***
Впрочем, длилось это совсем недолго. Как только до тугодума дошло, что никакой работы в ближайший час не предвидится, у него проснулось навязчивое желание чем-нибудь перекусить. — Эй, Какузу! — позвал он склонившегося над бумагами коллегу. Примостив зад на своём столе и скрестив вальяжно ноги, выглядел он почти как один из тех сутенёров, что предлагают скрепить оговоренную сделку горячей ночкой с развесёлым бабьём. Кожаная куртка, через вырез которой проглядывал обнажённый торс, заношенные джинсы, кроссовки с пародией на лейбл и аккуратно зализанная причёска на манер конца прошлого века — всё это отсылало к человеку, для которого закон был, как отзвук мыльного пузыря, лопнувшего секунду назад. — Чего? — спросил тот, тяжело буравя его взглядом исподлобья. — Пошли в ресторан? Нехер же делать. Дейдара-чан дрыхнет за своим столом, Рыбье Ебло гоняет шары в мобильном, даже шмара за своим столом красит ногти, и только ты горбишься над каким-то листком, как грёбаный гений над сшитым трупаком. Кончай уже. Жрать охота. Без толики воодушевления Какузу вновь уткнулся в свои листки. — Ресторан, говоришь? А платить ты что ли будешь? Или, может, твой божок? — нехотя ответил он приглушённо. — Скажешь, у такого дрочера на деньги нет немного тыщ на обед? Ты и так экономишь на тачке, так ещё и не жрёшь? Запомни, деньги созданы, чтобы их тратить, иначе превращаются в бесполезный мусор, — ладони упёрлись в отполированную древесину столешницы, тулово чуть отклонилось назад, а на лице проявилось снисходительное выражение мудреца, объясняющего простые истины глупой малолетке. — Экономишь на том, экономишь на сём, а завтра загнёшься от инфаркта, и ради чего блядь ужимался? Весь твой скарб достанется родне в пятом колене, которая и имя твоё узнает только после того, как завещание в руки сгребёт, — чем больше Хидан вещал, тем сильнее сам распалялся, и следующую фразу фактически проорал. — Как же меня бесят уебаны с таким нечестивым, мещанским мышлением! Какузу вновь поднял на него глаза, вперился усмиряющим взглядом и толика презрительности просочилась в его невозмутимый тон: — Не тому возмущаться обывательским помыслам, кто только и думает о том, что бы пожрать и где бы отовариться новой курткой. Мгновенно поменявшись в лице, Хидан тут же отнял ладони от стола, выпрямился, и его гладко зализанные волосы, казалось, вздыбились от едкого чувства несправедливости. Рука бессознательно потянулась к амулету. Пальцы сжали его, словно хотели заверить этим тривиальным жестом в безоговорочном почитании. И гневная гримаса сделала его похожим теперь на завсегдатая баров, где драка — основное времяпрепровождение. Проповедником хоть какой-нибудь вменяемой религии здесь и не пахло, как не пахло адекватным человеком в принципе. Какузу ответно бессознательно сжал кулак: натянулись жилы, скрипнули будто, когда напряжение устремилось к побелевшим костяшкам. Если только Хидан дёрнется, решившись на атаку, Какузу сделает так, чтобы тот до конца жизни усвоил, что с ним этот номер не пройдёт. Даже если всё же придётся применить силу. В груди заклокотало, вспенилось негодование, готовое выплеснуться из глотки и осесть на губах. Он чуть подался назад, и колёсики кресла издали визгливый полустон-полускрип. Разум помрачился мгновенно. Что-то щёлкнуло снаружи, разнося по проводам невидимую глазу, но почти осязаемую энергию. Монитор вспыхнул белой эмблемой, оживая и оповещая, что можно возвращаться к привычной рутине. Это тотчас отвлекло от всего — доступ к заветным файлам со столбцами цифр был открыт, и Хидан был забыт, как забывают о досадном недоразумении. Конечно, всё сохранилось ровно в том виде, в каком всё и схлопнулось. Нужно было только перенести строки финансовых вложений чуть выше, а доходные вложения чуть ниже, чтобы не так мозолило глаза, да добить уже период. Некоторые цифры напрягали, несли в себе риски, если угодно, но, стоило немного подправить прочие доходы, то всё виделось не столь уж и критично… «Так что, жральня отменяется?», — вонзилось колом в слуховой проход, моментально спутав мысли. Какузу медленно поднял глаза, стягивая брови к переносице. — Ты ещё здесь? Работы мало? — Ой блядь! — нервно отозвался Хидан, поднимаясь со своего насиженного места, и нехотя поплёлся на выход. В кабинете разостлалась долгожданная тишина, и цифры вновь стали центром вселенной, ладно упорядоченные в строки и столбцы, отмеченные кодами и примечаниями, являя собой шедевр бухгалтерской отчётности. От Хидана остался лишь шлейф его дешёвого ядрёного парфюма.***
Дейдара дрых прямо в кабинете, сидя за своим столом и раскинув на столешнице руки. Щекой он лежал на листах бумаги, волосы стекали золотыми волнами. Ресницы трепетали во сне, и губы беззвучно шевелились, будто бормоча какую-то заученную молитву. Ну прям потенциальная жертва прозелитизма. Неплохо было бы прочесть ему вводную проповедь, как только выдастся свободное время. Ввалившись к нему безо всяких церемоний, Хидан принялся на ходу насвистывать дурацкую попсовую мелодию, которую слышал когда-то очень давно по региональному каналу. Он подошёл к столу и пнул посильней носом ботинка по белоснежному кроссовку, подпирающему хромовое пятилучие офисного кресла. Затем ещё, и ещё, чтобы уж наверняка. Не сразу, но через пару секунд Дейдара всё же распахнул глаза. Он выглядел, как ебучий подслеповатый птенец, вывалившийся из гнезда. Так же щурил глаза и не понимал, где он. Тупое ебло с отпечатком какой-то хрени на щеке. — Слышь, поспишь потом в могиле, давай уже показывай всю ту поеботу, которую должен показать, и я пойду пожру, — в повелительной манере начал Хидан, чтобы Дейдара даже помыслить не смел о том, чтобы снова завалиться спать на этом грёбаном столе. — Я долго спал, м? — потёр тот глаза кулаками. — Во имя Джашина! — Хидан возмущённо подпёр ладонью бок. — Приходи уже в себя, пока не получил пизды! Отняв кулаки от лица, Дейдара так и застыл в недоумённой позе, но лицо его уже успело исказиться гримасой гнева. — Это тебе, а не мне нужна эта информация, хм! — заорал он через пару секунд, картинно хлопнув рукой по столу. — Так что веди себя поуважительнее! — Чего?! — разразился было ответным криком Хидан. — Уважительно я себя веду только по отношению к Истинному Богу! В животе показательно заурчало. Как же хотелось жрать! Чего-нибудь острого, желательно приправленного перцем хабанеро, чтобы кишечник молил о пощаде, скручиваясь в узлы. Чем быстрее он разделается с этой пиздецомой, тем быстрее выклянчит у Какузу еды. Кровь от головы отлила, и резкий тон совсем немного смягчился: — Если у тебя полыхает пердак из-за такой херни, тебе стоит усердно молиться, — почти по-свойски продолжил он, и даже позволил себе косую усмешку, почти доброжелательную, между прочим. — В жизни не встречал таких отбитых, хм! — Не фони, а начинай! Дейдара ещё некоторое время медлил, будто прикидывая в голове, а стоило ли вываливать информацию, или, может, пободаться ещё — благоразумие пересилило. Разделаться поскорее и покинуть тухлый офис — вот чего бы ему действительно хотелось, а не вот это вот всё. — Тащи стул, — со вкраплениями надменности наконец заявил он и с блаженством потянулся, раскинув в стороны руки. — Довыёбываешься, Дейдара-чан, — пригрозил ему Хидан, но всё же попёрся за стулом. Следующие полчаса было скучно — смертельно скучно, — когда зевается каждые полторы минуты, когда хочется кого-нибудь задушить и веки тяжелеют так, словно оббитые железом. Хидан стучал ногой, Хидан презрительно фыркал, разминал спину и рассыпал маты на каждую новую фразу. Всё равно, что сидеть на уроке в настопиздевшей школе и выслушивать какую-то никому ненужную хуйню. Он пялился в монитор, когда его об этом просили, но понять что-либо было выше его сил. В целом, кажется, он ситуацию понял, ну а вдаваться в подробности — это уж, как говорится, а не соснуть ли вам. В конце концов, оборвав Дейдару на полуслове, он беспардонно выдрал флеш-карту из разъёма монитора и демонстративно ткнул ею тому едва ли не в лицо. — Чем и дальше выслушивать это, лучше сам всё порешаю, — его бровь скакнула вверх в победном знаке, и взгляд выражал полную решимость. Застыв на мгновение в немом изумлении, Дейдара быстро пришёл в себя, осознавая, что на этом он может быть свободен, и уже через пару минут запрыгнет в такси в предвкушении прохладных шёлковых простыней. Подскочил с места так быстро, словно боялся, что Хидан может передумать и заставить его вновь опуститься в это кресло. Не заботясь уже ни о чём, просто ткнул пальцем в кнопку системного блока, чтобы тот побыстрее заглох. Монитор, жалобно вспыхнув каким-то вопросом, моргнул и усоп. Дейдаре очень хотелось того же. На накинутый на голову капюшон толстовки, Хидан выдал: «Выглядишь, как чмо», хлопнул по плечу и добавил: «Пиздуй уже», и отправился к себе в кабинет, чтобы договориться с Какузу о хорошем, душевном обеде. Конечно же, Какузу по-прежнему сидел на своём месте, как вросший в боковой край пальца ноготь. Такой же патологически недвижимый и несущий этим ощутимые проблемы. Хидан подошёл к нему на некоторое расстояние и встал чуть поодаль, кривя губы и наблюдая за ним. Он рассчитывал, что чужое внимание Какузу надоест, как и чужой взгляд, сверлящий его профиль. Это не помогло, и тот продолжал себе работать, будто Хидан был не более, чем картонной ростовой фигурой, обращать внимание на которую не имело ни малейшего смысла. — Эй, Какузу! — попытался он окликнуть его. Никакой реакции — пальцы по-прежнему монотонно давили на клавиши, и взгляд таращился в экран. — Какузу! — попробовал тогда он чуть громче. — Ка-ку-зу! — деление на слоги не помогло тоже. — КАКУЗУ, ГЛУХОЙ ТЫ ИМБЕЦИЛ! ПОВЕРНИ СВОЮ БАШКУ, ПОКА НЕ ОТХВАТИЛ ПО ЗАТЫЛКУ ПАПКОЙ! Голова Какузу медленно — насколько это возможно — повернулась. Хидану показалось, что его шея скрипнула, как старый, заржавелый кран. Глаза с лопнувшими капиллярами воззрились на него с такой неумолимой тяжестью, будто сверху свалилась пудовая ледяная глыба. Нахмуривший было брови, он отступил на шаг и дерзко усмехнулся, почти физически ощущая уничтожающую кислород угрозу. — Я тебя хорошо слышу, тупой ублюдок, хотя предпочёл бы оглохнуть, — Какузу цедил слова так, словно челюсть его свело в неукротимой злости. — Тогда просто блядь ответь! — дёрнул Хидан плечами, пытаясь играть в непринуждённость. — Пялишься на цифры, как на икону! — Лучше очисти от себя этот кабинет, иначе я за себя не отвечаю. — Мы договаривались пожрать. Хули ты слово своё не держишь. — Ни о чём мы не договаривались. Сначала работа, потом еда. Брови Хидана взлетели и тут же опали, досадливо изломавшись. Возмущение прорвало оболочку самосохранения и высвободилось наружу: — Как можно работать на пустой желудок, может, пояснишь?! — голос скакнул почти до фальцета. — На тебе и проверю, — Какузу отвернулся. — Пока не сдашь Лидеру свою статью, на обед не рассчитывай. Лидер приказал мне за тебя и твои действия отвечать, и я не намерен из-за твоего разгильдяйства лишаться головы. Хидан тяжело дышал, пока внимал этим словам, что неумолимо рассеивали пурпурный дым ярости в его голове, сквозь который до него доносились отголоски собственного разума. Времени оставалось не так уж и много, а писать структурированный текст было для него не то чтобы простым делом. Обычно это происходило по «велению свыше», шепталось устами Джашина в покорные уши, и фразы строились на бумаге сами по себе. Теперь ему придётся корпеть самому. Самому думать, самому излагать. Однако признаваться в том, что Какузу прав, было для него куда более непосильно. Он вновь шагнул вперёд и рука его сложилась в кулак. — А с хера ли чёртов Дейдара-чан преспокойно должен идти спать, когда нам с тобой приходится корпеть над этими ебучими заданиями?! — проорал он, хватаясь как за соломину, за последнюю возможность слиться. — Потом что он выполнил всё, что от него требовали, кретин, — отрезал Какузу и, судя по его виду, занырнул в свою работу, мгновенно позабыв о бедовом напарнике. Расслабив кулак, Хидан ещё постоял несколько секунд, буркнул бесцветно: — Ты как будто его защищаешь. И потащился к своему рабочему месту, пришпилив презрительную улыбку к лицу.***
Для начала нужно было воздать почести Джашину в виде молитвы. Щёлкнув боковыми суставами шеи, Хидан вновь взглянул на Какузу, смуглое лицо которого едва было видно из-за монитора. Умеет сосредотачиваться даже без погружения в моление — охуенная способность, можно позавидовать. Хидану без Божьего благословения и строчки не написать. Лишь Джашин-сама мог вбросить плодотворное зерно идеи в благодатную почву его черепной коробки. Пальцы коснулись холодного металла амулета, сжали его слегка, и веки прикрылись, когда первые слова слетели с губ. «Верую во Всемогущего, ибо он спасение моё, моё прибежище и покровитель мой. По великой милости твоей воздай мне и наставь на путь истинный…» Гнетущее чувство чужого внимания прервало его, и глаза распахнулись. Из-за монитора на него пялился Какузу и буравил его своим тяжёлым, уставшим взглядом, словно чего-то ожидал. — Ты прервал мою молитву, — с недовольством озвучил Хидан; пальцы, соскользнув по металлу, сжались в кулак. — Молись про себя, выродок. Я не собираюсь выслушивать всякую ахинею в своём же кабинете, — глаза Какузу, отразив свет за окном, блеснули зелёным. — Без молитвы я не осилю всю ту херню, которую на меня навесили! — Уверен, ты и с ней ничего не осилишь. Слова запульсировали в черепной коробке, возмущение пережало горло, вонзившись своими хваткими раскалёнными пальцами. Сердце колотилось о рёбра. Задержавшись в глотке, воздух хлынул в лёгкие лишь спустя пару секунд, отчего выкрик получился хриплым и сдавленным. — Эй, Какузу! — Хидану пришлось ещё перевести дух, чтобы голос вновь набрал силу. — Разве ты не должен поощрить меня за такое нелёгкое дело? Разве ты не отвечаешь за меня перед сивым Лидером? — Делай свои дела безмолвно — остальное меня не волнует, — отозвался тот и снова скрылся за монитором, будто так и нужно было. Хидан огрызнулся полуматом-полуупрёком и натянул наушники, чтобы прослушать всю ту чухню, которую сбросил ему Дейдара-чан. Какая же на самом деле херня! Неприятные голоса процарапали барабанные перепонки, и ему пришлось взяться за мышку, немного убавив звук. Не понимая, что он здесь делает, не врубаясь, с хера ли ему всё это нужно, он снова попытался сосредоточиться на голосах. Скрипучих, мерзких, бесячих. Они говорили о том, на что ему было покласть, о какой-то гнилой картине, которую сжечь — никто не заметит. И музычка эта нудная на фоне. Заебало! Пойти бы к Сивому и высказать ему всё, что он о нём думает и где его хотел вертеть. Он сжал челюсть и свёл лопатки вместе, пытаясь размять затёкшую спину. Чуть высунулся из-за монитора и взглянул на плечо Какузу, на его темноволосую макушку. Какузу издавал такой размеренный звук перестука пальцев по клавиатуре. Его плечо ни разу не дёрнулось, не опустилось в бессилии. Он был, как те каменные идолы, от которых, вопреки непогоде или людской безнравственности, всегда исходит холод и основательность. Это умиротворяло, откидывало в сторону скребущие когти раздражения, усыпляло и желание послать всё на хуй, и бдительность. Такой мерный ритм вводил почти в транс. Даже тело расслаблялось и резкие выдохи Хидана под стать такту клавиш делались реже. Разве он не сможет закопать чью-то репутацию? Разве не сможет вменить вину и сделать так, что все озвереют от чужого согрешения? Какая разница, что там за мотивы, когда этот хуеглот наверняка безбожник и проклятый атеист. Расчленить событие и выпотрошить каждый просчёт, швырнув на забаву тупым мещанам. Пальцы зависли над клавиатурой и последовала первая напористая проба. Пошло. Мысли, следуя за скрипучими шестерёнками в голове, закрутились, хоть и и медленно, но без остановок. Хидан, несмотря на медлительность, рвал и метал. Интерпретировал всё со своей колокольни так, что даже у самого амёбного конформиста набрякнет дилемма, уж не выкидыш ли существующего порядка такой вот уебан — чиновничья грешная душонка. Выпотрошить всю подноготную да ещё и размазать уликами — и можно хвататься за сердце, если таковое есть. — Ошибки младшей школы, язык беден, ассоциативный ряд простой, как линейка, — раздался спокойный бас над головой в одну из прекрасных минут, когда Хидан самозабвенно окроплял очевидности прилагательными. Вздрогнув, он свёл брови в недовольстве и отшвырнул клавиатуру почти на край стола — вспышка негодования пронизала всё тело. — Какузу! Ты охерел?! — воскликнул он в то же мгновение. — Как есть. Хидан задрал голову и взглянул на обидчика снизу вверх, когда видны были прямые линии гладкого подбородка, умеренной длины нос и взгляд, впившийся в монитор, где отражались плоды изнурительных трудов. — Сам-то блядь лучше написал бы?! — Лидер за такое по голове не погладит. Так и думал, что пишешь ты примерно по той же схеме, по какой подаёшь свой пустой трёп в религиозных брошюрах. — Какузу! — круто развернувшись, Хидан нарочно врезался коленями в его ноги. — Не истери. Возьми и пролистай пару предыдущих выпусков, чтобы понять, что и где упускаешь, — Какузу перевёл на него взгляд и пришпилил им, как булавкой пронзают корчащуюся в припадке гусеницу. — Советую обратить внимание на статьи Учихи. — Что ещё за Учиха? — раздражённо переспросил Хидан, шибанув пяткой по ножке кресла. — Один из немногих здесь, кто дружит с головой, — и Какузу медленно направился к своему рабочему месту. — С хера ли мне иконизировать за статейки какого-то гандона?! — проорал Хидан ему в спину. — Кто он вообще такой?! Почему ты не хочешь чётко обозначить, где именно я облажался?! Какузу! Какузу, подойди, и сам… Поток возмущённых выкриков прервал деликатный стук в дверь, и Хидан с возвеличенной степенью недовольства воззрился на приоткрывающееся полотно. В проёме показалась черноволосая голова, лицо в безмятежном спокойствии, обрамлённое тёмными прядями, с глазами цвета дёгтя и губами, углы которых сентиментально опущены вниз. Тот самый крендель, что притащился тогда за ним вместе с Какузу и крашеной шмарой. — А вот и Учиха, — отозвался со своего места Какузу, пристраивая поудобнее в кресло свой зад. — Чё те надо?! — нелюбезно начал Хидан, ощущая, как раздражение так и кипит в нём, словно магма в жерле вулкана, обжигая уже и глотку, и язык, и грозящаяся выплеснуться наружу. — Целуй дверную ручку и уёбывай! По незваному гостю не было хоть сколько-нибудь заметно, что Хидан его задел. Взгляд тёмных глаз скользнул по нему, как по обезличенному предмету интерьера. Казалось, звуки даже не достигли его, разбившись о невидимый стальной щит. Этот мудозвон вообще заметил его присутствие? Хидан для него существовал в тот момент? — Какузу, мне нужно обсудить с тобой последующую смету, — зазвучал глубокий и спокойный, как океан, голос. — Давай лучше у тебя. Здесь слишком громко. Хидану наконец досталась вся тяжесть взгляда, хоть и от Какузу. Он ощутил слабое напоминание о том, что всё ещё жив.