***
— У тебя есть всё, — непривычно холодный голос Брайана срывался, мужчина старался говорить тише, чтобы не разбудить детей, — Чем ещё ты не довольна, Крис? Мэя бесил этот разговор, раздражали претензии жены. Да, его часто не было дома, но это была его работа, благодаря которой у них был этот дом, уверенность в завтрашнем дне, стабильность, а сама Крисси могла себе позволить всё то, о чём большинство женщин в Королевстве могли только мечтать. И вместо благодарности он получал лишь упрёк за упрёком. — Не в деньгах счастье, Брайан. И я начинала встречаться с парнем, который это понимал. Ты нужен нам: мне и детям. Ты, а не картинка в телевизоре или на обложке журнала. Атмосфера в кухне накалялась. Крисси высказывала всё новые и новые претензии, а Брайан сидел, обхватив голову руками, и не мог сказать ни слова в свою защиту. Конечно, жена права — он отвратительный отец и никудышный муж. И Мэй сам часто об этом задумывался, вспоминая то, сколько времени с ним проводил его собственный отец и сколько он сам получил от этого общения. Всё, что у него есть сегодня, появилось из этих отношений. Брайан бы хотел отдавать столько же Джимми и Луизе — его маленькой принцессе, но, при всём своём желании, не мог. Те немногочисленные гастроли, в которых его сопровождала семья, показали, что подобный график совершенно не подходит детям. А если бы они оказались с ним тогда, когда они застряли на границе в Мексике или буквально оказались заложниками в Аргентине, то Брайан бы просто с ума сошёл. Крисси продолжала говорить. Всё так же тихо, но лучше бы она кричала, бросалась на него с кулаками. Всё что угодно, любая истерика, но не этот обвиняющий тон. Брайан знал, что виноват перед ней. В то время, как она была здесь с детьми, он, там, вёл себя совсем не так, как должен вести отец семейства. Кончено были и группи, и совершенно случайные любовницы на одну или несколько ночей. Но, в конце концов, он же взрослый мужчина, у него есть свои потребности, и куда-то нужно было спускать все те эмоции, что накапливались за то время, что он не видел жену. А это ведь не неделя или две. — Ты ведь знала, что так будет, — Брайан наконец поднял голову, — ты ведь знала, что я не смогу без музыки. И тогда, когда мы только начинали, и, тем более, сейчас. Крисси, ты ведь вышла за меня, когда мы уже были известны и уже жили в бешеном графике. Что, чёрт возьми, поменялось? — Ты, Брайан, ты поменялся, — Крисси презрительно сощурилась, разглядывая мужа, — ты вообще уверен, что живёшь своей жизнью? Все эти богемные тусовки, разнузданные вечеринки — это ведь не твоё. Я выходила замуж за совсем другого человека, а не того, кого пришлось буквально выволакивать с того уродского клуба в сентябре. Брайан недовольно повёл плечами. Тогда, после очередного скандала, он, желая угодить супруге и провести с ней время, взял её с собой в Мюнхен на вечеринку по случаю Дня Рождения Фредди. Хотя знал заранее, что его тихой, домашней жене будет казаться диким всё, что там происходит. Все эти танцы трансвеститов, море алкоголя и веществ, отсутствие любых рамок. По правде сказать, он и сам не всегда себя свободно чувствовал на подобных сборищах, но за многие годы привык. Стал относиться ко всему с философским спокойствием. — Господи, Крисси. Это ведь всё часть имиджа и не более того… — Чьего имиджа, Брай? Того смешного и волшебно-нелепого кудрявого пацана с гитарой, которого я когда-то встретила? Или всё-таки твоего обожаемого Фредди? — Не надо… Это было мучительно больно. Каждый раз разрываться, зная, что нужно ехать в студию, в то время, как он был нужен дома, где болел кто-то из детей. Разрываться, когда нужно было ехать в тур, когда у кого-то из детей начинался очередной важный и далеко не всегда беспроблемный этап взросления. Каждый раз выбирать, каждый раз мучиться, что упускает что-то важное, терзать себя снова и снова. Забываться в алкогольном угаре, который на утро уходил, оставляя после себя только мрачное похмелье. И ещё больнее было от того, что Крисси, казалось, не понимала всего того, что он чувствовал. — Что не надо? — Брайан всматривался в искажённое злобой лицо жены и не узнавал когда-то милых черт, — они ведь твоя семья. Они, а не мы. Может быть вам уже стоит оформить свои отношения и перестать портить жизнь окружающим? В ушах звенело от прилившей крови. Разумеется, завтра утром, когда эмоции уйдут, Мэй будет жалеть обо всём, что было сказано и сделано сегодня. Но сейчас он был слишком разозлён. Почти не контролируя свои действия, он вскочил и резко замахнулся и тут же бессильно опустил руку, словно испугавшись самого себя. Брайан отшатнулся от жены, задыхаясь, ненавидя себя и свою идиотскую, неправильную жизнь. Только в серых глазах Крисси не было страха. Она с холодной яростью смотрела на мужа, который посмел на неё замахнуться. — Ударить хотел? — нарочито спокойный голос достигал сознания словно через толщу воды, — так что помешало, Брайан? Катись ты к чёртовой матери. Нам с детьми будет лучше без тебя. По крайней мере, мы привыкли быть одни.***
С той ночи, когда Брайан ушёл, хлопнув дверью, прошло три долгих дня. За всё это время не было ни одного звонка от мужа и можно было только надеяться, что он вспомнит о празднике, которого так ждут дети. Крисси сама не заметила, как задремала на диване. Она не слышала, как на первом этаже щёлкнул замок входной двери, как на лестнице раздались знакомые тяжёлые шаги. Брайан замер на пороге просторной гостиной. Как этого всего ему не хватало. Простого, домашнего уюта. Терпкого запаха рождественской ели и корицы в праздничном пироге, суетливого шелеста праздничной бумаги и горящих глаз, в предвкушении обладания желанным подарком, беззаботного детского смеха, мягких объятий женщины, которую он всё ещё любил и которая была матерью его детей. Брайан стоял, не чувствуя себя больше хозяином в своём собственном доме, не зная, позволят ли ему теперь присоединиться к семейному торжеству. Радостный детский смех выдернул Крисси из сна. Глядя на смеющуюся дочь, которая сейчас парила почти под потолком на отцовских руках, женщина и сама не смогла сдержать лёгкой улыбки. Всё таки пришёл. К детям, конечно, а не к ней. Брайан возился с Луизой, вёл крайне серьёзный разговор с Джимми о новой модели машинки на радиоуправлении, которую сын так хотел получить в подарок, но стоило супругам встретиться взглядом, как смешливое и беззаботное выражение лица Мэя покрывалось едва заметной тенью. Стрелки настенных часов стремились к одиннадцати, когда Луиза, не желавшая слезать с коленей отца, заснула, трогательно склонив белокурую головку. Да и Джимми уже откровенно зевал. Дочь только потянулась, не открывая глаз, когда Крисси забрала её у мужа. Сын лениво повозмущался, больше для вида, но тоже поплёлся в кровать. Лишившись щита в виде общения с детьми, Брайан растерялся. Что теперь делать? Уйти и утром вернуться до того момента, как проснутся малыши? Остаться и лечь спать в гостевой спальне? Попробовать поговорить с женой? Извиниться, наконец, и попытаться восстановить шаткий мир в семье. Мэй растерянно складывал игрушки, разбросанные на ковре, пытаясь собраться с мыслями и принять хоть какое-то решение. Он не заметил, как в залу вернулась Крисси. Было даже немного обидно, что пришлось отправить детей в их комнаты. И, откровенно говоря, страшно было вернуться к человеку, который всё ещё был её мужем. Они оба вспылили несколько дней назад, наговорили друг другу бесчисленное количество неприятных вещей. Она сама выгнала его, конечно после того, как он замахнулся на неё. Но ведь остановился. Ведь не ударил. Крисси боялась, что за то время, что она отсутствовала, Брайан уйдёт. Потому что это бы означало только одно: всё кончено. Увидев мужа, ползающего на коленях и извлекающего игрушки из-под дивана, женщина замерла, чувствуя как где-то в груди шевельнулась теплая и согревающая надежда на лучшее. — Спасибо, что пришёл. Они скучали по тебе. Вздрогнув и чуть не выронив куклу дочери из рук, Брайан взглянул на жену. — А ты, Крис, ты скучала? Не поднимаясь с колен, Брайан наблюдал, как молча Крисси подошла к нему и забрав игрушку, усадила её на каминную полку. Чуть задержалась, словно обдумывая решение — Мэй видел, как тяжело поднялись и опустились её плечи. Он молчал, когда она, наконец, развернулась и подошла к нему, опускаясь на пол рядом, запустила руки в пушистые волосы, притягивая его к себе словно ещё одного, великовозрастного, ребёнка. — Скучала, Брай. Конечно, я скучала. Хорошо, что ты дома. Некоторое время они не двигались и молчали, боясь разрушить то хрупкое, что сейчас воцарилось между ними. Им не нужны были слова, чтобы понять что чувствует другой. Брайан только всё крепче прижимал к себе Крисси и тяжело дышал, собираясь с мыслями. — Прости меня, я повёл себя как последний мудак, — Мэй поднял голову. Его глаза были влажными от подступивших слёз и лицо супруги немного расплывалось. — Знаешь, — Крисси не смогла сдержать улыбку, — когда ты вот так смотришь, то тебе можно простить всё что угодно. Иначе потом будешь ощущать себя последней сволочью. Оба рассмеялись. Брайан разомкнул объятия, встал и подошёл к стулу, на который повесил свой пиджак. Крисси заинтересованно следила за мужем, который внезапно смутился и, краснея протянул ей небольшую коробочку. — Ещё не Рождество, но это тебе. Крисси открыла подарок и почувствовала, как в защипало глаза. На бархатной подушечке лежал небольшой серебряный кулон с переплетёнными буквами «К» и «Б». Ровно такой же, какой Брайан подарил ей в далеком семьдесят первом, когда предложил жить вместе. Только тот она потеряла на прогулке с годовалым Джимми. — Знаешь, — Брайан продолжал говорить, — я не хочу терять тебя, нас. Летом будет тур, а потом мы хотим взять перерыв. Мне очень бы хотелось это время провести с тобой, с Джимми и Луизой. Уедем куда-нибудь вчетвером. — Ты думаешь мы сможем, Брай? — Крисси достала кулон и застегнула цепочку на шее. — Мы ведь были счастливы, — Брайан неожиданно стал серьёзным, — вспомни, как нам было хорошо в нашей крошечной квартирке в этом дурацком холодном подвале. Я многое бы отдал, чтобы вернуться туда. Там где были мы с тобой, смешная трёхцветная кошка и отопление от одной газовой горелки. Крис, я очень виноват перед тобой, позволь мне всё исправить. — Пойдём в кровать, — улыбнувшись уголками губ Крисси протянула мужу раскрытую ладонь, — завтра Рождество, а значит время чудес.