

***

Как и обещал, Дейдара смог найти квартиру в самое ближайшее время. Сасори только диву давался, как это кто-то согласился сдать жильё такому несерьёзному, шумному и нахальному человеку, как он. Оказалось, один из его подписчиков откликнулся на воззвание и с удовольствием предоставил свою пустующую квартиру под аренду, да ещё и за минимальную плату. В обмен на это подписчик попросил совсем немного: они с Дейдарой долго селфились прямо на улице, а потом вышли в прямой эфир в соцсетях, где несли какую-то невероятную чушь. Вот и вся расплата. Сасори делал вид, будто он не с ними, и взирал на это сумасшествие невозмутимым беглым взглядом, чтобы не выдать своих чувств, потому как ему хотелось провалиться сквозь землю или исчезнуть бесследно. Подписчик тоже явно был не в своём уме: кривлялся на камеру, как слабоумный, громко разговаривал и гоготал конём — в общем, вёл себя, как достойный последователь своего кумира. Даже Дейдара на его фоне выглядел адекватным, что нонсенс само по себе. Что же касалось квартиры, то она была вполне достойной. Минималистичной, светлой и просторной, обставленной в модных тенденциях и даже имеющей некоторые предметы современного искусства, такие, как керамические вазы-скульптуры с серебристой отделкой или гипсовые статуэтки под стеклянными колпаками. Сам Сасори вряд ли бы когда-то выбрал подобную — его в ней ничего особенно не цепляло. Но было кое-что, что дало явный перевес по преимуществам над остальным. Располагаясь на первом этаже, квартира имела внутренний выход на собственную террасу, куда вели распашные стеклянные двери в пол. Прямо за ними следовал деревянный настил под крышей, украшенной маленькими круглыми фонариками, а сразу через ступеньку в сад убегала узкая каменная дорожка, прячась за разросшимися кустами ирги и огибая огромные терракотовые вазоны. Сад был небольшим — площадью не более тридцати квадратных метров, но его слегка одичалая красота впечатляла. Если бы не это, Сасори вряд ли дал бы согласие на заключение договора аренды, но желание созерцать прекрасное и наличие великолепной системы безопасности, конечно, убедили его дать положительный ответ. Он понимал, что найти в этом небольшом городе настолько живописное приватное место вряд ли представлялось возможным. Это было куда лучше камина. И даже с внешним видом дома, до скучного обыденным и неброским, можно было смириться. Дейдаре, похоже, тоже приглянулась эта квартира. Он всюду ходил со спесивым видом, словно заполучил её себе в собственность и, только если внимательно присмотреться, можно было увидеть, каким мальчишеским восторгом горели его глаза. В них сверкали солнечные искры, как первые вспышки восхода на утреннем, летнем небе, ярком и безоблачном. Сасори делал вид, что недоволен, но, небрежно касаясь пальцами предметов, искоса наблюдал за Дейдарой. Несмотря на то, что тот его исправно бесил, его внешность была слишком эстетична, чтобы игнорировать её. Угнетённая модными веяниями, она могла бы поражать воображение, если бы только Дейдара научился подчёркивать её самобытность, а не прятать под нелепыми трендами. — Я же говорил, что у нас будет лучшая квартира, хм, — самодовольно произнёс тот в тот самый момент, когда Сасори размашисто изобразил в документе свою подпись. — Не будь таким напыщенным, Дейдара, иначе я передумаю. — Но ведь тебе же не удалось бы заполучить её, не будь меня, м? — правый глаз задорно сверкнул, тогда как на левый упала густая прядь волос. — Не будь тебя, моя жизнь была бы куда спокойнее, вот в чём я действительно уверен. Пара маленьких глазок с восхищением наблюдала за ними двумя. — Спасибо, Дейдара! — радостно воскликнул поклонник, прижимая договор с подписью своего кумира. — Я так счастлив от осознания того, что именно ты будешь жить в этой квартире. — Надеюсь, мы видимся в предпоследний раз. Последний будет тогда, когда мы будем возвращать ключи, — совсем не вежливо произнёс Сасори, нисколько не заботясь о правилах приличия. — Я, конечно, не стану досаждать вам визитами! — заверил тот. Сасори расслышал искренность в его тоне, и этого было достаточно для того, чтобы он стал чувствовать себя более расслабленным. Однако ему снова предстоял переезд. Жить «на чемоданах» он привык, и его не слишком это тяготило, но сейчас — ему явственно виделось — надвигались новые, непредсказуемые времена, от предчувствия которых становилось не по себе. И, глядя на Дейдару, он осознавал, что с каждым новым таким взглядом тревожное чувство лишь укреплялось. Это ради искусства. Это всё ради искусства. Оставалось лишь напоминать себе об этом. Как можно чаще. Он стоял посреди своей новой гостиной и наблюдал за тем, как прощальные лучи солнца поджигают траву. Наступила долгожданная тишина — Дейдара провожал хозяина квартиры, и из холла их не было слышно. Кружевные тени множились, сливались меж собой, и скоро сад должен был погрузиться во мрак, а Сасори просто стоял, смотрел на зарождающиеся сумерки и не мог сдвинуться с места. Было в этой атмосфере что-то медитативное, умиротворяющее. Насыщенный золотой свет, сочный и спелый, завораживал, скользя по доскам веранды и вспыхивая искрами на глянцевой поверхности стёкол. Ветер снаружи изредка перебирал кисточки на пледе, конец которого свесился с ротангового кресла; тяжелые листья разросшейся драцены в широком вазоне колыхались медленно, словно под водой. Быть здесь, в этом самом моменте, созерцать, чувствовать лёгкое и свободное чувство, казалось до странного приятным. — Слишком красиво, чтобы быть правдой, хм, — послышалось справа, и Сасори медленно повернулся на голос с таким видом, будто он не имел права существовать и звучать здесь. Лицо Дейдары было так близко: его яркие, широко распахнутые глаза и тонкие губы, слегка приоткрытые, как у ребёнка, который ожидает чуда. Надо бы отступить на шаг — Сасори всегда ненавидел, когда в его личное пространство вторгались вот так бесцеремонно, но он остался недвижимым, словно приваренный подошвами к полу. Дейдара казался возвышенным существом. На матовой коже — мягкие отсветы заката, губы влажные и притягательные, растянутые в лёгкой улыбке. Чувство, уже успевшее позабыться… чувство чужой близости и тепло чужого тела… это вызывало слабое головокружение и смутное влечение, ещё не успевшее как следует расцвести. Сасори хотел отступить — никто бы не поверил, но это было действительно так, и какое-то сварливое слово почти сорвалось с губ. Дейдара оказался стремительнее. Должно быть в него вселился Дьявол или ещё кто похуже. Только что-то в нём словно вспыхнуло и, даже не стараясь сдержать свой порыв, не обдумывая и не оценивая, тот вдруг приблизился и прижался к губам Сасори своими губами. Они были тёплыми — нет, не то — горячими и мягкими, не настойчивыми, словно пробующими, и только. По телу разлилась приятная истома, и дыхание на миг исчезло. Продлить бы это ощущение как можно дольше… Однако в следующую же секунду Дейдара отстранился, а Сасори к своему стыду едва не обронил разочарованный выдох. Он вовремя спохватился, чтобы взглянуть на зарвавшегося мальчишку с укором, будто был недоволен его спонтанной выходкой. Тот тоже смотрел на него и касался своих губ подушечками пальцев — совсем как в сериалах про подростковую любовь, напичканных избитыми клише. — И что это было? — Сасори постарался придать своему голосу как можно больше ворчливых нот. Дейдара взглянул на него почти с удивлением, как вдруг его лицо испортилось улыбкой. Как жаль… — Давно хотел это сделать, хм, — прозвучало столь дерзкое заявление, что Сасори едва не поперхнулся его наглостью. — Неужели? — Твои губы безукоризненны с точки зрения искусства. Они симметричны и имеют красивую форму. Они — воплощение идеальных губ. — Ты не должен так поступать, Дейдара. Разве ты не понимаешь, что можешь ответить за свои выходки однажды, если будешь действовать в том же духе? Не от меня, возможно, а возможно, и от меня. — Да ладно, не сердись. Я только попробовал, каковы они на вкус. Мне понравилось, знаешь ли, хм. — Прекращай. — Идём? Нужно перевезти сюда свои вещи, — Дейдара отступал, хотя так и не поворачивался спиной, словно опасался получить нож между лопаток или же, напротив, ему нравилось смотреть на лицо Сасори в закатном свете. Когда алые блики лежали на нём румянцем, золото придавало его светлой коже лёгкий оттенок загара, а глаза, поймав отражения искр, перестали быть остекленевшими. Он ведь это несерьёзно… У него всё несерьёзно, у этого взбалмошного мальчишки. В нём не было ни капли основательности или надёжности, а все действия исходят лишь от сиюминутных желаний. С ним надо быть осторожнее. И всё же… Сасори никогда — даже под пытками — бы не признался, что был бы не против повторить.

***

На следующий день в офисе происходило подозрительное оживление. Сасори и Дейдара пожаловали туда вместе в положенное время и тут же наткнулись на Кисаме, который тащил в фотостудию небольшой осветительный прибор. Тот кивнул им без улыбки; выглядел он размазанным унынием. Сасори грешным делом подумал, что Лидер-сама буйствует, однако болтавшийся на фоне Зецу выглядел весьма спокойным, не подавая никаких бедственных сигналов. — Всё в порядке? — осведомился он просто для того, чтобы знать, чего ожидать от сегодняшнего дня. Кисаме, обернувшись, только хмыкнул и коротко усмехнулся — совсем не так, как обычно. — Обстановка нормальная, если ты об этом. — По тебе не слишком заметно. Лидер вне себя? Срываем сроки? — Не-еет, — тот покачал головой. — Отвёз Итачи-сана домой по его настоятельной просьбе, и вот не по себе. Лидер тут не при чём. — Но тебе, Сасори, всё равно будет интересно узнать, кто заселяется этажом выше, — вклинился в разговор Зецу, неслышно подобравшись к ним, как тень, — это касается нас всех, но тебя, кажется, немного больше, чем остальных. — Меня? — Сасори медленно перевёл на него взгляд и флегматично моргнул. — Да. Я примерно представляю, что будет делать Лидер в связи с этим, но мне интересно, как поведёшь себя ты, — Зецу смотрел с внимательным любопытством не мигая. Сасори молчал. Он не мог знать с точностью, о чём и о ком идёт речь, но и не мог не строить предположения, которые, к слову, ему совсем не понравились. Ему хотелось бы не иметь нервной системы вовсе или же обладать бесчувственным телом, чтобы не ощущать сейчас по позвоночнику противный холодок. Что это? И в чём причина тисков, сдавивших грудную клетку с разгорающейся злости внутри? Разве он должен чувствовать хоть что-то? Разве может чувствовать? — О чём он говорит, м? — поинтересовался Дейдара, взглянув на него с недоумённым видом, таким прекрасным и обманчиво участливым. — Понятия не имею, — коротко и сухо ответил ему Сасори, тут же возобновляя шаг, чтобы поскорее оказаться за стенами своего кабинета. Ему нужно присесть. И всё обдумать. Понять, как действовать дальше, какую роль отыгрывать и попытаться разобраться, а какого, собственно, чёрта он здесь забыл после своего предательского поступка. В издевательстве мозолить глаза? С него станется, в мозгах и душах он умеет ковыряться, как никто другой. Просить прощения и уверять, как был не прав, когда решил покинуть Акацук? Нет, это на него совершенно непохоже. Что, чёрт возьми, ему нужно? — Может, кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит? — Дейдара нагнал его в два счёта и пристроился рядом. — Тебе не должно быть до этого никакого дела. Тебя это не касается. — Хм. — Будь добр, избавь меня от своего участия. Слейся с фоном и дай подумать. — О чём подумать? Выглядишь так, словно хочешь кого-нибудь убить, хм. — Этим кем-нибудь можешь стать ты, если не замолчишь. Резко остановившись и круто развернувшись, Дейдара отправился в обратную сторону. Сасори даже головы не повернул, почти целиком заглоченный своими мыслями. Лишь слабым импульсом сквозь барьер пробился вопрос «Обиделся что ли?», но и он тотчас потонул в водовороте отголосков воспоминаний, откуда прорисовывались тёмные очертания фигуры: длинные пряди волос, колышущихся от малейшего колебания воздуха и безнаказанно падающих на глаза, прямой разворот плеч, говорящий о чувстве собственного достоинства, тонкие пальцы, проглядывающие из широких рукавов кимоно и твёрдая стойка ног. Его прежняя муза. Его одухотворение и грехопадение. Орочимару… Какие чувства он испытывает к нему? Испытывает ли после всего? Хочет ли испытывать? Он не был сопливым мальчишкой, для которого всё в жизни в новинку, однако под шелухой нажитого опыта… да, болело. А ведь ему казалось, что он отпустил. Видимо, ошибался. И это нужно было срочно исправлять. Тем временем Дейдара, не обдумывая долго, зарулил в фотостудию, где Кисаме пытался приладить притащенную хреновину на штатив. Помещение не мешало бы проветрить: вокруг крутилась мерцающая на солнце пыль, воздух был спёртым и вообще воняло какой-то рыбой. Но Дейдара не стал обращать внимания на эти упущения, а сразу перешёл к делу, сгорая от любопытства. — Про что вы говорили, м? Кто должен заехать на третий этаж? Кисаме бросил короткий взгляд через плечо и так же коротко ответил: — Да я-то почём знаю, мне фиолетово, — жилы на его предплечье напрягались с каждым движением, которым от прикручивал осветительный прибор к штативу. — Пойду поинтересуюсь у того… с зелёными волосами, хм. — И зачем Итачи-сану понадобилось возвращаться к себе, скажи? Вот по какой такой причине? Всё же было так хорошо. Мы провели такой приятный вечер, — в голосе Кисаме чувствовалась горькая усмешка, и Дейдара, сделавший шаг к выходу, остановился. — Втрескался в него? — А кто ж останется равнодушным. — хмыкнул тот, мгновенно оборачиваясь. Острые зубы обнажились в улыбке. — Он хорош собой, хм, — не стал препираться Дейдара и честно сказал, как есть. — Но в нём нет никакой жизненной искры. Он обычный унылый задрот. Кисаме посмотрел на него сверху вниз внимательно и пытливо, словно пытаясь понять настоящую причину этих слов. Его водянистые круглые глаза отражали солнечные лучи, стрелявшие из окна острыми линиями. — Знаешь, а ведь я сначала тоже думал, как ты. Когда ещё не был знаком с ним, но, пораскинь мозгами, стал бы обычный унылый задрот так поступать со своей семьёй… Одно это навевало на мысль, что всё не так просто. А теперь я в этом полностью уверен. Он не такой, как большинство. Не такой, как мы с тобой. Мы сходу демонстрируем себя, вываливаем всё как на духу, не разбираясь кому и зачем. Когда у тебя ничего нет, это единственный способ зацепить окружающих. В то время, как он… — Кисаме перевёл дыхание и покачал головой, выражая немую признательность тому, о ком с таким энтузиазмом рассказывал. — Он чёртова шкатулка с двойным дном, где в потаённом месте на шёлковой подушке лежат уникальные сокровища. Их увидят только те единицы, которые смогут отыскать ключ к замку, — улыбка растекалась по его лицу медленно, но, наконец, он продолжил. — И я хочу быть одним из них. Лицо Дейдары успело исказиться, превратившись в кислую гримасу. Краешки губ опустились. Он совсем не об этом пришёл сюда говорить. Ему не хотелось обсуждать исключительность Учихи Итачи и его возвышение над другими. Мало того, что у него имелась печать гениальности на челе, так, оказывается, он ещё и загадочный сукин сын с ребусом из прошлого. Дейдаре было плевать на это, лишь бы обойти его в искусстве, сбить спесь с невозмутимого лица, доказать, что он вовсе не лузер и куда более выдающийся, чем некоторые. — Желаю удачи при покорении горной вершины, хм. — Горной вершины? — с усмешкой переспросил Кисаме, хватаясь за очередную хреновину, отвечающую за смену фотофона. — Холодной и крутой, — обронил Дейдара на ходу, двигаясь к дверям. Раздался низкий смешок, но он уже прибавил скорости, чтобы ему вновь не пришлось выслушивать о недосягаемости великого Учихи. К тому же, его по-прежнему интересовал третий этаж и их новые соседи, о которых с таким упоением и загадочностью намекал парень с безумными зелёными волосами. Он нашёл его очень быстро — тот переставлял кадки с пальмами у куллера и, надо сказать, был весьма этим увлечён. — О каких соседях ты упоминал только что, м? — спросил Дейдара, приблизившись и не утруждая себя приветствиями. — А, Дейдара, да? — Угу. — Я Зецу. Будем знакомы, — последовал вежливый кивок головы. — Так что с соседями? — Тот, кто снял весь этаж, это бывший наш коллега. Орочимару. — Орочимару… хм… — эхом произнёс Дейдара, пытаясь вспомнить, слышал ли когда-нибудь это имя. — Он же бывший Сасори. — Любовник?! — светлые глаза широко распахнулись, вспыхнув изумлением. Вот уж он никак не ожидал, что у эмоционально задеревенелого Сасори при всей его сасности в ближайшем прошлом был любовник. Ему казалось, что его коллега дрочит только на искусство, а точнее — на древние артефакты, которые называет вечным искусством. Хах, новость так новость. Вот уж кто шкатулка с сюрпризом. — Удивлён? — не мигая спросил его Зецу. — Да, — с чувством ответил Дейдара. — Так что же… Задать новый вопрос он так и не успел — из динамиков полился монотонный голос Конан, возвещающий о том, что Лидер-сама ждёт своих подчинённых в конференц-зале для обсуждения возникших острых проблем. Требовалось немедленно явиться, бросив все свои насущные дела.