Рассвет пришёл

Это был очень длинный, тошнотворно-липкий день среди дрейфующих в воздухе разговоров, клейких сиропов, наладонников и бесконечного списка блюд и напитков из меню. Ноги гудели, ныла спина; к лодыжкам словно подвесили свинцовые гири, а по хребту отхватили бамбуковой палкой. После насмешек Куроцучи, обидного «басбой», грязной посуды и ожогов от кофемашины хотелось вылить кому-нибудь на голову чашку с кипятком. Наталкиваясь время от времени на какого-нибудь клиента, Дейдара с трудом сдерживал себя, чтобы не сделать это. И ничего не мог изменить в своём лице, которое красноречиво выдавало его желание. Он так утомился, что почти ни с кем не говорил, даже когда его о чём-нибудь спрашивали, отвечал коротко и односложно. Ему никого не хотелось видеть, он мечтал взорвать эту чайную, ему хотелось самому сдохнуть. Голова готова была расщепиться на атомы, как и каждая клеточка его страдающего тела. Он даже не стал дожидаться окончания рабочего времени — просто пробрался в комнату для персонала и рухнул куда пришлось. Лишившиеся объёма волосы свисали грязными прядями у лица — кажется, на них кристаллизовался сироп. Рукава кимоно также побывали в чём-то сладком, но ему вовремя удалось это замыть. Теперь, уткнувшись лицом в своё плечо и раскинув руки, он пытался изгнать шум из своих ушей, дыша как можно размеренней. И смог открыть только один глаз, почувствовав на себе тяжесть чьей-то тени. Это была курва Куроцучи. Пялилась на него сверху вниз с довольным ехидством, будто замышляла что-то гадкое. - Уже сдох, братец? - задала она риторический вопрос, докучливо постучав подошвой своих гэта о его подошву. - А ведь сегодня почти не было клиентов. - Пошла ты, Куроцучи, дай отдохнуть, - тихо простонал в ответ Дейдара, еле разлепляя губы. - Вставай, нужно помыть холодильник. Схватившись за диван, как за спасательный круг, он вяло мотнул головой в отрицании. - Вставай, ленивая задница, мне нужно сделать заказ ликёров на завтра, - Куроцучи бесцеремонно схватила его за одну руку, мирно покоящуюся на подлокотнике и с силой потянула за неё. - Что же популярный блогер забыл на должности официанта? Не хватает донатов от фанаток? - Эй! - Дейдара резко выдернул свою руку из её крепких тисков и с огромным усилием поднялся сам. - Я не живу на подачки, поняла?! Все деньги я честно заработал на своём эстетическом видении мира, которое интерпретирую в искусстве, хм. У меня много заказчиков, рекламодателей и имеется прейскурант. Для подачек есть благотворительные фонды. - Тогда что ты тут делаешь? Думаешь, я не вижу, что тебе совсем здесь не весело? Резко выдохнув и отведя глаза в деланном драматизме, Дейдара произнёс: - Это всё для моего блога, хм. Новая рубрика. - Так нас снимает скрытая камера? - ещё более насмешливо спросила Куроцучи, уткнув кулак в бедро. - Не обольщайся, заниматься рекламой вашего заведения я не стану, хм. - Мне всё равно, лишь бы добросовестно выполнял свою работу, - ответила она ему c дружеской улыбкой. - А теперь идём. Твой приятель, в отличии от тебя, всё ещё таскает мусор на улицу, - и издевательски усмехнулась. Они почти синхронно двинулись к двери, за которой всё ещё лились негромкие разговоры и тонко звенели чашки. - Так вы для этого выдаёте новым сотрудникам кимоно? Чтобы они драили в них холодильники и выносили мусор? Я уделал рукав вонючим сиропом, который варил, хм. Хорошо, что он легко отмылся, а иначе пришлось бы тащить в химчистку, - возмущался Дейдара на ходу, переваливаясь в традиционной обуви, как искалеченная утка. Ноги отказывались выдавать приличную походку, и Куроцучи, заметив это, рассмеялась. - Увидишь, каково тебе будет завтра. А ведь завтра вы проведёте день на кухне и будете учиться подавать клиентам заказы. Там тоже много нюансов, знал? Дед сказал, что твой приятель подходил к нему и просил допустить до работы уже послезавтра. Я бы с радостью отказала, это очень-очень рано. Но сейчас так туго, и мы с Кацуми не справляемся. Поэтому, если завтра вы сдадите мне всё меню, а также набьёте головы некоторыми тонкостями, то, так и быть, я позволю вам брать заказы послезавтра, - она потянулась, распрямляя руки и задевая Дейдару рукавом своего простого тёмно-алого кимоно. - Всё равно сегодня пара клиентов просили, чтобы именно ты обслужил их столик. Я пообещала им, что в другой раз - непременно, а пока ты всего лишь басбой. - Опять ты с этим «басбой»? - немедленно вспылил Дейдара, пропустивший информацию о клиентах мимо ушей и зацепившись за абсолютно безобидное слово. - Ты тот, кто ты есть, братец, извини, - снова рассмеялась Куроцучи. За барной стойкой стоял толстый верзила, имени которого Дейдара не потрудился запомнить. Тот как раз старательно смешивал сливки с карамельным эспрессо с таким видом, словно втайне мечтал слизать густую пенку, начинающую переваливаться за край чашки. Но вместо этого проворно обтёр его салфеткой. Наплыв посетителей совсем спал, и только четыре упрямых человека всё ещё сидели за своими столиками, грея руки о свои чашки. Относительная тишина подействовала благотворно. Напряжение не выросло, раздражение не усилилось. Мягкий, уютный свет, разливавшийся всюду, не раздражал глаза, как и невесомый ванильный аромат пирожных, выставленных на вагатабон. И тут взгляд пал в сторону, где… … в самом конце барной стойки, загибавшейся вправо и прятавшейся в тени от глаз посетителей, ловко орудуя тряпкой, Сасори протирал молочный кувшин. Его растрёпанные волосы киноварью выделялись во мраке. Полуопущенные ресницы прикрывали глаза, и профиль скульптурно вырисовывался чёткими линиями. Наискосок от него расположился кто-то ещё, наклонившись вперёд, буквально отрывая ноги от земли и облокотившись о стойку. В пятне темноты этого кого-то было трудно различить, зато с головой выдавало цветастое кимоно. Это была та самая официантка, что глаз с Сасори не спускала весь день. И вот, по всей видимости, подобралась поближе. Дейдара неосознанно напрягся, обращаясь в слух - её раздражающее глупое хихиканье крючком зацепилось за нервные волокна. Она стояла к нему спиной, и ему не было видно её лица, но он мог отследить каждое её движение. Голова склонена набок, явно афишируя искреннюю заинтересованность, пальцы одной руки маниакально заправляли за ухо прядь выбившихся волос, пальцы другой - медленно вырисовывали по стойке невидимые узоры, похожие на сердца. У неё наверняка и в глазах сердечки, и румянец на щеках. Всратая шкура... - Оо-о, - острый локоть Куроцучи больно пихнул его в бок, - ты только посмотри! Он говорит с ней! - голос её звякнул несдержанным восторженным любопытством. - Его губы шевелятся, видишь? - И что? - в животе Дейдары тоже шевельнулось нечто тяжёлое и желчное, неприятно заворочалось, толкаясь под рёбра. Сухие губы поджались в узкую полоску, взгляд потемнел. Ему стало неуютно и зябко, словно он оказался снаружи чайной, где вечер повелевал потоками колючего ветра. - Удивляет - вот что. Он за целый день не сказал лично мне ни слова. Никому из нас не сказал, кроме неё. - Да зачем она ему нужна, м?! - осознав, что выкрикнул это слишком громко, Дейдара безжалостно впился зубами в нижнюю губу и продолжил чуть тише. - Он живёт только искусством. Куроцучи явно улыбнулась - в голосе зазвучала улыбка: - Все мы чем-то живём, пока не встретим кого-то особенного. Того, кто займёт пьедестал наших интересов. - И чем это какая-то мышь особенная?! В толпе не заметишь, даже если луч прожектора будет светить прямо на неё, хм! Ни эстетики, ни харизмы, ни силы духа! - Дейдара, - гаденькая улыбочка вновь затесалась в тон голоса Куроцучи, - мне кажется, или ты ревнуешь? - Ага, щас! Ревность не для Творцов, хм! - резко парировал он, повернувшись к ней и сверкнув глазами. - Для нас, прежде всего, имеет ценность свобода. Никто никому не принадлежит. - Иногда чувства расходятся с принципами, знаешь? - Заткнись и не смей больше говорить со мной о ревности, хм! - помимо воли его взгляд потянуло к парочке, продолжающей мирно беседовать в пятне мрака за стойкой. - Почему она придвинулась к нему так близко? У вас тут не чайная, а блядушник! Он больше не замечал горящего пытливого взгляда Куроцучи, не слышал её искусственно растянутых гласных в голосе и вообще ни одного её слова. Потому что в ушах стоял звон, в животе ворочалось мучительное, болезненное чувство и ему так хотелось уничтожить сладкую парочку, швырнув в них большую петарду или ещё что-то, что непременно сдетонирует и заставит их разлететься в разные стороны. - Дейдара, холодильник ждёт тебя, - рука шлёпнула его по плечу, и он вздрогнул. - Да отвали ты, хм! - пихнул Куроцучи в ответ, не заботясь о том, чтобы смягчить силу. Но та не пожаловалась и не обиделась, едва не свалившись в своих гэта. Вместо этого новая улыбка зажглась на её лице, и она произнесла с ехидной усмешкой: - Ах, да, ты ведь рисуешь? Нам нужно вывесить небольшое промо на следующую неделю, будь добр, когда закончишь с холодильником, возьми доску у Акацучи и прояви свой художественный талант, творец ты хренов. После этих слов она удалилась по своим делам, оставив Дейдару наедине со своей злостью и остальными погаными чувствами.

***

Какузу не считал нужным тратиться на такси до этого, не счёл нужным и сейчас. Случись хоть небольшой затор на дороге — а в час-пик процент того, что это произойдёт, достигал 98-ми - так счётчик накрутит непозволительную сумму. Поэтому до некоторых пор он будет ходить пешком до самой трамвайной остановки. Ровно до того, как ему вернут из сервиса его гибридный автомобиль, отданный в пользование за долги одним болезным господином. На другой бы Какузу не согласился — тратиться на бензин он бы не стал. К тому же расшаркиваться перед полоумным фанатиком — много чести. Пусть радуется хотя бы тому, что ему дадут крышу над головой. Плестись до остановки нужно было по местам пусть и не злачным, но весьма будоражащим нервы. До первого освещённого участка не менее шести миль. И если же Какузу прекрасно знал, что пустырь и близлежащие недострои совершенно безлюдны, то Хидан, конечно же, этого знать не мог. Что ж, пусть топает следом и молится своему божку, если угодно, только не доводит своим пустым трёпом, которым уже успел допечь за пару часов. Перехватив покрепче свой кейс и подняв воротник своего двубортного плаща, он зашагал деловым, чеканным шагом, не оглядываясь назад. Гулкий стук подошв разнёсся далеко в разные стороны. Позади копошился Хидан, шипя и обкладывая матами свою куртку, замок которой внезапно заел. Пытался удержать на плече ремень своей безвкусной сумки с леопардовым принтом и вёл себя слишком громко для того, кого напрягает встреча с кромешным ночным мраком. Дорога пролегала через небольшой пустырь — широкий островок земли, где стройка ещё не велась, покрытый мелкой порослью кривых кустарников и отсутствием приличного дорожного покрытия. Только узкая тропка, протоптанная, кажется, самим Какузу. Впереди — рыхлые конструкции бетонных коробок со впадинами будущих дверей и окон. Слева — матово поблёскивающая чёрная вода в извивающейся излучине реки. А справа… а чёрт его знает что там справа за рядом пегих, похожих на палицы деревьев... Наверное, на много миль ничего - такая же пустошь. Поначалу Хидан, как и полагалось, тащился позади, совершая резкие рывки бегунка молнии и продолжая время от времени изрыгать ругательства. Это не слишком напрягало, можно было спокойно держать путь. Однако вскоре ему это явно наскучило, и тогда он нагнал Какузу, чтобы присоседиться рядом. Несмотря на явное раздражение он был предельно расслаблен даже тогда, когда они ступили на территорию строительства, обнесённую ровными линиями ограждений. Днём здесь велись работы, пусть порой и вяло, но со стабильной регулярностью, а ночью она казалась пристанищем для тех, кому не писан закон. Мрак, путаясь в насыпях песка и щебёнки, застилал бетонные кубы. Полые трубы, сложенные друг на друга, подпирали рифлёные запертые ящики. Складские времянки с треугольными крышами, утопающие в чернилах ночи, словно прятали нечто опасное и не предназначенное для чужих глаз. О том, что это часть города, напоминал лишь отдалённый шум транспорта, кольцом окруживший безлюдное место. Хидан чувствовал себя вольготно. Как будто и не вылазил из подобных мест. Хотя, вспоминая тот город, из которого он приехал, думается, что это не так уж и далеко от правды. И Какузу, рассчитывающий на то, что тот присмиреет хотя бы на время, жестоко обломался. - С хера ли мы пёхом прёмся? - Хидан, наконец, оставив молнию в покое, поудобнее закинул ремень сумки на плечо. - На лухари ботинки денег не зажопил, а на четыре колеса зажал? А смысл месить такими ботинками говно? Ваш сивый лидер не мог найти нору в центре, чтобы не приходилось шастать в каких-то пердях? - Заткнись уже, ублюдок, - не выдержал лавину бессмысленных вопросов Какузу, словно наяву слыша, как скрипят его натянутые нервы. Этот легко порвёт даже стальные, как мулине. - Сколько ещё нам осталось? - Тебе — пара секунд, если не заткнёшься, - и ускорил шаг. Они прошли примерно половину пути, до остановки ещё ровно половина. Никогда прежде этот путь не казался Какузу таким длинным, как сейчас. И ему прекрасно было известно, по какой причине это случилось. Дорога совсем стискивалась забором на пару метров, но затем расширялась вновь. Над головой опрокинулась линялая хмарь неба, и ветер, набрасываясь внезапными порывами, подгонял сзади. - Недалеко твоя халупа? - Хидан тоже ускорился и вновь пристроился сбоку, задев плечом. - Мы идём на трамвайную остановку. Тот издал насмешливое «хах» и присвистнул. - Ты с виду крутой мужик, а протираешь жопой общественный транспорт? Слышь, а мой диван… он не проперженный, надеюсь? Ты вообще-то мог бы и отдать свою кровать, а то… Мгновенно остановившись и круто развернувшись к Хидану, Какузу за долю секунды переложил свой кейс в другую руку и вскинул свободную. Одним молниеносным движением сжал ею хиданову шею — не слишком, но так, чтобы тот не мог как следует вздохнуть. Его тяжёлый взгляд убийственно сверкал. - Я предупреждаю ещё раз, - заговорил он нарочито отлитым спокойствием голосом, но с острой пикой в тоне. - Заткнись или оставлю тебя здесь, в одном из складов. Если думаешь, что кто-то хватится тебя, то ты ошибаешься. Наконец-то Хидан замолчал, с обострившимися чертами от нехватки воздуха и напряжением во взгляде глазея на Какузу в упор. Его рука метнулась к чужому запястью, пытаясь отдёрнуть пальцы, сжимающие горло в тиски. Какузу решил, что хватит — отпустил. Закашлявшись и согнувшись в три погибели, Хидан что-то невнятно прохрипел, пытаясь собрать рассыпавшиеся звуки воедино. Ждать, когда тот придёт в себя, не было никакого смысла и, вновь переложив в нужную руку кейс, Какузу зашагал в нужном направлении. - Какая же ты блядь паскуда! - донеслось ему в спину, и он коротко хмыкнул, представив Хидана, с шумом хватающего воздух своим помойным ртом и скрючившегося почти раком. Конечно же, долгожданное одиночество длилось недолго, и уже спустя некоторое время он заслышал срывающееся дыхание рядом с собой. Хиданов профиль выражал недовольство: нахмуренные брови и поджатые губы намекали на то, что тот демонстрирует обиду. Как же славно. Пусть бы это длилось как можно дольше, чтобы приятная тишина ласкала слух. До самого конца строительной зоны, вплоть до того, как впереди расцвели огни первых обитаемых зданий, Хидан не предпринимал ни одной попытки заговорить. Хмурая мина исчезла, едва им на пути показался фонарь. Когда же они, минуя один светофор, притормозили у остановки возле автомата по продаже билетов, его обидки тут же куда-то испарились, оставив после себя нахрапистую ухмылку. - Ты же отстегнёшь за меня, Какузу? Я всё верну, бля буду и зуб даю. Чё там, пару грошей — мелочь. Я гол как сокол. В прямом и переносном смысле, - подтягивая ремень сумки, громко заговорил он, и единственный человек, стоявший в ожидании своего маршрута, зыркнул на них из-под полей уродливой мохнатой панамы. - Кто не бережёт малое, не заслуживает и большего, - наставительно пробасил Какузу, запуская руку в карман и доставая три монеты. Нажал на кнопку меню и всё-таки выбрал два билета. Яркость экрана слепила, и он прищурил глаза, внутри себя сетуя на то, что какого-то чёрта скидки на двойной билет не было. Монеты, брошенные уверенной рукой в прорезь, звякнули, снизу аппарата на подложку вывалились две красные карточки. - Чего блядь уставился? Какузу отмёл боковым зрением обращение к себе и понял, что Хидан задирается к стоящему неподалёку мужику. Ну что за кретин. Благо, мужик не отреагировал, достав из кармана мобильник и подчёркнуто заинтересованно начиная в нём копаться — драка его явно не интересовала. А уже через минуту бесшумно подъехал сверкающий серебристыми боками трамвай и, прокомпостировав свои билеты, и Какузу, и Хидан, и незнакомый мужик вошли в раскрытые двери. Хидан тут же шлёпнулся на первое подвернувшееся место, сбросив сумку на пол, и заложил ногу, устроив правую щиколотку на левом колене. То, что рядом сидели люди, и он мог испачкать кого-нибудь своей грязной подошвой, его никоим образом не заботило. Он вальяжно развалился, не спуская с Какузу глаз. Тот, напротив, не стал задерживать на нём своё внимание, просто сделал вид, что они незнакомы, и отошёл подальше, прислонившись к свободному поручню спиной. - Ну и душман, - послышался вскоре знакомый голос, всверливаясь острым бором в ухо. - От кого тут так прёт? От тебя? - Хидан явно обращался к кому-то сидящему рядом. Какое позорище. Нет, определённо Пейн точит на Какузу зуб. Может, тут замешана какая-то личная неприязнь или месть за какое-нибудь ослушание. Наверное, он заранее был наслышан, насколько несносен, морально и умственно кастрирован этот выродок, и специально погнал туда Какузу вместе с Конан и Учихой до кучи. Чтобы затем повесить его на шею своего главбуха и превратить жизнь последнего в ад. Это не что иное, как планомерное, продуманное жестокое мщение. Иначе как же всё это объяснить, что Какузу сейчас оказался в такой ̶ж̶о̶п̶е̶ ситуации? Всю дорогу до нужной остановки его одолевали тяжёлые мысли, и это вместо того, чтобы направить всё своё внимание на биржу, где требовалось его участие. Когда на нужной остановке двери раскрылись, он, не предупреждая Хидана и даже не оборачиваясь к нему, вышел и направился преспокойно через переход к дому. Пыхтение за спиной дало понять, что Хидан всё-таки успел выйти следом, затем об этом оповестил и его сердитый голос: - Какузу! Хотел съебаться от меня?! Не выйдет. Решив проигнорировать это, Какузу лишь ускорил шаг. Его дом находился на второй линии от главной дороги, и был, что называлось, практичным, несмотря на угрюмый вид и тёмную облицовку. Теплосберегающим, энергоэффективным, с солнечными панелями на двускатной крыше и бесперебойной работой системы вентиляции, и всё это за сущие гроши. Большинство окон квартиры были направлены на южную сторону, что значительно экономило электричество, солнечные панели обогревали бак с водой, установленный на левой части крыши. И даже то, что квартира располагала достаточно большой площадью, не давало повода арендодателю поднимать цену. Если бы кто-то додумался сделать здание их офиса настолько рациональным и экономным, Какузу поставил бы ему памятник. Но увы. Пока что о таком приходилось только мечтать. В доме жили приличные люди за исключением одного мажора, на которого соседи вечно натравливали полицию — из-за его шумных посиделок с друзьями в основном. Но Какузу жил от него через подъезд, и его это не слишком беспокоило. К удаче мажора. Иначе тот бы больше никогда не смел даже воду в унитазе слить с шумом. В подъезде было кристально чисто, хоть и довольно темно из-за неяркого света, однако это компенсировали аккуратные вазоны в горшках, тумбочки с обувью и декор на стенах в виде зеркал и латунных элементов. Возле графитово-серых металлических дверей лежали одинаковые придверные коврики, но зато отсутствовали опознавательные номера, без которых невозможно было понять, где чья квартира. Какузу, естественно, без заминки подошёл к нужной и, брякнув в ладони ключами, принялся открывать несколько замков. Хидан уже успел насмотреться в зеркало, пошкрябать ногтями большую латунную завитушку и даже плюнуть на пол. Лишь после этого дверь раскрылась. Ещё не вспыхнул свет в холле, а Хидан уже запнулся о тумбочку для ботинок и сматерился. Скользнув пальцами по клавише выключателя, Какузу увидел его недовольную мину — это доставило ему некоторое моральное удовольствие. Однако ублюдок быстро переменился в лице, начав исследовать взглядом всё вокруг и оценивать обстановку. Та самая тумбочка, которую он обозвал, привлекла его внимание текстурой светлого дерева или лаконичными ручками — чёрт его разберёт. Он долго разглядывал её, затем светло-серую банкетку на фоне графитовых стен, с которыми сливалась входная дверь. Засмотрелся на длинную бежевую циновку с продольными полосами. Это была типично минималистичная квартира зажиточного холостяка с добротной мебелью и отсутствием лишних деталей. И Хидан смотрелся в ней неуместно со своей непристойно расстёгнутой курткой и леопардовой сумкой на плече. Как мусор на дорогом тёмном паркете. Конечно, тот не был способен даже на малейшую дедукцию, а потому не мог этого осознать. Напротив, скинув свою сумку на пол, потянулся от души и оглянулся вокруг снова. - Мой охуеватор шкалит, не хило ты разжился. - Это съёмные апартаменты, - буркнул Какузу, наклонившись, чтобы развязать шнурки на ботинках. - Всё равно небось отстёгиваешь до хера каждый месяц. - ЖКУ здесь стоят в разы меньше, но на дом огромные очереди, - он выпрямился и скинул обувь, выровняв их стопой. - Небольшая взятка и дело в шляпе. Идём. Двинувшись мимо шкафа для обуви и кривой икебаны, засаженной в огромный бетонный вазон, он поднялся на возвышение и повернул направо — Хидан потащился за ним, позабыв или нарочно проигнорировав правило снять обувь. Весь его хмурый вид семафорил о том, что ему плевать на огромные окна в пол, задёрнутые сейчас и не пропускающие свет, на прямые линии широкого дивана, на круглый столик из закалённого стекла и плазменную панель, пусть и допотопную, но совершенно громаднейшего размера. Однако взгляд казался слишком сосредоточенным на обстановке для того, кому это было до одного места. - Этот диван — для тебя, - зелёные глаза Какузу словили свет бумажного фонаря, подвешенного к балке, отразили тусклые отблески на мгновение. - Идём дальше, покажу, где кухня, уборная и гардеробная. На его счастье, Хидан по какой-то причине молчал. То ли устал, то ли что-то обдумывал, то ли молитвы перебирал в голове — главное, результат: безропотное, тихое движение за ним и тишина. Кухня совмещалась со столовой и отделялась лишь характерным перепадом, зато здесь, в отличие от гостиной, было потолочное освещение, одним нажатием на клавишу включателя обнажившее стильный лаконичный интерьер и безупречную чистоту. Ни одной лишней детали, логичное и прагматичное построение пространства, тёмные фасады на фоне матовых светло-серых стен и длинный стол на шесть персон. - Твоё место на ближайший час, - с основательным спокойствием заявил Какузу, заложив левую руку в карман плаща. - И смотри, не изгадь здесь всё. Поскольку я предупрежу домработницу, чтобы она не приходила, уборка тоже ляжет на тебя. Он почувствовал себя не слишком хорошо, когда на лице гада вместо хмурой сосредоточенности поползла самодовольная ухмылка. - Тогда поможешь с молнией? - невообразимо невинным тоном предложил Хидан и палец его, скользнув по своей обнажённой груди, остановился на пластиковом бегунке. Был ли смысл церемониться? Какузу — не нянька и не опекун. Пару шагов навстречу, один уверенный рывок молнии - бегунок улетел куда-то под стол. Какузу ожидал примерно такой же реакции, какую Хидан продемонстрировал в их первую встречу — он был к ней готов. Пристально отслеживал движение, наблюдал за краткой вспышкой в глазах. Последовал шумный продолжительный вздох, затем обнажённая грудь медленно опала. Вспышки агрессии не последовало. От торса Хидана тянуло жаром, таким явным и несвоевременным, что это сбивало с толку тогда, как Какузу был уверен в своём самоконтроле. О духовности вещал, о боге распинался тот, кто подчинялся своим инстинктам — сразу было понятно, какое у него пюре в голове. Возбудился вместо того, чтобы оскорбиться и взбеситься. Это заражало. Передавалось, как острая инфекция. И Какузу ощутил, что испытывает те же симптомы. Ему уже не удавалось выровнять дыхание, тело принялось продуцировать жар, свинцом налились яйца, отозвавшись едва ли не болью. В голове стало мутно, как в озере, куда бросили тяжесть, подняв со дна грязный ил. Трахнуть что ли ублюдка — готов же — разложить прямо на стойке для готовки… Член был с ним согласен, отсалютовав вверх на эту мысль. Секса не было уже давно, для взрослого здорового человека совсем неприличные сроки. Случайными связями Какузу не злоупотреблял после давней истории с собственным папашей, который заразился от какой-то блядищи и даже умудрился некоторое время скрывать это от своей жены. Благо не передал ей. А после обнаружения бумажек с анализами им с матерью пришлось ещё и поскитаться по съёмному жилью в самых неблагополучных районах. Но его мать — кремень. Не сдалась, пересобралась, мозги включила. Уже через два года Какузу вернулся в частную школу. Его папаша же вскоре издох, спившись, что с его новой хронической болячкой было равноценно самоубийству. Все долги некогда процветавшей фирмы перешли единственному наследнику. И вот тут то началось. Какузу до сих пор благодарен урокам жизни. Вот и сейчас, даже несмотря на затуманенный разум, мозг продолжал просчитывать, что и Хидан ему справок не предоставлял. А судя по тому, как легко тот возбуждался и как быстро себя предлагал, спонтанного секса у него в жизни было предостаточно. Твёрдо отстранив его ладонью, Какузу пробасил: - Давай, поживее с ужином, я не привык ждать. В глазах Хидана багрянцем полыхнула оторопь, разочарование обозначилось коротким вздохом. Взгляд неотрывно проследил, как Какузу невозмутимо обходит его стороной. В один миг можно остаться без куртки и без секса. По крайней мере, с ним был его Бог.