Love Token

Брайан в очередной раз пересматривал клип Аниты, над которым они несколько дней работали в Вене. Видео ему откровенно нравилось: нежное, трепетное, очень живое и до невозможности личное. И это замечал не только он — после выхода клипа журналисты в очередной раз заметно активизировались, строя догадки об отношениях Добсон и Мэя, и раз за разом выдавая новые выдуманные подробности их жизни. Чтобы хоть как-то остановить лавину слухов, Брайан и Анита даже согласились на участие в глупейшем ток-шоу, где на всю страну заявили, что не спят друг с другом. Мэй усмехнулся при воспоминаниях о съёмках. Оба до ужаса переживали и нервничали, и так хотелось обнять свою возлюбленную, успокоить и успокоиться самому, чувствуя её близость, но приходилось себя сдерживать. И тогда Анита в очередной раз его восхитила: когда дали команду о начале съёмок, казалось, что в этот момент вся её нервозность испарилась. Чего нельзя было сказать о нём. Можно было конечно свалить всё на слишком яркий свет от софитов в студии, но так жарко ему не было даже во время концертов, когда мощнейшие лампы грозили сжечь всё вокруг ещё до начала шоу. Во время дурацких вопросов Брайан нервно потирал внезапно вспотевшие ладони, стараясь себя успокоить и надеясь, что на записи не будет видно то, как на лбу выступает испарина. Анита, казалось, чувствовала его волнение и принимала всю волну на себя, временами осторожно, нарочито по-дружески, прикасаясь к его предплечью, отпуская какие-то остроумные шутки и стремясь поддержать его в сложный момент. Тот эфир Брайан не смотрел. Боялся. В тот момент, когда на экране профиль Аниты, взятый крупным планом, превращался в самого Мэя, зазвонил телефон. Брайан нехотя поставил плёнку на паузу. Он не знал, кто звонил, но отвечать не хотелось. Скорей всего это был Бич с новыми подробностями по разводу. Это всё длилось уже слишком долго. Крисси всё не шла навстречу, придерживаясь своей позиции: детям нужна здоровая атмосфера. Пробовать откупиться от бывшей жены было бессмысленно, Брайан уже пытался предложить совершенно немыслимые суммы за право видеть своих же сына и дочерей. К счастью, на другом конце провода был не Джим Бич, а Роджер. Брайан пытался сосредоточиться на том, что говорил ему Тейлор. Об идеях для нового альбома Queen, о том, что им всем обязательно стоит собраться на лондонском концерте The Cross и хорошенько погулять после шоу. — Брай, ты вообще здесь? А то, знаешь ли, твоё многозначительное мычание меня напрягает. — Да, Родж, извини, — Мэй тряхнул головой, прогоняя навязчивые мысли, крутившиеся в мозгах, — что-то я в последнее время не могу сосредоточиться. — Тебе нужно меньше думать, а больше делать. И нам всем нужно хорошенько развеяться и сесть за работу. Запереться в студии — как раньше — и забыть про чёртов внешний мир. — Что-то ты слишком радикально настроен для человека, который только что женился, — Брайан усмехнулся, — неужто уже успел пресытиться счастливой семейной жизнью? — Иди ты на хрен, — добродушно парировал Роджер, — зато у писак был повод посудачить о чём-то кроме внешнего вида Фредди. Твари. Как же я их ненавижу. Тейлор был по-своему прав. Именно Фредди всегда первым попадал под прицельный огонь журналистов. Его жизнь интересовала жёлтую прессу гораздо больше, чем их музыка. Благодаря Меркьюри Брайан, Роджер и Джон все эти годы могли относительно спокойно жить своей собственной жизнью, не рискуя стать героями первых полос. Но сейчас хотелось защитить друга от этой напасти, не позволить всем этим пронырливым и наглым сплетникам судачить о том, почему так внезапно изменился имидж вокалиста Queen, почему группа взяла перерыв. Парни понимали, что как бы сейчас не было тяжело им самим, но Фредди было в разы тяжелее. Это не они неумолимо движутся к страшному концу, а он. И он же находил в себе силы подбадривать остальных, заряжать их своей энергией, верой в то, что можно ещё много чего успеть. Болезнь Фредди заставила забыть обо всех, казавшихся сейчас такими мелочными, конфликтах, обидах, спорах. Казалось, что так близки они не были даже в самом начале своего пути. И сейчас, несмотря ни на что, Брайан был рад звонку Роджера. Они проговорили минут сорок. В сущности, ни о чём и обо всём сразу. От этого разговора стало легче. Скоро, совсем скоро, они вернутся к своей работе, к тому, что давно стало важнее всего: всех неурядиц в жизни, всех проблем, важнее всего. Если не думать о том, что за записью не последует привычного тура, то становилось совсем хорошо. Едва положив трубку телефона, Брайан поднял её снова. Сейчас, когда после беседы с Роджером настроение улучшилось, хотелось поговорить с родителями. Материнское сердце самое чуткое и Рут всегда расстраивалась, когда слышала в голосе сына печальные нотки. Тревожить маму лишний раз не хотелось. Так что лучше позвонить сейчас. Родители ответили не сразу, хотя, судя по времени, оба должны были быть дома. Брайан уже начал волноваться, когда наконец-то услышал голос матери. Казалось, что та была чем-то сильно взволнована. — Мам, у вас всё хорошо? — Мэй крепко сжал руку в кулак, впиваясь ногтями в кожу ладони. Только бы не услышать отрицательного ответа. Только бы всё было в порядке. — Да, милый, всё в норме, — голос матери дрогнул. Брайану даже показалось, что он отчётливо услышал, как она всхлипнула, — просто… впрочем, неважно, всё в порядке. — Ты плачешь. Мама, что случилось? Может быть, мне приехать прямо сейчас? Немного успокаивало только одно. Если бы произошло что-то серьёзное, то мать бы не стала играть в молчанку. Да и позвонила бы сама. Как тогда, когда отец попал в больницу. — Не стоит, Брайан. Мы смотрели передачу. С твоим интервью. Отец остался недоволен. Мы просто немного повздорили. Тебе не о чем беспокоиться на самом деле. Мэй прислонился к стене и прикрыл глаза. Чёрт. Нужно было сейчас же ехать к родителям. Поговорить с отцом. Если Брайан и понял что-то из уроков прошлых лет, так это то, что обо всём нужно разговаривать сразу. Любую проблему в отношениях с родителями нужно решать тогда, когда она возникает. Не позволять снежному кому вырастать до исполинских размеров. Как уже было, когда отец и сын Мэи своим противостоянием и постоянными ссорами довели Рут до нервного срыва. Когда она оказалась буквально между Сциллой и Харибдой, не зная, как примирить своих импульсивных, гордых, упрямых мужчин. — Я выезжаю, мам. Брайан как мог откладывал этот разговор: о Крисси, об Аните, о разводе. Он понимал, что рано или поздно придётся поставить родителей в известность, но хотел сделать это позже, по факту, когда весь этот изматывающий процесс закончится, когда он сам будет понимать, что дальше. Мэй знал, что Джим Бич делает всё возможное, чтобы в прессе не проскочило даже самое мелкое упоминание о том, что происходит между Брайаном и Крисси на самом деле. Все публикации только обвиняли его в измене, но не отражали реального положения вещей. К счастью, бывшая жена сама не хотела бы огласки. Брайан ехал в машине в сторону дома родителей и понятия не имел, как и о чём сейчас разговаривать с отцом. Что именно в этой идиотской телепередаче вызвало такую бурную реакцию Гарольда. Припарковавшись, Мэй ещё некоторое время сидел в автомобиле, собираясь с мыслями. Его встретила мама. Отец закрылся у себя в кабинете и не вышел к сыну. Быстро обняв Рут, Брайан осторожно постучался к Гарольду. — Пап, я могу войти? — не дождавшись ответа, он открыл дверь в комнату. Отец сидел за своим столом, разгадывая кроссворд при свете настольной лампы. Казалось, что мужчина даже не заметил, что кто-то нарушил его уединение. Брайан сейчас чувствовал себя школьником, родителей которого вызвали в кабинет директора. Он сел на диван, стоявший рядом с письменным столом и внимательно посмотрел на отца. — Папа, давай поговорим, — на самом деле, его бесило поведение отца, но, думая о том, что мать сейчас, скорее всего, стоит прямо за дверью кабинета, Брайан сдерживал себя, — что произошло? — Как долго, Брайан? — Гарольд не отрывался от своего занятия и не поворачивался к сыну, — как долго ты изменяешь своей законной жене с этой женщиной? — Мы работаем вместе. Не стоит верить всему, что пишут в прессе. Тяжело вздохнув, Гарольд отложил сборник кроссвордов и ручку и, спустив на переносицу очки в тяжёлой оправе, внимательно посмотрел на сына. Брайан невольно поёжился под суровым взглядом, всё больше ощущая схожесть с провинившимся подростком. — Мне плевать, что пишут в газетах. Но мне не плевать, когда мой собственный сын нагло врёт на всю страну. Ты вообще видел себя со стороны? Только идиот может поверить в то, что между вами исключительно рабочие отношения. Последние слова Гарольд произнес с особой жёсткостью. Брайан мысленно досчитал до десяти, стараясь успокоиться, и не дать конфликту вспыхнуть. — Даже если и так, папа. Даже если всё так, как ты говоришь, почему я не могу быть счастлив. Что в этом плохого? Брайан видел, что отец сам сдерживает себя из последних сил. Несколько минут Гарольд молчал, нервно выстукивая длинными сухими пальцами по столешнице. — У тебя есть семья, Брайан. Ты женат и у тебя трое детей, для которых ты должен быть примером. На тебе лежит ответственность и обязательства перед ними. Вот что в этом плохого. Всё это очень печально, сынок, мне казалось, что я воспитывал тебя совсем по-другому. Брайан не выдержал и, вскочив с дивана, опёрся руками на край стола. Должен, должен, должен. А кто и что должен ему? Почему он постоянно должен отдавать какой-то незримый, эфемерный долг? Почему он не имеет права хоть раз поступить так, как хочется ему? — А что, если я просто не могу жить с женой? Ты об этом не думал, папа? Что если мы просто мучили друг друга уже несколько лет? Если весь наш брак был ошибкой. — К твоему сведению, Брайан, — Гарольд вернулся к своему кроссворду, — жизнь в браке — это постоянная и очень трудная работа. Нельзя просто так взять и сбежать. И если ты к этому был не готов, то тогда вообще не стоило заводить семью. — Не стоило, значит, — Брайан сделал шаг назад, скрещивая руки на груди и изучающее глядя на отца, — позволь напомнить тебе, почему я женился. — Только не нужно винить в своих бедах других, Брайан. Ты давно уже не маленький мальчик и способен сам отвечать за свои поступки и их последствия, — Гарольд поднялся из-за стола и сейчас смотрел на сына сверху вниз, — разводишься — разводись. Только подумай, что и как ты объяснишь детям. Завёл любовницу — твоё право. Но, опять же, подумай о последствиях. А сейчас уходи. Я хочу побыть один. Старший Мэй махнул рукой в сторону двери и тут же пошатнулся, судорожно опираясь на подлокотник своего кресла. Брайан с ужасом видел, как быстро бледнеет лицо отца. — Господи, папа. Только этого нам не хватало, — он буквально подхватил мужчину и помог ему лечь на диван, попутно расстегивая ворот рубашки отца, — где твои лекарства? Дверь распахнулась, Рут действительно всё это время стояла за дверью, не смея вмешиваться в разговор отца с сыном. Женщина схватила со стола пузырек с лекарством и стакан с водой, стоявший рядом с кипой газет, и опустилась рядом с мужем. — Брайан, вызови врача. Скорее. Мэй плохо помнил, как он добрался до телефона, набрал номер скорой, что-то говорил дежурному, умоляя прислать бригаду как можно скорее. Как потом на ватных ногах вернулся в кабинет, где уже миновал кризис, а отец, всё ещё бледный, сидел, откинувшись на спинку дивана. Брайан опустился на кресло, закрывая лицо руками. Рубашка неприятно липла к телу, к горлу подступал гадкий ком. Самое страшное осталось позади, но липкий ужас от осознания того, что всё сейчас случилось из-за него, пробирал до костей. Раздался звонок, извещающий о том, что бригада приехала. Брайан проводил взглядом мать, отправившуюся встречать медиков, и подошел к отцу, беря того за руку. — Прости меня, папа. Гарольд слабо сжал ладонь сына.