***
Момо Яойорозу едва справлялась с дыханием, спеша вслед за Тодороки. Тот нарочно выступил вперёд, чтобы девушка не увидела хотя бы мельком его волнения. Разумеется, у Шото был план насчёт столкновения с Айзавой-сенсеем, но, откровенно говоря, сейчас юноша колебался. Определённые события, взявшие место совсем недавно в прошлом, возымели явно отрицательный эффект, и Шото время от времени встряхивал левую руку, проверяя, появятся ли вновь искры. — Т-ты думаешь, это сработает? — Момо порывалась остановиться прямо здесь, среди бутафорных зданий, обхватить себя за плечи и заплакать, но Тодороки неумолимо двигался дальше, высматривая провода. — Может, нам лучше следовать твоей стратегии? — Нет необходимости, я уверен, всё получится, если я прислушаюсь к тебе. Яойорозу неуверенно кивнула и даже попробовала выдавить улыбку вежливую: ей было бы легче выслушать план Шото и слепо следовать ему, очевидно, было бы намного легче, но юноша, похоже, не захотел придерживаться собственных мнений. Не то чтобы Тодороки казался сегодня более мрачным, чем обычно, в конце концов, Момо не так близка с ним… Возможно, она действительно имеет право надеяться на свою силу. Даже после оглушающего провала на Спортивном фестивале. — Ты в порядке? Момо кивнула ещё раз, раздумывая о мотивах. Матрёшки в руках неприветливо засверкали на солнце; погода была неплоха сегодня. Так ли неплоха для окрашивания неба взрывами? Тодороки остановился, то ли ища среди крыш тренировочной площадки тёмную фигуру белоснежных лент, то ли в ожидании ответа от одноклассницы. Силуэт его сутулился, будто бы под давлением мыслей. — А что насчёт тебя, Тодороки-кун? Ты тоже выглядишь… не очень хорошо. Тодороки пропустил мимо ушей оттенки подозрения в её фразе (может, он просто всё ещё напуган) и заломил бровь. — Тоже? Кто ещё? Момо сглотнула и передёрнула плечами, отведя взгляд. — Все сейчас подавлены, ты заметил? В разной степени, не каждый, конечно, даже признается, но… Не думаю, что всему причина только фестиваль, — девушка тряхнула волосами. — Мне кажется, сейчас лучше нам всем держаться вместе. Шото оглядел Момо с головы до ног. Неприсущая совершенно ей поза выдавала нарочитую осторожность, что в суждениях, что в действиях. Тодороки сжал кулаки, быстро разозлившись. — Я согласен. — П-правда? О, тогда… — Яойорозу оживилась, приободрённая твёрдостью чужого голоса. — Тогда я бы с радостью послушала, что ты придумал для борьбы с сенсеем и… Шото отрицательно замотал головой. — Нет. Я согласен, что мы должны держаться вместе. Но, в любом случае, на данный момент я лучше буду полагаться на кого-то другого, чем на себя. Прости, Яойорозу, но, я считаю, так будет правильно. Ты ведь не подведёшь, да? — Ох… д-да… — Момо опешила. — Да, я постараюсь! Она не знала, стоит радоваться ли ей или насторожиться, важнее всего сейчас было сконцентрироваться на выполнении задания. Момо понимала, ради чего и ради кого становится героиней, оставалось только вернуть себе прежнюю уверенность и поднять выше голову. Оправдать возложенное на неё доверие Тодороки, просто выиграть… не так, как в прошлый раз. В конце концов, Момо ведь помощница старосты, верно? Она должна показать пример. Неуверенность не испарилась от одних слов Шото, но какая-то крошечная надежда заставила глаза загореться. И неважно, что сам Шото думал об этом — похоже, перенял у кого-то способность вдохновлять,***
Руку сжали так сильно, что Изуку услышал, как идут трещинами кости. Утяжелители, какие надели все учителя, не смогли сдержать космическую силу Всемогущего и вполовину; он немилосердно придавил Бакуго Кацуки ногой прямо к земле, пока тот хрипел кровью, и одновременно поднял Мидорию высоко над головой. — Мидория, мой мальчик, не ожидал такой коварной лжи от тебя, — Всемогущий не переставал тянуть свою фирменную улыбку, отчего по раздробленным лопаткам прокатывалась волна дрожи. Изуку не мог вспомнить, где конкретно ошибся, но точно знал, что за аура наползает пузырём, грозящимся вот-вот лопнуть. — Ты совсем не в порядке, раз тебе даже всё равно на результаты этого теста. Никогда бы не подумал, что ты можешь быть нечестен со мной. Изуку задержал дыхание от ужаса, ощущая, как пот скатывается по щеке. Мысли плясали вокруг придавленного к земле Кацуки и такого сильного героя номер один, который, верно, норовил пустить лазеры из глаз и прожечь Мидорию насквозь. Потому что он дал слабину. Потому что он плохой ученик. Потому что не оправдал ожиданий. — Н-неправда! Я н-не лгал! — закричал что было сил Изуку и задёргал ногами на расстоянии двух с лишним метров от твёрдой ровной поверхности. Слова вырывались прямо из нутра быстрее, чем их успел обрабатывать мозг. — Я не собирался никому врать, это… не моя вина! Пустите меня!.. «Герои не плачут», — шуршало противным шёпотом, когда Изуку с опозданием (непростительная роскошь!) осознал, что рыдает навзрыд, прямо перед своим наставником, который сыграл такую неправильную роль такого жестокого злодея. Это должен был быть кто угодно, но не он. Изумрудная — нет, скорее, кислотно-зелёная — молния ударила куда-то вверх, отрубив, по всей видимости, лишний клок тёмных кудрявых волос. Взрыв выпустил из тисков чужих пальцев и подбросил в воздух; не мешкая, Бакуго схватил Мидорию за шкирку и потащил в один из переулков тренировочной площадки, пока Всемогущий с хрипом и хлюпаньем крови стал вправлять обратно челюсть. Изуку едва справлялся с дыханием, перебирая лопатками судорожно под определённо порванной кожей. Не успело ощущение опасности отхлынуть, как над ухом прогремел взрыв: Кацуки выстрелил в стену преступно близко к оголённой шее; показалось, кончики волос загорелись. — Ты, ебучий… — Бакуго запыхался, с губ его всё ещё стекали остатки белёсой массы, прямиком из желудка. — Сначала ты говоришь, что тебе поебать, а потом делаешь совсем другое, ты?! Дерьмо блять, я… — Успокойся, Каччан! Я не… — Что за хуйня? Что за поебень с тобой происходит вообще? — Кацуки выплёвывал слова, его трясло от ярости. — Ходишь с этой кислой миной, будто кого-то похоронил. Изуку заметно передёрнуло от этой фразы, колени задрожали — он едва слышно простонал и съехал вниз по стене, так, что взгляд остановился на уровне груди Кацуки, перечёркнутой рыжим крестом. Из-за чересчур обтягивающего верха можно было разглядеть каждую мышцу под тканью и то, как шевелятся судорожно нервы под напряжением нечеловеческим. Изуку никогда прежде не замечал, как сильно дрожат руки Кацуки всякий раз, когда расстояние между вдохами сокращается до нескольких сантиметров. — Если думаешь, что тебе одному херово, то иди убейся. Не ты единственный страдаешь после всего, что произошло, — он выдохнул тяжело и ступил назад, склонив голову, отчего смотреть стал исподлобья. — Хватит, блять, ныть. Изуку сжал кулаки. — Я не понимаю, Каччан. Ничего не понимаю. Ты… ты ведь тоже. — Изуку поднял голову и посмотрел прямо на Кацуки, отчего тот растерялся; зелёные радужки глаз заблестели неестественно. — Ты ведь тоже чувствуешь, что здесь что-то не так? — О чём ты, твою мать, говоришь? — Всё неправильно здесь, верно? Так не должно было случиться, да? И ты… ты тоже это видишь! — Мидория показал зубы в неуверенной улыбке. Его осенило. — Ты понимаешь. Кацуки покривился и, больно пихнув Изуку наручем в бок, отвернулся, скорчив отвращение полное. — Сейчас нам нужно думать о тесте. Собирай сопли в кулак и думай своей тупой башкой. Не ты ли орал, что героем хочешь стать? Как Изуку раньше не догадался? Озарение снизошло словно с неба. «Конечно, Каччану обо всём известно, — Изуку сложил руки в жесте восхищения, — поэтому он ведёт себя таким образом, не вписывающимся в рамки… Потому что всегда видел эти дыры, скважины, через которые кто-то вставляет ключи». Мысль, что просто что-то пошло не по сценарию устоявшемуся, ободрила и дала надежду. Изуку в силах всё исправить, конечно, он справится! Не поддастся собственным ошибкам и сможет предотвратить всё ужасное, что готовит судьба. Тот, кто видит все промахи, станет лучшим героем и всех сможет спасти. — Нужно смотреть изнутри, — нечаянно вслух проговорил Изуку. — Что? — Я имею в виду… Каччан, давай, давай победим Всемогущего, — выкрутился он под пронзительным взглядом Кацуки. — Что опять придумал? — Кацуки нахмурился. Взгляд Изуку остановился на его наручах, напоминающих внешне гранаты. — Будем бить прямо в лоб. Сквозь шум взрывов Мидория едва различал собственный крик, не слышал ничего из того, что орал Кацуки ему прямо над головой, она была готова разорваться от напряжения — Изуку давно не высыпается, вероятно, это очередной синдром. Всемогущий не ожидал увидеть, как его наследник улыбается настолько искренне, сдвинув брови, выставляя вперёд кулак, заряженный вселенской энергией. Одно Мидория не учёл: тело, летевшее ему навстречу, выброшенное героем номер один. Кацуки зарычал, столкнувшись в воздухе с Изуку. Ощущение, будто оторвали все конечности, заклокотало в горле на порванных связках. С плеча, отдававшего болью, грохнулся на землю наруч Бакуго. Как бы ни старались, как бы ни бились тщетно о стены двое героев, им было не под силу победить самого могущественного злодея. — Каччан, дай мне руку! — Изуку потянулся, надеясь вцепиться и, оттолкнувшись, прыгнуть повыше. Кацуки проигнорировал его возглас и, больно ударив по ладони белой перчатки, со всего маху зарядил в лицо Всемогущему. Всё утонуло в пепле взрыва. Чуть не переломав все кости — в который раз? тебе следует научиться контролировать свою силу, иначе я сотру твою причуду до основания, — Изуку помчался к выходу, ища спасения у ворот, разукрашенных розовой ложью «Тест сдан!». Мощное тело придавило его сверху, и весь свет померк, поперхнувшись пылью возле ног. Экзамен Кацуки и Изуку провалили.***
Киришима долго раздумывал, стоит ли постучаться, вломиться с криком радостным или постараться не шуметь, но Кацуки грубо окликнул его, и тогда он зашёл, следя, чтобы под кедами случайно не скрипнули половицы. Каминари уже сидел рядом с койкой — жёсткой, с шуршащими простынями — и сразу умолк, как только Киришима вошёл. Ещё за дверью Эйджиро услышал, как в их диалоге мелькало «Мидория», но спросить об этом не решился. — Всё… нормально, да? — максимально натянул улыбку он. Привычно хмурый Кацуки сейчас выглядел абсолютно пустым: раньше в нём клокотала постоянно какая-либо яркая эмоция, неважно, отрицательная или… чуть более нейтральная. Столкнувшись с незаполненностью, Киришима растерялся, ведь никогда ещё не видел друга в таком состоянии. — А ты как думаешь, — Кацуки даже не выругался, чем ещё больше повысил градус напряжения. — Я останусь здесь по вине того хлюпика. Мне не останется ничего, кроме как разломать ему череп за всё это. Киришима уставился в непонимании. О чём Кацуки говорит? — Какой прорыв, — скучающим голосом заметил Каминари, подперев кулаком щёку. — Довольно жёстко, не находишь? — Так тебе не сказали? — глаза Эйджиро округлились — он стал на середине комнаты, уставившись на Кацуки. — Айзава-сенсей объявил, что в лагерь поедут все, независимо от результатов теста. — Что? — Вы… то есть, мы будем заниматься дополнительно, но со всеми вместе. — Какого хуя… — Кацуки вскочил и сразу же сел обратно на кровать, схватившись за голову, которая запульсировала новой болью. — Он снова соврал? Твою ж… Киришима сощурился, подозрительно разглядывая Каминари (всего: его блёкло-песочную футболку, широкий чёрный чокер с кольцом и мелкую шпильку в волосах, равно полезную для поддерживания пучка и для вскрытия замочных скважин); тот, заметив, сконфузился и отвернулся, поняв, что его застигли врасплох. «Почему Каминари не рассказал сразу?» — Я разорву его на куски, поняли? И вас двоих тоже, — Кацуки тыкнул пальцем в Киришиму, отчего тот подпрыгнул. — Почему не могли сказать раньше? Я здесь убивался. — Твоё состояние было не из лучших, как сказала Исцеляющая Девочка, — деловито объяснился Денки и засунул руки в карманы своих брюк с завышенной талией. — Я сразу помчался в палату, как тебе стало полегче. — Сколько времени прошло? — Бакуго зашипел, прикусив язык. Всё ещё было очень больно. — Уже вечер. — Я пришёл бы пораньше, клянусь! — постарался неуклюже оправдаться Киришима и сильнее сжал лямки рюкзака. — Мне… просто нужно было задержаться кое с кем. Раз Каминари пришёл сюда ранее всех, о чём они всё это время говорили? Эйджиро не может не зацикливать внимание нездорово. И почему фамилия Изуку мелькала так часто. — Как вообще… всё прошло, Бакуго? — Киришима пристроился на табурет и сложил руки в замок. — Всё было так плохо? Кацуки тцыкнул и отвернулся, явно рассерженный тем, что выплеснул лишнее перед одноклассниками. О личных счётах с Деку не должен знать никто. — Я бы выиграл, если был бы в паре с кем угодно, кроме него, — процедил он сквозь зубы. Киришима понимающе кивнул. У него нет проблем с Мидорией. Он считает его таким же другом, как и Бакуго. Киришима не может понимать, не сможет даже проникнуться, если Кацуки когда-нибудь расскажет о чём-либо из детства, вырвав контекст. И вот это-то Кацуки и взбесило. Не нужно изображать сочувствие, когда на самом деле тебе попросту наплевать. Чего только этот дерьмоволосый добивается, набивается в товарищи? Бакуго тошно от новой и новой лжи. То, о чём болтал Изуку в переулке… не было похоже на его обычные бормотания. Кацуки перестал что-либо понимать в этом парне. Но уже сил не хватает изображать безразличие.Деку должен был понимать, где его место. Отринув всё то, что было свято и важно, он пустился в свободное плавание, наивно полагая, что всё станет лучше, стоит ему лишь затаиться в тенях — ради спасения ещё-не-убитых. Кацуки глотал свою злость, пустившую корни в самый позвоночник.
— Может, вам стоит поговорить с Мидорией? Обо всём, что тебя волнует? — Киришима робко придвинулся поближе. Кацуки обхватил колени и спрятал голову; раздался протяжный хрип боли. Эйджиро вздохнул и посмотрел на Денки, ожидая поддержки; тот пожал плечами и, накинув рюкзак, направился к двери. — Хочешь, я поговорю с ним? — собрав решимость, выпалил Киришима. Денки остановился в проёме. — Хочешь же? Я постараюсь узнать у него, что происходит. Кацуки, даже не взглянув, резко оборвал: — Не лезь не в своё дело. — Я не могу спокойно наблюдать, как вы двое на всех тренировках пытаетесь перегрызть друг другу глотки! — Киришима встал, разъярённый. — А потом сторонитесь, будто ничего не произошло! Вам нужно поговорить! Кацуки поднял голову, и Киришима судорожно выдохнул, увидев, как блестят влагой его глаза. — Ты ни черта не знаешь, Эйджиро. Голос его так дрожал, что Киришиму даже не передёрнуло от обращения по имени. Его почему-то наполнила невероятная злость. — А я хочу узнать. Каминари подпирал стену снаружи облупленного помещения с койками, дожидаясь Эйджиро. Киришима неоднозначно развёл руками, и юноши вдвоём направились по домам, по дороге не проронив ни слова.Заметки > > создать новую > > Сегодня, 21:53 Ему становится хуже. Я не знаю, как помочь.