Love Token

Борт заполнялся людьми. Брайан, не желая быть вовлечённым в очередную светскую беседу, устроился в самом хвосте. Пусть здесь не слишком много места, и ноги обязательно начнут затекать к концу перелёта, но и вероятность оказаться в эпицентре спонтанно вспыхнувшего веселья гораздо меньше. Когда Фредди заявил, что собирается праздновать свой сорок первый День Рождения на Ибице, Мэй недоумевал. Ему самому совершенно не хотелось участвовать в веселье, которое и праздником сейчас было сложно назвать. Брайану временами казалось, что он просто сходит с ума от всех событий, что свалились на него за последние месяцы. Всё набирающая обороты война за детей с Крисси, непонятные, вытягивающие последние силы, отношения с Анитой, постоянное беспокойство за отца, который всё ещё не до конца оправился после приступа, болезнь Фредди, глубокий личностный кризис — не прибавляли желания выползти из дома и отправиться в компанию гостей Фредди. Гостей, не подозревавших, что вечеринка, которую спланировал именинник, вполне может стать его последней. Да и вообще, как теперь себя вести? Как можно спокойно общаться, веселиться, что-то делать, когда знаешь, что твой лучший друг умирает? А если потребуется какая-то помощь, то кто сможет её оказать? Брайан задавал себе слишком много вопросов, ответов на которые не знал, просто не мог найти. Сам Фредди после того вечера в Монтрё вёл себя так, словно ничего не было. Ни признания, ни тяжёлых раздумий. Он был всё тем же Фредди Меркьюри. Эпатажной и своенравной рок-звездой. Если бы Брайан не знал его слишком хорошо, то определённо решил бы, что роковой разговор ему просто приснился. Но Мэй замечал, как моментально сползала улыбка, когда Фредди думал, что его никто не видит. Как тень тревоги и усталости пробегала по его лицу. Меркьюри было тяжело, но он требовал и от себя, и от других продолжать жить. Жить так, словно завтра не будет. Так, чтобы продолжать забирать у этого мира всё, что им положено. Только тогда, когда понимание того, что сейчас хочет Фредди, достигло Брайана, отпали вопросы об уместности вечеринки. Она была нужна, нужна не гостям, которых именинник в этот раз отбирал особо тщательно, а самому Меркьюри. Мэй понимал, что на Ибице они должны были быть все четверо. Восхищаясь Фредди, Брайан и сам попытался запихнуть свои собственные проблемы в дальний ящик, но получалось откровенно плохо. Особенно сейчас, когда среди пассажиров праздничного рейса мелькнула знакомая взлохмаченная рыжая голова. Брайан подозревал, что Анита окажется среди приглашённых, даже морально готовился к её появлению. Но сейчас, когда он наблюдал из своего ненадежного укрытия, как она легко и непринуждённо общается с другими, смеётся, кокетничает, то в душе поднималась глухая злость. На неё, на себя, на окружающих. Мэй слишком хотел, чтобы они летели вместе, чтобы она сейчас сидела рядом с ним, вложив свою ладонь в его. Незаметно, будто случайно. И вместе с тем, в сложившихся обстоятельствах, он надеялся, что Добсон его не заметит. Разумеется она его увидела, как только вошла в самолёт. Во-первых, Брайана сложно не заметить, а во-вторых, Анита искала его глазами ещё у трапа. Когда Мэй обнаружился сидящим хвосте, то сердце Добсон пропустило удар. Она скучала по нему, очень скучала, но гордость и интуиция подсказывали, что стоит дать ему самому сделать первый шаг к примирению. Анита знала, что он сейчас с неё глаз не сводит и только активнее включалась в пустые, никому не нужные беседы, с готовностью отвечая каждому, кто попадался ей на пути. Анита не предусмотрела одного: пока она мило щебетала со знакомыми, места на борту заполнялись. В итоге, когда она собралась опуститься в кресло и на ближайшие несколько часов забыть о реальности, осталось только одно свободное место — в последнем ряду, рядом с Мэем. — Привет, Брай, — от Аниты не ускользнуло то, как Брайан поджал губы, мелко кивнув в ответ на её приветствие. Он не понимал: как она может быть настолько спокойной, если не сказать равнодушной, после всего того, что между ними было. После тех слов, что они оба говорили друг другу. Да и слова не нужны были. Брайан прекрасно видел, что все чувства, которые волной захлестнули его, имеют ответ. Но Добсон вела себя так, словно ничего не было. Она спокойно достала из сумочки какое-то карманное издание легкого чтива. Словно это не она несколько недель назад запустила в него тяжеленной вазой, приказав убираться прочь и не возвращаться никогда. Сейчас её невозмутимость была невыносима. Брайан был готов просто выхватить идиотскую книжку и заставить посмотреть на себя. Он был практически уверен, что это всё напускное, что на самом деле Анита тоже сильно переживает изо всего, что произошло. Но гордость, её проклятая гордость, не давала ей показать свои истинные чувства. — Давай поговорим, — его голос раздался внезапно. Хотя Анита только делала вид, что читает, не в силах собраться и сосредоточиться на тексте, но она не ожидала, что Брайан начнёт разговор первым. Хотя и хотела этого. — О чём, Брай? О том, что ты по любому поводу впадаешь в истерику? Или о том, что тебе страшно вылезти в большой и ужасающий мир? Или, может быть, о том, что ты готов опустить руки в тот момент, когда тебя щелкнут по носу? Или о том, что… — Хватит, — Брайан понимал, что ещё пара таких колючих и прямых фраз, и он сорвётся. Наговорит массу всего лишнего, — пожалуйста, не нужно. Анита передёрнула плечами и вернулась к книге. Продолжать беседу, которая грозила зайти в тупик так и не начавшись, она не собиралась. Перелёт не долгий — можно его провести и молча. А по прилёту она просто растворится в толпе гостей и будет стараться не пересекаться с Брайаном ближайшие дни. При желании это довольно легко осуществить. — Мне страшно, — Брайан говорил тихо, подбирая каждое слово, — слишком много всего навалилось в последнее время. Я просто не справляюсь. Возможно это звучит очень глупо, но я не знаю, что мне делать, как себя вести. Я точно знаю только одно. Я не хочу дальше без тебя. Ты мне нужна. Мэй мягко отнял руку Аниты от книги и несмело и осторожно поднёс к своим губам. Добсон стоило больших усилий никак не выдать своего волнения. Откровенно говоря, она была готова тут же прервать ненужный монолог Брайана, сказать ему, что не было ни одного дня, когда она бы не думала о том, чтобы позвонить ему просто так, не по делам. Чтобы, наплевав на всё, позвать его к себе или туда, куда он сам захочет. Сказать ему, что и она тоже потерялась в той волне, что на них обрушилась, и что единственный выход, который она видит — это быть рядом. — И что же будет дальше, Брайан? — Я не знаю. Но, послушай, скоро, я надеюсь на это, закончится вся эта канитель с моим разводом. И тогда мы могли бы… — Стой, — Анита оборвала Мэя на полуслове, догадываясь, что он хотел сказать, — не загадывай так далеко. Не нужно. Давай попробуем просто посмотреть, что будет дальше. Хотя бы в ближайшие дни. Брайан кивнул. Сейчас Анита видела, как он на глазах превращается в порывистого мальчика, полного эйфории, стремящегося подчиниться своим мимолётным желаниям. Во взгляде Мэя мелькнул огонёк, присущий юности, первому оглушающему чувству влюблённости, когда всё видится в радужном свете, когда кажется, что всё остальное уже не важно, что есть только здесь и сейчас. И как бы не хотела Добсон разделить это полное надежд настроение, как бы не хотелось тоже повести себя словно девчонка, нужно было сдерживаться. Им давно не двадцать. И кто-то из них должен оставаться — пусть и одной ногой — на земле. Брайан не отпускал её руку до самого приземления. Когда двигатели лайнера были заглушены, а пассажиров пригласили на выход, Анита хотела было освободить свою ладонь, но Мэй только крепче сжал её. Добсон подняла на него удивлённый взгляд. — Плевать. Тут нет ни одного журналиста. Все свои. А я устал, понимаешь, устал постоянно думать о том, чтобы не сделать что-то лишнее. Постоянно контролировать себя. Давай, хотя бы на эти несколько дней забудем об этой идиотской конспирации. Я очень тебя прошу. Брайан уверенно потянул Аниту к выходу из салона, опасаясь услышать возражения. Он твёрдо решил, что хочет быть с этой женщиной и будет. Обязательно будет. Кто бы что не говорил, не думал, не советовал. Да, разумеется, в Лондоне, где журналисты могли поджидать их за каждым углом, следовало быть острожными. Потому что Брайан просто не мог потерять своих детей. Ему жизненно необходимо было их видеть, обнимать, разговаривать с Джимми и Луизой, нянчить малышку Эмили тогда, когда он сам этого захочет, а не тогда, когда ему позволит Крисси. Мэю нужно было доказать бывшей супруге, что рядом с ним дети в безопасности, что он имеет право называться их отцом не только на бумаге. Это раздражало до зубного скрежета. Всю свою жизнь Брайан стремился кому-то что-то доказать. Сколько лет он пытался убедить собственного отца в том, что не бездарно просрал свою жизнь, сделав опрометчивый выбор. Что его музыка чего-то да стоит, что это не просто юношеская блажь. Теперь доказательств ждали жена и дети. А хотелось просто жить, просто быть самим собой, делать то, что велит сердце. Не думая о том, что это может быть воспринято в штыки кем-то из родных и близких людей. Но страх быть осуждённым брал вверх. Нет, он не был готов прямо сейчас афишировать отношения с Анитой. Из-за Крисси и детей, из-за того, что этот факт обязательно приведёт к очередному конфликту с отцом. Хотя, конечно, он рано или поздно узнает о разводе сына, но пока Брайан был не готов к этому, определённо, тяжёлому разговору. И хотя бы сейчас, пусть всего на несколько дней, хотелось отпустить себя. Забыть обо всех рамках, которые сдавливали дома. Быть с друзьями и любимой женщиной. Разве он так много просит? Анита понимала переживания Брайана, по крайней мере, пыталась это сделать. Она сама провела много часов в раздумьях: что же ей делать? Что им делать? Порой казалось, что самым правильным будет просто уйти из его жизни, пока весь тот сумбур, в котором пребывал Мэй, не захлестнул её саму. Да и Брайану будет проще. Но она была всего лишь женщиной. Пусть даже слишком отчаянной и смелой.