Unseen

Я всегда думала, что худшей поездкой в моей жизни считается поездка в Колумбийский зоопарк. Мне было тринадцать лет, и Айла неожиданно решила побыть образцовой матерью — сказала, что на выходных мы поедем смотреть на жирафов и есть сахарную вату. Я была самым счастливым ребенком на свете, когда мы гнали на старой «Тойоте» и подпевали песням по радио. Айла сказала, что по пути нам нужно заехать к ее другу, чтобы забрать «подарок», и мы остановились в старом районе около одного из многочисленных обшарпанных домов. Моя мать отошла на «десять минут», но когда она не появилась в машине через час, то я решила сходить за ней. Не знаю, удивилась я или нет, когда нашла Айлу угашенную в хлам на коричневом кожаном диване с прожженными дырками от сигарет в компании с незнакомыми людьми, а на столе валялись полупустые пакетики с порошком. Но я оказалась не права: самая худшая поездка в моей жизни — это поездка в храме Боба Марли с остальными девятью полубогами. — Твою мать, Найл, нам осталось ехать два часа, ты можешь потерпеть? — раздраженно спрашивает Зейн. — Бро, если мы не остановимся в течение десяти минут, то я облегчусь прямо в окно. — Кто тебя просил пить столько воды? — Я съел много чипсов, у меня дикий сушняк. — Чувствую себя как в каком-то гребаном телешоу, — закатывает глаза Сая, которую постоянно ударяет по лицу Джианни, потому что активно размахивает руками в такт музыке. — Телешоу, где проверяют мои нервы. По радио играет итальянская опера, которой подпевает Джианни, строя из себя Лучано Паваротти. Вообще, идея включить радио стала роковой ошибкой, потому что половину нашей поездки все спорили о том, что мы будем слушать: Пейн требовал Никки Минаж, Найл утверждал, что может зачитать любую песню Эминема, Престон сказала, что если в этой машине заиграет что-то кроме классики, она выйдет и пойдет пешком (против этого особо никто не был), а Томлинсон предложил всем послушать психоделический панк, раз уж мы едем в хипповской тачке, пропахшей травкой и смазкой. Спустя полтора часа споров, все решили скинуться, забыв, что Карбоне удачливый засранец. В итоге Джианни победил, и нам приходится слушать итальянскую оперу не только по радио, но еще и в исполнении самого Карбоне. — Эта Монсеррат Кабалье когда-нибудь заткнется? — недовольно спрашивает Лан, испепеляя Джианни злым взглядом. — Нельзя заставить сердце замолчать, миа кара, — смеется Джианни. — А пою я именно сердцем! — Просто вытолкните меня из машины на полном ходу, я буду всем очень благодарен, — прикрывает глаза Гарри. Хуже всего приходится Стайлсу: для него пение Карбоне ужаснее средневековой пытки. И если мне, человеку, далекому от искусства, иногда даже нравятся завывания Джианни, то Гарри, воплощению всего творческого, приятнее было бы слышать скрежет ногтей по стеклу или бесконечные претензии Престон. — У нас кончается бензин, — замечает Клио, и Малик бьет рукой по рулю. — Ты что, взял тачку и не посмотрел на бензин? — Прости, Томмо, когда я угонял это пристанище любви и пацифизма с общественной стоянки, я как-то не обратил внимание, сколько в ней бензина. — Ненавижу хиппи, — фыркает Престон, двумя пальцами брезгливо выкидывая потемневшую от времени розовую подушку на пол. — Невежественные неопрятные пофигисты. — Странно, но ты так подходишь под это описание! — театрально взмахивает руками Лиам, на что получает полный ненависти и призрения взгляд нашего Флаундера. Меня и так слишком легко вывести из себя, а когда я оказываюсь в замкнутом пространстве с таким количеством людей, которые не прекращают болтать, мне хочется заложить бомбу в бардачок машины, выйти покурить и с удовольствием смотреть на то, как раздается взрыв, и куски металла, объятые огнем, подкидывает вверх. Как только кто-то начинает говорить, меня автоматически передергивает, и я слышу мягкий смех Томлинсона, что сидит рядом, а затем нежное и почти невесомое прикосновение пальцев к моей спине. А потом я думаю о том, что даже в самой ужасной поездке в моей жизни есть свои плюсы. И сейчас этот плюс определенно Луи, который пытается меня отвлечь от всего происходящего, щекоча или гладя по спине, предлагая наушник, в котором играет его плейлист из крутых песен или просто обнимая как бы невзначай. Но иногда Томлинсон решает окончательно выбесить меня, поэтому дергает за волосы, тычет пальцами между ребер или передразнивает, и пару раз я уже обожгла его за это. — Мы скоро доедем до туалета? — Да чтоб меня, долбанные нытики! — кричит Малик, сворачивая с шоссе. Мы заезжаем на пустую заправку около дороги. Вокруг нас нет ничего кроме слабо горящих фонарей, темных деревьев и небольшого магазинчика, в котором горит яркий свет белых флюоресцентных ламп. — А теперь быстро рассосались по туалетам, остановка ровно на десять минут, — Малик громко хлопает дверью, выходя из машины, и если бы кто-то снял это на видео в замедленном действии, его можно было бы продать за миллионы самым крупным модельным агентствам. — Хорошо, мамочка, — издает смешок Томлинсон, на что Зейн показывает ему средний палец, заходя в магазин, чтобы расплатиться за бензин. Все кроме Гарри выходят на улицу — ему и правда нужно побыть в тишине хотя бы несколько минут. Карбоне радостно бежит за Маликом, увидев огромный прилавок с красным вином, Хоран мчит в туалет так быстро, словно под его толстовкой спрятан реактивный ранец, а Ариэль… не знаю, она просто осматривает все с таким видом, будто ее привезли в индийские трущобы, забрали обувь и отправили на экскурсию ходить по мусору голыми ногами. — Боже, какой кошмар, — постоянно бормочет она, оглядывая переполненную мусорку рядом с магазином. Луи достает сигарету, которую постоянно кладет за ухо, и закуривает, осматриваясь по сторонам. Глаза сужаются, как только он выдыхает полупрозрачный дым, скулы напрягаются, и я вижу, что Томлинсон совсем не хочет здесь находиться. — Ты в порядке? — спрашиваю я. — Да, — Луи все еще настороженно смотрит по сторонам, а затем останавливает свой взгляд на кассире в магазине. — Просто держись рядом, ладно? — И кто тут еще мамочка. Воздух душный и спертый, поднимаю глаза наверх и убеждаюсь в том, что скоро пойдет дождь: черные тучи медленно расплываются по ночному небу. Атмосфера не самая приятная, и я понимаю, что не могу упрекать Томлинсона за излишнюю осторожность. Боюсь, что это и мое неизбежное будущее тоже: всегда ожидать худшего развития событий, искать подвох там, где его нет и быть осторожной даже в самых обычных местах, стараясь уберечь себя и своих друзей. Замечаю Саю, которая отходит подальше и садится на бордюр. Взгляд усталый, волосы слегка взъерошены, и даже с такого расстояния я могу услышать ее облегченный выдох. Взглядом даю Луи понять, что хочу подойти к Лан, на что он одобрительно кивает. Сажусь рядом с Саей и смотрю на пустую парковку. Возможно, амазонка хочет сейчас побыть одна, но каким другом я буду, если не спрошу, как она. — Я знаю этот твой жалостливый взгляд, — говорит Сая спустя некоторое время. — Ты хочешь спросить, о чем мы разговаривали со Стайлсом. — Не буду врать, мне и правда это интересно. Но больше мне интересно то, как ты себя чувствуешь. Сая прикрывает глаза, слегка качая головой. — Я сделала это, даже не успев задуматься, — вспоминает Лан ситуацию на Посвящении. — Как только я увидела ту черную хрень, которая летела прямо в Гарри, я не думала ни секунды. И это произошло не только потому, что у меня есть к нему чувства — Стайлс хороший человек, лучше, чем все мы, и если кто-то заслуживает жить, так это он. Он и правда может помочь этому миру вылезти из всего дерьма. Гарри Стайлс — это само олицетворение жизни. Его честность, отношение ко всему, что его окружает, желание сделать этот мир лучше, стремление защитить своих друзей — Сая не приукрашивает, когда говорит, что Гарри действительно достоин того, чтобы за него отдали жизнь. — И… что он сказал тебе? — Он сказал, что даже и подумать не мог о том, что у меня есть к нему чувства. А потом извинился, потому что не может дать того, что мне нужно и сказал, что останется у меня в долгу за спасенную жизнь. Не знаю, видела ли когда-нибудь Лан в таком подавленном состоянии, и от этого становится еще более невыносимо находиться рядом с ней. Я не советчик в любовных делах, а когда дело касается Саи, то я теряюсь вдвойне, потому что сама никогда не думала, что у Лан в принципе могут возникнуть к кому-то чувства. Она всегда казалась мне на двести процентов самодостаточной и независимой, и когда я только узнала о том, что Сае нравится Стайлс, я даже не знала, как реагировать на это. Они две противоположности — солнце и луна, в буквальном смысле. Только сейчас я понимаю, что каждый человек в этом мире, пусть он и говорит, что ему никто не нужен, на самом деле просто катастрофически нуждается в ком-то, кто будет его любить и оберегать. — Мне до ужаса хочется винить его в том, что он не обращал на меня внимания, был занят рассуждениями об искусстве и мечтами о том, как сделать этот мир лучше, но я сама виновата в этом. Никак не показывала ему свои чувства, чего я ожидаю сейчас? — Знаешь… — пытаюсь собрать мысли в кучу и подобрать слова. — Может, все это и не так плохо? Я имею в виду, слышать «мне жаль» от парня, который тебе нравится, это дерьмово, но… Ты ведь не хочешь оставаться в Лагере. Тебя так тянет на свободу, к той жизни, которая у тебя была, и, возможно, эти слова Стайлса спасают тебя от того, чтобы не запереть себя в клетке. Если у него нет к тебе чувств, тебе же проще будет уйти. — Я знаю, — устало отвечает Сая. — Черт, как можно хотеть быть с человеком, но при этом ждать момента, чтобы уйти и больше не видеть его? — Если вдруг узнаешь ответ на этот вопрос, расскажи мне. Томлинсон все так же стоит около машины, внимательно смотря на большие окна магазина. Руки спрятаны в карманы джинсовой куртки, на голове черный капюшон толстовки, из-под которого торчит каштановая челка. Мне хочется подойти к Луи и сказать что-нибудь, что заставит его улыбнуться, но тогда Томлинсон точно подумает, что я теряю рассудок, раз просто так подхожу к нему, чтобы рассмешить. — И что это за объятия с Томмо? — ехидно спрашивает Лан, видимо, заметив мой взгляд в сторону Луи. — Вы в прямом смысле слова небо и земля, неужели противоположности и правда притягиваются? Усмехаюсь, потому что несколько секунд назад я подумала о том, что Сая и Гарри это и есть олицетворение всех возможных противоположностей. Сая Лан — это первый человек, которому я говорю о Томлинсоне, поэтому слишком долго думаю перед тем, как подобрать подходящие слова. — Когда я не вижу его, то начинаю переживать и думать, что с ним могло что-то случиться. А когда Томлинсон рядом, я просто рада смотреть на него и понимать, что с ним все хорошо. Я так сильно переживаю за него, но иногда он бесит меня настолько, что мне кажется, что я готова спалить его дотла, но… не знаю, Сая, — прикрываю глаза рукой, устало их потирая. — Мне нравится, когда он рассказывает о себе, и я постоянно думаю о том, что у него в голове, как он относится ко мне. Это ведь должно что-то значить? — Это значит дохрена, Брайтман, — грустно усмехается Сая. — Томмо очень скрытный, и то, что я узнавала о нем в течение многих лет, тебе удалось узнать за два месяца. Конечно, это что-то значит, не понимаю, что тебя смущает? — Я не могу представить, что будет дальше, — отчаянно выпаливаю я. — Неважно, победим мы Титанов или нет, что будет со всеми нами? У каждого из нас разные желания и представления о жизни, взять хотя бы Зейна и Клио… — У них отдельная ситуация, не сравнивай себя и Луи с ними. Вы говорили о том, чего хотите от будущего? — Нет. — Тогда почему ты вообще думаешь об этом? Мысли о контроле силы ни на секунду не покидают моей головы. Я боюсь оказаться в Аду рядом со своим отцом на троне из пламени и костей, пересчитывая человеческие души, или расхаживать с черными глазами, похожими на пропасть, убивая каждого полубога. Но больше всего на свете я боюсь, что смогу причинить Луи вред. Неважно, какой: будет ли он винить себя в том, что не смог спасти меня, не оказался рядом, или я причиню ему физическую боль, это неважно. Я не хочу подпускать Томлинсона ближе ради безопасности нас обоих, но… А если все будет хорошо? Если я справлюсь со своими способностями, мы надерем задницы Титанам, что тогда? Прикрываю глаза и представляю нас с Луи в Новом Орлеане: вокруг играет музыка, мы танцуем прямо на переполненной улице, а прохожие улыбаются, глядя на нас. Но вдруг кто-то из нас погибнет в битве? Если с Томлинсоном что-то случится, я точно сойду с ума. И, боже, как меня достало, что вся моя жизнь стала складываться из каких-то «если» и «вдруг». — Вам нужно разобраться со своими чувствами, а то ведете себя как два старшеклассника на… Сая резко делает громкий вдох, ее глаза медленно застилает белая пелена, и, клянусь, я бы впала в панику, если бы не видела этого раньше. Кожа становится бледнее, прозрачное мерцание бежит по рукам и лицу, и Лан кажется стеклянной статуэткой, настолько хрупкой, что любое прикосновение может разрушить ее. — Сая, — встревоженно зову я. — Что ты видишь? Лан хватает меня за руку, крепко сжимая запястье до такой степени, что кожа синеет. Глаза становятся абсолютно белыми, рот приоткрыт, и я совру, если скажу, что мне не страшно до усрачки глядя на Лан. Будто какая-то невидимая сила на моих глазах забирает душу девушки, превращая ее в бледный труп. Как только я хочу позвать Томлинсона, хватка становится слабее, пелена с глаз Саи исчезает, а кожа принимает человеческий цвет. — Мы в дерьме, — только и успевает произнести Лан. Она быстро подскакивает с бордюра и бежит в сторону магазина, привлекая внимание Томлинсона. — Что случилось? — У Саи было видение. Колокольчик над дверью звенит, как только мы заходим в магазин. В нос мгновенно ударяет запах кофе, доносящийся из автомата, в который Джианни кидает мелочь, рядом с ним стоит пакет, полностью набитый вином. Лиам, Клио и Зейн все еще стоят на кассе, пытаясь расплатиться за бензин, шоколадные батончики и резиновые перчатки, которые зачем-то прихватил Пейн, лежат на стойке. Ариэль безынтересно перелистывает страницы какого-то глянцевого журнала. Стандартная картинка, но Сая встревоженно и быстро оглядывает зал, словно пытаясь найти кого-то еще. Кроме нас в заправочном магазинчике только кассир, уборщик и менеджер, который внимательно пересчитывает продукты на полках, не знаю, кого именно пытается найти Лан. — Зейн, — говорит она, пытаясь успокоить внутреннюю панику. — Пойдемте, Гарри сказал, что у нас достаточно бензина. — Мы не доедем до Нью-Йорка на четверти бака, я не хочу останавливаться еще раз. Какого хрена, Пейн? — Зейн обращает внимание на то, как Лиам подкладывает на кассу мятные леденцы в круглой железной коробке. — Мне захотелось пососать леденцов, а деньги из нас двоих есть только у тебя. — Сказал бы я, что тебе нужно пососать, но вокруг нас слишком много дам. Хотя, подожди, — Малик оглядывается. — Только две, Престон не в счет. — Как вы меня достали, — закатывает глаза Ариэль и направляется к выходу из магазина, задев плечом Зейна. — Пойдемте отсюда, — настойчивее произносит Лан, и Малик поднимает на нее заинтересованный взгляд. Боковым зрением замечаю, что уборщик, до этого устало и как-то безжизненно возивший шваброй по полу, прекращает вытирать белый кафель и медленно поворачивает голову в нашу сторону. Клио дергает Малика за рукав кожаной куртки, и Зейн поспешно засовывает деньги в кошелек. — Простите, что потратили ваше время, — аккуратно произносит он. — Эй, а как же леденцы? Ариэль успевает выйти, что подтверждает звук колокольчика на двери. Решаю обернуться, чтобы понять, имеет ли смысл бежать к машине, но вижу перед собой парня, который до этого стоял около полки с молоком. Обычная белая рубашка с бейджиком, обычные коричневые штаны, даже его лицо слишком обычное. Перевожу взгляд на кассира и замечаю, что… черт, все трое парней практически одинаковые, будто родные братья. — Думали, что мы так просто отпустим полубогов? — синхронно и без эмоций, словно роботы, произносят работники магазина. — Мы не понимаем, о чем вы говорите, — Луи, пытаясь аккуратно и не вызывая подозрений, закрыть меня собой. — Кажется, вы обознались, мальчики. — Невозможно ошибиться, когда чувствуешь божественную кровь, — в унисон говорят роботы. Все трое парней становятся рядом около двери прямо напротив нас с Луи. Томлинсон толкает меня назад, отходя дальше от них, и тут происходит то, чего обычно не ожидаешь, когда заходишь в магазин на заправке, чтобы расплатиться за бензин. Парни встают вплотную друг к другу, соприкасаясь плечами, раздается шипящий звук, будто кто-то засунул раскаленную сковородку под холодную воду, и их тела начинают срастаться, покрываясь темно-зеленой чешуей. Через мгновение перед нами стоят уже не работники магазина, а существо с тремя длинными змеиными головами, вырастающими из одного тела. — Это гидра, — выдыхает Клио. — Твою мать, ни дня без жутких тварей! То минотавр, то Престон, то трехголовая змея! Томлинсон хватает меня за руку и резко дергает вправо, прячась за высокими прилавками с едой, когда средняя голова гибрида змеи и дракона выпускает из своего рта яркое пламя. — Вот же блин, оно дышит огнем! — слышу я голос Пейна из другого конца магазина. — Спасибо, что предупредил, а то я думал, что это Томмо достал зажигалку, чтобы подкурить! — Черт, что нам делать? — спрашиваю я, когда слышу, как эта тварь опрокидывает все, что есть в магазине, пытаясь нас найти. — То, что мы умеем, принцесса, — улыбается Луи, и я слышу, как разряды электрического тока прыгают по кончикам его пальцев. — Эй! — кричит Томлинсон, показавшись из-за прилавка, и все три головы гидры в секунду устремляются на него, обнажая острые как лезвия зубы. — Вали обратно в свой террариум, ублюдок. Яркая искрящаяся молния попадает прямо в тело рептилии, отчего раздается оглушающий вой. Гидра пятится назад, опрокидывая шкафы, которые пробивают стеклянные окна, и тысячи мелких осколков падают на Ариэль, что стоит на улице к нам спиной. От удара дочь Посейдона падает, приземляясь на ладони, которые в секунду оказываются в крови из-за рассыпанных по земле острых стекляшек. — Какого хрена? — кричит она, оборачиваясь, и как только замечает нечто с тремя змеиными головами, блондинка замирает, не в состоянии пошевелиться. — Ты ее не знаешь? — театрально спрашивает Пейн и оказывается рядом с ней, помогая подняться. — Это твоя сестра, вы разве не встречались? Лиам и Ариэль растворяются в воздухе прежде, чем гидра извергает огонь в их сторону. — Не отрубайте головы этой твари, — предупреждает Лан. — Иначе вместо одной вырастут две. Луи останавливается между прилавками прямо напротив гидры, в обеих руках парня сверкают молнии, воздух наэлектризован до предела. Томлинсон бросается электрическими разрядами, словно играет в вышибалы надувными мячиками, но тут чешуйчатый урод взмахивает хвостом с острыми шипами и откидывает Луи на несколько метров, отчего парень пробивает спиной шкаф. — Вот же мазафакер, — слышу злое ворчание Малика. — Это тебе за Томмо, кретин! По серому потолку ползут трещины, и через секунду он рушится, придавливая огромной бетонной плитой одну из голов гидры. Бегу к Луи, чтобы помочь ему встать, средняя голова змеи замечает движение, высовывает свой мерзкий раздвоенный язык и выдыхает пламенем на нас, но я успеваю взмахнуть рукой, направляя огонь в другую сторону. — Знаю, что я не вовремя, но твоя сила очень возбуждает, Брайтман, — усмехается Томлинсон, выплевывая кровь, и поднимается на ноги. С направлением я немного не рассчитала, потому что пламя с неимоверной скоростью движется в сторону Карбоне, который все это время стоит в наушниках лицом к автомату с кофе, закидывая в него мелочь. Джианни роняет монетку и нагибается, чтобы поднять ее, когда огненная стена попадает в кофейный автомат прямо над его головой. Мать твою, удача действительно каждый раз раздвигает ноги перед Карбоне! — Нет, это уже нечестно! Кому дал итальяшка, чтобы ему так везло? Потом обязательно спрошу контакты, — возмущается Пейн, который материализуется из ниоткуда, хватая Адамиди, чтобы перенести ее в безопасное место. Томлинсон дергает меня за руку, и мы бежим, петляя между прилавками, чтобы не попасться на глаза гидре. Эта тварь ударяет хвостом, задевая холодильник с бутылками, который падает прямо на Малика. — Твою мать, — шипит он, вытирая белую футболку от оранжевого пятна. — Это адидасовская футболка! Ну все, этот урод разозлил меня окончательно. Зейн проводит рукой по полу, и от кончиков его пальцев в разные стороны бегут трещины, которые в итоге срастаются в одну глубокую расщелину, куда сначала падает гидра, но потом она только прочнее цепляется когтями и ползет по стенкам ямы к нам навстречу. — Вот же живучая тварь! Я еще думал, что мою тетку сложно загасить, но нет! — Твою тетку не загасит даже ядерный взрыв, — смеется Луи. Томлинсон запускает электрический разряд прямо в глаза одной из голов, отчего существо начинает извиваться как бешеное. Чувствую, как по моим рукам бежит горячий импульс, и через секунду я пускаю тепловую волну, которая отталкивает нашу новую подругу на несколько метров. Зейн тянется в карман, чтобы достать оттуда черный маркер, который через секунду превращается в тяжелый меч с железной рукояткой. У Луи в руках также появляется оружие, и, обернувшись, замечаю, что Лан тоже крепко сжимает в своих руках катану. — Почему никто не сказал, что нужно брать оружие? — раздраженно спрашиваю я. — Прости, милая, в следующий раз я обязательно напомню тебе об этом. — Вы не поверите, но у них в туалетах… Что это за херня?! — испуганно вопит Найл, видя перед собой придавленную голову, ярко-желтые глаза которой смотрят прямо на него. — Помнишь, я говорил тебе, что хочу домашнего питомца? — спрашивает Томлинсон. — Вот, знакомься, это Лучик. «Лучик» оглушительно ревет, а затем языки пламени снова проносятся по магазину в сторону Хорана, но я успеваю выставить руки вперед, и огненная стена останавливается прямо перед Найлом, а потом водопадом скатывается вниз, исчезая до того, как она касается пола. Испуганный Хоран только громко кричит, сжавшись до размера двухлетнего ребенка, пока я пытаюсь прицелиться и направить сгусток огня прямо в пасть гидры. — Есть идея, — Луи поворачивается ко мне лицом, и только сейчас я замечаю, что вся его щека в крови. — Раз эта сучка может регенерироваться, то надо прижечь ее отрубленные головы. Что скажешь, справишься? Я не успеваю даже кивнуть, как Томлинсон и Малик выскакивают из своих укрытий, размахивая перед двухголовым существом мечами. Сая едва успевает увернуться от длинных острых зубов, пытаясь ранить гидру где-то в области сердца, если оно у этой твари конечно вообще существует. Томлинсон ведет себя так, словно только что выпустился из школы камикадзе: парень с улыбкой уворачивается от огня, от хвоста с шипами, которым гидра размахивает, словно флагом на День Независимости, от летающих предметов, которые телепортирует Найл, и смотря на то, как Луи смеется в лицо смерти, у меня сжимается сердце. Когда Томлинсону удается отрубить одну голову, смесь дракона и змеи отбрасывает его лапой в сторону, и Луи с грохотом приземляется на острые осколки стекла. Касаюсь пола, и ярко-оранжевая волна со скоростью света бежит по белому кафелю в трещинах и переходит на тело гидры, прижигая рану, откуда капает кровь. Крик чудовища разрывает барабанные перепонки, оно с грохотом падает, успевая задеть Малика. Ладони обдает таким жаром, что мне хочется содрать с них кожу, и это ощущение быстро распространяется по всему телу. Картинка перед глазами начинает расплываться и тускнеть, слышу очередной рев гидры и взмахиваю руками, наугад направляя вторую тепловую волну, чтобы устроить ей адскую сауну и прижечь эту сучку окончательно. Меня начинает съедать паника, потому что с каждой секундой окружающая действительность становится темнее, будто в помещении медленно гаснет свет. Каждый вдох обжигает легкие, словно я пробежала десятки километров на морозе, пытаюсь зацепиться руками хоть за что-то, чтобы не упасть, но только сбиваю предметы с полок, пятясь назад. Чёрт, нет, только не сейчас. Пульс отдается диким грохотом в ушах, крепко зажмуриваю глаза, чтобы прогнать темноту, но ничего не выходит. Меня будто засунули в другое тело и заперли, не оставляя возможности видеть, слышать или чувствовать. Меня же становится меньше в собственном теле, сознание исчезает, уступая место темноте. — Брайтман! Рори, посмотри на меня! Чувствую, как чьи-то руки хватают меня за плечи, сильно тряся, но голос кажется таким далеким, что я едва ли его слышу. — Давай же, Брайтман! Я понимаю, что передо мной стоит Томлинсон, и сейчас мне больше всего на свете хочется заглянуть в его ярко-голубые глаза, чтобы избавиться от тьмы. Ладони обхватывают мое лицо, притягивая ближе, и я отдаю все силы на то, чтобы сконцентрироваться на голосе Луи. — Я рядом, Рори. Я здесь, с тобой. Задерживаю дыхание, потому что становится невыносимо больно от обжигающего легкие воздуха. В этой темноте я мысленно воссоздаю образ Томлинсона, потому что не знаю, что еще сможет мне помочь вернуться обратно в реальность. А если эта темнота и есть моя реальность? — Давай же, возвращайся, принцесса. От хриплого шепота начинает кружиться голова, и я уже не понимаю, что это — влияние Томлинсона или меня окончательно вербуют на сторону Тартара. Я так хочу увидеть его — его глаза, улыбку, хитрый взгляд, сигарету за ухом; услышать его голос, как Луи зовет меня по имени много-много раз; потрогать его, ощутить мягкую ткань черной толстовки; почувствовать запах кофейных сигарет и и его парфюма. Убедиться, что с Томлинсоном все хорошо, что он не пострадал. — Твою мать, — откуда-то издалека слышится голос Найла. — Томмо, не давай ей уйти в себя окончательно, мы выведем эту шершавую сучку из строя! Меня изнутри начинает трясти от такого сильного желания увидеть Луи, и темнота, пытавшаяся мной завладеть, рассеивается, зрение приходит в норму, и первое, что я вижу — это обеспокоенный и взволнованный взгляд голубых глаз. Мы стоим на коленях среди осколков и щепок, вокруг нас кружится пыль, пахнет штукатуркой и паленой кожей. Томлинсон вглядывается в мои глаза, пытаясь отыскать там меня, и когда я хватаюсь за его плечи, Луи притягивает меня к себе, гладя по волосам. — Давай на чистоту, — облегченно усмехается он мне в шею. — Это ты сама выбралась из этого дерьма, или мой голос и правда настолько ангельский, что может достать тебя даже с того света? — Твой голос скорее достанет из-под земли, а не с того света. Луи помогает мне встать на ноги, и я оглядываюсь: вокруг меня настоящий хаос. Опрокинутые шкафы, обвалившийся потолок, бетонные плиты которого валяются на полу, обгоревшие стены, а завершает всю картину мертвое тело гидры, половина которого свалилось в расщелину, а из туловища торчит рукоятка позолоченного меча. — Все живы? Посередине этого бардака появляется Лиам. Пейн осматривает обстановку, присвистывая, а затем с отвращением смотрит на раскрытый рот гидры, откуда вываливается раздвоенный язык, и делает селфи на телефон. — Да, — протягивает Ли. — Хуже этой картины только лицо Престон по утрам. Окидываю взглядом Саю и Зейна и убеждаюсь, что с ними все в порядке. Если это конечно можно так назвать: одежда Малика ободрана, окровавленный след от когтей красуется на спине, все лицо Лан усыпано маленькими порезами, бровь рассечена, а кровавое пятно на светлой футболке медленно становится ярче и больше. И только Джианни все еще пытается забросить монеты в автомат, чтобы получить кофе. Карбоне покачивает головой в такт музыке, что играет в его наушниках. Перевожу взгляд на Томлинсона: лицо в ссадинах, волосы слиплись от крови, которая стекает по его виску. Замечаю, что все ладони Луи покрыты ужасными ожогами, и он слегка морщит лицо каждый раз, когда шевелит пальцами. Сомневаюсь, что он выставлял руки вперед, пытаясь таким образом защититься от пламени гидры, так что единственной, кто мог причинить Томлинсону вред, была я. Чувствую, что все еще испытываю сильный жар, который с каждой секундой утихает. Значит, несколько минут назад, когда мое сознание старательно поглощала тьма, я была горячей, как раскаленное железо, но это не помешало Луи прикасаться ко мне, пытаясь достучаться до «чистого» сознания. — Не переживай, — Томлинсон замечает мой испуганный взгляд и прячет руки за спину. — Гарри все исправит, буду как новенький. И эти слова лишь подтверждают тот факт, что обожженные руки Луи — это полностью моя вина. И именно это я имела в виду, разговаривая с Саей: Томлинсон пообещал быть рядом, что бы ни случилось, даже если это будет приносить ему физическую и душевную боль. Пейн делает миллион селфи с мертвой гидрой, а потом подхватывает с пола железную банку мятных леденцов и произносит: — Пора сматываться отсюда, пока еще какая-нибудь тварь не решила нас убить.

***

Передо мной горят сотни мягких желтых огоньков гирлянды, которой обмотана веранда на втором этаже отеля, где мы остановились. Голубая вода в бассейне переливается, пуская блики на бледные стены, пахнет хлоркой, издалека доносится приглушенная музыка. Несмотря на то, что я жутко устала, спать мне не хочется, а сидеть в номере с вечно недовольной Престон не хочется еще больше, поэтому я отыскала это единственное спокойное и тихое место в гостинице. Сегодня тут какая-то вечеринка, поэтому громкая музыка и чье-то бездарное пение слышится почти отовсюду, пьяные люди валят из комнат, словно муравьи, ведущий, что так сильно орет в микрофон, будто пытается докричаться до другого измерения, приглашает всех желающих принять участие в конкурсах. Присоединиться к этому празднику жизни решили только Лиам и Джианни, но я не особо удивлена: один пойдет тусить даже на смертном одре, а второй не упустит ни единой возможности, чтобы бесплатно выпить. Отель «Второе измерение» был первым, который попался нам на пути, и мы не стали тратить время на бессмысленные поиски варианта получше. Все ужасно устали, было решено отдохнуть и завтра утром отправиться до пещер хрустальной девы, надеясь отыскать там Мойр. Не знаю, как в аэропорту Нью-Йорка нас не арестовала полиция: половина из нас была в окровавленной одежде, а Пейн громче всех орал, что мы вызываем подозрение, потому что похожи на вернувшихся неформалов с Альтамонтского фестиваля. До сих пор не понимаю, как Гарри удалось достать билеты до Белиза, хотя почти уверена в том, что сработало его обаяние и вежливость. Если бы Гарри Стайлс просил меня о невыполнимой услуге хриплым голосом в своей розовой рубашке с расстегнутыми пуговицами, золотыми кольцами на всех пальцах и непослушными кудрями, я бы и родную мать продала, чтобы помочь ему. Хотя, я бы и так ее продала и купила робота-пылесоса, даже от него толку больше, чем от Айлы. Из проблем был только поиск Карбоне, который быстро куда-то убежал, увидев количество баров, и за десять минут до конца посадки на рейс нам пришлось искать его по всему аэропорту. Оказалось, что его взяли под арест, потому что Джианни не заплатил ни в одном месте, где заказывал алкоголь (а он умудрился побывать в шести заведениях), и Малику пришлось вносить залог, чтобы Карбоне отпустили из полицейского участка в аропорту. Весь полет я старательно избегала Луи. Хоть Стайлс и исцелил всех, кто хоть как-то пострадал, каждый раз, когда я смотрела на Томлинсона, взгляд падал на его руки, и картинка обожженных до крови ладоней всплывала в голове. Мне пришлось поменяться билетами с Саей, чтобы не сидеть рядом с Луи в самолете, постоянно делать вид, что я сплю и заставлять Найла разговаривать со мной, чтобы Томлинсон не подловил момент для выяснения отношений. Я знаю, что мне не удастся бегать от Луи всегда, но сейчас это даст мне хоть немного времени все разложить по полочкам. Почему как только я подумала о нас с Луи, произошло какое-то дерьмо? Возможно, я соскучилась по нему — мне бы хотелось услышать его «принцесса», которое обычно меня бесит, я бы с удовольствием покурила с ним кофейные сигареты или просто находилась рядом, но тогда его присутствие будет путать мои мысли. Опускаю ноги в прохладный бассейн, создавая маленькие волны, которые пробегаются по поверхности воды. На секунду это придает мне сил, но как только ступни привыкают к температуре, то тело расслабляется еще больше, а усталость становится убивающей. Произошло то, чего я больше всего боялась — Томлинсон снова спас меня, но уже подвергая свою собственную жизнь опасности. Мне страшно думать о темноте, ведь в ней нет абсолютно ничего. Если жизнь после смерти и существует, то ее точно нет после того, как ты становишься пустым, потому что всю твою сущность уничтожает тьма. И находиться в этой тьме — самая ужасная вещь, которая может произойти. Так уж вышло, что мой отец Аид — Бог подземного царства и мертвых, а значит шанс потерять над своими силами контроль и стать одной из приспешниц тьмы у меня намного больше. И если это случится со мной, то я не хочу и секунды находиться в удушающей темноте. В таком случае смерть — это освобождение, а когда тебя освобождает человек, который тебе дорог, то это не такой уж и плохой исход. Наверное, я бы хотела, чтобы меня освободил Луи. — Так и будешь меня игнорировать? — раздается сзади, и от знакомого голоса по телу бегут мурашки. Луи садится рядом со мной, точно так же опуская ноги в воду, даже не подвернув джинсы. — Я тебя не игнорирую. — Ну да, в таком случае Джианни никогда не пил ничего крепче воды из-под крана. Смотрю на Луи прежде, чем успеваю о чем-то подумать: на его синей толстовке играют блики от воды, ярко-голубая гладь отражается в глазах и заставляет их буквально блестеть, на губах фирменная слабая усмешка, но взгляд грустный и даже какой-то разочарованный, и это заставляет меня чувствовать просто ужасно. — Я немного устала, не хотелось ни с кем разговаривать, — продолжаю врать я. — Именно поэтому ты и делала вид, будто ведешь светскую беседу с Хораном? — Ну, в какой-то момент мы и правда затронули очень интересную тему и разговорились, — черт, как же быстро Томлинсон меня раскусил. — Да? И о чем же? — О… — судорожно пытаюсь придумать ответ. — Мы обсуждали экономику. — Экономику? — переспрашивает Томлинсон, подавляя смешок. — Да, экономику. В последнее время она хромает… — Точно так же, как и твое умение врать, Брайтман. Кого я вообще пытаюсь обмануть? Луи Томлинсона, который при одном коротком взгляде на меня, каким-то образом может определить мое настроение? Даже если бы я была самым искусным лжецом, я уверена, Луи раскусил бы меня в первую же секунду. — Брось, Рори, я же не дурак. Ты винишь себя в том, что навредила мне, но это не так. Пытаешься оттолкнуть, чтобы этого не случилось снова, но это будет сложновато, потому что избавиться от меня мало кому удавалось. — Да, — пропускаю половину его слов мимо ушей. — Прости за это, — сдавленно извиняюсь я, взглядом указывая на ладони. Луи хмурится, плотно сжимая челюсть, а затем убирает руки, пряча их под водой. — Не извиняйся за то, чего ты не делала. — Но это была я, Луи, — резко поворачиваюсь лицом к Томлинсону, но он лишь продолжает взглядом гипнотизировать поверхность воды. — Это сделала я. И, наверное, тебе еще повезло, что дело обошлось лишь, — киваю на руки Луи, что держатся за край бассейна, — так. Что, если бы Гарри не смог тебя исцелить? Если бы я сделала что-то хуже этих ожогов? Томлинсон лишь сужает глаза, смотря перед собой. — Это была не ты, принцесса. Надеюсь, ты бы никогда не поступила так со мной, хоть я и действую тебе на нервы, — усмехается Луи, но вот мне сейчас совсем не до смеха. — Это был Тартар, не ты. А вот что точно удалось тебе, так это то, что ты смогла подавить темноту. — Не знаю, получилось бы, если бы тебя не было рядом, — честно признаюсь я, потому что… ну, потому что мне уже нечего терять. — Что ж, — снова издает смешок Томлинсон, — мне приятно это слышать. Какое-то время мы молчим, и тишину нарушают лишь звуки воды и приглушенная музыка, доносящаяся откуда-то издалека. — Прости меня, — снова извиняюсь я. — Знаю, что ты не хочешь принимать мои извинения, но… прости меня, ладно? Не знаю, правда ли ты думаешь, что это сделала не я, или просто пытаешься меня успокоить, но я точно знаю, что в этом некого винить кроме меня. Это было странно, — вспоминаю ощущения, которые возникли тогда, когда в глазах только начало темнеть. — Словно меня заперли в собственном теле, и я ничего не чувствовала, ничего не могла сделать, и когда ты начал звать меня, то я просто зацепилась за твой голос, стараясь вылезти из всего этого дерьма. — И у тебя получилось. — Только благодаря тебе. — Перестань меня хвалить, я ведь могу к этому привыкнуть. — Спасибо тебе. — Что с тобой, Брайтман? — Луи наигранно прикладывает мокрую ладонь к моему лбу, измеряя температуру. — За последние несколько минут ты три раза извинилась и один раз поблагодарила меня, ты уверена, что здорова? — усмехаюсь, отталкивая его руку. — Я же сказал, что буду рядом с тобой, — серьезнее добавляет парень. — Надеюсь сейчас ты это окончательно поняла. Оказалось, что мне достаточно одной фразы, чтобы почувствовать все: волнение, трепет, страх, желание, вину и сожаление. Возможно, это не самый подходящий момент, чтобы просить Луи об услуге, но я не могу больше тянуть с этим. — Я бы хотела попросить тебя кое о чем, — тихо начинаю я, пытаясь набраться смелости. Заинтересованный взгляд голубых глаз скользит по моему лицу, и от этого становится еще сложнее сосредоточиться. — Ты не сможешь всегда быть рядом и вытаскивать меня из всего дерьма, что происходит, потому что я тебе не позволю этого делать. Я не хочу, чтобы ты жертвовал чем-то ради меня, подвергал себя опасности или, еще хуже, в чем-то себя винил. И я не хочу быть тем человеком, кто сможет причинить тебе боль. — Тут есть проблема, — грустно усмехается Луи, поправляя челку тонкими пальцами. — Что, если я хочу, чтобы ты была тем человеком, который сделает мне больно? И сейчас я понимаю, что бессильна против этих слов. Могу ли я вообще просить его о таком? Могу ли я просить о смерти от его руки, если вдруг мне капитально и окончательно снесет крышу? Глядя в ярко-голубые глаза, в горле встает ком, и я не могу произнести ни единого слова, только сердце, что бешено бьется о грудную клетку, нарушает тишину. Томлинсон резко отталкивается руками от края бассейна, погружаясь под воду с головой прямо в одежде. Возможно, он делает это специально, чтобы не продолжать разговор, и мой боевой настрой испаряется. Осознаю, как умудрилась соскучиться по Луи меньше, чем за сутки, и даю слабину, позволяя себе просто находиться рядом с этим парнем, откладывая все серьезные разговоры на потом. Сейчас не время. Томлинсон подплывает ко мне, расставляя руки по разные стороны, и подтягивается так, что его лицо оказывается почти что на уровне моего. — Если честно, тут пиздецки холодно, — улыбается он. — Я же говорила, что твое больное желание произвести на всех неизгладимое впечатление не приведёт ни к чему хорошему. — Но у меня ведь получается? — Что именно? — Производить на тебя неизгладимое впечатление. Открываю рот, чтобы ответить, но Луи быстро хватает меня за талию, осторожно и слишком медленно опуская в воду. Пытаюсь освободиться и вылезти из бассейна, но Томлинсон крепко держит меня, заставляя носочками дотронуться до дна. Вода и правда охренительно холодная, и я машинально думаю о тепле прежде, чем понять, что по всему моему телу растекается жар, и я не могу точно назвать его причину: то ли это мои способности, то ли это Томлинсон так влияет на меня. — Вот так гораздо лучше, — Луи выдает самую соблазнительную ухмылку в мире, и лишь от этого действия мой пульс начинает учащаться. — Ты пользуешься моими способностями себе во благо, это нечестно. — Должна же от тебя быть хоть какая-то польза, — нагло говорит он и уходит под воду раньше, чем я могу обрызгать его. — В чем же твоя польза, умник? — спрашиваю я, когда Томлинсон выныривает в середине бассейна. — Я бы показал тебе, в чем моя польза, но секс в общественных местах не совсем моя тема. Я лишь закатываю глаза, и Луи тянет меня за руку навстречу к себе. Непроизвольно облизываю губы от хлорной воды, на что Томлинсон едва заметно покачивает головой, прикрывая глаза. Его руки ложатся на талию, и даже под насквозь промокшей одеждой я чувствую, как прикосновения Луи приятно обжигают кожу. Томлинсон медленно проводит рукой по спине, прижимая меня чуть ближе, и я цепляюсь в его плечи, потому что в этой части бассейна я уже не достаю дна. Мне приходится обхватить ногами бедра Луи, чтобы не уходить под воду, на что парень удивленно вскидывает брови. — Девушка, вы такая настойчивая! — Я зацепилась, чтобы не утонуть. — Ну да, тут ведь так глубоко, прямо Марианская впадина. Расцепляю ноги, но Луи успевает перехватить их, возвращая обратно, и я усмехаюсь. Сил совсем не осталось, а в объятиях Томлинсона я расслабляюсь до такой степени, что не чувствую собственного тела. И я понимаю, что единственное, что сможет встряхнуть меня, это губы парня с голубыми глазами на моих. Луи поправляет мокрую прядь моих волос, убирая ее за ухо, и рукой останавливается на щеке, большим пальцем стирая капли воды. В его ярких синих глазах отражаются огни гирлянды и, глядя в них, я забываю, где мы находимся. Сердце начинает стучать с такой скоростью и силой, что вот-вот разломает грудную клетку пополам и выскочит, и мне остается только надеяться на то, что Луи этого не чувствует, иначе мне не избежать его дурацких шуток. Я теряюсь от его плавных прикосновений, от его взгляда и от собственного желания быть ближе, и все, на что меня хватает — это умоляющий выдох. Когда губы Луи дотрагиваются до моих, я понимаю, что еще никогда не чувствовала себя настолько живой. Во мне будто что-то взрывается, по всему телу распространяя приятную слабость и восторг. Провожу рукой по затылку Томлинсона, зарываясь пальцами в мокрые волосы, на что он крепче сжимает мои бедра, притягивая ближе. И кажется, что ближе уже некуда, но мы оба продолжаем двигаться навстречу друг другу, стараясь стереть даже самые незначительные миллиметры между нами. Когда Луи прерывает поцелуй, прикусив нижнюю губу, клянусь, я готова вслух попросить его о том, чтобы он никогда не прекращал целовать меня. Он прислоняется лбом к моему, тяжело дыша, а затем устремляет взгляд в сторону, и я вижу, как он взмахивает рукой над поверхностью воды. Сотни огней, что горят на гирляндах, оживают, медленно нас окружая. Часть из них ложится на поверхность бассейна, освещая воду мягким желтым светом, а те, что остались в воздухе, больше похожи на маленьких светлячков, что ярко горят на фоне бледных стен и ясного ночного неба над нами. — Не такой уж я и бесполезный, правда? — тихо усмехается Луи, проводя рукой по моей щеке. — Можно я не буду с этим соглашаться? По крайней мере вслух. Томлинсон издает смешок, и я сама тянусь к нему навстречу, потому что не могу больше терпеть. Поцелуи с Луи это как сигареты — попробуешь один раз, а потом хочется курить снова и снова. Теплые губы парня невесомо касаются моих, и я знаю, что Томлинсон делает это специально, чтобы отомстить за мои слова, поэтому порываюсь к нему навстречу, буквально врезаясь своими губами в его. Луи крепче сжимает мою талию пальцами, прижимает ближе, забираясь рукой под прилипшую рубашку, прикусывает губу, оттягивая ее, и я просто растворяюсь в этом парне, забывая обо всем, что меня волнует. Огоньки продолжают плавно кружиться вокруг нас, и я ощущаю себя главной героиней голливудского фильма. Все, что происходит сейчас — магия в чистом виде, и ради этого момента я бы согласилась пережить все, что случилось со мной за эти два месяца еще миллионы раз. Томлинсон обхватывает мое лицо ладонями, даря такой поцелуй, что я готова продать душу за то, чтобы кто-нибудь остановил время. — Тебе надо отдохнуть, принцесса, — шепчет Томлинсон, нехотя отстраняясь. — И если сейчас ты не слезешь с меня, то отдохнуть я тебе точно не дам. Усмехаюсь и провожу носом по щеке Луи, прикрывая глаза. Вдыхаю сладкий аромат сигарет и хлорки, в памяти выжигая этот момент. Огоньки, что парят вокруг нас, тускнеют, падая в воду, где окончательно затухают. Отплываю от Луи назад, не прерывая зрительного контакта, парень мягко улыбается, в его взгляде желание вперемешку с беспокойством и разочарованием. Мы вылезаем из бассейна, оказавшись на разных сторонах, и еще немного смотрим друг на друга. Одежда начинает высыхать прямо на мне, на что Томлинсон закатывает глаза, а потом щелкает пальцами, возвращая гирлянде свет. Я бы хотела еще хоть немного побыть с Луи, говорить с ним и мелочах, смеяться над пустяками, но понимаю, что если сейчас не лягу спать, то завтра вряд ли смогу быть в состоянии для нашего похода в стиле Доры-путешественницы. Оборачиваюсь и вижу, как Томлинсон следит, как я иду в сторону холла, и я усмехаюсь этому родительскому жесту. Захожу на первый этаж, где вечеринка все еще продолжается, несмотря на поздний час. Неоновый свет ярко мигает, сквозь музыку доносятся звуки игровых автоматов, люди толпятся на танцполе со стаканчиками с разноцветными зонтиками в руках, и я сама не понимаю, как оказываюсь в эпицентре этой Коачеллы. Резко разворачиваюсь, чтобы выбраться из толпы, и на меня налетает какой-то парень в джинсовой куртке, больше похожий на молодого Джонни Деппа. Все содержимое его стакана оказывается на мне, и в нос мгновенно ударяет едкий запах спирта. — Оу, подруга, прости! — неловко извиняется младший брат Вилли Вонки. — Я могу принести тебе выпить, чтобы хоть как-то загладить вину. — Не стоит, — бубню я, пытаясь оттереть пятно с клетчатой рубашки пальцами. — Классные кроссовки, — говорю я, чтобы разрядить обстановку и отвязаться от навязчивого предложения принести выпить. — Винтаж? — Что? — непонимающе переспрашивает парень. — Не знаю, о чем ты, подруга, я купил их несколько дней назад, это новая коллекция. Снова опускаю взгляд на обувь парня: высокие кроссовки с высунутым раздутым язычком и липучкой, на которой красными буквами написано Nike. — Ладно, раз ты не хочешь пить, тогда я пойду. Провожаю парня взглядом, отмечая, что он выглядит как модель с обложки журнала восьмидесятых годов. Пробираюсь к выходу из этого электро-ада, и мимо меня проходит парочка: парень одет в серый костюм с широкими плечиками, на голове шляпа, а между зубов зажата толстая сигара; девушка в зеленом платье с пышной юбкой, губы аккуратно накрашены ярко-красной помадой. Я даже замечаю в толпе мужчину, который одет в военную форму — видимо тут проходит какая-то костюмированная вечеринка. Здесь довольно весело, все вокруг улыбаются, отчего создается достаточно приятная атмосфера. Желание остаться растет с каждой секундой, и я останавливаюсь на месте, решая, что мне делать. Мимо проходит красивая девушка с подносом, уставленным цветными стаканами с изогнутыми трубочками, и она протягивает один мне, на что я вежливо улыбаюсь и принимаю коктейль. Отхожу в сторону, где музыка не так бьет по ушам, снова осматриваю помещение и взглядом натыкаюсь на Джианни: парень сидит на бархатном диване в окружении девушек в купальниках, которые расстегивают ему гавайскую рубашку и гладят прямо по оголенной груди. А потом я замечаю Саю, которая сидит рядом с каким-то парнем, и через несколько секунд он притягивает ее к себе, бесцеремонно целуя, но Лан, кажется, не против. Тут что-то не так. Парень в старых кроссовках, парочка, словно сошедшая с фильма пятидесятых, Сая, целующаяся с незнакомым парнем. Встряхиваю головой, пытаясь собрать мысли в кучу, и смотрю на коктейль в моих руках. Какого черта я вообще здесь делаю? И я уже хочу уйти, как вдруг слышу разговор двух мужчин, что стоят рядом со мной: — Президентом нашей страны никогда не станет черный, это абсурд! — Вот увидишь, этот мир изменится до неузнаваемости! Когда-нибудь афроамериканец будет лидером Америки! Сколько же они выпили, если забыли, что президентом Америки был Барак Обама? А потом в голову врезается пугающая мысль: а знали ли они об этом вообще? — Извините, — обращаюсь я к мужчинам, которые заинтересованно смотрят на меня, — не напомните имя нашего президента? Я столько выпила, совершенно вылетело из головы. Если бы ко мне подошли с таким вопросом, я бы покрутила пальцем у виска, но мои новые друзья в ярких олимпийках лишь усмехаются, пожимая плечами. — Рональд Рейган, милая. До конца его срока остается год, интересно, кто следующий. Кровь застывает в моем теле, пульс бешено стучит по ушам, руки начинают трястись, но я стараюсь не выдавать подкрадывающуюся панику, чтобы не показаться сумасшедшей. Хотя кто тут из нас еще сумасшедший. — Год? То есть, сейчас… — Тысяча девятьсот восемьдесят седьмой, крошка. Твою мать.