Unseen

— Чтоб меня, — шепчет Хоран, открывая рот, откуда на землю падает чупа-чупс. Яркие огоньки, что рассыпаны по всем стенам пещеры, похожи на бриллиантовую пыль. Голубой свет озаряет небольшой островок, на котором растет ива с хрустальными ветвями, которые грустно тянутся вниз, кончиками листьев касаясь прозрачного ручья, что окружает остров. Стеклянные листики, переливающиеся от бликов огней, ударяются друг о друга, создавая приятный звук, больше похожий на мелодию. — Что, Ли-Энн, выкусила? Обещаю, что после того, как выберемся отсюда, я устрою парад, чтобы отпраздновать падение твоего гребаного скептицизма. Мы нашли их. Господи, нам удалось отыскать Мойр. Сначала мне кажется, что я сошла с ума. Вдруг мне снесло башню еще тогда, в магазине на заправке, когда на нас напала гидра? Вдруг Луи тогда не смог мне помочь, и сейчас эта картинка, что открывается передо мной, на самом деле плод моего воображения? Единственное, что доказывает мне реальность происходящего, это рука Томлинсона, что крепко сжимает мою ладонь. Это прикосновение самое настоящее, самое правильное, что случалось со мной в жизни, и я не перепутаю его ни с чем, даже с шутками моего собственного сознания. Под хрустальной ивой на островке, отделенным от нас тонкой витиеватой полоской воды, сидят три девушки. Их полупрозрачная кожа сверкает под светом огней, длинные темно-синие волосы мягко развиваются, словно парят под водой, светло-голубые платья обтягивают стройные фигуры. Их лица такие спокойные и прекрасные, и в голову закрадывается мысль, что я не достойна даже дышать с Богинями судьбы одним воздухом. При первом взгляде Мойры похожи друг на друга, но если вглядываться в их лица, можно заметить значительную разницу в их взглядах: у кого-то он загадочный и мудрый, словно девушка знает ответы на все вопросы, прожив не одно столетие; у другой веселый и озорной; у третьей строгий, непоколебимый, она четко уверена во всем, что делает. Но всех троих объединяет потрясающая красота, и если раньше я думала, что никого не может быть безупречнее Клио, но сейчас я уже не так уверена в этом. Они идеальны: стройные фигуры, изящные пальцы, блестящие парящие в воздухе волосы, пухлые губы, до безумия красивые лица — рядом с ними я больше похожа на бездомную, которая пришла в гости к Богиням судьбы прямо с помойки. Все, что было написано про Мойр в толстых учебниках по мифологии, оказалось неправдой. Нет никаких старух, живых мертвецов и уж тем более скелетов в длинных черных мантиях — человеческими судьбами распоряжаются три сестры, и я готова поставить все запасы наркоты Айлы на то, что за все время существования мира никто и никогда не был настолько красив, как они. Мойры не обращают на нас никакого внимания, просто продолжают тянуть несколько тонких белых ниточек в разные стороны, переплетая их между собой и наматывая на сверкающее веретено. Девушка, что сидит справа, кончиком указательного пальца касается одной из них, сияние гаснет, и до этого сверкающая нить становится лишь черной полоской, которая падает вниз и превращается в пепел, медленно оседающий на землю. На наших глазах только что умер человек. Значит вот, как это происходит. Вся наша уверенность моментально испаряется, даже Малик стоит молча, не в силах произнести ни единого слова. Как вообще разговаривают с кем-то, кто в рейтинге влияния божественного «Форбс» обскакал даже Богов-Олимпийцев? Нужен реверанс, специальное приветственное слово, мне спеть гимн Америки или что-то из репертуара Фифти Сента? — Добро пожаловать, полубоги, — мягкий голос отдается эхом от каменных стен, и создается ощущение, что кто-то общается с нами через колонки, потому что губы всех трех сестер до сих пор сомкнуты. — Мы рады видеть вас здесь. Девушка, что сидит посередине, поднимает на нас свои почти черные глаза, в которых словно звезды мерцают серебряные искры. — Я уже не уверен, что чувствую то же самое, — бубнит Зейн. — Надеемся, что вы добрались до нас без происшествий. Что вы, дорога была гладкой, как нога Пейна, которую он пробовал брить в Балтиморе. Не считая нападения гидры, отеля, который заставляет забыть о реальности и потеряться во времени, и постоянных выяснений отношений, все было отлично, спасибо, что поинтересовались нашей дорогой. — Вы же знаете, зачем мы пришли, — Луи скорее утверждает, нежели чем спрашивает, и Мойры устремляют свои заинтересованные взгляды на него. — Нам ни к чему тянуть время. Нашел время, когда проявлять характер. Девушка, что сидит посередине за веретеном (и если мои исчерпывающие знания в мифологии меня не подводят, ее зовут Лахесис), растворяется в воздухе, оставляя после себя легкую рябь, и через секунду появляется прямо перед Томлинсоном, но уже в человеческом обличии: кожа приобретает обычный бежевый цвет, глаза становятся карими, темно-синие волосы, что до этого парили в воздухе, опускаются на плечи. Она внимательно осматривает Луи со слабой улыбкой на губах, и я чувствую себя полной идиоткой, потому что в данную секунду не могу думать ни о чем, кроме как о потрясающей девушке, которая крутится в полупрозрачном шелковом платье вокруг Луи. Лахесис медленно поворачивает голову в мою сторону, и награждает улыбкой уже меня, заглядывая в глаза. Она смотрит так пристально, голова немного дергается, словно девушка пытается посмотреть фильм о моей жизни за несколько секунд, взглядом ловя быстро сменяющиеся в ее голове кадры. — Мы знаем, зачем вы пришли, — кивает Лахесис. — И вы должны поблагодарить Рори за то, что смогли отыскать нас. — Меня? — Конечно. Ведь именно ты поверила в неизбежность судьбы. Вспоминаю, как пару минут назад говорила о том, что встретить Мойр это что-то предначертанное, поэтому мы не можем просто так сдаться и уйти. — Люди часто винят судьбу и списывают на нее все плохие события, что случаются с ними в жизни, — подает голос девушка, в руках которой загорается маленький огонек. Он быстро превращается в клубок ниток, который она подбрасывает наверх, он моментально разматывается, снова опускаясь в руки Богини судьбы, и я догадываюсь, что только что на свет появился еще один человек. — Ты верила в неизбежность происходящего, Рори, доверилась своей судьбе, посчитала ее своим другом, поэтому она благосклонно отнеслась к тебе, позволив достичь того, что тебе нужно. И так как твоя жизнь переплетена с судьбами всех, кто сейчас находится рядом с тобой, то ты открыла этот путь не только для себя. Что же, это звучит как что-то хорошее. Наконец-то помогла я, а не мне. Но почему меня не покидает ощущение тревоги, будто я смотрю фильм ужасов, ожидая, когда же на экране неожиданно выскочит маньяк с бензопилой, чтобы перерезать всех к чертям? Правильно ли мы поступили, придя сюда? Можем ли мы просить об изменении собственных судеб, и какую цену нам придется за это заплатить? Понимаю, что в данную секунду я беру на себя ответственность за все, что может произойти с нами дальше, потому что именно я сделала последний шаг — переступила невидимую черту, оказавшись перед Богинями судьбы. И только сейчас ко мне приходит осознание того, что на подсознательном уровне мы были уверены, что не найдем Мойр, и были готовы к такому исходу. У нас нет плана, как действовать дальше. — Не сомневайся в правильности своих решений, Рори. На меня внимательно смотрит Лахесис: ее карие глаза исследуют мое лицо, но губы плотно сомкнуты, что может значить только одно — она отвечает мне мысленно. Выходит, они могут пробираться к нам в сознание? Мы перед Богинями судьбы как открытая книга, и это пугает еще больше, чем нападение фурии или минотавра — нет шанса на то, чтобы промолчать, уйти от ответа или солгать. — Вы хотите изменить Пророчество, — отзывается Атропос (именно она дотронулась до нити, забирая жизнь человека), оказываясь перед Джианни в человеческом обличии. — Некоторые отдали бы все, чтобы получить безграничную божественную власть, но не вы. Почему же? Девушка проводит по щеке Карбоне, а итальянец напрягается так сильно, будто сейчас его невеста выскочит из-за угла и загасит скалкой для раскатки пиццы Мойру за то, что она коснулась ее жениха своими изящными пальцами. — Это не наша судьба, — коротко отвечает Сая. — Да, наверное, вы что-то напутали в своем бюро по созданию жизней, — соглашается Пейн. — Может быть в наших жилах и течет кровь Богов-Олимпийцев, но я против передачи власти по наследству. — Олимпийцы веками творили жизнь на земле, не хотелось бы быть теми, кто может все разрушить, — кивает Гарри. — Мы не готовы становится Богами, некоторые из нас даже не успели разобраться со своими проблемами, вы предлагаете нам отвечать за все человечество? Даже сейчас Стайлс больше беспокоится о жизнях обычных людей, чем о своей собственной. — Очевидно, что мы не тянем на титул следующих Богов, — усмехается Томлинсон. — В Пророчестве сказано, что божественное изменение — это подарок, но мне, если честно, больше по душе новая толстовка или блок сигарет. Я понимаю, что судьба каждого человека предначертана еще до его рождения, но если бы у нас не было ни единого шанса просить вас изменить Пророчество, мы бы не стояли сейчас здесь. Если мы победим Кроноса и его компанию, единственное, чего мы заслуживаем, это человеческой жизни, где больше никто не будет ждать от нас подвигов, и я думаю, что такой исход будет честным по отношению ко всем. Мы вправе просить об этом. С каждым сказанным Луи словом, мое сердце начинает биться быстрее. Мне страшно, и эта дурацкая паника съедает меня с каждой секундой все больше и больше. Я боюсь, что Мойры рассмеются в лицо нашей наивности и откажут в попытке изменить Пророчество; я боюсь, что в следующую секунду могу снова оказаться в каком-то неизвестном мне мире в абсолютном одиночестве; я боюсь, что находясь на полпути в преисподнюю, пусть даже по версии древнего народа, я не смогу контролировать свои способности и причиню вред всем, кто сейчас стоит рядом. — Вы пришли сюда вместе, но совпадают ли ваши желания? Мойры говорят полузагадками, и это раздражает и волнует еще больше. Мы с ребятами переглядываемся, и до меня медленно доходит смысл сказанных слов. Какая-никакая, но мы команда, и если хотя бы один из нас не согласится рискнуть и попытаться изменить Пророчество, Богини судьбы вряд ли будут это делать. Клото переводит взгляд на Ли-Энн, и я чувствую, как холодок бежит по моей спине. Замечаю, что Пиннок переводит свой взгляд на Томлинсона, в ее карих глазах плещется злость и отчаяние, и я незаметно освобождаю ладонь из руки Луи. Ли-Энн пойдет за Томлинсоном хоть на край света, пока она думает, что он рано или поздно вернется к ней. Сейчас ей ни к чему видеть, что парень, в которого она влюблена, держит за руку совершенно другую девушку, ведь это может разозлить Пиннок и привести к плохому исходу. Знаю, что поступаю отвратительно, играя на чувствах девушки, но сейчас это единственный выход, чтобы все могли обрести то, ради чего мы сюда пришли — свободу. На глазах Ли-Энн появляются слезы, внутренне она борется со своими желаниями и чувствами к Луи. Время будто останавливается, ожидание мучительно убивает. Мысленно пытаюсь подтолкнуть Пиннок к ответу, которого все ждут, и на секунду мне кажется, что мои нервы сдают окончательно, и вот я уже во весь голос кричу «давай, Ли-Энн, просто согласись!». — Да, — наконец произносит девушка, и я выдыхаю так, будто кто-то в самый последний момент снял петлю с моей шеи. — Каждый, кто стоит здесь, желает этого. — Если бы это было не так, нас бы здесь не было, — отрезает Зейн, желая закончить эту тему быстрее, чем Ли-Энн передумает. Атропос прожигает Малика взглядом, Богиня судьбы коротко кивает, и я уверена, что только что между ней и Зейном произошел немой диалог, в котором Малик признается, что делает все это не потому, что он этого хочет. В его жизни есть человек, ради которого он готов на все, он соглашается изменить Пророчество только ради Клио. — Каждый из вас проделал большой путь: вы боролись со страхами, старались принять свою истинную сущность, пытались смириться, защищались, жертвовали собой. Вы достойны того, о чем просите, но, к сожалению, изменить Пророчество полностью не в наших силах. Меня как будто толкают в ледяную воду: все вокруг становится громким и глухим одновременно, что-то холодное окутывает меня, не давая возможности двигаться, кажется, что я попала в идиотский фрагмент фильма, который поставили на замедленное действие. Я вижу как тяжело выдыхает Сая; как Лиам нервно проводит рукой по волосам; как Клио плотно зажмуривает глаза, а слеза на ее щеке сверкает так же ярко, как один из множества огоньков на стенах пещеры; как Джианни матерится по-итальянски, возможно, мысленно извиняясь перед своей семьей и Леонорой за то, что он не сдержит обещания и не вернется к ним; как Найл заламывает пальцы; как изумленный вздох застревает в груди Лесли. Я вижу, как Томлинсон смотрит на меня, и этот взгляд ярко-голубых глаз возвращает меня в реальность. Мы проделали такой путь, дали друг другу надежду, но для чего? Чтобы в итоге все рухнуло на наших глазах? Пора бы привыкнуть к тому, что в мире Богов все всегда складывается самым дерьмовым образом, а надежда не твой друг — она самый настоящий враг. Луи смотрит на меня так, что я задерживаю дыхание: в его взгляде столько обещаний, просьб верить ему, утешений в том, что все будет хорошо, и от своих собственных негативных эмоций и поддержки Томлинсона меня разрывает на части. — Но мы можем уничтожить его часть. Я словно катаюсь на американских горках: поднимаюсь на вершину, чувствуя эйфорию, а потом резко падаю вниз, где все надежды раскалываются на маленькие кусочки. А затем опять вверх, и от этого аттракциона становится плохо не только морально, но и физически. — Может перестанете говорить намеками? — раздраженно спрашивает Малик. — Мы не на долбанной телевикторине, чтобы угадывать ваши ребусы. — У меня сейчас нервы сдадут, — бубнит Хоран. — Лиам, ты случайно не захватил с собой успокоительное? — Подождите, — вмешивается Гарри. — Вы можете уничтожить часть Пророчества? Какую именно? — Последнюю, в которой говорится о божественном изменении. Не в наших силах повлиять на основную часть Пророчества, вам в любом случае предстоит сражение с Титанами, такова ваша судьба. Мы можем отменить заключительную часть и даровать вам свободу, но в таком случае каждый из вас пойдет своей дорогой. — Я что-то перестал понимать происходящее с момента «добро пожаловать, полубоги», — нервно смеется Лиам. — Если Кроносу удастся одержать победу над вами, то все из вас умрут прямо на поле боя, но если вы свергнете Титанов, то останетесь живы, чтобы принять божественную сущность. Вы либо погибнете все вместе, либо останетесь в живых. Пророчество не только распоряжается вашей судьбой, оно дарит жизнь, пусть некоторые из вас и считают, что лучше умереть, чем стать Богом. — Что будет, если мы решим уничтожить заключительную часть? — интересуется Томлинсон. Его голос слишком отстраненный и холодный, мыслями Луи где-то очень далеко. — Каждому из вас будет дарован свой путь. — Я правильно понимаю, — вмешивается Престон, обнимая себя руками за талию, — что в таком случае никто не дает нам гарантии того, что мы останемся в живых? В смысле, кто-то из нас может погибнуть в битве? — Все правильно, Ариэль. Представьте, что Пророчество — это камень, — Лахесис взмахивает рукой, и с земли медленно поднимается небольшой камень, который остается парить в воздухе. — Оно соединяет ваши судьбы, сплетая их в одну. Вы либо вместе умрете, либо останетесь в живых, обретя божественную силу. Но, если вы откажетесь от части Пророчества, — по камню ползет паутина из трещин, которая светится ярко-голубым светом, и в конце концов камень раскалывается на двенадцать частей, которые падают прямо к нашим ногам, — с этого момента ваша судьба приобретает множество вероятностей, множество дорог, по которым вы можете пойти. Вас больше не будет ничего связывать, а значит у каждого из вас будет свой путь. Смотрю на осколок серого камня под моими ногами, стараясь унять дрожь в теле. В голове столько мыслей, но я понимаю, как мало времени мне дано, чтобы как следует все взвесить, и от этого хочется громко кричать. Получается, у нас есть три варианта: проиграв Кроносу, мы погубим весь мир и умрем сами; одержав победу, мы со стопроцентной вероятностью останемся живы и превратимся в Богов; если мы уничтожим последнюю часть Пророчества, то… — Это какое-то дерьмо, — выдыхает Малик, потирая пальцами переносицу. — Свой путь, ничего не будет связывать, кто-то нормально объяснит, что все это значит? — Это значит, что каждый из нас пойдет своей дорогой, — отвечает Стайлс, складывая руки за спиной. — Кто-то погибнет, кто-то останется жив, кто-то сможет начать жизнь, о которой мечтает — с того момента, как мы решим уничтожить последнюю часть Пророчества, каждое наше решение и действие будет влиять на дальнейшую судьбу. — Мы погибнем, — качает головой Ли-Энн. — Без полного Пророчества мы погибнем, а если победим Титанов у нас останется хоть какой-то шанс на то, чтобы жить. — По-твоему, став Богами, мы сможем жить? — взрываюсь я. — Мы ведь ничего не знаем о том, что происходит на Олимпе, ничего не знаем о Богах. Черт, мы даже не видели своих родителей, никогда не разговаривали с ними, а ты вот так спокойно говоришь о том, что Пророчество — наш билет в счастливую жизнь? С ним или без, но лучше умереть, чем веками сохранять баланс вселенной, или какое там еще дерьмо разгребают Олимпийцы? — Рори права, — хмурит брови Гарри, и я облегченно выдыхаю, найдя в нем поддержку. — Мы ничего не знаем о мирах — ни о человеческом, ни о божественном. Слишком большая вероятность того, что мы можем сделать только хуже… Пока Стайлс в красках расписывает о том, что нам нельзя управлять миром, потому что в таком случае все разрушат не Титаны, а мы, я слышу пару нервных смешков Саи, и в какой-то момент Лан просто не выдерживает: — Ты хоть раз можешь подумать о себе? — Сая поворачивается лицом к Гарри. — Хватит думать о морали, о том, как ты хочешь сделать все правильно и помочь абсолютно всем на свете! Чего ты хочешь, Стайлс? Подумай об этом хоть раз в жизни и скажи, чего ты хочешь?! — Я просто хочу принять правильное решение, Сая, — во взгляде Стайлса столько сожаления, парень делает шаг навстречу Лан, протягивая ей руку, но она лишь отходит назад. — Это не ответ, — качает головой она. Сая все еще ожидает услышать совсем другие слова, хотя понимает, что это вряд ли возможно. Гарри продолжает волноваться за нее и оберегать, и как бы Лан не старалась, она трактует все его действия как что-то, что дает ей надежду. Но это Стайлс. Он заботится обо всех. Наверное, о Сае чуть больше — между ними есть какая-то особая связь, но не та, которой бы хотелось Лан. — Сая, давай поговорим об этом позже, хорошо? Лан продолжает качать головой, пристально смотря Стайлсу в глаза. Гарри ни за что не станет выяснять отношения при всех, даже выведенная из себя Сая не сможет переубедить его. На лице девушки мелькает сокрушающая злость, но потом Лан просто сдается: ее плечи опускаются, и она отворачивается от Гарри, прикрывая глаза. Лиам подбадривающе сжимает плечо Саи, но она никак не реагирует на этот жест. — Но ведь, — неуверенно произносит Лесли. — Так и должно быть, разве нет? Мы сами должны распоряжаться собственной судьбой и брать на себя ответственность за каждый поступок. Наверное, мы уже привыкли к тому, что кто-то за нашими спинами всегда охраняет нас: Лагерь, друзья, Пророчество, но ведь это неправильно. Мы совсем разучились жить, а это шанс вновь почувствовать себя людьми. — Если ты, конечно, не умрешь раньше, чем этот шанс у тебя появится, — зло бросает Ли-Энн. — Мы шли за этим, — кивает Найл. — Шли за свободой, и ее нам предлагают, в чём проблема? — У нас была подушка безопасности в виде Пророчества, которое гарантировало нам жизнь. — Но это не жизнь, Зейн, — тихо отвечает Клио, пожимая плечами. Девушка поворачивается к Малику в полном отчаянии. Она не знает, что ей делать, но все-таки Адамиди решает ухватиться за последнюю попытку убедить Зейна в том, что жизнь в обычном мире не такая скучная, как он думает. — Ты всегда говоришь о том, что человеческая жизнь не для тебя, но… давай попробуем? — Клио берет Малика за руки, слегка сжимая пальцы. — Я буду рядом, ты ведь знаешь это. У нас все получится вместе. — Ты понимаешь, что если мы согласимся, кто-то может пострадать? И если это будешь ты, я никогда не смогу простить себя за то, что собственными руками… убил тебя, — тихо говорит Малик. — Все будет хорошо, — мягко улыбается Адамиди, коснувшись щеки Зейна. — Обещаю, все будет в порядке. Клио приподнимается на носочках, что-то говоря Зейну на ухо, а мое сердце с каждой секундой бьется все быстрее, и мне кажется, что этот стук слышен абсолютно всем. Престон растерянно оглядывает каждого, нижняя губа едва заметно дрожит, слабый свет падает на ее лицо, и тут я замечаю то, что никак не ожидала увидеть — слезы, застывшие в темно-синих глазах. На секунду теряюсь, потому что никогда бы не подумала, что Ариэль вообще способна заплакать, но такую перемену в настроении блондинки замечаю не только я. — Эй, Флаундер, ты чего? — удивленно спрашивает Пейн, вытирая большими пальцами слезы с щек Престон. — Я знаю, что хорошо выгляжу даже в желтых резиновых ботинках, но необязательно сразу плакать, можешь просто сделать мне комплимент. — Нет, — быстро качает головой она. — Давайте оставим все так, как есть? — Ну ты даешь, Престон, нашла время для нервного срыва. — Лиам, пожалуйста. Просто скажи им, что мы не будем ничего менять. Вы может и бесите меня, но я не хочу, чтобы кто-то из вас погиб. Мы ведь команда, да? Значит, либо выиграем вместе, либо вместе проиграем. — Из нас команда еще хуже, чем отряд самоубийц, — усмехается Пейн, поправляя белые волосы Ариэль, которые под светом огней отливают голубым. — Я знал, что ты пессимистка, но не настолько, чтобы хоронить людей раньше времени. Признайся, что мысленно уже представляешь мои похороны, но тебе так просто не избавиться от меня, Престон. — Мы зря сюда пришли, — девушка крепко сжимает пальцы вокруг запястий Лиама, продолжая повторять эти слова. — Успокойся, ладно? — Пейн руками обхватывает лицо Ариэль, заставляя ее посмотреть ему в глаза. — Ты ведь тоже хочешь освободиться от всего этого, так перестань бояться, хорошо? С нами все будет в порядке, как и всегда. Мы постоянно со свистом вылетаем из всех задниц этого мира. Вспомни хотя бы, как я всех вытащил из отеля. — Нас вытащили Клио, Луи и Рори. — Ты была под кайфом, Престон, это точно был я. Меня вряд ли что-то сможет удивить, потому что я видела все: мифических существ, летающие молнии, несуществующие миры, но когда Ариэль Престон — девушка, которая в самом начале нашего пути отказывалась разговаривать с нами, всегда держалась на расстоянии вытянутой руки, холодная и безразличная, говорит о том, что боится нас потерять, то это заставляет даже меня начать паниковать. Больше всего на свете я хочу отказаться от «самого заманчивого» предложения стать Богиней подземного царства и провести всю свою бесконечную жизнь в Аду, но должна ли я согласиться уничтожить часть Пророчества, если она влечет за собой возможную смерть моих друзей? Ариэль права, мы команда, и раз уж нам предоставляется такой шанс, то мы должны идти до конца вместе. Если согласимся уничтожить часть Пророчества, получится, что у кого-то будет шанс на жизнь, о которой он мечтал, а у кого-то этот шанс отнимут. Мы все проходим через это дерьмо, а значит и итог должны получить одинаковый. Я говорила, что никогда не смогу отдать жизнь за кого-то другого, но я могу отдать свою свободу, что, наверное, ценнее самой жизни, да? — Брайтман, я знаю, о чем ты думаешь, — Томлинсон поворачивается ко мне лицом, но я лишь растерянно бегаю взглядом по пещере. — Посмотри на меня, принцесса. — Престон права, — говорю я. — Мы не подумали перед тем, как идти сюда. — Просто посмотри на меня, Рори. Я не буду смотреть на тебя, Луи Томлинсон. Потому что точно знаю, что когда загляну в твои глаза, моя уверенность испарится, я захочу верить каждому твоему слову. — Так не должно быть, — качаю головой я. — Мы не должны отнимать у кого-то жизнь, это неправильно. — С чего вы вообще взяли, что кто-то обязательно должен умереть? И вообще смерть — это всего лишь один из множества вариантов того, что может с нами произойти. Это и есть жизнь. Свобода и выбор, — мягко произносит Луи. — И ты прекрасно знаешь, что большинство здесь предпочтет смерть становлению Богами. — Это другое, — упрямлюсь я. — Мы ведь… господи, это все равно, что подписать смертный приговор, понимаешь? Вся эта херня, которая красиво завуалирована под дерьмом вроде «пойдут своей дорогой» или «будут руководить своей собственной судьбой» означает, что кто-то из нас погибнет. Это все равно, что покрутить рулетку: кому-то выпадет смерть, и мы никогда не узнаем, кому именно. Если это будет Сая? Найл? Если это будешь ты, Томлинсон? — Мне не очень приятно, когда ты начинаешь меня хоронить, потому что вообще-то у меня на тебя еще есть планы, — Луи играет с кончиками моих волос, и возникает ощущение, что все вокруг останавливается, давая нам минуту, чтобы поговорить. — А теперь послушай внимательно. Ты хочешь свободы, и ты ее заслуживаешь, но ничего не получится, если не рискнуть. Это твой единственный шанс убежать как можно дальше от этого мира, Рори. — Не такой ценой. — Какой? Мне страшно, потому что я знаю, что буду винить себя до конца своих дней за то, что не продумала все нюансы, что не просчитала все возможные ходы и что позволила своему желанию взять верх над здравомыслием, но… Луи ведь может быть прав. Мы настолько привыкли к самому худшему раскладу, что просто не можем поверить в то, что все может закончиться хорошо. Мы не думали, что сможем отыскать Мойр, но вот мы здесь. Мы побеждали фурию, минотавра и гидру, отделавшись ссадинами и царапинами. Мы прошли Посвящение, Зейн и Сая вернулись с того света. Не всегда все заканчивается для нас плохо. — Ты не знаешь, что будет с нами через час, так что ты никогда не сможешь предвидеть того, что будет с каждым из нас, если мы решимся уничтожить часть Пророчества. Думаю, это и есть наша судьба, Брайтман. — Все эти разговоры про судьбы какая-то собачья хрень. — Полностью согласен. Если бы судьба была девушкой, она сто пудово была бы шлюхой, — издаю нервный смешок, больше похожий на начало идиотской истерики в каком-нибудь реалити-шоу. — Давай, посмотри на меня, Рори, — зажмуриваюсь, набираясь смелости, а затем сталкиваюсь с пронзительным взглядом неоново-голубых глаз. — И не из такого дерьма выбирались, да? — Я опять подвергаю кого-то опасности, это уже становится паршивой традицией. — Паршивая традиция — это то, как ты каждый раз винишь себя. У каждого из нас есть свои причины для того, чтобы уничтожить это чертово Пророчество и рискнуть. Джианни хочет хотя бы попытаться вернуться к семье, Найл хочет завести собаку и гулять по Нью-Йорку, Клио мечтает о нормальной семье. Мы сами пришли сюда, в этом нет твоей вины. Ты переживаешь за друзей, я понимаю, и знала бы ты, как я переживаю за тебя, но сейчас не время делать шаг назад. Мы проделали такой путь, нам удалось отыскать Мойр, и ты хочешь просто уйти? Ты шла за свободой, так попытайся и забери ее, Рори. Я готова уничтожить Луи за то, что он каждый раз умудряется найти правильные слова, которые идут вразрез с моим гребаным желанием всех защитить. Может Гарри укусил меня во сне? — И вообще, куда пропал твой эгоизм? — вскидывает бровь Томлинсон. — Помню, когда ты только оказалась в Лагере, ты готова была уехать обратно в свою дерьмовую квартиру в Балтиморе, только потому, что тебе не нравились бои на мечах и мифология. Отлично, теперь Луи собирается давить на меня тем, что моя решительность и категоричность куда-то испарились. — Не надо использовать на мне свои психологические штучки, Томлинсон. — Нам нужно принять решение вместе, — произносит Стайлс. — Придется использовать мнение большинства. — Это нечестно, — спорит Пиннок. — Нужно придерживаться самого разумного мнения. — Каждый, кто стоит здесь, считает свое мнение разумным, Ли-Энн, — раздраженно бросает Луи. — Что ж, в таком случае вы полные идиоты. Если мы согласимся, считайте, что собственными руками организовываем свое убийство! — А у тебя навязчивая идея как бы не умереть раньше времени? Присмотрела себе домик в Сан Сити Вест, чтобы встретить там старость? — Пейн, ты можешь закрыть свой рот хотя бы на секунду? Ты совсем не помогаешь! — Единственный человек, который должен закрыть свой рот, это ты, Пиннок! Ты прекрасно знала, зачем мы отправляемся в Белиз, и я понимаю, что ты надеялась, что у нас ничего не выйдет, но — бум, смотри, где мы. Вы боитесь, — тяжело выдыхает Лиам. — Меня самого пугает вся эта хрень, но одно я знаю точно: если мы сейчас уйдем отсюда, то возненавидим себя за то, что взяли и просрали шанс, чтобы изменить нашу жизнь. Судьба, не судьба — все это полная херня, мы оказались здесь по одной причине — собственное желание, так что хватит прятать задницу в песок, раз уж нам выпал шанс попытаться изменить свою жизнь, мы им воспользуемся. Если это приведет меня к смерти, что ж, плевать, зато у вас будет жизнь, которую вы хотите для себя. Мне не страшно умереть, мне страшно жить так, как я не хочу. Тишина обрушивается на нас, отдаваясь звоном в ушах. Наше время заканчивается, и решение нужно принимать прямо сейчас. — Да к черту все, — Найл делает шаг вперед. — Натянем Пророчество, пока оно не натянуло нас. — О, граце а дио, я ждал, пока кто-то согласится, просто не хотел делать это первым, — Джианни встает рядом с Хораном, похлопывая его по спине. — Если честно, я и половины не понял из того, что вы сказали, но я полностью согласен — мы обязаны что-то менять, мие амиче. Кто не рискует, тот не пьет! — Конечно, если бы я был на твоем месте, я бы рисковал каждую минуту — с тобой хрен, что случится. Сая, Гарри, Клио, Лесли — все выходят вперед, выражая согласие уничтожить последнюю часть Пророчества. Пейн также делает шаг, разворачивается и кидает на каждого выжидающий взгляд, а затем закатывает глаза, остановившись на Ли-Энн. — Ты понятно, — машет Пейн в ее сторону, — но вот вы чего тупите? Брайтман, раньше ты не была такой трусихой. Помнишь, как ты накурилась и решила сделать сальто? Ты тогда сломала руку, но по крайней мере это был храбрый поступок. Отлично, все решили напомнить мне о том, какой я была до появления в Лагере. Усмехаюсь, вспоминая однообразные дни в Балтиморе, которые мы проводили с Саей и Лиамом. Вдруг это действительно наш шанс, чтобы вернуть то время? — Давай, Престон, — мягко произносит Ли, протягивая руку блондинке. — Я буду жалеть об этом, и мне будет стыдно, когда мы выйдем отсюда, но давай — просто возьми меня за руку. Ариэль порывается сделать это, но потом осознает, что для того, чтобы взять ладонь Пейна, ей нужно сделать шаг вперед. А это значит принять все условия сделки с Мойрами. — На моей памяти ты никогда не думала так долго, рыба-капля. Вся эта ситуация идет на пользу твоему мозговому процессу. — Как же ты меня достал, — слабо улыбается Ариэль. — Но... только попробуй умереть после битвы, я достану тебя с того света и задушу собственными руками. Она продолжает прожигать взглядом ладонь Лиама, ее рука медленно дотрагивается до руки Пейна, но он не спешит тянуть ее на себя. Наоборот, он ждет, когда Престон сама сделает этот шаг. Зейн оказывается рядом с Клио, обнимая ее за талию, и я понимаю, что помимо Ли-Энн, на месте остались только я и Луи. — Давай, принцесса, — слышу хриплый шепот около своего уха. — Надерем задницу своей судьбе. И эти слова работают словно толчок в спину — сама не замечаю, как оказываюсь рядом с Лиамом, который дает мне пять, и в следующую секунду чувствую руку Томлинсона на своей талии. Все взгляды устремляются на Пиннок, но она даже не поворачивает своей головы, смотря на ярко-голубые огни на стенах пещеры. — Это мнение большинства, — сухо выплевывает Ли-Энн, оставаясь на месте. — Мне не остается ничего, кроме как согласиться. — Значит, это ваше окончательное решение? — спрашивает Клото. — Мы что, в игре «Кто хочет стать миллионером»? — шепчет Лиам, и это заставляет меня нервно усмехнуться. Переглядываемся еще раз, убеждаясь в том, что все согласны уничтожить часть Пророчества, какие бы последствия это за собой не несло, и еле заметно киваем друг другу. — Вы должны понимать, что как только конец Пророчества исчезнет, ваша судьба будет создана заново, и только от вас будет зависеть ее исход. Но и это не все. — Ну твою же мать! Конечно, это не все! Что еще нужно сделать? Скрепить сделку кровью? Отдать вам клок волос, чтобы вы могли сделать куклу вуду? Сделать пирсинг? Если что, Найл как раз на днях проколол себе ухо, зачтете? — Олимпийцы знают о Пророчестве и о том, что в случае победы над Титанами вам придется занять их место, — продолжает говорить Клото, не замечая едких комментариев Лиама. — Также они знают, что в ваших силах поменять ход истории, но они не знают, воспользуетесь ли вы этим шансом или нет. Чтобы заключительная часть Пророчества перестала существовать, вам нужно получить благословение Богов. — Как будет быстрее: отправить запрос по электронной почте или до Олимпа летает почтовый голубь? — усмехается Луи. — Благословение возможно получить лишь лично. — Извините, немного не всосал, — выдает Лиам, и мне хочется зарядить в него тепловой волной, чтобы он заткнулся, потому что вряд ли Мойрам нравится то, что Пейн разговаривает с ними, будто они его подруги, с которыми он пару раз пил пиво за гаражами. — Вы хотите сказать, что мы должны напроситься к предкам в гости на Олимп? — Именно это мы и хотим сказать, — сдержанно кивает Лахесис. Поражаюсь их выдержке, ведь будь я на месте Богинь судьбы, я бы давно задушила Лиама одной из нитей, которые они плетут. — Это невозможно, — хмурит брови Гарри, потирая подбородок. — Мы полубоги, а смертные не могут попасть на Олимп. Мой сердце бьется так, словно оно способно сломать ребра и выпрыгнуть из груди, руки начинают трястись, и я мысленно умоляю (хотя, кого я могу умолять) о том, что Мойры на самом деле пошутили, просто их чувство юмора еще хуже, чем у Криса Рока. — Бред, — выплевывает Зейн. — Эти названные родители ни разу в жизни не удосужились даже связаться с нами, я не говорю уже о встрече, а сейчас вы предлагаете нам постучаться в их райские золотые ворота, так еще и спрашивать разрешение? — Брайтман вообще придется метнуться в Ад, и это вам не по эскалатору спуститься на минус первый этаж парковки в торговом центре, это, твою мать, Ад! — Спасибо, Лиам, ты как всегда разрядил обстановку. — Как вы правильно заметили, не все Боги находятся на Олимпе. Посейдон обитает в глубинах мировых вод. — Отлично, сейчас вы хотите, чтобы она, — Пейн указывает рукой на потерянную Престон, — прыгала с аквалангом в Бермудский треугольник в поисках Посейдона? — Кажется, вы стали забывать, что уничтожение Пророчества нужно исключительно вам, — твердо произносит Атропос, а в ее глазах быстро проносится яркая искра. — Вы можете возмущаться столько, сколько вам будет угодно, но помните одно: вы теряете время. Если хотите обрести свободу — получите благословение Олимпийцев и примите свою новую судьбу. Таковы условия сделки, мы их не поменяем, и вы либо соглашаетесь, либо уходите прямо сейчас. — Мы уже дали свое согласие, — говорит Клио прежде, чем кто-то успевает возразить. И сразу после того, как Адамиди произносит эти слова, ее волосы начинают мерцать так, словно кто-то высыпал на девушку пакетик с блестками. Сначала мне кажется, что это игра света из-за хрустальных теней и ярко-голубых огней, но через пару секунд уже все тело Клио начинает блестеть, становясь прозрачным, будто Адамиди превращается в приведение прямо на глазах. Пока Малик пытается докричаться до Богинь судьбы и получить объяснения тому, что происходит, я слышу голос Лиама: — Эй, это что еще за хрень? — возмущенно вопит Пейн, раскидывая руки в стороны: его крутка начинает светиться точно так же, становясь бледнее с каждым мгновением, словно парня стирает ластиком невидимый художник. — Сейчас не время для твоих шуток, Пейн, — жестко произносит Ариэль, но темно-синие глаза блондинки выражают нарастающее беспокойство. — Я что, по-твоему, Дэвид Копперфильд? — Луи, — тихо зовет Ли-Энн, и мы с Томлинсоном оборачиваемся: прозрачные пятна разъедают одежду Пиннок. — Что происходит? Мы ведь не можем прямо сейчас отправиться на рандеву с родителями, да? В конце концов, на мне всего лишь старая клетчатая рубашка, а я планировала появиться в Аду при полном параде. Луи подходит к Ли-Энн, пытаясь ее успокоить, Мойры не говорят ни единого слова, несмотря на гневные угрозы Малика уничтожить все, на чем держится этот свет. — Вот черт, — шиплю я, замечая, как носки моих кед превращаются в пустоту. — Слава Богу! — облегченно выдыхает Пейн, исчезая на глазах. — Не хотелось бы быть единственным из Балтиморовской тройки, кто откинется вот так сразу. Я смотрю на то, как медленно растворяются в воздухе ноги, и понимаю, что ничего не могу с этим сделать. Вдруг я действительно через пару секунд окажусь в гостях у своего отца? И один вопрос волнует меня больше, чем миллионы остальных, что сейчас крутятся в моей голове: смогу ли я выбраться из Ада также легко, как попаду туда? Томлинсон оборачивается, я ловлю его взгляд, и мое сердце разбивается на части. Луи непонимающе осматривает меня, он слегка щурится, в его глазах плещется волнение и гнев. Томлинсон порывается сделать шаг навстречу ко мне, а потом осознает, что стоит рядом с Пиннок, которая точно так же, как и я, медленно превращается в пустоту. Конечно, я хочу, чтобы Луи подошел ко мне, обхватил лицо руками, посмотрел в глаза и в очередной раз убедил меня в том, что с нами все будет в порядке, что я должна лишь верить ему, но я понимаю, что он не сделает этого. Рядом с ним стоит девушка, которая не только без памяти была в него влюблена — она его друг, человек, который был с ним в самые тяжелые моменты, и Томлинсон просто не может оставить ее тогда, когда ей нужна его поддержка. Если он сделает это, я сама его убью. Если, конечно, вернусь. Последнее, что вижу — это как Томлинсон оказывается около меня, пытаясь взять за руку, но его ладонь проходит сквозь мою, будто я долбаный Каспер. Луи что-то говорит мне, но я не слышу, лишь внимательно смотрю на его губы, чтобы прочитать по ним единственную фразу, которая до сих пор хоть как-то вселяет в меня надежду: Все будет хорошо, Брайтман, я обещаю.

***

Нет, только не это. Не сейчас, только не это место. Я оказываюсь в зале готической церкви, тяжелый темный свод, исписанный уморами, нависает над головой, скамьи из черного дерева, на которых сидят каменные статуи людей в длинных балахонах и капюшонах, натянутых на склонившиеся головы, все так же стоят по двум сторонам от меня. Серость, духота, дымку под стеклянным полом — все осталось прежним, только вот на полу уже нет той нарисованной белой линии, которая вела прямо к алтарю. Я думала, что никогда не увижу это место снова, но мои желания в этом мире мало кого волнуют. Может то, что мы видели в церкви Оракула, когда впервые слушали Пророчество, это то самое место, где нам суждено встретиться с родителями? И если это так, то Томлинсон сейчас стоит на кухне своего дома в Миннеаполисе, где погибла его семья, и все, что мне хочется сделать, это взорвать долбаную церковь, убежать отсюда как можно скорее и найти Луи. Он не должен переживать все заново, только не в одиночку. Я должна быть рядом с ним. Подхожу к статуе ангела, в которой когда-то узнала себя, и внимательно рассматриваю ее лицо. Оно изменилось, стало еще более грустным, а на щеке появилась маленькая слезинка, которая поблескивает под тусклым освещением церкви. Неужели мое сознание действительно настолько мрачное? Хорошо, что тут нет гроба, иначе вся картинка была бы до жути похожа на мои... Вот черт. Медленно поворачиваюсь, смотря на зал церкви. Пустота, холод, статуи скорбящих людей, которые сидят прямо напротив алтаря. Дерьмо, мое сознание что, нарисовало мои собственные похороны? — В каком-то смысле ты права, — знакомый женский голос разрезает тишину, и я всматриваюсь вглубь церкви: в узком проходе между деревянными скамьями останавливается Атропос. С каждым шагом девушка становится все более «человечной»: волосы плавно опускаются на плечи, кожа приобретает естественный цвет, полупрозрачное платье становится голубым, а глаза превращаются из практически черных в карие. — Почему я… почему именно это я увидела в церкви Оракула? — Твои мысли слишком темные, Рори. И это не только из-за того, как ты мыслишь. Твоя собственная сущность оказывает на тебя большое влияние. — Под моей сущностью вы имеете в виду связь с Адом? — Атропос только слегка кивает. — Ты часто думаешь о смерти, но не боишься умереть. Главный твой страх — причинить близким людям боль, и именно это ты сейчас видишь. Твоя смерть — вот, что способно уничтожить тех, кто находится рядом с тобой. Снова осматриваю церковь, и в мою голову врываются обрывки самых разных воспоминаний: разговор с Лиамом на самом первом моем костре в Лагере, тренировка с Луи, на которой я чуть ли не убила его, бесконечные споры о том, что лучше умереть, чем оставаться в мире Богов. Всего лишь пару месяцев назад я работала, училась и следила за матерью-наркоманкой — моя жизнь не была особенной, она была ужасной, но я все равно боялась умереть. Сейчас, когда я узнала о существовании абсолютно другого мира, где магия в порядке вещей, где рядом со мной находятся самые близкие люди, где появился человек, который научил меня чувствовать, я уже не боюсь смерти, но почему? Ведь все должно быть наоборот. Я всегда говорила, что не хочу причинить боль людям, которые окружают меня, но каждый раз разговаривая с кем-то о том, что мне не страшно умереть, я сама того не понимая уже делала им больно своими словами. Они представляли это в голове, представляли мою смерть, и я ни разу не подумала о том, что будет с ними, если меня вдруг не станет. Останавливаю взгляд на каменных статуях, что сидят на скамьях. — Их ведь не просто так пять, да? — Это люди, которые в большей степени повлияли на тебя. Бабушка. Айла. Сая. Лиам. Луи.

— Важно то, что у каждого из нас есть, за что бороться.

Я была уверена, что у меня нет ни единой причины рисковать своей жизнью, чтобы спасти всех остальных, но это оказалось неправдой. Я готова отомстить за смерть бабушки, готова поблагодарить Айлу за то, что именно из-за нее я стала такой, какой являюсь сейчас, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить своих друзей. А еще я сделаю все, чтобы не пострадать самой. — Я здесь не для того, чтобы встретиться с отцом, — облегченно выдыхаю я. — А для того, чтобы убедиться в том, что готова идти до конца. — Ты должна знать одну вещь, Рори, — Атропос стоит передо мной совсем рядом, заглядывая в глаза. От девушки веет холодом, и все мое тело мгновенно покрывается мурашками. — Попасть к Аиду легко, а вот выбраться из Ада будет намного сложнее. Ты знаешь о том, что можешь потерять контроль над своими силами, а когда ты будешь находиться в месте, которое является началом твоей сущности, все может усугубиться. Думаешь, ты сможешь справиться с этим? — Не знаю, смогу ли, — честно отвечаю я, — но я должна попробовать. Хотя бы из-за того, чтобы надрать задницу своему отцу за то, что он ни разу не прислал мне открытку на Рождество. — Найдите Богов-Олимпийцев и получите благословение — на это у вас будет два дня. Если вы не успеете, Пророчество вступит в силу полностью, и тогда вы либо погибните, либо станете следующим поколением Богов. Мне становится не по себе от взгляда почти полностью черных глаз, который внимательно исследует моё лицо. Пытаюсь скрыть то, как трясутся мои руки, стараюсь дышать размеренно, мысленно обещая себе, что смогу выдержать тяжелый взгляд Мойры, но это оказывается сложнее, чем я думала. На меня словно обрушивается вся моя жизнь, перед глазами мелькают самые разные события и воспоминания: ссоры с Айлой, сказки бабушки перед сном, походы в кино с Лиамом и Саей, кафе, в котором я работала, встречи с Томлинсоном, и мне приходится зажмуриться, потому что это становится невыносимым. Когда я открываю глаза, передо мной уже нет ни серых стен церкви, ни высоких сводов, ни статуй, ни Богини судьбы — передо мной то самое шоссе около Лагеря, откуда мы начали поиски Мойр. Это было всего лишь пару дней назад, но кажется, будто прошла целая вечность. Пора бы привыкнуть к внезапным перемещениям в пространстве. Я снова одна, стою прямо посередине дороги, и ко мне приходит осознание, что если я еще хотя бы одну минуту проведу в одиночестве, то сойду с ума. Сильный порыв ветра подхватывает волосы, пока я кручусь в поисках ребят, и это заставляет меня поднять взгляд на небо: серое, плотно затянутое неестественно темными тучами. Все деревья вокруг кажутся какими-то приглушенно-зелеными, словно я смотрю на все сквозь винтажный фильтр для фотографий. Воздух слишком душный, на руки падает несколько больших холодных капель, дыхание учащается, и я продолжаю вертеться на месте, пытаясь разглядеть хоть кого-нибудь. Сейчас я буду рада даже присутствию Ли-Энн. Вдалеке замечаю силуэт, и сперва мне кажется, что это игры моего воображения, но когда человек начинает отряхивать свою толстовку, я убеждаюсь в том, что он реальный. Шаг, второй, еще один — и вот я уже срываюсь с места и бегу навстречу Луи. Не замечаю, как начинаю выкрикивать его имя, и когда парень оборачивается, я просто врезаюсь в него, обнимая так крепко, как только могу. Понимаю, что все время, что я находилась одна, я не могла нормально дышать, и сейчас, когда я ощущаю запах кофейных сигарет и чувствую, как руки Томлинсона обхватывают мою талию и отрывают от земли, позволяю себе облегченно выдохнуть. — Черт, ну и напугала же ты меня, Брайтман, — слышу хриплый голос Луи, а его теплое дыхание щекочет мою шею. — Ты был в Миннеаполисе, да? — сбивчиво спрашиваю я, уткнувшись лицом в толстовку Томлинсона. — Да, принцесса. — Я бы очень хотела быть там рядом с тобой, чтобы тебе снова не приходилось переживать это одному, — выпаливаю я как можно быстрее, будто через секунду у меня отнимут способность говорить. Это действительно все, о чем я могу сейчас думать. Луи слишком много раз видел, как погибает его семья. Эта картинка и так выжжена в его памяти, но его заставляют проходить через это снова и снова, и каждый раз что-то в Томлинсоне ломается. Луи всегда оказывался рядом, когда мне нужна была поддержка, и все, что я хотела бы сделать — это быть с ним в доме его семьи, дотронутся до ладони и забрать плохие эмоции точно так же, как он делал это для меня в вечер первого костра, когда на веранде моего домика Луи помог мне сдержать свои чувства, забрав все негативные мысли себе. Луи прижимает меня ближе, гладя по волосам и что-то нашептывая, но из-за своего тяжелого дыхания я ничего не слышу. Отдаляюсь, чтобы посмотреть на Томлинсона, он аккуратно обхватывает мое лицо руками, и я крепко сжимаю пальцы на его запястьях. — Прости меня за то, что столько раз говорила тебе, что мне не страшно умереть. Мне страшно, Томлинсон, потому что тогда я потеряю тебя, но что еще хуже — это та боль, которую ты можешь испытать. И если бы ты сказал мне что-то подобное, я бы сошла с ума. Если бы не ты, я бы давно сдалась, но каким-то образом тебе удается каждый раз напомнить мне о том, для чего создана жизнь. — Эй, Халк и Черная Вдова, это вы что ли? — слышу я за своей спиной голос Пейна. Лиам стоит на дороге, сощурив глаза и нагнувшись немного вперед, чтобы разглядеть нас. — Простите, Лури, перепутал вас с Зейном и Клио. — Господи, уже смешно, как Пейн постоянно прерывает нас, — усмехаюсь я, пока Луи с улыбкой вытирает капли дождя вперемешку с моими слезами с щек. — Пейн, я даже не удивлен, что это ты. А если бы мы с Брайтман так сильно друг за друга переживали, что решили бы заняться сексом прямо на обочине, как только увидели друг друга, ты бы и тогда нам помешал? — Когда это я вам вообще мешал? — Сейчас даже я готова тебе треснуть, Пейн. — Ой, да бросьте! Ну может прервал один разочек, раздули из этого целую проблему! — Ты как чокнутая мамка, которая каждый раз входит в комнату к своему ребенку, чтобы проверить, не присунул ли он еще своей девушке. — Хрень! Можете идти в лес, раз вам так приспичило перепихнуться, я не буду смотреть. — Как думаешь, какова вероятность того, что после твоих слов хоть кому-нибудь захочется заниматься сексом? — Даже Джонни Синс отказался бы, — киваю я. Лиам уже открывает рот, чтобы ответить, но издалека к нам идут Гарри, Лесли, Сая и Найл, и, слава богу, это останавливает словесный поток Пейна. — Погода меняется, — серьезно говорит Лан, глядя в небо. — Когда вы в последний раз видели такие темные тучи без дождя? — Титаны пытаются выбраться из Тартара, — лицо Стайлса обеспокоенное, а между бровями залегла хмурая складка. — Из-за этого нарушается природный баланс, на землю в ближайшее время обрушатся аномалии. У нас есть два дня для того, чтобы получить благословение родителей на изменение Пророчества, потому что через два дня Кронос и Титаны окажутся на свободе. — Как нам это сделать? Мойры не оставили никаких подсказок о том, как мы можем найти Олимпийцев, — растерянно говорит Найл. — Может, стоит вернуться в Лагерь и поискать ответ в книгах? — предлагает Лесли. — У нас не так много времени, чтобы копаться в учебниках по мифологии и старых записках, — качает головой Томлинсон. — Должен быть другой способ. Мы решаем дождаться всех остальных в том самом месте, куда Зейн приехал на хипповской тачке, прежде чем идти в Лагерь, и через несколько минут наш привычный состав самой нелепой команды по спасению мира оказывается в сборе. Никто не говорит о том, что не готов встретиться со своими родителями лицом к лицу, никто не говорит о страхе, даже Ли-Энн молчит, хотя я знаю, как ей хочется накричать на всех за то, что мы ввязались в очередное дерьмо — все думают о том, как за такое короткое время найти способ попасть на Олимп. В моем случае, попасть в Подземное царство, но это сути не меняет. — Они должны быть здесь, — нетерпеливо произносит Ли-Энн, оглядываясь по сторонам. — Разговариваешь со своими воображаемыми друзьями? — усмехается Лиам, но Пиннок не обращает на него никакого внимания. И тут я замечаю три женских фигуры, которые идут к нам из Лагеря. Эти девушки абсолютно разные: блондинка с каре и проколотым носом, шатенка с длинными волнистыми волосами и цветными стрелками на глазах и полненькая девушка с идеально прямыми темными волосами. — Джейд, ты можешь идти быстрее? — раздраженно спрашивает блондинка, размахивая руками, будто эти движения как-то смогут поторопить ее подругу. — Не дави на меня, Перри, — Джейд тяжело дышит и опирается руками на колени, выйдя на дорогу. — Так и знала, что нужно было надеть кроссовки. Да, обувь эта девушка выбрала не самую подходящую: высокие сапоги на небольшом каблуке, достающие почти что до бедер, сделанные из джинсового материала. — Ты вообще странно одеваешься, — соглашается третья девушка. — Я странно одеваюсь? — возмущается Джейд. — Я хотя бы зимой не хожу в топах с открытым животом в отличие от вас с Перри. — Вот они! — блондинка указывает на нас и машет листками, которые крепко держит в руках. Я точно видела их раньше и по реакции Ли-Энн, которая радостно обнимает своих подруг, я догадываюсь, что это музы. — Привет, ребята, — здоровается Джесси, мило улыбаясь. — Мы, конечно, рады вас видеть и все такое, — неуверенно начинает Лиам, — но если вы хотите устроить нам бесплатный концерт, то давайте перенесем его? Скажем, споете нам дня через два, когда мы надерем задницу задротам, которые хотят уничтожить весь человеческий род. Обещаю, что даже Стайлс вам подпоет. — В этом мире ничего не меняется, — беззаботно пожимает плечами Перри. — Твое чувство юмора все такое же дерьмовое, Ли. — Вы нашли? — спрашивает Ли-Энн, и девушки одновременно начинают что-то объяснять, активно жестикулируя, и от такой интенсивности движений меня даже начинает укачивать. — Кто-нибудь один может объяснить, что происходит? — громко и холодно спрашивает Престон. Я даже немного удивляюсь, потому что за эти дни привыкла видеть Ариэль более ранимой. — У нее сто пудово биполярное расстройство, — шепчет мне на ухо Пейн. — Но, ничего, меня не пугают такие трудности, это только укрепляет отношения. После того, как музы несколько раз перебивают друг друга, начиная что-то объяснять, Джесси, девушка с прямыми темными волосами, вздыхает и говорит, что расскажет все сама. — Как только Ли-Энн и Лесли ушли, все словно с ума посходили. Почти все думают, что вы сбежали, отказавшись участвовать в битве, и спрятались, некоторые считают, что вы вообще продали свои души Кроносу. Герк ужесточил меры предосторожности, теперь никто из полубогов не может выйти за пределы Лагеря, — вижу, как Лиам хочет задать логичный вопрос, но Джесси опережает его: — У нас есть свои методы. — Полубоги хотят поднять восстание и сбежать, — подхватывает Перри. — Кто-то требует, чтобы Посвящение было организовано заново — так они смогут стать теми, о ком говорится в Пророчестве, и вступить в битву с Титанами вместо вас. Это полный дурдом, и вам лучше туда не соваться, потому что как только Хирон или Герк увидят вас, то уже не отпустят на поиски родителей. — Откуда вы знаете, что мы собираемся найти Олимпийцев? — спрашиваю я. — У муз есть особая связь, — нехотя объясняет Пиннок. — Мы можем мысленно общаться друг с другом, и как только мы узнали, что нам понадобится найти родителей, чтобы уничтожить часть Пророчества, Лесли уговорила меня связаться с девочками и попросить их помочь. Все кидают на Ли-Энн удивленные взгляды — никто и не мог подумать о том, что именно Пиннок окажет нам такую услугу. — Мио дио, и все-таки мы настоящая команда! — Джианни обхватывает голову Престон и оставляет на макушке смачный поцелуй, а Ариэль лишь с брезгливым видом отмахивается от Карбоне. — Не распускай свои итальянские ручонки, — фыркает Лиам. — Тебя ждет невеста, Челентано, а Немо оставь для меня. — Я сделала это не ради вас, — говорит Ли-Энн, кидая взгляд на Томлинсона. — Существует несколько способов попасть на Олимп, — Джейд со знанием дела разворачивает листок. — Сомневаюсь, что у вас есть время на альпинистский тур по горе, так что… — девушка пробегается глазами по строчкам, — вот! Бурдж-Халифа, колесо обозрения в Сингапуре, портал в Каппадокии… — А что-нибудь поближе к Америке есть? — аккуратно интересуется Стайлс, усмехнувшись. Джейд осматривает Гарри несколько секунд, и я готова поспорить, что смотрит она на обворожительные ямочки на щеках Стайлса и на оголенную грудь в татуировках, которую видно из-за расстегнутой рубашки. — О, да, — взволнованно тараторит Джейд. — Башня свободы в Нью-Йорке, последний этаж. — Серьезно? — издает бесцветный смешок Сая. — Вход на Олимп находится в небоскребе? — Это самое высокое здание в Нью-Йорке, — пожимает плечами Джейд. — Так сказать, ближе к небесам. — Вы нашли информацию только про Олимп? — спрашивает Хоран. — Нет, — отзывается Перри. — Найти Посейдона будет немного сложнее. К твоему отцу, — блондинка смотрит на Престон, — можно попасть через Большой Барьерный Риф или через пещеры Алгарве, но, — Перри гордо вскидывает подбородок, — я нашла один проход под Ниагарским водопадом. — Готовь акваланг, Престон! — Как попасть в Ад? — серьезно спрашивает Томлинсон, и эти слова звучат как самый абсурдный способ самоубийства. — Тут проблем не возникнет, — отвечает Джесси. — Достаточно лишь просто прокатиться по Нью-Йоркскому метро.