***
Тошинори Яги плёлся по школьным коридорам, раздумывая, как докатился до того, что уже пятнадцатый раз на дню бегает в туалет смыть с подбородка брызги крови. Мышцы трещали, увеличиваясь, жилы рвались под кожей, и дышать становилось трудней: герой раздумывал над прогремевшими глухо словами своего наставника. «Ты должен как можно скорее рассказать мальчишке всю правду, — говорил Гран Торино в трубку, и голос его был так близко, до мурашек. — Ему пришлось перенести много потерь, будь внимательней к его состоянию». — Давно не виделись, да, ребятки? Поэтому Всемогущий, уперев деловито руки в бока, стоял грузной фигурой перед своими учениками, поскрипывая латексом, гордо подняв подбородок и задрав нос не в знак гордыни, но во имя внушения самому себе уверенности. Возможно, опрометчиво с его стороны было начинать занятия сразу после всех потрясений, но учебный процесс не должен был задерживаться, впереди поджидали экзамены, следовало и подготовить детей, и подготовиться самому. — Тренировка, которая покажет, чему вы сумели научиться на стажировке! — он выставил указательный палец вверх, улыбаясь широко, натянуто. — Это называется «гонка спасения»! На тренировочном поле Гамма, больше похожем на лабиринт, вы по сигналу устремитесь к центру площадки, стараясь сделать это как можно скорее и без ущерба постройкам. Я разобью вас на группы по пять… по шесть человек! Да, верно, учеников в 1-А ведь восемнадцать. Всемогущий с пытливостью учителя оглядел класс, удовлетворённо кивнув Ииде и Тодороки, убедившись, что с ними всё в порядке, и даже растерялся, завидев, как юный Мидория — откуда след от удара на щеке? стоит спросить позже — решительно смотрит ему прямо в глаза, не мигая, стирая кровь? сопли? у носа. В первую группу, помимо Изуку и Теньи, попали Ашидо Мина, Серо Ханта, Каминари Денки и Киришима Эйджиро. Последний странно косился на Мидорию, прежде чем встать на свою позицию, хмуря брови. — Мидория, ты как… — наконец решился подойти Киришима и даже протянул руку, чтобы хоть таким образом достучаться, вызвать какую-нибудь реакцию. То ли испугавшись, то ли вспыхнув, подобно мокрой спичке, Изуку поспешил брякнуть что-то неубедительно и скрыться из поля зрения Эйджиро, помчался к отведённой ему точке. Каминари наблюдал, как Киришима стискивает расстроенно кулак, и даже сжал плечо в подбадривающем жесте. Тот прикусил губу, пальцем касаясь шрамика на правом глазу. Тревожные настроения не покидали 1-А и сейчас. Айзава тянул классные часы до последнего, в ожидании, когда кто-нибудь уже растолкает Мидорию и можно будет самому лечь прикорнуть — или помчаться скорее в учительскую с очередной неприятной новостью для Тошинори. Одноклассники не были глупыми, но, решив узнать как можно больше о случившемся, не догадались предоставить хоть немного свободного пространства, чтобы Мидория смог прийти в себя. Он же не мог ничего поделать с тремором и уходил с уроков первым, а во время тренировок, таких, как эта, вёл себя непредсказуемо. Лишь разжигая интерес к своей и без того обсуждаемой персоне (штаны Теньи всё ещё не вернули из химчистки). Все гадали, кто выиграет в этой группе — наравне с мобильными ребятами вроде Серо, Ииды и Ашидо, стояли Киришима, Каминари и Мидория, делающие больший упор на силу; вдобавок, последний, по наблюдениям со стороны, находился в невыгодном положении — никто толком до сих пор не знал, на что он только способен, тем более на данный момент. Обычно это лишь настораживало, но сегодня, вкупе со взглядом пустым, пугало. Очако тревожно ослабляла ремешки, краем глаза подмечая, как Бакуго резко отворачивается от неё, будто бы его застали врасплох. По сигналу участники первой группы бросились к центру. Не успел Серо раскачаться на лентах, выпускаемых из локтей с такой ловкостью и отточенностью движений, как изумрудная вспышка осветила экраны: Изуку воспарил буквально над трубами и крышами, причудливо выставив в стороны руки и ноги, изогнувшись, улыбаясь. Наверняка это было лишь делом привычки, — мальчишка много времени провёл, стоя перед зеркалом и репетируя фирменную улыбку кумира, — наверняка его губы сложились таким образом произвольно, волновало совсем не это. Прыжки, рассекающие со свистом воздух, броски от боковых панелей, широкий размах, всё это напоминало движения того, кто, скорчив недовольство в отталкивающей безусловно гримасе, пялился на экран, не принимая происходящее за действительность. Кацуки Бакуго был в гневе. Пока он впустую тратил время всю эту неделю, расхаживая угрюмо по улицам в этих чёртовых узких джинсах, этот чертила снова выкинул что-то, снова прорвался вперёд. Даже после всех событий… с его-то скисшей миной… со всеми учинёнными им же погромами… Да что с ним не так?! Мидория мчался вперёд, не оглядываясь, едва дыша, едва замечая боль в мышцах лица. Прежний азарт, уснувший где-то рядом с солнечным сплетением, проснулся и разлил кипятком гнилой жар по всему телу: Изуку давно не чувствовал его в чистом виде, давно не мог насладиться им в полной мере, вечно ведь чему-либо нужно помешать. А эта тренировка была создана разгорячить возбуждением кровь, чтобы она бурлила в висках и напоминала о себе каждый раз, когда Изуку намеревался оступиться. «А занятия с Гран Торино не подвели! — обрадовался он, сжимая крепче перчатки. — Пять процентов не так уж и много, но теперь я могу держать Полное Покрытие и не ломать кости, передвигаясь!» Такой большой и трудный шаг вперёд стоил того, чтобы теперь летать над прожжёнными удивлением головами и стараться не выйти из-под контроля от восторга поглотившего? И блефовать ведь тоже нельзя? Изуку вцепился в очередную трубу, прокрутился, оттолкнулся от неё и подпрыгнул ещё выше. Ему нельзя было идти на поводу инстинктов, даже если это был единственный выход из чертогов апатии. Она лишь защищала от резких и столь разрушительных грудной клетке всплесков адреналина. В голове неотчётливо зашептались фикусы, белый шум заполнил пространство между черепом и мозгом, и не успел юноша опомниться, как перед глазами возник образ рук. Обрубленных чужих рук, которые он сжимал с таким кричащим усердием. Изуку пошатнулся и рухнул вниз, нетвёрдо ступив на поверхность. Голова трещала, разрываемая кем-то диким.В экранах отражалось лишь стекаемое воском на пол лицо, обдираемое ногтями непослушными, без зрачков в расплывшихся по щекам глазных яблоках.Лицо Деку всегда было проблемой. Легко узнаваемое среди толпы, с копной тёмно-зелёной чёлки, с россыпью невероятной веснушек, с огромными яркими глазами, в которых отражалось что-то более приземлённое, чем жажда победы над всем миром и менее возвышенное, чем трон ненадуманный в небесах. Что-то с внешностью, на первый взгляд, совсем не примечательной, нужно было делать.
Изуку пришёл к финишу предпоследним, потирая ушибленные места, и Всемогущий позвал его к себе после занятий.***
Казавшийся уже родным, кабинет не страшил вакуумом, даже после того, как чай в кружке остыл и пришлось вслушиваться в рассказ. Тошинори в своей истинной форме, в пиджаке, явно широком в плечах, с воодушевлением рассказывал о Невероятно Значительном, время от времени сверяясь, действительно ли Мидория его слышит и слушает. Тот же прикладывал большой палец к подбородку, впитывая каждый звук, каждую мелочь проглатывая. Шишка на макушке всё ещё пульсировала болью, и щека продолжала зудеть. — И тогда причуда накопления силы и причуда передачи самой себя стали едины! — Тошинори эффектно развёл руки в стороны, поздно спохватившись: Изуку выпучил глаза и сглотнул. — Таково происхождение причуды Один За Всех, которая теперь течёт в тебе. Удивительно, да? — А что насчёт… насчёт того парня из прошлого, который... Что с ним сейчас? — Мидория медленно привстал, руки его лихорадило (волнение?). Верно, ещё нужно время, чтобы отойти от тренировок и последствий. — Он ведь может присваивать причуды, помнишь? Первым делом он, конечно, заполучил себе бессмертие. Если хочешь, чтобы твои деяния действительно имели вес для всеобщей истории, нужно позаботиться о том, чтобы жить как можно дольше. Изуку задумался. Ненароком залез в карман и проверил, всё ли на месте. — То есть, он мог распределять причуды? Это… это звучит очень разумно, — завидев удивление на лице наставника, мальчишка тут же поправился. — Имею в виду! Было бы разумно, не будь он… злодеем. — Мотивы его изначально были паршивые: захватить Японию и подмять под себя всех жителей, используя их как груды мяса, в той или иной мере полезного. Даже встретившись с ним лицом к лицу и почувствовав кожей всю его тёмную ауру, — Тошинори закрыл рот рукой, вспоминая тот тошнотворный эпизод, — я не смог до конца понять, что им двигало. Возможно, он желал вознестись к самим небесам, дьявол его знает. Изуку совсем поник. Столько не умещалось в голове, сколько предстояло ещё изведать и сделать. — Влияние его было огромным, хотя настоящее имя и было стёрто из всех архивов. Забирая жизни и силу у одних, он передавал их другим, тем, кому он мог доверять, кто только мог выдержать такой напор. Тело человека, в большинстве случаев, не в состоянии совмещать несколько причуд одновременно. — Поэтому он создавал Ному… — Именно, мой мальчик. Один из них был в USJ, ещё несколько, насколько помню, в Хосу. — Интересно, как это вообще происходит… Мидория уставился на дно своей уже пустой кружки, выискивая какую-нибудь устрашающую надпись про яды, но ничего не обнаружил (как-то даже разочаровывает). Тошинори с читаемым волнением на лице легонько коснулся его руки, отчего юноша вздрогнул. — Всё хорошо? Давай отложим разговор, если устал. — Нет, со мной всё в порядке. — Уверен? Выглядишь… не очень здорово. Сколько ты спал сегодня? — Изуку заставил себя пожать плечами. Яги прищурился и вздохнул при виде синевы под большими зелёными глазами. Мидория слабо улыбнулся — учитель всплеснул руками. — Мальчик мой, так изводить себя нельзя! Вспомни, что было до Юэй, во время твоей подготовки? Изуку промолчал. Всё это время он едва мог взять в руки карандаш и не расплакаться, но знать об этом никому не следовало. Тем более, Всемогущему, который почему-то стал присматривать за его состоянием тщательней. Это не вносило напряжения в их отношения ученик-учитель, скорее… вводило в заблуждения ненужные. Мидории-младшему лучше не тешить себя пустыми надеждами. — Я волнуюсь за тебя, знаешь. Как за своего преемника и ученика, конечно, — Тошинори помедлил, очевидно осторожничая. — И как за своего, э, друга? Изуку поднял голову, поздно осознав, что его снова обнимают — дежавю никогда его не покинет в этих бледных стенах. Протянуть руки вперёд и обнять за спину в ответ показалось необходимостью, но руки продолжали безвольно висеть вдоль тела. — Если тебя что-то беспокоит, пожалуйста, рассказывай мне. Изуку. Юноша медленно втянул воздух через нос, и тело затряслось от резкого притока кислорода, ударившего в мозг. Тошинори вздрогнул следом. — Если хочешь, конечно! Я, это, не настаиваю… По крайней мере, ты ведь можешь поговорить и со своими друзьями, да? — учитель заметно занервничал и, если честно, за этим было даже забавно наблюдать: как он смущается, мнётся и не знает, какие слова подбирать, чтобы фразы не противоречили друг другу. Изуку еле заметно кивнул ему, понимая, что, действительно, не имеет права падать духом. Изуку совсем ещё юный, и впереди его поджидают большие лишения, значит, нужно подготовиться заранее и уповать на грядущее. — Кстати, вы упомянули, что у того… злодея… — Все За Одного, — качнул головой Всемогущий, догадываясь, что юноша боится произносить это имя вслух. Тот и правда поёжился. — Был младший брат, верно? Он умер, сражаясь со старшим? И все остальные, все бывшие носители Один За Всех, тоже умирали? Яги растерялся. К такой информации Мидория, по его соображениям, не был готов, но наставнику следовало учесть его сообразительность и способность скоро мыслить. — Всё так. Любой, кто пытался противостоять тому злодею, пал. Впрочем, — вздох порвал скулы, — это же могло касаться и его союзников, которые сумели разгадать обман и принять светлую сторону. Однако я, как видишь, всё ещё на ногах, мой мальчик! «Пока ещё, — пронеслось недоброй мыслью. — Совсем скоро и моё время истечёт». Мидории такие подробности не нужны. Парнишка улыбнулся чуть светлее. Стоя у двери несколько долгих мгновений, опустив веки, считая до ста, он не мог перестать думать о младшем брате, первом носителе Один За Всех. Должно быть, он был удивительным, с белоснежными длинными волосами, с горящими яркими глазами, возможно, у него за спиной развевалась мантия? Изуку определённо замечтался. Он понимал прекрасно, что ему придётся занять место в этой бесконечной эстафете и противостоять Символу Зла с большой буквы, способному жить вечно. Изуку не представлял, как следует побеждать само воплощение бессмертия и жестокости, но история его становления показалась ему до мурашек захватывающей. И некоторые моменты, на которых учитель кашлял, скрывая личное отвращение к тёмной личности, вызывали только больше интереса. Нужно будет спросить о них ещё раз, позже. Должно быть, внутри Мидории всё пылало вдохновением, но снаружи, пачкая чёрным рубашку и галстук, всё так же просачивалось уныние. Провожая мальчишку до дверей выхода из школы, Тошинори впервые подумал, что не сказал чего-то ещё очень важного, о чём забывать было нельзя. Обычно он жалел лишь о том, как сболтнул лишнего.***
Шло время, подпитываемое новыми ручьями слёз, переживаниями и***
СМИ, билборды на улицах, рекламы в испорченном полосами тв, листовки у прохожих в лапах загребущих — всё кричало о некоем Убийце героев Пятне. Даже в позабытом всеми неправдами баре под слепым заводом на окраине Шигараки Томура не мог скрыться от любого упоминания сенпая. Это выводило его, заставляло превращать каждую прилетевшую ненароком газету в обломки цивилизаций — то есть, в пепел. Желание зачинить новую мясорубку или украсть настоящее солнце отпало, уступив место унынию. Томура не выходил на свежий воздух свыше трёх недель в видимом желании сдохнуть прямо в подвалах. Курогири всё так же протирал бокалы полотенцем, пока Гиран расхаживал по скрипящим доскам, довольный очередным злодеем-простофилей, которого удалось обдурить. Томура не был им, но догадывался, что мог бы стать, не будь Гиран его каким-никаким союзником. Гадко и паршиво было во рту. Хотелось простого человеческого порубиться в майнкрафт, а не слушать, как этот старик тарахтит что-то про новых претендентов для Лиги, а другой старик бубнит про то, что алкоголь Томуре ещё нельзя. Молочные коктейли, кстати, ничего такие. «Клубничные закончились», — с грустью подумал лидер Лиги Злодеев и подпёр кулаком подбородок. Гиран приоткрыл дверь и впустил сквозняк в комнату: Томура недовольно поёжился, пряча в карман чей-то помятый снимок. — Господин Шигараки, о вас говорит весь город. — И чо? Этого мудилы нам всё равно не переплюнуть, — ворчливо отозвался «господин Шигараки»: знал прекрасно, что Гиран над ним издевается, подчёркивая это слово. — Многие хотели бы вас видеть как раз благодаря Пятну. — А не похрен ли мне. Гиран усмехнулся веселее, чем обычно. Томуру это насторожило. Хорошее настроение сегодня? — Я всё же приведу их сюда. — Их? В бар, вразнобой стуча обувью по ступенькам, спустились две фигуры — Гиран встал в проёме, подпирая спиной дверь, и с улыбкой задержал сигарету между рядами на удивление белоснежных зубов. Томура не сразу обернулся, чтобы рассмотреть вошедших с головы до ног, но боковым зрением уловил два пятна: бежевый свитер и чёрная разорванная по краям куртка. В горле заклокотала ярость, Шигараки поперхнулся коктейлем и выплюнул соломинку, проигнорировав замечание Курогири. То самое смоляное пятно, преследовавшее его где-то в прошлом месяце, когда ещё стоял жуткий ливень и жёлтый фонарь резал глазные яблоки, обманутые искренностью грязных улиц… Томура долго терроризировал его взглядом, бегло разглядывал с головы до ног и обратно, впивался во всё, что могло подтвердить догадку: те же скобы вокруг широко растянутого рта, импланты, показавшиеся тогда тёмно-синими, но сейчас отливающие лиловым, те же чёрные волосы-колючки, тот же сизый огонёк в зрачках, пиздец какой омерзительный. — Вау, а в капюшоне и при плохом освещении ты казался симпатичней, — прозвучало хрипло, с присущей таким идиотам в обносках наглостью. Внутри Шигараки всё вскипело, когда ублюдок заулыбался — точно так же, как после той выходки с сигаретой. — Здаров, уродец. Томура скривил оскал дёрганный под ладонью Отца, замахиваясь собственной рукой.