Разочарования мирового Вершителя

      Изуку бежал, разрывая на себе ткань футболки от боли: после внезапного крика о помощи в сообщении к Тодороки, он мчался к назначенному месту встречи, у многоэтажек на окраине. Пришлось отвязать уже использованные бинты с рук и использовать их на животе, чтобы остановить кровотечение.       Шото, завидев его, едва не потерял сознание, как если бы эти раны были его собственными.       — Обеззараживающего у тебя, конечно же, нет? — Шото быстро усадил Изуку у стены и принялся помогать его дрожащим руками. — Давай футболку повяжем, бинты сменить надо.       — Это северная префектура, зима холодная, — Изуку шипел от боли. — Лучше поскорее в путь… Ты уже всë подготовил?       — Д-да, конечно, вдоль дороги пройти. Всë будет хорошо.       Изуку кивнул и прикрыл глаза. Как же больно, блевать хочется.       — Это… они тебя так? — Шото осторожно коснулся раны, пальцы его дрожали. — Что вообще произошло? Толком в сообщениях не объяснил.       — Хотели устроить мне засаду. Шинсо-кун весьма… доходчиво объяснил свою позицию. Да и Каминари-кун тоже. Ты был прав.       Шото выдохнул грузно и осторожно, с нежностью обхватил шею Изуку руками. Между ними повисла тишина, только зелëные глаза Мидории поблёскивали, он почти не мигая смотрел внимательно на Шото. Признавать своё поражение тоже было тошно.       — Тодороки-кун, я могу спросить? Только честно, — Шото без промедления кивнул, и Изуку сглотнул. — Это правда, что ты участвовал в поджоге Юэй?       Шото медленно убрал свои руки. Изуку чуть привстал, сверля его взглядом, но пока ничего не говорил. Шото тоже не отрывал от него глаз, несмотря на страх.       — Это правда.       — Правда, значит.       — Но я не хотел ничего из этого, обещаю. Всë это… никогда не было моим намерением. Я клянусь, я только хотел… — глубокий вдох. — Мой отец должен был прийти на фестиваль, разумеется, его везде преследуют репортёры. Я задумывал… как-либо навредить его репутации, используя его гнев. Даже отыскал тех, кто смог бы это устроить в интернете. Но потом Шинсо, и… ты, я…       — Я думал, ты простил своего отца.       — Я знаю! И после того разговора с тобой у меня дома я понял, какую же ошибку совершил. Послушай, я сделал это не сколько из-за ненависти к нему, сколько… Я хотел защитить тебя, понимаешь! Даби убил бы тебя, если бы я не предложил что-нибудь взамен!       Изуку замер, проглатывая новую информацию. Вот почему Лига убавила свой интерес к нему? Потому что Тодороки… предложил сжечь репутацию своего отца?       — Я… всë ещë не понимаю, зачем. И как.       Голос Шото срывается на болезненный хрип, он сгибается будто в муках и ревëт навзрыд.       — Когда я увидел тебя, ещë там, в Камино, порубленного на куски, когда я держал твоë бездыханное тело! Когда ты сам был похож на смерть после боëв, после Киришимы, я понял! Я понял, что не хочу тебя терять! Не хочу твоей смерти, никогда, никогда, никогда! Я хотел разорвать всех, кто намеревался тебя ранить, но я не мог! И это злит! Злит, что я настолько беспомощен, слаб перед тобой! В сравнении с тобой!       Он чуть ли не ложится на землю и воет, потом стихает до шёпота.       — Но это же не значит, что я перестану защищать тебя. Да, я виноват, что вообще предложил эту сделку Даби, виноват, что использовал такую фигуру речи, подав ему идею, но я не нарочно! Это не оправдание, но это причина. Я давно, очень давно хотел рассказать, но физически не мог. Я такой слабый… перед тобой… Мидория.       Изуку задержал дыхание, едва сдержав порыв коснуться Тодороки и успокоить его истерику.       — То есть, ты не хотел этого напрямую. И ты не знаешь, кто… — Изуку запнулся. — Я… понял. Это явно был непростой выбор для тебя. Даже не знаю, что бы я предложил Даби на твоëм месте.       — Он почему-то заинтересован в моëм отце, явно не только потому, что тот герой номер один. Не знаю.       Изуку прикусил губу. И, наконец, робко протянул Шото руку, помогая встать.       — Окей. Давай… разберёмся со всем этим. Нам ещë далеко?       — Пару кварталов. Осилим?       — Придётся. Ну, дай об тебя облокотиться, у меня всë ещë всë болит.       — На квартире есть аптечка, залатаем тебя.       Изуку буркнул согласие. И они пошли.       Квартира оказалась по строению почти идентичной квартире Шинсо, но ещë более запустелой. Шото принялся бегом обрабатывать раны Изуку, тот же тихо наблюдал, как Шото всë старается подавить всхлипы. Может, он правда не хотел всего этого.       Да теперь и не важно, раз они остались вдвоём против всего мира.       С улицы послышались крики. В день оглашения нового топа про-героев следовало ожидать пикетов с недовольными гражданами, но в этот раз всë было куда громче. Изуку, неловко озираясь по незнакомой комнате, подошёл к окну и выглянул. Полиция вдалеке отдавалась сиреной. На табло напротив дома высветилось чьë-то популярное видео с ютуба, Изуку сощурился на него, чтобы разглядеть.       Девушка, лицо которой он точно видел где-то ещë, говорила своë обращение. Довольно примитивный формат видео, но можно было увидеть в реальном времени, как растёт количество просмотров.       Она сняла свой, как оказалось, розовый парик, под которым всë это время была копна переливающихся белым светло-зелëных волос. Изуку нахмурился.       — Может, ляжешь спать?       — Не нравится мне всë это. Беспокойно как-то. Я и Шинсо-куна одного оставил, и Каминари-куна тоже.       — Ты же не собираешься…       С улицы опять послышался вой. Из окон были видны кучки полицейских, которые шли в направлении центра, что-то в их движениях напоминало гипноз, будто ими всеми повелевали. С центра действительно раздавался хриплый голос из динамиков.       Изуку чуть не свалился кубарем из окна, стараясь услышать получше, Шото с испугом оттащил его за шиворот.       — Я должен вернуться туда.       — Зачем?       — Что-то происходит, я чувствую… Шинсо-кун в беде.       — Никуда не отпущу, — Шото выволок его внутрь комнаты и насупился. — Он хотел убить тебя, а ты рвёшься его спасать? И от чего?       — От него же самого! Я знаю, что он хочет меня прихлопнуть, но ему нужна помощь! Пойми, я не могу всë оставить вот так.       Шото выдержал паузу.       — Но тебя поймают.       — Да? Ну тогда я постараюсь, чтобы поймали не так скоро.       — Я для этого искал для тебя укрытие здесь?       — Прости, Тодороки-кун, я ценю твою помощь. Но ты видишь сам, что скрываться мне бессмысленно. Я давно это понял и почему-то продолжал отрицать. Хватит убегать от неизбежного.       Шото уже не скрывал, как сильно дрожат его губы. Улыбка вышла кривой.       — Ты совсем не слушал, что я тебе сказал, да?       — Слушал. И я понимаю, мне тоже страшно. Не представляю, что меня ждёт там, — Изуку подошёл и нежно прислонил свой лоб к лбу Тодороки, вызывая у того новые всхлипы. — Но мне давно стоило принять ответственность за свои ошибки.       Короткий выдох и осторожное поглаживание холодных костяшек.       — Спасибо, что наконец признался. Всë довольно запутанно, но мы сможем поговорить об этом подробней после, — Изуку отстранился и посмотрел уже более решительно. — Пойдёшь со мной? Можешь остаться, если хочешь.       — Как уж ты без меня справишься.       Шото чувствовал, как его разрывает на части. Изуку напихал в нос побольше ваты, залепил переносицу пластырем и, прихватив разве что свой полупустой рюкзак, отправился обратно к центру, прямо к зданию, в котором проводилась церемония топовых героев.

***

      Скрываясь от прожекторов и фонарей, точно так же прятались в тени двое: Кацуки больно стискивал руку, Очако еле поспевала следом. Монома назначил им место встречи ещё в конце ноября, но прийти сам в дату назначенную в декабре не торопился. Кацуки недовольно забурчал бы на такое отношение, но ему бессонница уже третьи (четвëртые?) сутки отрубала язык.       — Боялась опоздать, а в итоге пришла быстрее всех, — Очако тëрла ладонью о ладонь и жалась поближе к Кацуки в попытке согреться, тот не протестовал. Настойчивый совет Мономы приходить по одиночке они единогласно проигнорировали — впрочем, Мономе следовало этого ожидать, верно?       — Сейчас придут, — только и выдавил Кацуки, стискивая кулаки. И действительно: вдали замаячило два силуэта, тëмный и светлый. Не послушав Кацуки, что собирался остановить, Очако рванула к ним.       Иида побежал ей навстречу.       Обхватил, поднял, обнял бережно, но достаточно крепко, чтобы Очако взвыла от резких слëз, держал объятия настолько долго, что стало тошно от оболочек физических. Кацуки неловко наблюдал за этим, в тайне завидуя подобному моменту воссоединения. Монома солидарно кивал.       Говорить хотелось столько, сколько не хотелось шевелить языком вообще. Очако уже настолько выдохлась от самого факта встречи долгожданной, что сил не осталось. Иида выглядел, на удивление, вполне выспавшимся и даже не столь измученным, как она представляла в часы тревоги.       — Спасибо, спасибо, что нашла меня, спасибо, что помогли, — Тенья даже позволил себе такую роскошь, как слëзы, но улыбался ослепительно, под стать члену семьи Иида, под стать Ингениуму. — Так опасно, чем только думали…       — Даже не оправдывайся. Я ночами не спала, думая, где ты и как ты! — Очако дала ему несильный подзатыльник, который Тенья покорно принял с всë той же непринуждённой улыбкой. — Рассказывай.       — Рассказывать почти нечего. Просто я ошибся и теперь расплачиваюсь. Всë хорошо.       Кацуки в стороне невольно передёрнул плечами.       — Насколько ошибся? — Очако смотрела не отрываясь, и Тенья сел перед ней на колени.       — Очень сильно, Урарака-сан. Настолько, что и всей жизни не хватит для искупления. — Очако скривилась, он поспешил успокоить. — Но мне действительно дали шанс! Поверь, ещë очень повезло, что моя причуда оказалась настолько сильной, чтобы меня сочли достойным.       — О чëм ты?..       — Я согласился пройти обучение… чтобы впоследствии принести пользу государству. Это не то же самое, что про-героика, но… Это самый лучший вариант для меня. Даже вот, Монома-кун тоже собрался туда.       — «Принести пользу»? Что это вообще значит? — Очако начала паниковать. — Слушай, это неважно, я тебя заберу оттуда, всë исправимо…       — Урарака, всë в порядке. Иногда приходится… сталкиваться с последствиями своих поступков. Я мог бы спокойно попасть за решётку, но мне правда повезло. Чем не подарок судьбы, что я всë ещë жив и даже смог увидеть тебя? — Его лицо сияло, Очако сильнее жмурилась от слëз. — Навряд ли ещë когда-нибудь представится такая возможность, правда? Моя работа сейчас… предполагает некоторую угрозу для жизни.       Услышав это, Кацуки нахмурился ещë больше и посмотрел на Моному, пытаясь что-то прочесть во взгляде. Тот тянул улыбку, не забывал перемигиваться лукаво, как довольный кот. Вот что он имел в виду, когда говорил, что должен будет «пропасть с радаров на несколько лет»?       — Признай, заюш, будешь скучать по мне, — Нейто подошёл неслышно и едва различимо сказал. — Не забудь о своëм обещании.       Кацуки скрестил руки, намереваясь что-то сказать, но Очако и Тенья снова заплакали, обнимаясь.       — Я тебя увижу? Хоть когда-нибудь ещё?       — Я очень постараюсь, Урарака-сан. Даю слово, что постараюсь. И ты не опускай рук, слышишь? Знаю о ситуации с Мидорией-куном, переживаю за него страшно. Но и ты, и он, все вы обязательно справитесь, ладно? Если даже я нашёл способ всë исправить, то и он обязательно найдёт. А ты стой твëрдо и никогда, никогда не позволяй себя ранить, ладно?       — Иида…       — В нашем мире так много неизведанных дел, возможно, тебе приглянется что-то ещë? Столько возможностей для тебя одной. Пожалуйста, будь сильнее нас двоих, Урарака.       «Пора уходить», — указал на запястье Нейто. Очако вцепилась в плечи Ииды сильнее. Глотая всхлипы, они распрощались. Кацуки даже не удалось пожать Ииде руку, он скрылся с Мономой в тенях зданий, только пара голубых глаз сверкнула.       «Правда пора», — безмолвно кивнул Кацуки, осторожно уводя Очако от места встречи. Она мëрзла ещë больше обычного и сотрясалась в слезах. А на следующий день сорвалась церемония героев топа.

***

      — Во времена столь тяжёлые, как наше, очень важно держаться друг за друга. Найти того человека, с которым можно будет разделить все трудности. Возможно, прозвучу банально, но…       — Я отрицала дружбу до последнего. Возможно, причина тому череда моих лишений и травм, я пережила пленение, голод, пытки физические и моральные.       — Мне бы хотелось донести такую простую, но важную мысль в сегодняшнем видео. Не совсем привычный формат для моего канала, и вам, возможно, будет сложно привыкнуть к «новой» мне.       Девушка с экрана приподнимает копну своих ярко-розовых волос… и снимает их, оказавшихся париком. Еë натуральные курчавые волосы белëсо-зелëные и переливаются в свете разноцветном ламп.       Видео ставят на паузу.       Тору вздыхает и убирает телефон. На палубе прогулочного теплохода ветрено, но тепло. К ней с улыбкой подъезжает Оджиро и треплет за кончики светлых переливающихся волос. Колëса его коляски украшены ленточками и значками с аниме-ярмарок.       — Хоть сейчас от просмотров отдохни. Уверен, этот ролик взлетит.       — На то и расчёт. Сам формат извинений и чистосердечных признаний давно изжил себя, стал пародией. Но в этом и парадокс, даже если посмотрят ради шуток, всë равно будет куча обсуждений. Мне этого и надо.       — Но ты ведь была искренна, верно? — Оджиро улыбается так, что Тору теряется и отводит взгляд, смущаясь. Привычный скачущий, энергичный и уверенный тон сменяется неловким шёпотом.       — Почему продолжаешь верить, что я не просто маленькая лживая лицемерная девочка? Почему относишься непредвзято? Ты… самый честный и светлый из всех, кого я знаю? — Оджиро пожимает плечами с улыбкой неизменной, и Тору не унимается. — Ну вот зачем я тебе, м?       — Честно не знаю. Нравишься ты мне. И не знаю, зачем я сам тебе сдался, с этой коляской и диагнозами, — его глаза сверкают искренностью, и Тору чувствует нежное прикосновение к руке. — Не думаю, что это важно.       — Для меня важно! Ответь на вопрос!       — Глупая ты, Тору. — Оджиро вздыхает, но улыбки не теряет. Вместо этого, подъезжает ближе и тепло смотрит. — Давай встречаться.       Тору округляет глаза, будто бы не ждала услышать именно это. За еë спиной, у небоскрёбов на берегу, взрываются фейерверки — отражаются в глазах Оджиро. Тору вдыхает глубоко для смелости, собирает себя по кускам и улыбается со всей силой, на какую способна от чувств. Оджиро привстаёт немного в коляске, насколько только может, и Тору обнимает его крепко. Фейерверки шумят, перекрывая вой встревоженных толп.

***

      Шинсо бережно вытащил котëнка из рюкзака и опустил его на одну из ступенек незнакомого жилого дома, поглаживая чёрную шёрстку между ушек.       — Прости, друг, дальше без меня, — чуть не плача, чуть не разрываясь.       Котёнок Вакин озадаченно провожал его, уходящего, взглядом, но понимал, что идти следом не стоит. Там он и остался. Возможно, кто-то подобрал его и подарил новый дом — Хитоши надеялся, ведь осознавал, что не сможет позаботиться о нëм, когда едва способен к жизни сам.       После он выхватил громкоговоритель и начал речь. Несколько полицейских, что оцепили район, загипнотизированные, скрылись в тенях, закрывая глаза руками. Хитоши заулыбался, щëки его были мокрые.       На крыше здания напротив, в нескольких кварталах далее, сжимал сильнее кулаки Изуку. Другой громкоговоритель, который он выхватил у обочины, был тяжелее, чем можно было представить. Раздирая глотку, Изуку закричал имя Шинсо, и кричал, и кричал, пока не охрип, но продолжил кричать.       Тсукаучи, утирая седины, старался наладить связь с внезапно пропавшими группами служащих, кружа в вертолёте вместе со своим помощником. Завидев тёмно-зелёную макушку на одной из крыш, он чуть не выронил рацию.       — Эй, Мидория-кун! Немедленно опустить оружие, руки вверх!       — Тсукаучи-сан, прошу, дайте мне подобраться к Шинсо-куну! — заорал в ответ Изуку, его волосы и одежда, заляпанная в крови засохшей, развевались под напором воздушных потоков. — Он может устроить большой переполох во всëм городе!       — Что бы ты ни хотел устроить, предлагаю сдаться по-хорошему, парень! Мы идëм на посадку к тебе.       — Вы не понимаете, Шинсо нужен я! Обещаю, обещаю, как только я поговорю с ним, как только я спасу его, я сдамся! Я сдамся, Тсукаучи-сан!       Изуку улыбался настолько лучезарно, что у Тсукаучи заболело в груди. Чертыхнувшись, он махнул рукой, и вертолёт полетел дальше, следя, однако, с высоты за каждым движением Изуку. Тот благодарно помахал вслед и начал спускаться.       План был таков: Изуку бежит прямиком к Шинсо (благо, найти источник беспокойства в городе было довольно просто, с опытом нахождения злодеев и пострашнее), а Шото направляется на поиски Каминари, который после столкновения с Изуку скрылся в неизвестном направлении. Изуку поделился своими подозрениями, не раскрывая всех карт, и Шото беспрекословно ему поверил. Он побежал прямиком в большой бар, оформленный в стилистике Лиги Злодеев, но, к его удивлению, вкруг этой разрухи не было никого.       Или ему так, очевидно, показалось, потому что за шиворот оттянули с силой, и курево с горелой плотью ударили в нос. Шото отпихнул Даби от себя и встал в боевую стойку.       — Настучал на него всë-таки, — радостно, с неприкрытым восторгом сказал Даби и потянулся, чтобы потрепать по голове. — Молодец, защитничек, прекрасно поработал!       — Где Каминари.       — Ещë одного хочешь сдать? Молоток, обожаю! А я уже и не надеялся, что мозгов наберёшься, братец! Может, не все пидорасы тупые.       — Я никого не сдавал и не собираюсь. Мне известно, что ты как-то связан с Каминари, если ты в курсе о его местоположении сейчас, я требую мне его сказать.       — Воу, воу! Ахуеть, какой борзый, мне нравица. Не ссы, моя красавица, блондинчику недолго осталось, что одному, что второму. Побежал куда-то в гетто, — Даби махнул рукой в узкие улочки, — надеется спастись от меня, лол. От предложения секса перед смертью никто ещë так быстро не убегал! Впечатлëн.       Шото глубоко выдохнул и резко тряхнул Даби так, что тот рухнул на асфальт. И заржал. Применять причуду на нëм сейчас не имело смысла, Шото хотел поберечь энергию для Каминари — к нему и рванул, слыша в спину ворчание:       — Всë равно не успеет. Нечего подарочки от злодея принимать да конфетки хавать, тупица.       Время поджимало, значит. Шото чуть сам не заблудился в лабиринте переулков тëмных, и дважды вытаскивал навигатор, чтобы разочарованно выругаться на отсутствие сети. В конце концов, Денки нашёлся, спустя тысячу тысяч шагов, и даже не в забитом углу, а на открытой площадке, близ забытого городского моста.       Шото побоялся подходить, потому что Каминари истерично посмеивался.       — Лучше тебе не подходить, заденет. Хотя я был бы рад оторвать хотя бы одному из вас голову.       — Каминари.       — Как вы оторвали Эйджиро.       — Тебя ранили? Дай посмотреть, — Шото сделал несмело шаг вперёд. — Даби что-то сделал?       — Сделал, и уже давно. Но я сам виноват. Уснул единственный раз подле него, хотя зарекался, что нельзя так делать, что это опасно. Но так устал от постоянной погони за неизвестно чем, что потерял бдительность, — он оттянул свой чëрный широкий чокер пальцем. — Оказывается, Все За Одного имеет в прямом смысле подрывной авторитет. Все, кто отклоняется от планов, будут разорваны на кусочки, начинённые бомбой . Даби сказал, мне недолго осталось, да?       Шото сглотнул. Это звучало безумно, нереально, но разве в их мире супергероев и суперзлодеев может ли быть хоть что-то невозможное?       Ещë шаг вперёд. Денки не шелохнулся.       — Можно ли как-то еë… обезвредить?       — Нет, это просто таймер с обратным отсчётом, который активируется по команде, насколько я выяснил. Здесь ничего не поделаешь. Признаюсь, я побежал сюда, возможно, потому что хотел подорвать всех этих отбросов вместе с собой… Духу не хватило, и полиция это место обчистила давно. Даже Даби отомстить не смог, а так хотелось.       — Он… всë-таки ранил тебя в прошлом, много раз, да?       — Ну, типа, это реально не то, чем я хотел заниматься. Я Мине пообещал, что засосу на выпускном кого-нибудь из учителей, разумеется, с согласия. В итоге… Ну и хрень, а. Надеюсь, Эйджиро он не трогал. — Тяжëлый вдох. — Шинсо передай, что мне очень жаль. Я согласился на его план тогда, потому что никого у меня не было, кроме злобы и жажды мести. Сейчас… может быть, я бы передумал. Не знаю, я глупый.       — …План? Всë-таки он подстроил что-то?       Он повернулся к Шото лицом и наклонил голову притворно. Холодный ветер резал щëки и глазные яблоки.       — Эй. Улыбнёшься мне? Как никому никогда не улыбался? Или я не тот самый человек? Не подумай, что я сугубо лицемерничал с тобой и Мидорией. На самом деле, вы очень славные, когда никого не убиваете. Как и я.       Шото почувствовал, как леденеет его тело — в буквальном смысле, то ли от страха, то ли в знак осознания телом последующей опасности и попыткой обезопасить. Денки закатил глаза.       — Ой, да боже мой! Просто покажи мне свои зубы, ну? Моя ставка, что у тебя их нет.       — Что за глупость… — сквозь слëзы невольные Шото улыбнулся. Денки присвистнул с разочарованием. — Конечно есть.       — Вот блин! Опять должен Мидории двадцатку. Заебался всем долги раздавать. — Денки улыбнулся так, будто Шото сейчас для него весь мир значит. А может, он представил кого-то другого на его месте? — Может, простишь мне мой?       Шото не нашёлся что ответить. Денки выжидающе улыбался, пахло горелыми проводами и плесенью. Ветер колотил ворот куртки Денки и хлестал по шее, которая в этом чокере казалась слишком тонкой. Шото оборвал свой внутренний голос перед тем, как тот предложил сжать еë, в отместку за Мидорию.       Нет, в такой момент нельзя думать о жестоком. Шото должен проститься и простить, верно? Почему ему тело сводит злобой до сих пор? Почему он не может хотя бы выдумать причину, чтобы уговорить Денки остаться? Ненадолго?       Тело Денки медленно начало покрываться-разрываться тонкими трещинами в виде молний, начиная с шеи. Шото начал запоздало паниковать, но Денки оставался спокойным — или хотел показаться таким в свои последние минуты жизни.       — О, и про Бакуго… Он много значил для Эйджиро. Так что поговори с ним, расскажи обо всëм. Наконец-то я…       Зрачки уменьшились до двух крошечных точек в момент взрыва: Шото отбросило назад, когда он, замешкавшись, не побежал назад как можно скорее. Денки даже не вскричал, его разорвало так стремительно, лëгкие лопнули вместе с глазами и сердцем. Шото поднялся на ноги и бросился обратно, боясь оглядываться, боясь, что часть тела прилетит в него и оставит кровавый след. Темнело быстро, и на улицах даже таких мрачных уже зажигались фонари. Под одним из них стоял Даби и дымил сигаретой, кивая своему лидеру.       В центре было шумно.

***

      Тут и там сновали группы полицейских, а если нет — толпы смеющихся доходяг, очень смахивающих на преступников. Изуку крепче сжал биту, которую стянул ещë у Шинсо из багажника, и приготовился к новому передвижению, максимально не привлекая внимание. Большая стена магазина была обставлена экранами, и они замигали, один за другим включая срочный выпуск новостей, в котором показывали кривой беззвучный футаж того, как Изуку переговаривается с Тсукаучи через рупор.       — Чëрт возьми, только не это, — устало прошептал он, соображая, как бы продвинуться вперёд быстрее.       Секундой позже его выхватывают за плечо и сильно припирают к бетону — Изуку успел бы среагировать, если бы не раны. Сердце пропустило удар, Изуку открыл глаза и увидел налитые кровью, полные негодования глаза.       — Каччан. Боже, напугал.       О, а он изменился. Лицо посерело и будто отекло от несчастий, одежда ещё более растянутая, чем обычно. Вид и запах такой, будто не спал и не мылся неделями. Не то чтобы Изуку сам был лучше.       — Это всë, что ты можешь мне сказать? Спустя ебаных полгода? Я тебя нахуй порву.       — Как ты нашёл меня? Хотя… — Изуку ещë раз посмотрел на экраны и вздохнул. Сухие ладони Кацуки больно давили на запястья и туловище. Неудобная позиция. — Мне нужно к Шинсо.       — Ты пойдёшь со мной и всё расскажешь. Знаешь, сколько ночей я не спал? — у Кацуки голос откровенно сипел и хрипел, и Изуку поморщился. — Не обсуждается.       — Сначала я спасу Шинсо.       — Им занимаются герои. Не лезь не в своë дело.       — Ему нужен только я.       — Нет, ты мне нужен. Хватит убегать от меня. Почему все убегают от меня? Ты совсем рехнулся? — Его волосы были ещë более косматыми, чем обычно. — Что случилось вообще?       — Я уже во всëм признался тогда, честно, — Изуку хмурился и говорил твëрдо, крепко сжимая пальцы Кацуки в ответ. Кажется, тому было совсем наплевать на биту в его руках. — Мог бы рассказать подробней, но не сейчас. Отпусти.       — Заткнись.       Кацуки перебил и сжал руки ещë сильнее, отчего Изуку издал недовольный рык боли. А потом Кацуки обхватил его за плечи, обнимая.       Изуку округлил глаза, но обнял в ответ. Не как на Фестивале, в этот раз он хотел показать своë неравнодушие. В этот раз он понимал, что Кацуки тоже трясётся. Что он переживал эти полгода? Было ли ему так же одиноко или он окружил себя поддержкой? Как продолжал искать, пока Изуку продолжал не возвращаться? Изуку бы отдал многое, лишь бы узнать, побыть ближе ещё немного. Кацуки, пожалуйста, пойми и сожми покрепче.       — Хагакуре вернула мне твою зажигалку. Видимо, еë откопали после пожара.       — О, в самом деле. Вы пересекались?       — Да, я… помогал щекастой найти Ииду. Тоже запутанная история, как у тебя.       — Они в порядке? Я бы очень хотел увидеться, — Изуку попытался отстраниться, но Кацуки сжал его ещë сильнее, отчего спина хрустнула. — Каччан, прости, что так исчез, ничего не сказав.       — Ну тогда встреча с ними будет тебе ещë одним стимулом вернуться, — Кацуки ухмыльнулся и схватил руку, потянув на себя. — Я заебался о тебе думать беспробудно, понял? Пойдём домой.       — Каччан, ты хочешь сдать меня?       — Конечно нет, кретин. Я правды хочу от тебя, а не очередной сказки про убийства.       — Но это правда, Каччан.       — Ты не в себе, я знаю, как ты любишь выдумывать всякое. Пойдём домой, я отведу тебя к матери. Пожалуйста.       Изуку выдохнул. Кацуки ни разу в жизни не просил его ни о чëм, не говоря о таких масштабах. Кацуки глядел так искренне, так отчаянно и вместе с тем решительно, что боль напоминала о себе с удвоенной силой. Не было и дня, чтобы Изуку не вспоминал о маме.       Кацуки, прошу, пойми и не позволь уйти.       — Прости, Каччан. Я должен идти. Если увидишь маму… Хотя, нет, лучше ничего не говори. Я сам к ней приду.       — Ты куда? Стой… Деку!       Кацуки не стал его догонять сразу, оцепенев от шока и разочарования. Последние крупицы здравого рассудка растаяли, осели хлопьями на дне лëгких, вызвав кашель хриплый.       Изуку снова бежал, бежал-бежал-бежал, сжимая кулаки до крови нестриженных обкусанных ногтей, до гула в висках, до призраков, ноги подкашивающих и ломающих коленные чашечки. Экраны с обеих сторон мигали угрожающе, заставляли жмуриться и спотыкаться от белизны, пробуждали голоса взывающей причуды. Едва собрав силы, Изуку достиг здания, на верхушке которого, нацепив белый рабочий халат, стоял Шинсо Хитоши. Изуку открыл дверь лестницы, ведущей на крышу, и показательно занёс биту.       — Ты устроил большой переполох в городе. Даже взрослые несколько встревожились, отправляют полицию группами. — Шинсо не обернулся сразу, но Изуку представлял, как он скалится. — В такой-то день. Испортил людям праздник.       — Никаких праздников нам с тобой. Ни фестиваля, ни награждений. Если думаешь, что одному тебе было тревожно до рвоты после пожара в Академии, то сильно ошибаешься.       Изуку поджал губы. Шинсо наконец обернулся, его лицо, привычно белое, даже серое, и спокойное, сейчас покраснело и опухло. Небо мрачнело и укрывалось грозовыми облаками, как одеялом, предчувствуя будто угрозу.       — Спасибо, что вернулся. После магазина я даже начал подозревать, что выдумал тебя.       — Твоя причуда стала сильнее, — помедлил тихо Изуку, щурясь на каждый жест. Хитоши засунул руки в карманы и стал расшаркиваться.       — Ах, заметил. Сам не могу нарадоваться, что-то новенькое. Ни разу не получалось до этого сразу нескольких загипнотизировать, тем более на такие расстояния. Круто.       Изуку старался дышать ровно. Ему казалось, что Хитоши совсем не дышит.       — Шинсо-кун.       — Как же ты меня достал, Мидория. Никогда не подумал бы, что способен настолько ненавидеть кого-то. Ты даже превзошёл моего отца, мëртвый кстати. По твоей вине, — ещë один смешок. — Я думал ещë со Спортивного фестиваля, ну нет, ну не может ведь человек быть настолько безумным. Поначалу, не буду скрывать, ты мне даже понравился своими выходками. А потом в Юэй объявилась крыса. А потом я выхожу на тебя, на Каминари, на Киришиму, всë так быстро и так странно. Я думал всë это время… почему после всех преступлений ты до сих пор исключительный? Правда не догоняю. Я столько всего сделал, чтобы тебя на чистую воду вывести. Знаешь, где труп Киришимы? В морге. Где я работаю. Шото спрашивал, почему мы не сожгли его сразу как улику, а я отказывался. Мне очень хотелось предъявить доказательства.       Изуку подумал несколько мгновений, стоя всë так же с поднятыми в стойке для удара руками.       — То есть, ты с самого начала хотел меня сдать властям?       — Ну конечно! В этом и был план! Когда Тодороки твой в тот день унёс тебя полумёртвого обратно в общежитие, я рассказал Денки о плане. Простая затея, если так подумать. Нужно было всего лишь втереться к тебе в доверие и идти до самого конца, чтобы потом со всеми пруфами на руках пойти в полицию. Стать настоящим героем, который поймал настоящего преступника. Да, дошло до грязного, да, я понимал риски, что меня могут счесть соучастником. Но я старался изо всех сил, я знал, что делаю всë правильно, что я невиновен. Это всë ты виноват.       Изуку не удивлён. Изуку, может быть, разочарован, но не шокирован. Ему просто очень больно и саднит в груди осознание, что все подозрения были не беспочвенны. Изуку до последнего хотелось верить, что Хитоши даст второй шанс.       — Шинсо-кун, ты не всегда был неискренен.       — Да? Хм. Да, верно, не всегда. До мафии я даже подумал, блять, чем я занимаюсь? А может, ты не такой уж и плохой парень, может, не всë потеряно. Но, хо-хо, нееет, тебе ведь нужно выебнуться, тебе ведь везде надо побыть, и в героях, и в злодеях, везде!       Хитоши с поразительной лёгкостью хватает Изуку за шиворот и держит у края крыши, придвинув к лицу так, что Изуку чувствует на своих щеках его слюни. Становится запредельно холодно.       — Труп Киришимы был моим главным козырем, понимаешь? Всë было идеально, я предлагаю жильë, укрытие, ты доверяешь мне настолько, что я становлюсь твоей единственной надеждой. Но случилось ужасное. Я… я настолько был поглощён этой идеей, этой… мечтой тебя уничтожить, прихлопнуть, как долбанного червя, что я забыл, с кем имею дело. Забыл, что сам таким образом стал злодеем. Я… меньше всего хотел этим быть.       Его руки задрожали. Изуку потянулся к нему, надеясь успокоить, но Хитоши только больше взбесился, его слëзы капали Изуку на лицо, он сильно тряс его, держа на высоте нескольких метров.       — Ты всë у меня забрал. Без остатка. Сделал из меня чудовище. Строил из себя невинного, когда сам был червем, жалким насекомым. Так и погибай, как должен сдохнуть червь.       Изуку моргает — в следующую секунду он уже летит вниз, без крика, лишь чувствуя, как сердце с желудком подкатывают к горлу от резкого толчка. Изуку только расширяет глаза, ох, наверное, будет очень больно, авушахсвиститтакневыносимоитакбыстро…       Горелые руки в скобах словили его в нескольких вздохах от твёрдой земли: Изуку плохо разбирал помутневшим зрением, что произошло и происходит, а его уже припирали опять к стене, и обжигающие тëмные ладони сменялись мертвецки холодными, холëными, цепкими и крючковатыми.       Изуку был уверен, что видит перед собой призраков, галлюцинации, обманки собственного травмированного мозга. Может, он уже умер вдребезги от падения и переходит грань. Солнце не достигало этой стороны здания, поэтому в полутьмах разобрать черты лиц было сложнее.       — Давно не виделись. Я не тупой, в отличие от этого, — Шигараки Томура собственной персоной, вполне настоящий и живой, кивает в сторону рыгающего от веселухи неудержной Даби и прикасается опасно четырьмя пальцами груди Изуку, — так часто не свечусь. Хотя увидеть тебя хотел страсть как, рассказы выслушивал. И Тога тоже с тобой серьёзно поговорить хотела, но это потом.       Изуку запоздало стало очень и очень плохо, но Томура не позволил ему упасть сразу, удивительно мягко придерживая.       — Дружок твой очень сподручный, спасибо ему. Раз такая заварушка большая в городе, решил всë же проведать, вдруг реально найду тебя. И не прогадал! Здесь так много заварушек, а ты почему-то в эпицентре каждой.       Даби достал из кармана круглый леденец на палочке, и Шигараки недовольно шикнул на него, тот загоготал и стал улюлюкать, и Томуре, и Изуку вместе. Запахло приторным.       — У этого конченого ручки загребущие, так что аккуратней. Учудить может что-нибудь будь здоров. Но не об этом. Мы тебя тут поймали так удачно, потому что я поговорить очень хотел, напоследок, так сказать. Типа, сцена после титров или что-то такое.       — Финал очка.       — Иди ты. Ну так вот, Мидория Изуку. Помнишь, как мы тебя приютили на пару часиков после Заветов? Я наблюдал за тобой, пока ты спал, и всë думал, — Шигараки наклонился поближе, чтобы зашептать заговорщицки, но вроде даже не так устрашающе, как могло бы быть. — Думал, а зачем ты всем этим занимаешься, бегаешь там, квестики решаешь, ачивочки всякие без наград, чтобы что? Вроде гордыней не блещешь, тогда зачем? А потом меня осенило.       — Ну давай говори.       — Мидория Изуку, ты же спасаешь всех, потому что втайне надеешься, что кто-то тебя тоже спасёт, да? — Изуку почувствовал приближение водопада слëз, отчего Томура заулыбался тепло. — Ах, точно. Как же я догадался всë-таки. Становясь героем, ты ждёшь того же взамен, м? Хочешь, чтобы однажды кто-нибудь сказал: «Ты можешь отдохнуть, тебе не обязательно всех спасать. Теперь твой черëд быть спасённым». Ведь так? Ты, маленький покалеченный человечек, ты такой жалкий, что даже давить не хочется. Ну может попозже. Не то чтобы сейчас ты представлял угрозу. У учителя… новые планы. Живи пока.       Изуку затрясся в рыданиях, осел на землю и позволил отчаянию проглотить его плоть целиком — Шигараки лукаво глядел на него и гладил по голове осторожно, ласково, с заботой, которая внутренности пронзённые выжрала, пока не приблизилась сирена и не засветили красные и синие огни.       Двое злодеев скрылись с усмешками, потом Изуку ощутил руки Шото на плечах, который пытался его потащить прочь от полиции, голос Тсукаучи, который дрожал неестественно, крики чьи-то нечеловеские, с надрывом мощным — Изуку не признал свой собственный голос.       «это правда, шото, это правда. я так хотел быть спасённым, я так надеялся, что меня спасут, найдут, что я никогда не останусь один», — шептал одними губами и зарывался в покрашенные в чëрный короткие волосы, притягивая к себе максимально интимно, разрывая ауры обоих голыми руками. И, казалось, слышал в ответ твёрдое: «ты не останешься один, изуку. я спасу тебя, ты будешь в безопасности со мной. я стану сильней и вытащу тебя откуда угодно, хорошо? тебе не придётся беспокоиться ни о чëм. мы будем вместе, только дай мне время, и я стану сильнее, чтобы вызволить. ничего не бойся, алхимик».       Изуку ревел и рвался вверх, без остановки прося поднять его наверх к кому-то, но Шинсо Хитоши уже увели. Изуку не разбирал окружение из-за слëз, и даже громкий зов Кацуки звучал слитно с какофонией звуков и ощущений. Городские звуки с мелодией поломанной с церемонии, запахи крови и мокрого асфальта, грязь под ногтями смешались в мигрени.       Изуку привезли в полицию в наручах. Скоро ему должны были вынести приговор.

КОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА.