Герой моего романа

— Я хороший человек, Бевви? Беверли улыбается очаровательно-недоуменной улыбкой и кивает. Такая милая и замечательная. Билл вспоминает, что был немного влюблён в неё раньше. Когда? Так давно. Задолго до того, как Роберт стремительным ураганом ворвался в его жизнь. — Конечно, Билл. С чего вдруг такие вопросы? Билл пожимает плечами и рассеянно улыбается в ответ. — Просто хотел услышать это, — он приподнимает стакан с каким-то сладковатым коктейлем и салютует Беверли. — Ты немного потешила моё чувство собственной важности, спасибо. — Я всегда рада напомнить тебе о том, что ты важен, — серьёзно говорит Беверли, касаясь его запястья пальцами. — Всё в порядке? — В абсолютном. Ты всегда был образцом мужества, напоминает себе Билл. Давай-давай, самое время действовать. Сделай то, что должен был сделать давно. — Мне нужно идти домой, — Билл дёргает уголком губ, пытаясь непринуждённо улыбнуться, и кидает пару купюр на барную стойку. — Заплачу за нас обоих. Спасибо, что провела со мной время. Он встаёт со стула, намереваясь уйти, но Беверли успевает схватить его за руку. Билл оборачивается и смотрит на неё пустым взглядом. — Ты собираешься сделать что-то глупое, Билл? — тревожно спрашивает она. Билл тихо смеётся. — Нет. Нет, конечно. Ничего глупого, — он осторожно избавляется от её хватки — так легко сделать это после того, как привык к тискам Роберта. — Не беспокойся, всё будет хорошо. — Если ты хочешь… — Нет, — обрывает Билл. — Я просто хочу сделать то, что давно уже должен был. *** В квартире холодно — спасибо всем распахнутым нараспашку окнам. Билл снимает куртку, бросает её где-то в прихожей, вытащив оттуда только пачку сигарет, зажигалку и телефон. Дверь он оставляет незапертой. Пробегается по квартире. Билл убирался сегодня, словно предчувствуя что-то, и теперь везде царит идеальный порядок. Из холодильника в мусорку летят все скоропортящиеся продукты — вряд ли они ещё понадобятся. Последним шагом Билл кладёт под коврик, лежащий около двери, ключ. На всякий случай. Билл запирает изнутри дверь в ванную комнату, закуривает, забив на собственные строгие установки не курить дома, и достаёт из аптечки пачку Ивадала. *** Билл: я не знаю, когда ты увидишь это сообщение. надеюсь, что в ближайшие несколько дней, потому что я не хочу доставлять проблемы другим людям, гния и разлагаясь здесь, в пустой квартире, в которую, конечно же, никто не придёт проведать меня, потому что из-за ТЕБЯ я давно уже потерял близкую связь с друзьями и их доверие. я хотел бы поговорить сейчас с кем-нибудь так сильно, что это желание буквально душит меня. но мне некому довериться, кроме тебя, человека, которому совершенно плевать на это. я бы хотел спросить у тебя только одно: хоть когда-нибудь за все эти прошедшие годы, хоть на одну короткую секунду, хоть на мгновение — ты любил меня? ты чувствовал то же, что и я к тебе, или всё это сводилось к простому обладанию? тебе было легко со мной, потому что я принял тебя таким, какой ты есть, или потому что ты правда любил меня? я не знаю, что делать. мне кажется, что всё потеряло смысл. у меня больше нет ничего, что заставляло бы меня просыпаться по утрам. с тех пор, как ты исчез в последний раз, я пытался заставить себя не думать об этом, но не мог. каждое новое утро начиналось для меня с вопроса о том, зачем я вообще просыпаюсь. я пытался убедить себя, что всё в порядке, что мне есть ради чего жить: друзья и карьера, например. но этого так мало теперь. у меня никогда не было и не будет никого ярче и удивительнее тебя, но ты сам никогда не был моим. это я был твоим. всё это время. я без всяких сомнений отрёкся от всего, во что верил, и всего, ради чего жил, лишь бы только иметь возможность быть с тобой. и ради чего? порой я смотрю в зеркало и думаю: кто это? кто этот человек, который смотрит на меня оттуда? это уже не Билл Денбро, это кто-то незнакомый, чужой и мерзкий. кто-то, кто не должен ходить по земле, потому что предал всё, во что верил. я правда не понимаю, ради чего мне продолжать жить. я не могу найти смысл. я не могу просто существовать дальше. Билл делает затяжку и клацает по кнопке “Отправить”. Билл: я так люблю тебя, что эта любовь просто убивает меня Он высыпает на ладонь таблетки, делает фотографию — снотворное, прописанное ему психотерапевтом ещё полгода назад, и отправляет её следом. Билл: как же я надеюсь, что эти грёбаные колёса помогут хоть один раз Билл ложится в ванную и прикрывает глаза. А теперь нужно просто подождать. *** Манипуляции — тонкая и интересная игра. Роберт склоняет голову к плечу, отрываясь от методичного разделывания тела, и проводит пальцем, испачканным в крови, по экрану смартфона, снимая блокировку. Четыре сообщения от Билли. Роберт: билли детка это так не вовремя :)))) Он чувствует запах крови, насыщенный и манящий: в нём нотки железа перемешиваются с чем-то ещё, неопознанным, но дурманящим до лёгкого марева перед глазами. Голод движет им сейчас, первозданный и нуждающийся в том, чтобы его утолили свежим мясом. Билл не отвечает. Билли-Билли-Билли. Его сладкая и глупая конфетка. Неужели ему мало того, что Роберт пишет ему сейчас? Почему он не отвечает? Роберт готов поговорить с ним, уговорить подождать совсем немножко — всего лишь денёк, неужели это невозможно? Потом он приедет, и они могут обниматься весь день! Конечно, после того, как Роберт выдерет его там же, где и встретит, едва переступив порог квартиры. Билли-Билли-Билли. Ему так нужно внимание, маленький глупый щеночек. Роберт: почему ты не отвечаешь мне, Билли? Роберт раздражённо рычит себе под нос, разрываясь между желаемым и необходимым. Пальцы стучат по клавиатуре, набирая одно сообщение за другим. Роберт: это перестаёт быть смешным или хотя бы забавным, Билли Роберт: Ответь мне. Билли пьёт Ивадал, вспоминает Роберт. Активное вещество? Сколько у него времени до наступления комы? Какой была доза? Роберт: Сколько таблеток ты уже выпил Роберт оглядывается на тело в приступе тихой ненависти и абсолютного бессилия. Он проводит окровавленными пальцами по виску, стирает ребром ладони слюну с уголка рта. У него нет времени. Билли-Билли-Билли. Что делать с Билли? Роберт: Неважно Роберт: Постарайся вызвать рвоту и выпить много воды, если читаешь это Роберт: Дай мне знать, что всё в порядке, Билл Роберт: Хотя бы просто прочитай чёртовы сообщения У него нет времени даже на то, чтобы избавиться от тела. Тридцать минут? Час? Летальный исход или нарушение функций ЦНС, если не поторопиться. Роберт не знает, что хуже: смерть, инвалидность, кома или вегетативное состояние. Билли не читает сообщения. Его маленький, славный Билли. Роберт: Я убью тебя сам, когда приеду, Денбро. *** Было бы просто позволить Биллу сделать то, что он хочет. Это избавило бы их обоих от всех проблем, подарив долгожданную свободу. Роберт так устал чувствовать сковывающий ошейник привязанности к кому-то живому, что в моменты стресса был готов сам нанести фатальный удар. Поэтому ему нужно брать паузу. Роберт ведёт машину вперёд, сосредоточенный и хмурый. Инстинкты умоляют вжать педаль газа в пол и рвануть на полной скорости, но он одёргивает себя — нет, никаких лишних проблем, только не сейчас. Зачем всё это нужно ему? Порой Роберту казалось, что он ненавидит Билла. Пальцы сводила лёгкая судорога, и от желания впиться пальцами ему в шею, выжать из лёгких каждую каплю кислорода, заставить задыхаться и трепетать в попытках выбраться, хотелось выть. Роберт никогда раньше не любил кого-то так сильно, чтобы желание уничтожить подавлялось внутренней тягой сохранить невредимым. Роберт никогда раньше не любил кого-то так сильно. Роберт никогда раньше не любил. Машина тормозит рядом со знакомым домом. Сорок три минуты. Впервые в жизни он отчаянно надеется успеть. *** Манипуляции — тонкая и интересная игра. Роберт выбивает дверь ванной. Билл выдыхает дым изо рта и кидает пустую пачку на пол. Они смотрят друг на друга несколько долгих секунд, после чего Билл тушит сигарету — юбилейную, пятую — и медленно, издевательски ударяет ладонями друг о друга, хлопая. — Поздравляю, — говорит он. — Ты успел. — Ты не очень похож на умирающего, — произносит Роберт, пытаясь улыбнуться. Выходит плохо. У него такое перекошенное лицо сейчас, что улыбка выглядит даже более жутко, чем обычно. Билл не может бороться с чувством торжества, разрастающимся в груди. Приехал. Приехал. Роберт здесь, растрёпанный, запыхавшийся, испачканный в чьей-то крови, стоит и смотрит на него. Где-то в глубине его глаз ещё плещется ужас, но он сменяется чем-то другим — злость, настоящая ярость. — Это фантастически приятно, — сообщает Билл, улыбаясь — искренне и открыто. Настолько хорошо и свободно ему сейчас. — Каждый раз, когда ты вдруг подумаешь о том, что хорош в манипулировании — вспомни обо мне, Робби. Наверное, я заслуживаю награды за то, что продемонстрировал тебе всю истинную силу любви? — О да, Билли, — произносит Роберт с чувством. — Ты заслуживаешь. Он оказывается рядом мгновением позже. У Билла есть пара секунд на то, чтобы полюбоваться тем, насколько красив Роберт в своей первозданной ярости, после чего его голова резко сталкивается с кафельной плиткой. В ушах звенит. Билл тихо стонет от боли. Ванна маловата для них двоих, но это не мешает Роберту залезть в неё и прижать Билла к ней всем весом своего тела. — Ты так сильно хотел моего внимания, — хрипит он, сжимая пальцы на затылке Билла. — Ты не мог подождать даже немножко, любовь моя. — Я н-не… Роберт прерывает его на полуслове, толкнув два пальца в рот. Билл полузадушенно скулит: вес массивного тела давит на него, выбивая из лёгких весь воздух, и голова болезненно ноет от резкого удара. Он давится слюной, пока Роберт распалённо трахает пальцами его рот, и вяло сопротивляется чужому напору, пытаясь укусить, но в ответ получает лишь неожиданную и грубую пощёчину и после — вновь усилившуюся хватку на волосах. — Не дёргайся, — предупреждает Роберт таким тоном, от которого внутри всё тревожно сжимается. — Ты ведь так хотел, чтобы я приехал, Билли! Я здесь, только для тебя! Сейчас я сделаю тебя таким счастливым, что ты от радости не сможешь встать с постели всю ближайшую неделю. И буду впихивать всю свою любовь тебе до самой глотки, пока не начнёшь задыхаться и захлёбываться радостью. Как тебе идейка? Биллу не нравится идея. Он не на шутку взволнован выражением лица Роберта, не обещающим ничего, кроме долгих и болезненных мучений. Будь он хоть бесконечно красив в этот момент, с сияющими гневом и похотью глазами, с кривой улыбкой, покрасневший от напряжения, Билл всё равно боится, что Роберт не сдержится. Он выглядит так, словно и не собирается сдерживаться. Ленивая возня перерастает в полноценное сопротивление. Билл пользуется своим небольшим ростом, чтобы пропихнуть ногу между их телами и оттолкнуть Роберта, но тот реагирует быстрее, хватая Билла под коленом и забрасывая его ногу на бортик ванны. Для Роберта эта поза, безусловно, удобнее: он тут же устраивается между ног Билла, не позволяя опустить или свести их. Выражения его лица снова становится болезненно-удовлетворённым. Это не игра. Билл понимает, что это не игра в ту же секунду, когда Роберт снова прикладывает его головой о кафель. Перед глазами на секунду темнеет. — Ну так что ты скажешь, Билл? — шипит он. — Ты хочешь этого? Может, мне нужно сломать тебе руки? Или ноги? Или всё вместе? Чтобы ты понял, что не нужно злить меня. Что мне нужно сделать, чтобы ты понял это, Билл? Выебать тебя на сухую прямо здесь, чтобы ты правда не смог даже пошевелиться потом? Ведь этого ты хочешь, этого ты добиваешься, да? Давай, Билл, я сделаю всё… Билл кусает пальцы Роберта. Резко и сильно, не сдерживаясь, впиваясь в них зубами, словно какое-то бешеное животное. Роберт дёргает рукой, вытаскивая их, и морщится от боли, удивлённый. Билл знает, что эта замешка не продлится долго. Ещё он знает, что то, что последует за этой замешкой, не понравится ему от слова совсем. Глаза Роберта уже наливаются кровью, и Билл знает, что у него мало времени. Он действует инстинктивно. Быстро дёргается вперёд и бьёт лбом Роберта куда-то в лицо. Судя по звукам, задевая нос. У Билла есть буквально секунды, пока Роберт хватается за повреждённый нос. Вес резко вскинувшегося Грея больше не давит на него, и хотя двигаться в скользкой ванне неудобно, но Билл всё же умудряется подняться вверх и перевалиться через бортик. — Мудак! — кричит Билл, отползая к двери. — Ебаный поехавший мудак! — Ты не убежишь далеко, Билли, — сипло отзывается Роберт, надрывно смеясь. — Пока я не отдам тебе всю мою любовь! Биллу приходится подняться на ноги, чтобы встать и, пошатываясь, вылететь из ванной. От ударов у него кружится голова и к горлу подкатывает тошнота, но думать об этом нет времени. Из ванной слышится скрип и возня, а после Роберт выходит следом. Он выглядит не лучше с разбитым носом, испачканной в чужой крови одежде и растрёпанными волосами, но хотя бы уверенно стоит на ногах. Билл этим похвастаться не может. — Ты так хотел, чтобы я приехал, — Роберт неприятно ухмыляется. — Так зачем ты убегаешь, Билл? — Не подходи ко мне, — предупреждает Билл, опираясь рукой о стену. Кажется, у него сотрясение. — Иначе что? Билл не знает, что может противопоставить этой махине, но сейчас в нём злости столько, что она выливается через край. Он бы и сам сейчас задушил Роберта, будь у него хоть немного больше сил. На что Билл вообще рассчитывал, затевая эту авантюру? Разозлить? Вышло даже лучше, чем можно было представить. Но ему просто нужно было это: увидеться с Робертом, вытащить его сюда самостоятельно, а не ждать, пока ему ударит в голову желание прийти. Почему Роберт всегда решает? Почему только ему доступно это? Чёрт возьми. Хочется выть от бессилия. — Мы расстаёмся, — злобно бросает Билл, спиной отходя назад, куда-то в сторону кухни. Роберт не меняется в лице, продолжая улыбаться. Только уголки губ слегка дёргаются — это идея ему, кажется, совершенно не нравится. — Да неужели, радость моя? — смеётся он, делая медленные шаги навстречу. — Д-да. — Тогда я имею полное право перерезать тебе горло! *** Это напоминает охоту на жертв, но больше вовлечения. Роберт никогда не задумывается о том, кто попадается ему в руки: это всегда просто импульс, мимолётное желание, ни к чему знать какую-либо информацию о животном, которое собираешься подать на ужин. С Биллом всё по-другому — это как вырывать самому себе ноющее сердце. Сначала больно до жути, зато потом можно дышать спокойнее. Роберт не помнит, когда в последний раз дышал спокойно, и если это и есть “любовь”, то в пекло её. В условиях квартирки Билла им особо не развернуться. Билл убегает — Роберт догоняет, вот и всё. Спрятаться здесь негде, да и вряд ли, думает Роберт, Билл из тех, кто зарывается в свою норку, надеясь, что это поможет. Нет-нет, он точно не такой — люди с таким пылающим взглядом просто не могут быть трусливыми. Они останавливаются на кухне, снова наворачивая круги вокруг друг друга. Исключая тот единственный раз, когда он показывал Биллу детище своих рук, Роберт никогда не испытывал возбуждения от убийств. Да, от погони в крови играет адреналин, но возбуждение — нет. Люди просто куски мяса, в них нет ничего возбуждающего. Если это не Билл, конечно. Стоило загнать его в спальню. Возможно, тогда они обошлись бы меньшей кровью. — Я тебя ненавижу, — выпаливает Билл, замирая около противоположной стороны стола. Роберт останавливается тоже. — Ты любишь меня, — возражает он с болезненной нежностью. — Ты любишь меня, Билл. Твоя любовь прекрасна, даже с примесью ненависти! Билл морщится, в его глазах такое сладкое отчаяние, такая слабость, старательно скрываемая внешней бравадой, что Роберт не может сдержать довольный вздох. Это очень похоже на всех его жертв, но, в то же время, совершенно иначе — с добавкой чего-то такого, что есть только у Билла. Эти короткие секунды, пока он будет обмякать в руках Роберта, будут самыми прекрасными и неповторимыми. Эту картинку хочется сохранить где-нибудь на подкорке, чтобы вспоминать и вспоминать. — Будет не больно, — обещает он, и, конечно, врёт. Перерезанное горло — это очень больно. — Лжец, — выплёвывает Билл. — Не подходи ко мне. — Иначе что? — повторяет Роберт. Биллу нечего противопоставить, очевидно. Роберт резко огибает стол, чтобы схватить Билла за плечо. Он дёргается, но это настолько же бесполезно, как пинать стену. Роберт знает, что Билл и в лучшие времена никогда не был силён физически, а сейчас, после того, как пострадала голова, любые нагрузки даются ему ещё сложнее. Зато самому Роберту ничего не стоит сжать руку на его шее и уложить его на стол, нависнув сверху. Вот так замечательно. Так намного лучше. Билл вырывается, пытаясь отбиться, но Роберт заводит его руки за голову и прижимает их к столу. Запястья тонкие и аккуратные. Сломать их действительно не составило бы труда. Очень хочется. — Смотри, где мы оказались из-за тебя, — тянет Роберт, оглядывая стол на предмет чего-нибудь полезного. Нож бросается на глаза почти сразу. — Это твоя вина, Билли, только твоя, ты понимаешь это? Роберт прижимает нож к его горлу и наклоняется ниже, не обращая никакого внимания на попытки Билла выбраться. Накатывают воспоминания. Одна из их первых встреч. Каким восхитительным Билл был тогда, и где то слепое восхищение сейчас? Роберт царапает шею лишь слегка, чтобы почувствовать запах крови, но Билл сам дёргается, делая порез немного длиннее. Роберт зачарованно следит за тем, как рана наливается кровью, после наклоняется, чтобы провести по ней языком, слизывая. Он буквально дуреет от этого, подстёгиваемый неудовлетворённым голодом. Зачем Билли сделал то, что сделал? Кому это помогло? Билл неожиданно обмякает под ним. Роберт недоумённо приподнимается, но поймать чужой взгляд не успевает: Билл отворачивается и жмурится, но всё его тело расслабляется, будто готовое ко всему. На секунду на Роберта накатывает чёртово чувство. Билл должен выглядеть жалко в его глазах в эту секунду, но испытывать отвращение не получается. Хочется протянуть ладонь и погладить его по щеке, успокаивая. Роберт понимает, что ошибся, когда Билл резко распахивает глаза и, воспользовавшись его слабостью, вырывает руки. Приходится выпустить нож, чтобы снова поймать его, но на этот раз Билл не сдаётся, вертясь под ним. Роберт снова хватает его рукой за шею и сжимает пальцы так сильно, как ещё ни разу не сжимал прежде, боясь по-настоящему навредить. Он отчаянно впивается пальцами в тонкую кожу, а перед собственными глазами пляшут огоньки — словно себя душит. Восхитительное чувство. Роберт следит за тем, как Билл цепляется за его руку, пытаясь ослабить хватку и вдохнуть хоть немного воздуха, но это абсолютно бесполезно. Билл дрожит под ним, и это прекрасно. Роберт следит за его лицом, как закатываются глаза и рот открывается в безуспешной попытке вдохнуть. Такое же выражение лица у него было всякий раз, когда Роберт хватал его за шею незадолго до оргазма, доводя до бликов перед глазами и отпуская лишь после того, как Билл наконец-то кончал. Вот это нравилось им обоим до жути. То, что происходит сейчас, вряд ли вызывает у Билли много радости, но Роберт не думает об этом. Он уже знает, что не выдержит. Не сможет довести дело до конца. Перед глазами снова застывает счётчик: ещё несколько секунд, всего несколько секунд. Пять, четыре, три… Острая боль пронизывает живот. Роберт застывает, отпуская руку. Билл шумно вдыхает воздух и смотрит на него огромными оленьими глазами. Роберт опускает взгляд и видит, что Билл воткнул позабытый в порыве возбуждения нож ему прямо в живот. И это плохо. Билл выглядит ещё более испуганным, чем несколько секунд назад, когда Роберт отчаянно и с чувством душил его. — Не вытаскивай, — просит Роберт. Билл напуган и не слышит его. Он тянет руку на себя, и нож выходит из тела с тихим хлюпаньем. Роберт отшатывается назад, зажимая рану ладонью. А вот это очень плохо. — Я… — голос у Билла хриплый и тяжёлый, будто ему больно говорить, — Роберт, я… я не… — Ты восхитителен, Денбро, — смеётся Роберт. — Господи! Из всех людей — ты самый восхитительный. — Чем я могу… нужно остановить кровь, нужно… Роберт хватает его за волосы свободной рукой и, притянув к себе, целует. Поцелуй выходит быстрым и напряжённым, с привкусом крови, страха и слёз — кажется, это из-за Билла. Роберт знает, что у него катастрофически мало времени, и потому вытягивает из этого поцелуя всё, что только может, наслаждаясь, словно в последний раз. — Я правда люблю тебя, — шепчет он едва слышно. Роберт отпускает Билла только для того, чтобы снова ударить его и окончательно вырубить. *** — Билл! О господи, Билл! Приходить в себя тяжело и больно. У Билла болит всё, что может и не может болеть, и его жутко тошнит, и голова идёт кругом. Перед глазами пелена, сквозь которую вырисовывается нечёткий силуэт… кажется, это Беверли. — Что случилось?! — она падает рядом с ним на колени и помогает Биллу перебраться на диванчик. — Подожди, я сейчас вызову скорую… — Нет, — резко обрывает её Билл, тут же морщась от звуков своего же голоса, — никакой скорой. Не… не звони никуда. Воспоминания возвращаются медленно и неохотно. Последнее, что Билл помнит — как он обмякал на полу, пока сгорбленный силуэт Роберта расплывался перед глазами и удалялся, пропадая. Потом темнота. Они повздорили, мягко говоря. Билл был уверен, что Роберт действительно убьёт его, поэтому сделал то, что сделал. Ударил его ножом. Это воспоминание заставляет подорваться и, игнорируя боль, подняться на ноги. Беверли пытается остановить его, но Билл настойчиво встаёт и следует за дорожкой крови, идущей из кухни в коридор. Она пропадает около входной двери, и Билл не знает, хорошо это или плохо. — Здесь был кто-то, когда ты пришла? — спрашивает Билл у придерживающей его Беверли. Она мотает головой. Билл прижимается спиной к стене около входной двери и медленно сползает вниз. Голова отзывается ужасной болью, от которой снова темнеет перед глазами. На краю сознания мелькает мысль о том, что он, кажется, зарезал Роберта. После Билл снова теряет сознание, оставляя Беверли наедине со своим лишённым чувств телом.