То, что люди называли по наивности любовью, То, чего они искали, мир не раз окрасив кровью, Эту чудную Жар-Птицу я в руках своих держу, Как поймать ее, я знаю, но другим не расскажу. Что другие, что мне люди! Пусть они идут по краю, Я за край взглянуть умею и свою бездонность знаю. То, что в пропастях и безднах, мне известно навсегда, Мне смеется там блаженство, где другим грозит беда. День мой ярче дня земного, ночь моя не ночь людская, Мысль моя дрожит безбрежно, в запредельность убегая. И меня поймут лишь души, что похожи на меня, Люди с волей, люди с кровью, духи страсти и огня!
Если и есть на свете человек, способный поразить Джима Мориарти целиком и полностью, то это никто иной, как Лилия Эмилия Уайт. Барышня сочетала в себе острый ум, искрометный юмор, неиссякаемую харизму и удивительную искренность. Очевидно, что Лили старалась выстроить защитную стену от мира, но получалось, слава Богу, слабо. На деле эта девушка отнюдь не настолько холодна, строга и недоступна, насколько хотела казаться, скорее совсем наоборот. Кроме того, уж кому-кому, а Лили храбрости и воли не занимать. Это хитроумное невесомое создание с доверчивым «синим» взглядом, хоть и напоминало фарфоровую куколку, которую одно неосторожное движение могло бы разбить вдребезги, отличалось редкой выдержкой. Сколько бы испытаний не подбрасывала ей судьба — а их явно немало — хрупкая Лили никогда не сдавалась. При любых обстоятельствах эта девушка шла по жизни с гордо поднятой головой. Кроме того, в копилку достоинств Лили шла и непредсказуемость. Однообразие Джим считал самым, вероятно, неприемлемым, что только есть в мире и в человеке. Неприемлемым и забавным. Стремление жить по правилам всегда вызывало усмешку. Любители морали самыми первыми тебя и подставят, да ещё как, и обвинят во всех смертных. «Это эгоистично» — а кто, собственно, альтруист, только не на словах, а на деле? Что-то не видать. Такие люди умеют контролировать чувства и мысли, но в этом и слабость. Они одинаковые. Они всегда пребывают в одном и том же настроении, сегодняшний день похож на завтрашний, а завтрашний на послезавтрашний. Они никогда ни на что не претендуют. Понятны и просты, как раскрытая книга. Скука! Лили же казалась другой. Джим чувствовал, что влюблен окончательно и бесповоротно. Больше всего на свете хотелось сжать тонкую талию негласной королевы, откинуть пушистые белокурые локоны и впиться в нежные губы с редкостным неистовством, словно в последний момент. Не сомневаясь, что Лили при желании могла бы подарить незабываемую ночь, Джим мечтал терзать тонкую фигуру. Разумеется, француженка заслуживала, чтобы ее гордость ломали как можно жестче, утверждая власть, чему она была бы только счастлива. Разумеется, до полудня, при таком раскладе, она не сможет и пошевелиться. Страсть сменялась приливами нежности. Несомненно, он всегда нашел бы способ заинтересовать ее. Он нашел бы множество общих тем для разговора. Он сумел бы вызвать на ее лице искреннюю улыбку. Хватит строить из себя образ Снежной Королевы, в конце концов. Хватит! Нежная Лили должна принадлежать ему до конца. Без остатка. Любой ценой. Когда это, в конце концов, ему не удавалось добиться своего? Даже если не сразу — тем только лучше. Непокорность только сделает игру веселее, а куда ему спешить? А вот и она. Лили редко заплеталась, не желая скрывать от мира столь роскошные локоны. Сегодняшний день также не оказался исключением. Нарядилась в новенькую белую блузку с кружевными рукавами и черную юбку-карандаш, подчеркивающую тонкость фигуры. Сочетание строгости и нежности придавало ее облику очарования. Длинные ножки были упакованы в черные лакированные лодочки. За долгое время Лилия настолько привыкла к каблукам, что могла свободно передвигаться в них не только медленно, но и очень быстро. — Мисс Уайт! — Да? — приветливо улыбнулась Лили. — Каковы планы на вечер? — Ничего особенного, — опустила девушка пушистые ресницы. — В таком случае, — протянул Джим, что всегда умиляло француженку. — Не могла бы ты провести его со мной? — Разумеется, — тепло улыбнулась собеседница. Другого ответа он, собственно, и не ждал, что не могло не радовать. Только внешне Лилия казалась замкнутой и холодной. В сердце этой девушки бушевало пламя, сравнимое, вероятно, с лесным пожаром, и его задача освободить огонь от воздействия границ и рамок. Снежную Королеву нужно посадить на печь, и она растает. Лили Уайт нужно дать возможность поверить в себя, и она это сделает.***
Неуловимый «подрывник», как Лили и предполагала, и не думал останавливаться. На этот раз он прислал Шерлоку Холмсу фотографию окровавленной машины и дал восемь часов на раскрытие тайны отсутствия водителя. Детектив, допросив жену пропавшего человека и владельца проката автомобилей, пришел к выводу, что он недавно был в Колумбии. Кровь в машине была заморожена, и Шерлок понял: потерянный человек заплатил владельцу агентства за то, что тот помогает ему исчезнуть. Шерлок объявляет решение. Опять же — заложник освобождён. Лили всегда удивлялась невероятному интеллекту Холмса. Гений! Даже не талант, а именно гений. При виде откровенной зависти полицейских Лили едва удерживалась от колкости. Холмс абсолютно бесплатно выполняет то, на что они даже за деньги не способны. Спасает жизни! Шерлок машина? Комментировать легко. А вот поставить себя на место Холмса — гораздо сложнее. Смогли бы они сами прийти к тем же выводам в его положении? Отнюдь нет. Лили и сама не поспевала, как и доктор Джон Ватсон, за стратегией Холмса, что вызывало ещё большее уважение. Уайт не сомневалась, что и «подрывник» в душе восхищается соперником, почему и старается всячески проверить. Завистливое, простое, окружение этот человек воспринимал брезгливо, используя как инструмент для интеллектуальной борьбы с ровней. Как, похоже, воспринимал и Джим, открыто разделяя мир на высших и низших. Лили вздохнула. Многое она отдала бы, лишь бы узнать, что это за человек. Кто есть гений, стоящий по ту сторону закона, невероятно похожий на Холмса и вместе с тем другой? При всех достоинствах Шерлока у него, однако, до сих пор нет девушки. До сих пор нет любви. Она и сама старалась даже не мечтать на этот счет, но, как оказалось, зря. Теперь у нее Джим! Лили чувствовала себя на вершине счастья, вспоминая его улыбку. От этих мыслей ее словно охватывал легкий дурман. Умом она понимала, что это еще ничего особенного не значит, но так приятно понимать, что ты любима, что ты нужна. Хотелось помечтать, погрузиться в эту дрему еще и еще… Увидеть взгляд карих глаз, означающий «Помню… И люблю только тебя». Джим вызывал в душе француженки искренний восторг. Лили чувствовала, что каждая секунда общения с этим человеком казалась прекрасной, что острый ум не мог не восхищать, а теплые слова не радовать. Джим не признавался ей в любви. Он умел дать понять об этом чувстве даже без слов, что, несомненно, говорило о чуткости и артистизме. Лилия хотела выглядеть на предстоящем мероприятии как можно лучше, и быстро отыскала подходящий наряд. Платье небесно-голубого цвета до колен с кружевными лямками и пышной юбкой с первого взгляда приглянулось француженке. Во-первых, цвет и форма отлично подходили ее внешности: сочетание белокурых волос и бирюзовой ткани придавало облику нечто одновременно трогательное и величественное; во-вторых, удобно танцевать; в-третьих, стильное; почему бы и нет? — На свидание, не так ли? — послышался голос Шерлока Холмса, когда Лили, надевая бежевую куртку, направлялась к выходу. — Безусловно, — кивнула девушка. Джим никогда не должен забыть этот вечер, или она не она.***
Ты просто посмотри на небо И я иду с тобой по свету! Мне не нужен знак, Всё пойму и так! Когда так быстро звёзды тают, Мои губы повторяют Как молитву дня: Я люблю тебя.
Лилия Эмилия Уайт всегда любила гулять вечером: невероятная красота… Конечно, чуть сумрачно, но это только добавляет загадки, кроме того есть фонари, позволяющие рассмотреть все краски осени. В первую очередь хотелось обратить внимание на, естественно, деревья, всем видом призывающих к себе. Красные и желтые листья притягивали взгляд чуть ли не каждого прохожего: недаром осень нередко называли самым красивым временем года. Лили гораздо больше любила лето, но что поделать, повернуть время вспять человеку не дано, да и зачем? Жизнь должна идти вперёд, да и в осени волей-неволей приходится находить плюсы и они, разумеется, есть. Лили любила находить кучки слегка засохших листьев, ходить по ним и шуршать ногами: приятно… — Ходим, гуляем, а народ не замечаем! — послышался вдруг донельзя знакомый голос. — Флан… Фландрен? Лили едва ли успела сосчитать до трех, как к ней мгновенно подошли два парня. Один был смуглый; другий — белокурый, с «небесными» глазами. При виде блондина Лили инстинктивно побледнела. — Что случилось, Уайт? Низшей расой теперь считаешь, небось? — хмыкнул белокурый. — Чем занимаешься? — Не твоё дело, — холодно ответила Лили, стараясь говорить как можно решительнее. — Дайте пройти. — Будь проще, Уайт, и люди к тебе потянутся. Раньше ты, кажется, была более сговорчивой! Неизвестно, чем закончилось бы так называемое общение, если бы не черная блестящая машина. — А в чём дело, господа? — послышался знакомый насмешливый голос выглянувшего водителя, отчего Лили мгновенно почувствовала душевное тепло. — Девушка, кажется, объяснила, что не нуждается в вашей компании. Или красноречия не хватает? Едва Лили устроилась, страх тут же отступил. — Ну, чем тебя так напугали эти, — презрительно скривился Джим. — Придурки? — Я встречала его раньше, — горько вздохнула Лили, поправив белокурые волосы. — И отнюдь не ожидала увидеться снова.***
Заведение представляло из себя двухэтажное здание золотого цвета. Название было изображено красным курсивом. Казалось, место весьма приличное и богатое, кроме того Лили успела убедиться по интернету, что отзывы положительные, грамотные. Джим Мориарти, в свою очередь, не особо фанател от танцев, но ради Лилии вполне мог бы временно изменить этому правилу, тем более, что способности позволяют. Джим постарался выбрать приятное место с правильной организацией. Просторное помещение помогало уместиться здесь множеству людей, причем весьма удобно. Хочешь — танцуй, хочешь — отдыхай, пользуясь мягкими оранжевыми диванами или креслами: можно было расслабиться, наблюдая за электрическим камином. Огонь менял цвет, становясь то красным, то зеленым, то синим, что побуждало веселиться и забыть о каких-либо проблемах. Первый этаж был запланирован для танцев и разнообразных развлечений: день за днем играла популярная музыка, позволяя и быстро двигаться в бешеном темпе, и наслаждаться мелодичными «медляками». Зато если хочется устроить ужин при свечах или еще что-то в этом роде винтовая лестница мигом приводила на второй, где располагалось уютное кафе с большим разнообразием блюд. Красота Лили в очередной раз потрясла Джима. Небесно-голубой цвет платья напоминал о высоком небе и не позволял отвести глаз: при таком ярком наряде невозможно не быть на виду у всех. Лили будто решила бросить вызов всему окружающему миру и у нее это практически получалось… Наряд, казалось, словно сшит именно под мисс Уайт и ни под кого другого: настолько гармонично смотрится. Застегнув ремешки на белых босоножках, Лили двинулась вперед, и Джим не мог не отметить изящество длинных тонких ножек. — Безупречно! — Благодарю, — сейчас Лили напоминала кошечку, которой дали молоко. Уайт всегда любила получать похвалу: это пробуждало крепкое ощущение гордости за себя. Ну а интуиция подсказывала, что предстоящий праздник пройдет на высший балл. Второй этаж был ничуть не хуже первого: огромные окна, чуть прикрытые у первого и последнего алыми бархатными шторами, предоставляли возможность наблюдать за небесами и прекрасными огнями вечернего города. Золотые обои придавали помещению сходство с комнатами короля или царя. Круглые прозрачные столики сопровождались бордовыми стульями. Что же, роскошно и уютно. Лилию приятно удивил дорогой сервиз — посуда казалась богатой, узоры словно позолоченные. Взять хоть ободки тарелок — золотые, как и кружки. — Чувствую себя знатной дамой на приеме у его величества, — улыбнулась она мягко. — Счастлив подтвердить, что так и есть, — протянул Джим. — Только не дамой, — поправил он. — Королевой! Спутники заказали латте, кроликов с индейкой и овощами, и фруктовый салат. Простенько и вкусно. — Расскажи о себе, — бросил на Лилию пристальный взгляд Джим. — Чем подробнее, тем лучше. — Я родилась в обеспеченной семье, — начала, приготовившись, Лили. — Я привыкла ни в чем не знать отказа. На тех, кому не повезло, я не обращала ни малейшего внимания. Мои родители, как люди амбициозные, хотели выбиться в свет. И я помогла. — улыбнулась девушка. — И, разумеется, прости за глупость, наслаждалась своей красотой. — Почему «прости»? — пропел Джим. — Прекрасно, если девушка следит за собой. Вот в обратном случае уже следует насторожиться. Продолжай. — Я была счастлива, что меня всегда и всюду провожали взглядами. Я была счастлива, что девчонки мне завидовали. Я была наивна как ребенок, раз мечтала о сказке наяву, — сверкнула девушка глазами. — Но вот тут-то, — усмехнулась она. — Все и кончилось. Мне не везло в любви. Энтони Розье, к примеру, принадлежал к тому типу людей, которым никогда не приходилось слышать отказ. Ему без труда удавалось найти общие темы для разговора с девушкой и обосноваться в любой дискуссии. Когда в школе праздновали ее день рождения, то придумывал интересные конкурсы. Образно говоря, мог одним присутствием заставить забыть слово «Скука». Умный, остроумный, вежливый, но, чего я на тот момент не замечала, наглый тип. Судя по наблюдениям, Энтони любил, пожалуй, даже слишком, острить, откровенно презирал неудачников и некрасивых девушек, считая, что им не стоит лишний раз красоваться при отсутствии достоинств, и весь удел — скромно помалкивать, с чем я была полностью согласна. Мы влюбились друг в друга… в три дня. Не прошло и недели. Мы постоянно были вместе, что бы ни происходило и куда бы ни шли. Энтони дарил мне цветы и предлагал прогулки под луной. Я верила, что это, похоже, истинное счастье… А потом Энтони бросил меня, не сказав ни слова, и увлекся моей подругой. Именно поэтому Джим всегда терпеть не мог любителей громких слов. Ах, любовь до гроба, ах, я всегда буду рядом… А на самом деле брошу тебя при первом же попавшемся случае. Что из себя представлял этот Энтони, если убрать внешний блеск? Прямо говоря, ничего особенного. Он явно не расценивал отношения с Лили как нечто прочное и вековечное, воспринимая ее не более, чем шикарный трофей. Джим не сомневался, что когда-то жизнь заставит Энти отплатить по заслугам. — Лучшим наказанием было бы не обращать на него внимания, — насмешливо ввернул Джим. — Не говорить ни слова. Ни на миг не дать понять, что сожалеешь. Вот был бы шок, что невелика потеря. — Именно так я и сделала, — гордо улыбнулась Лили. — И, кроме того, я решила, что гарантия успеха это превосходить сверстниц на сто голов. Я была лучшей студенткой университета, писала книги по истории Франции, но не могла не признавать, что слегка завидовала окружающим. Да! Видя прочный брак и материнство, вековечную любовь… Я мечтала об этом. Особенно после случая с Энтони. Словно с целью побороть судьбу. Лили вздохнула и продолжила рассказ. — Однажды меня заметил Калвертон Фландрен, — скривилась девушка. — Молодой представитель одной из самых богатых семей Франции. Родители настаивали на выгодном браке, и я была отнюдь не против. Казалось бы, он боготворил меня. Он дарил мне розы. Он устроил мне сказку наяву, — горько улыбнулась девушка. — Его жене легко стать первой леди Франции. При таком раскладе открыты любые двери… А в конечном счете он частенько приходил домой поздно и укрывался в своей комнате. В это время у него бывали блестящие, как у больного, глаза. Я спрашивала, где и с кем он задержался, а он отвечал, что у него работа. Однажды, когда я шла домой, увидела его, пьяного, в компании друзей. Эта, — фыркнула Лили. — Банда оценила мою внешность, так сказать, по достоинству. Они рванули платье… И отбросили мою сумку. В общем, вдоволь поиздевавшись, банда бросила меня на улице. — Ты не пыталась как-то… отомстить? — А что я могла бы сделать? — горько усмехнулась Лили. — Он подарил мне презервативы на виду у всего курса, помнится. То-есть выставил виноватой, что в данном случае выгодно. А уж в суде я влетела бы ещё крепче. В определенный момент я просто — напросто уехала из Франции. В конце концов, по отцовской линии я англичанка. Думала, может, что-то хорошее на второй Родине подвернётся. — Не бойся, — тихо, но твердо проговорил Джим, крепко сжав нежную руку Лили.— Можно ли считать Фландрена сопоставимой тебе личностью? Он не заслуживает ни малейшего твоего воспоминания. — Я была глупа, — с горькой усмешкой отметила Лили. — Повелась на внешний блеск. — Нет. Нет. Нет. Ты доверчивая, — кивнул Джим. — Но не глупая. И невероятно храбрая. Заметь, ты не сдалась. Ты горевала, но шла вперёд. Ты строила защитную стену от мира, но шла вперёд. Ты никогда не теряла веры в грядущий успех и в собственные силы. И это, — погладил он тонкие пальчики спутницы. — Прекрасно. Следовательно, ты на порядок выше Фландрена. Нужно ли бояться того, кто этого не стоит? — Спасибо, что ты есть, — ласково улыбнулась Лили. — Больно много чести прошлому, если оно займёт место в настоящем. — Вот именно, — мягко отозвался Джим. — Потанцуем? — не ожидая ответа, он взял француженку за руку и потянул вниз. Судя по движениям, Джим никогда не имел проблем с танцами и с невероятной бережностью вел партнёршу. Лили осознавала, что находится на той ступени счастья, когда человек видит в окружающем мире только хорошее, забывая о возможности горя и зла. Неужели она в его власти? Разве это возможно? — Вы отлично танцуете, мистер Марлоу, — важно отметила Лили. — Приходится соответствовать, мисс Уайт, — весело протянул собеседник, возвысив голос на последних словах. — Давно хотела спросить, — в следующее мгновение Лили оторвалась от пола и неожиданно взяла инициативу в свои руки: немного пролетев в воздухе, она увлекла напарника на разворот. — Ты увлекаешься музыкой? У тебя профессионально распетый голос. — Это правда, — гордо проговорил Джим. — Я всегда любил оперу. — Интересно, — сверкнула глазами Лили. — Ты умеешь бить голосом вещи? — Разумеется, — нахмурился собеседник. — Когда-то, в детстве, я говорил отцу, что собираюсь стать оперным певцом, но он был против. Тогда я разбил голосом бокал… — А он? — Он отказал мне. Тогда я разбил голосом люстру, — бесстрастно продолжал Джим, бережно разворачивая спутницу на повороте. — Осколки посыпались ему на голову, и… — И тогда он согласился. А ты решил выступать под именем «Il Contegante», — рассмеялась Лили, обнажив белоснежные зубки. — Неужели кто-то еще читал «Замок в Карпатах»? — сокрушенно вскинул брови Джим, покачав головой для пущего эффекта. — Я же тебе не Фландрен, — бросила лукавый взгляд Лили. — Надеюсь, роль Стиллы достанется достойной из достойных? — Разумеется, — охотно ответил Джим. — Fortо Fortissimo Felichita, — напел он, лихо изменив тембр. — Там была деревня Верхние Вурдалаки. Представляешь, отправить им Фландрена в качестве еды? Лили звонко рассмеялась, откинув голову. Плавно двигаться в вальсе, не чувствуя пола под ногами, казаться хрупкой и беззащитной, было лучшим подарком из всех возможных подарков на свете. Септимус Смит культивировал ее — она уже устала отбиваться от постоянных звонков и вековечной добровольной службы -, но ведь это ей как раз и незачем. Лили Уайт привыкла побеждать. Кто бы знал, что так приятно… проигрывать. — Удивительно, мисс, что Вы не понимаете, насколько Вы опасны. Вы не оставляете мне шанса устоять! — А как же, сэр, могу оставить? В обратном случае я потеряла бы мгновение невероятного счастья. На очередном повороте Лили прижалась к партнеру, словно кутенок. Она была бы счастлива признать поражение. Счастлива неповторимому теплу, охватившему сердце. Он обнял её, и Лили чувствовала, что совсем не возражает. Она не помнила, когда точно наступило это мгновение, но, казалось, в следующую же секунду они не могли оторваться друг от друга. Нежность поцелуя плавно перешла в неукротимую страсть, словно оба хотели отдать друг другу как можно больше чувств и внутреннего огня. Лили чувствовала, что теряет почву под ногами. Она абсолютно не думала, что творилось вокруг, что подумали бы другие. Казалось, мир превратился в сказку, предназначенную исключительно для них двоих. Он, она и стихия. Обжигающая завораживающая стихия. Лили хотелось прижаться как можно крепче и никогда не отпускать. И будь, что будет.***
Очень жаль, что ты тогда Мне поверить не смогла, В то, что новый твой приятель Не такой, как все! Ты осталась с ним вдвоём, Не зная ничего о нём. Что для всех опасен он, Наплевать тебе! И ты попала! К настоящему колдуну, Он загубил таких, как ты, не одну! Словно куклой и в час ночной Теперь он может управлять тобой! Всё происходит, будто в страшном сне. И находиться здесь опасно мне! Как бессонница в час ночной Меняет, нелюдимая, облик твой, Чьих невольница ты идей? Зачем тебе охотиться на людей?
Проснувшаяся Лили понимала, что никогда ещё не чувствовала себя настолько счастливой, как на вчерашнем празднике. Во время танцев ей казалось, что никого вокруг, кроме них с Джимом, не существовало: они будто бы оказались в прекрасной сказке, где царила атмосфера всеобщего счастья. Лили надеялась, что это, наконец, та самая любовь, что описывается в детских книгах, то самое чувство, что пробуждает ощущение невероятной духовной близости друг к другу. Она все ещё не могла опомниться от ласкового прикосновения тонких пальцев Джима, хотелось прижаться как можно крепче и не отпускать… Выходя завтракать, Лили замерла. Холмс разговаривал с высоким кареглазым обладателем прямых сальных волос и курносого носа. — А вы, стало быть, знаменитый Шерлок Холмс? — Верно. — А чем Вы могли бы это доказать? — Что же, я вижу перед собой глубокого интроверта. Замкнут, раним, наивен, но никого не пускает в свой внутренний мир. Вы вежливы, но недоверчивы. Позы выбираете максимально закрытые: руки, скрещенные на груди, стоите к собеседнику полубоком. При разговоре часто используете паузы — не уверены в себе. Также Вам важна дистанция при общении. Избегаете каких-либо авантюр и шума. Движения или плавные, словно в замедленном кино, или быстрые и резкие, которые могут сменяться полным отсутствием любого движения. В каждом жесте можно уловить некоторую напряженность, как бы лениво оно ни выглядело — Вы не умеете расслабляться. Шаги почти бесшумные — самоконтроль и сдержанность. Вы человек ответственный, умный, но ранимый, и лишены чуткости. — Невероятно! — вынес вердикт гость после непродолжительной паузы. — Сеп? — выдохнула, наконец, шокированная француженка. — Лили? — гость, казалось бы, просиял от счастья встречи. Печальные глаза сверкнули, бледное лицо озарила жизнерадостная улыбка. — И, наконец, в любви Вы верны, но несчастливы, — подытожил Шерлок Холмс, но Смит уже не слышал. — Лили, — вздохнул Септимус. — Я хотел бы тебя предупредить. — Сеп, я не ребенок, — как можно более равнодушно проговорила француженка. — И не нуждаюсь в постоянной опеке. Прости, но что случилось, что ты бежишь ко мне посреди бела дня? Лили вспомнились слова Джима: «Ничего не бойся», отчего она едва сдержала теплую улыбку. — Это важно! — не сдавался Смит, не спуская с Уайт пронзительного взгляда темных, почти черных, глаз. — Во-первых, Лили, уверена ли ты, что тебе стоит соседствовать с детективами? Прямо говоря, это опасно. «Джим сказал бы, что я справлюсь с любой опасностью, если посчитаю нужным. То, что нас не убивает, делает сильнее», — подумала девушка. Шерлок Холмс фыркнул. — Во-вторых, прости, но твой Джим личность более, чем странная. — Что… Что ты имеешь ввиду? — вскинула брови Лили. — Недавно… Некоторое время назад я видел этого человека в сопровождении некой Молли. Вид и макияж словно у гомосексуалиста. — Что?! — инстинктивно отшатнулась Лили. — Все мы врем, но не до такой же степени, в конце концов. Как тебе только в голову это пришло?! Какая еще Молли? Какой гомосексуализм?! Ты сам себе противоречишь! Происходящее просто в голове не укладывалось! Слов нет! Это ж надо — настолько ослепнуть от ревности, чтобы позорить другого человека! Когда она, в конце концов, давала Смиту хоть малейшую надежду на нечто большее, чем дружба? Да и вранье, кроме того, на редкость нелепое и непродуманное. — Лили, это правда, — нахмурился Септимус. — Я никогда не стал бы тебе врать. Но учти, что темная лошадка. Лили все выше подымала брови. Смит, право, напоминал неразумное дите, которое умудрилось потерять любимого плюшевого медведя. — Лили, никто не призывает тебя разрушать личную жизнь — это, в конце концов, глупо — но что вы практически незнакомы — факт. — Парадокс, но Смит говорит правду, — задумчиво заключил Шерлок Холмс. — Некто Джим именно так мне и представился. Следовательно, это спектакль. Но с какой целью? — Шерлок! — послышался вдруг встревоженный голос Джона Ватсона. — Некто Калвертон Фландрен упал с обрыва. Лили почувствовала, как дрогнуло на сердце.