Unseen

Сильные порывы ветра срывают бесцветные листья на мертвых деревьях, прозрачный туман проплывает прямо под ногами, небо продолжают затягивать густые темные тучи, но дождь по-прежнему не начинается — на асфальте лишь следы от пары крупных капель. Становится душно, и эта духота словно проникает в мое тело, заставляя дыхание сбиваться. — Метро? — взвизгивает Лиам. — Какого хрена? То есть нам нужно влезать по горе в идиотских альпинистских костюмах или прикидываться бизнесменами, чтобы попасть в небоскреб-для-успешных-людей, а Брайтман достаточно прокатиться на метро? — Почему тебя смущает альпинистский костюм? — улыбается Гарри. — Хочу напомнить, что ты до сих пор стоишь в желтых резиновых ботинках. — Ботинки — это стиль, в них я секси. А костюм будет скрывать все достоинства моей фигуры, это уродство в чистом виде! — Имей совесть, Пейн, — нервно усмехаюсь я. — Из всех нас это мне придется спускаться в Ад, откуда обычно никто не возвращается. — Справедливо, прости, — кивает Пейн. — Костюм для альпинизма выбил меня из колеи. — Если вас не устраивает метро, полно и других способов попасть к Аиду, — пожимает плечами Джесси. — Катакомбы в Париже, Дарваза, Дхавари… — Метро вполне подходит, — перебиваю я. — У меня как раз остался проездной, вот же повезло. На самом деле я готовилась к спуску в огненную пещеру или к прыжку с разбега в горящий вулкан, но тот факт, что мне достаточно лишь прокатиться на метро, чтобы оказаться в Аду, немного сбивает меня с толку и смешит. То есть, я видела фурию и минотавра, сражалась с гидрой, отбивалась от пустых, видела, как умирают люди, теряла разум в отеле и прошла половину заросших джунглей ради того, чтобы снова спуститься в подземку и покататься в вагоне, исписанным граффити? — Хорошо, — кивает Джейд. — Тогда у вас есть сорок восемь часов, чтобы получить разрешение на то, чтобы Пророчество уничтожилось. — Благословение, — улыбается Стайлс, отчего на щеке появляется ямочка. Так соблазнительно улыбаться нельзя, это противозаконно, но я стараюсь держать себя в руках, поэтому смотрю на Луи, который уже вздергивает бровями и складывает руки на груди, прожигая меня взглядом. Томлинсон всегда попрекает меня тем, что я пялюсь на Гарри, но не смотреть на него невозможно — в конце концов, он сын Аполлона, и я это использую как хорошую и правдивую отмазки перед Томлинсоном. — Да, точно, прости, — неуклюже извиняется девушка, заправляя длинные кудрявые волосы за уши. Нет-нет-нет. Только не флирт. Только не флирт Гарри с музой на глазах у Лан, сейчас только этого не хватало. По лицу Саи я не понимаю, как она реагирует на происходящее — Лан снова накинула на себя маску безразличия абсолютно ко всему, из-за чего мы с Лиамом перекидываемся обеспокоенными взглядами. — Сначала найти Мойр, теперь найти Богов. Я как будто в поликлинике, а меня гоняют по врачам, чтобы я смог получить гребаную справку, а в итоге вместо справки я получу нервный срыв, — тихо бормочет Найл. — Нужно начинать действовать как можно быстрее, — хмуро говорит Зейн, смотря на темное небо. — Не знаю, сколько времени займет путешествие «на тот свет», но лучше поторопиться. Раньше начнем, раньше закончим и будем свободны. — Ты все равно не успеешь домой, чтобы посмотреть новый сезон «Невероятной выпечки», Зи, — улыбается Луи и хлопает друга по плечу. — Надежда умирает последней. — Прошу, давайте называть это семейным воссоединением, а не поездкой в один конец, — просит Хоран, потирая затылок. — У меня от этой формулировки ноги дрожат. Мы долго спорим о том, как же попасть в Нью-Йорк: Ариэль говорит, что единственный быстрый способ — это перемещение, но Стайлс не соглашается — если будем пользоваться своими способностями, то можем привлечь внимание пустых. Если честно, нападение фанатов дементоров последнее, что меня волнует, и уж явно не самое опасное, что может с нами случиться за следующие сорок восемь часов. В итоге все голосуют за перемещение, и Лиам устало вздыхает и закидывает голову назад, будто только что вернулся с десятичасовой работы в полях, где собирал кукурузу под палящим солнцем. — Десять баксов. — Ты охренел? — возмущается Малик. — Десять баксов за перемещение? — Именно. — Пошел к черту, я не буду платить тебе. — Тогда останешься здесь, — беззаботно пожимает плечами Лиам. — Я не хочу рисковать просто так. Наш личный Иисус и пасхальный кролик в одном флаконе прав, — Пейн указывает на Стайлса. — Если я начну переносить вас по очереди, то концентрация силы будет слишком высокая, пустые набегут как школьницы на распродажу лаков для ногтей. Меня не пугают эти безглазые ублюдки, но все-таки не хочется тратить время и пачкать свои руки, отбиваясь от них. — Причем здесь вообще деньги? — усмехается Томлинсон. — Я не буду работать бесплатным такси, — качает головой Лиам. — За все, а уж тем более за риск, нужно платить, от вас не убудет. — Ты всегда пытаешься содрать со всех деньги, — ударяю Пейна кулаком по руке, отчего он морщится. — Даже в Балтиморе ты просил за свои советы пять баксов! — Мои советы стоили пяти долларов! — Нет, потому что когда к нам приходила почта соседей, ты предлагал спалить наш почтовый ящик, чтобы никто и никогда в принципе не приносил нам письма. Твои советы уж точно не стоят пяти долларов, ты еще должен сам доплачивать, чтобы что-то посоветовать. — Что за хейт в мою сторону? — обиженно спрашивает Лиам. — Ты опять пересидел в инстаграме, — бесцветно произносит Сая. — Нахватался сленговых выражений. — Я всегда иду в ногу со временем. Короче, — Пейн натягивает воротник куртки выше, пытаясь защититься от холодного ветра, — так и быть, делаю скидку. Билет на Пейно-экспресс стоит восемь долларов, семейный тариф — пять. — Какой нахрен семейный тариф? — Парочкам скидка. Кстати, Престон, — Лиам широко улыбается, пока блондинка с подозрением смотрит на него. — Если хочешь сэкономить, можем замутить. — О, боже. Будем считать, что я этого не слышала. — Я уверен, что ты мысленно согласилась. — Можешь быть уверен только в одном — мысленно я давно пустила пулю тебе в лоб. — Тогда с тебя восемь баксов. — У меня только евро, мио дио, — Карбоне хлопает руками по своей одежде в поисках денег. — Так и не успел обменять, был паршивый курс. — Тебе повезло, что я принимаю любую валюту. — Тебе повезет, если меня не посадят за твое убийство, — бормочет Зейн, впечатывая Лиаму в грудь пятидолларовую бумажку. — Считайте, что это вложение в будущее. Вы все еще скажете мне спасибо, потому что когда я разбогатею и стану следующим Рокфеллером, то спасу вас от нищеты и с радостью приму на свою виллу. Пока Найл и Лесли спорят с Пейном о том, что они вполне могли бы воспользоваться «услугами Пейно» по семейному тарифу, я ловлю растерянный взгляд Клио. Адамиди нервно теребит край своей блузки, стараясь успокоить сбившееся дыхание. Девушка касается руки Малика, но он не замечает этого, потому что единственное, чем Зейн сейчас занят — это оттачивание мастерства посылать выжидающий взгляд в сторону Лиама и крыть его трехэтажным матом. — Все в порядке? — спрашиваю я, и Клио вздрагивает. Адамиди долго смотрит на меня, в ее глазах скапливаются слезы, и она едва заметно покачивает головой. — Это неправильно, — тихо говорит дочь Афродиты. Ветер подхватывает ее волосы, и на фоне тусклых деревьев и мрачного неба они ярко горят, словно языки из ниоткуда взявшегося пламени. Я не понимаю, о чем именно говорит Адамиди: о том, что нам нельзя перемещаться с помощью телепортации Лиама, о том, что мы согласились уничтожить часть Пророчества, о том, что нас в принципе не должно быть здесь — мы больше похожи не на спасителей мира, а на ребят, которые должны проводить время в барах, гулять по паркам до утра и ни о чем не переживать. Конечно, кроме Стайлса, будь он обычным человеком, Гарри бы уже основал какой-нибудь благотворительный фонд, открыл свою галерею и выступал в консерватории. — Это неправильно, — вновь повторяет Клио, но уже более настойчиво и громко, так, чтобы ее услышали все. — Я тоже так думаю, мы не должны ничего платить Лиаму, — обиженно произносит Найл. — Я на эти пять баксов мог бы купить целую тарелку пончиков, да еще и с клубничным сиропом. — Последнее время мы только и делаем, что стараемся для кого-то, — монотонно говорит Адамиди, смотря перед собой. Девушка выглядит так прекрасно, что мне кажется, словно она не настоящая: медные волосы будто парят в воздухе, глаза ярко горят зеленым, на лице розовый румянец. — Когда мы в последний раз делали что-то для себя? Все переводят взгляд на Лиама, который слюнявит свои пальцы и пересчитывает деньги, будто специально громко шелестя купюрами. — Что? — недоумевающе спрашивает Пейн. — Я ведь для всех стараюсь! Представьте, что я банк, а вы откладываете деньги себе на пенсию. — Клио, — Зейн разворачивает девушку к себе, заставляя посмотреть на него. — О чем ты, милая? — Я думаю о том, что мы заслужили хотя бы несколько часов. Как только мы найдем родителей и получим благословение, сомневаюсь, что Титаны будут ждать, пока мы отдохнем перед тем, как напасть. И самое ужасное, что мы не знаем, как закончится битва. Поэтому сейчас у нас есть последний шанс, чтобы сделать что-то для себя. — Но мы также не знаем, сколько времени займет дорога на Олимп, — качает головой Стайлс, поправляя кудрявые волосы. — И уж тем более мы не знаем, сколько уйдет на то, чтобы получить благословение. Сомневаюсь, что оно достанется нам просто так. — Олимпийцы крепко держатся за свою власть, — возражает Сая. — Им только на руку тот факт, что мы придем просить их дать согласие на то, чтобы Пророчество изменилось, и мы не заняли их место. Каждый раз, когда Стайлс говорит о чем-то, Сая, сама того не подозревая, опровергает каждое его слово. Не потому, что она хочет его задеть (хотя иногда и из-за этого), а потому, что они и правда слишком разные. Его отец — олицетворение солнца, ее мать сравнивают с луной; Лан жаждет свободы, а у Гарри распланирована вся жизнь; Сая подумает о себе, прежде чем что-то сделать, а Стайлс убедится, что его поступок никак не отразится на окружающих. Я знаю, что Лан сейчас тяжело — первые чувства это всегда непросто, а первые чувства к человеку, который не может ответить взаимностью, похожи на бомбу замедленного действия — никогда не знаешь, когда она взорвется. Но я также понимаю, что и Гарри нелегко. За время, проведенное с Лан в Лагере, они стали друзьями, людьми, которые доверяют друг другу больше всех на свете, и сейчас Стайлсу кажется, будто он собственными руками разрушает их с Саей дружбу. Так что тут еще надо подумать, кому приходится тяжелее. — Что ты имеешь в виду? — заинтересованно спрашивает Найл Адамиди. — Я просто хочу увидеть отца, — выдыхает девушка, и медные пряди падают на ее лицо. — Хочу убедиться, что он в порядке перед тем, как начнется битва. — Нет, — отрезает Малик. — Не говори так, будто ты собралась умирать, и это твой последний шанс увидеть отца. — А если так оно и есть? Мы все прекрасно понимаем, что случиться может все, что угодно. Так что плохого в том, что я хочу знать, что с папой все хорошо? Мне так будет спокойней. Мне так будет спокойней отдать жизнь. Вот, что на самом деле хотела сказать Клио. Странно то, как каждый из нас стал относиться к смерти: мы всегда о ней думаем, но почему-то не решаемся произносить свои мысли вслух, маскируя их под незаконченными предложениями. Наверное, не произнесенные фразы остаются в нас надеждой на что-то лучшее. Слова Клио резко врываются в мою голову, и я думаю о том, стоит ли и мне убедиться, что Айла в порядке. Конечно, она никудышная мать, ужасная дочь, да и человек из нее отвратительный, но я угробила всю свою жизнь на то, чтобы разгребать ее дерьмо, и будет обидно, если с ней что-то случится тогда, когда я не смогу помочь ей. Все-таки не хотелось бы, чтобы все мои старания хоть как-то привести жизнь Айлы в порядок пошли коту под хвост. Что, если у меня больше не будет шанса ее увидеть? Я бы хотела знать, что она в состоянии хотя бы что-то держать под контролем, что с Айлой все хорошо настолько, насколько это возможно. Я бы хотела убедиться, что я сделала для этого все, что от меня требовалось. — О, миа амика, как же ты права! — Джианни обнимает Клио за плечи, на что получает недовольный взгляд Зейна, и медленно опускает руку. — Я бы отдал все, чтобы увидеть свою семью и Леонору, но такие серьезные перемещения слишком опасны, — театрально вздыхает Карбоне, отпивая из своей маленькой фляжки, что висит у него на шее вместо ожерелья. — Так что, я был бы не против, если бы у меня было время заскочить в одну пиццерию в Нью-Йорке. Она просто магнифико, вам там понравится, обещаю! — Я бы заглянул в Куинс, — добавляет Найл. — Давно там не был, интересно посмотреть, поменялось ли что-то в тех краях. Наступает тишина, и каждый из нас на секунду погружается в свои мысли, стараясь найти там то единственное, чего сейчас он хочет больше всего. Один час. Мы заслужили один гребаный час, чтобы потратить его на себя. И эти шестьдесят минут могут стать последними минутами, когда мы делаем что-то в свое удовольствие. Я бы провела это время с Луи. Неважно, где и как, я бы просто хотела находиться рядом с Томлинсоном, сидеть на бордюре, курить одну сигарету на двоих и чувствовать кофейный запах, а еще чувствовать прикосновения Луи, его губы на моих. Это единственная вещь, которой мне действительно хочется: не гнаться за временем, забыть о спасении человечества и просто потратить эти несчастные шестьдесят минут на человека, без которого теперь я не могу представить своей жизни. Но из моей головы не выходит образ Айлы. Я должна ее увидеть. А еще мне просто необходимо вернуться в Балтимор, вернуться в мою старую жизнь, чтобы окончательно понять, что в ней мне не место. Чувствую на себе тяжелый взгляд Томлинсона, и не спешу оборачиваться. Знаю, что он выжидающе смотрит на меня, знаю, что его глаза прищурены, а губы плотно сжаты, знаю, что он ждет, когда я скажу, что хочу увидеть Айлу, потому что это может стать последним разом, когда я увижу ее в принципе. Луи не хочет слышать это, ведь он постоянно твердит мне о том, что со мной все будет хорошо, что с нами все будет хорошо. И когда я говорю, что все может закончиться не так радужно, как мы надеемся, я чувствую, будто предаю Томлинсона, предаю его веру в хорошее. Его веру в нас. Я держусь до последнего, но сдаюсь, потому что не в силах выдержать напор Луи: в голубых глазах, которые ярко горят на фоне потускневших деревьев, плещется нетерпение, руки спрятаны в карманы джинсовки, и я уверена, что Томлинсон сжал ладони в кулаки. Но даже сейчас он выглядит настолько прекрасно, что мне хочется сфотографировать его и отослать этот снимок во все галереи мира, чтобы они повесили портрет Луи и увековечили его красоту. — Раз уж нам нужно в Нью-Йорк, я бы сходила в океанариум, — Престон старается говорить как можно более высокомерно, чтобы мы не удивлялись внезапному порыву Ариэль посмотреть на рыб. Хотя, узнав дочь Посейдона с другой стороны, я не удивлюсь, если в какой-то момент она просто заплачет, потому что красивый лист упал с дерева. Ариэль оказалась обычной девушкой, которой хочется найти свое счастье. На самом деле Престон сентиментальная, немного боязливая, но всегда готова помочь, пусть сперва и делает вид, что мы ее бесим. — Что, соскучилась по родне? — Единственное, по чему я скучаю, так это по времени, когда мы с тобой не общались, Пейн. — Брось, ты начала жить по-настоящему как раз тогда, когда мы попали в одну команду по спасению мира. — Я… — набравшись смелости, начинаю говорить, все еще пытаясь выдержать проникновенный взгляд Луи. — Я бы хотела вернуться в Балтимор. Убедиться, что Айла не отбросила коньки. Я жду, что Томлинсон наконец отведет взгляд, и мне станет намного легче, но он не делает этого. Луи до последнего надеялся, что я не стану возвращаться в место, которое я когда-то называла домом, для того чтобы попрощаться с ним, он хочет, чтобы я верила лишь в хороший исход, но я реалист. И лучше воспользоваться шансом сейчас, чем просто-напросто упустить его из-за веры в лучшее. Верить в лучшее из нас всех может только Джианни, ведь даже если на планету будет лететь огромный астероид, то с везением Карбоне он спустится в какой-нибудь винный погреб, и переживет конец света, заливаясь вином. — За каким хреном вы все такие сентиментальные? — бормочет Зейн и достает из кармана кожаной куртки телефон. — Тогда сделаем так, — Малик кидает взгляд на дисплей. — Встретимся в Нью-Йорке на набережной около Бруклинского моста ровно в три часа. Все одобрительно кивают, и Лиам начинает потирать руки перед тем, как заняться телепортацией по заказу. — Кстати, Престон, я могу предложить тебе услуги гида по океанариуму и, между прочим, совершенно бесплатно. — Ты никогда не был в океанариуме, — усмехается Сая. — Я тут пытаюсь наладить свою личную жизнь, рамэн, так что не мешай. — Налаживай свою личную жизнь с кем-нибудь другим, — закатывает глаза Ариэль, взмахивая платиновыми волосами. — Подумай о моем предложении, потому что я запросто могу перенести тебя на болото вместо океанариума. Будешь делать гербарий из сорванных камышей. Ариэль возмущенно распахивает глаза под громкий смех Лиама, который уже несется ей навстречу. Пейн хватает ее на руки, подбрасывая в воздух, словно невесту, Престон визжит, а затем они оба растворяются в воздухе. Взглядом ищу Луи, который оказывается рядом с Зейном. Парни что-то обсуждают, постоянно кивая и сверяя часы. Обратив на меня внимание, Малик пихает Томлинсона локтем, думая, что я этого не вижу, но из Зейна выходит такой же конспиратор, как из Айлы хорошая мать. Луи, выдыхая, подходит ко мне и поправляет челку кончиками пальцев. Он как будто делает это специально, чтобы я чувствовала себя ещё хуже и не смогла связать перед ним и двух слов. — Все в порядке? — Да, — слабо кивает Томлинсон, не выражая эмоций. — Ты злишься на меня? — Ты только что сказала, что хочешь увидеть Айлу, так, будто ты себя заживо хоронишь, и это твой последний шанс ее увидеть, конечно, я злюсь на тебя. Луи говорит спокойно, и лучше бы он прямо здесь накричал на меня, чем холодное равнодушие, что сейчас от него исходит. Словно я разочаровала его так сильно, что Томлинсон больше не хочет тратить на меня ни единой эмоции. — Слушай, я знаю, что ты… — Да, ты права, — отрезает Луи. — Наверное, дело и правда во мне. Каждый раз, когда ты говоришь о том, что боишься сорваться и потерять контроль над способностями, допускаешь мысль о том, что можешь погибнуть, я, почему-то, чувствую себя виноватым в этом, — Томлинсон нервно проводит рукой по волосам, грустно усмехаясь. — Я всегда стараюсь выкинуть мрачные мысли из твоей головы, дать тебе стимул для того, чтобы идти до конца, и заставить поверить в то, что у тебя все получится, но, видимо, я недостаточно стараюсь, раз ты не можешь полностью поверить мне. Черт. — Томлинсон, — я делаю шаг вперед, сверля парня злым взглядом. Да, теперь я тоже злюсь, потому что сама мысль о том, что Луи действительно может так думать, бесит меня настолько, что я готова взорвать целый мир. — Ты так много раз говорил о том, что с нами все будет хорошо, и я хочу верить каждому твоему слову. Не думай, что возвращение в Балтимор ставит твои слова под сомнение, и тот факт, что я хочу увидеть Айлу, не значит, что я не верю в то, что все может закончиться хорошо. Но я… не знаю, я просто боюсь, Луи. Мои мысли окончательно путаются, и я уже сама не понимаю, как объяснить свое решение вернуться в Балтимор. Я ведь ненавижу это место всей душой, почему же единственное, что я хочу сделать перед битвой, это вернуться в эту дыру? — Больше всего на свете я хотела бы провести это время с тобой, — продолжаю я. — Но мне нужно поставить точку. Окончательно попрощаться с той жизнью, которая у меня была, взглянув на нее последний раз, ведь потом я никогда не вернусь туда снова. Томлинсон коротко кивает, напряженно разглядывая мое лицо, а затем протягивает руку, чтобы заправить мои волосы за ухо, и этот жест за секунду снимает все волнение. Прикасаюсь ладонью к теплым пальцам Луи, прикрывая глаза, и облегченно выдыхаю. У нас нет времени, чтобы ругаться, и Томлинсон знает это. — А я-то думал, что после битвы избавлюсь от тебя и верну обратно в Балтимор. — Тебе придется очень постараться, чтобы избавиться от меня. — Раз уж ты не хочешь возвращаться к той жизни, которая у тебя была до того, как ты попала в Лагерь, чем же ты планируешь заняться? — Мне тут недавно сказали, что Новый Орлеан охренеть, какой красивый город. Думаю, съезжу туда. — Какое совпадение, ведь я и сам собирался в Новый Орлеан. — Просишь меня составить тебе компанию? — Ты такая настойчивая, Брайтман, — улыбается Луи. — От тебя и правда не отвязаться, — Томлинсон наклоняется чуть ближе, мгновенно становясь серьезным. — Помнишь, я говорил тебе, что каждому из нас есть, за что сражаться? — киваю, вспоминая этот диалог с Луи до мелочей. — Так вот я хочу, чтобы ты знала, Рори, что я сражаюсь за тебя. Сейчас я жалею о том, что не умею останавливать время, потому что все, чего мне хочется, это стоять здесь, смотреть в ярко-голубые глаза Томлинсона, слушать все, что он говорит, каждое слово, видеть, как он улыбается. Прикасаясь ко мне, Луи пускает по телу разряд тока, и я вздрагиваю. Томлинсон усмехается, оставляя поцелуй на моей макушке, и я крепко обнимаю его, просовывая руки под джинсовую куртку. От Луи всегда пахнет кофейными сигаретами, и этот запах всегда успокаивает меня. — Не хочу, чтобы ты думал, что я не верю тебе, — вновь бормочу я, уткнувшись Томлинсону в грудь. — Ты говорил, что у меня нет ничего, за что можно было бы сражаться, — сбивчиво выдыхаю, пытаясь успокоить срывающийся голос. — Но это неправда, ведь у меня есть ты. Луи не успевает ответить, потому что между нами появляется Пейн со своей фирменной идиотской улыбкой во весь рот. — У Престон было неудачное приземление, — усмехается он. — Оказалось, я немного не рассчитал с координатами, и она попала прямо в аквариум к морским ежам. Конечно, я сказал ей о том, что это все зов предков, и ее родственники хотели с ней поговорить. О, а вы что тут делаете, голубки? — Да так, — цедит сквозь зубы Луи. — Обсуждаем план убийства одного очень надоедливого парня. — Полностью с вами согласен, Малика давно пора пришить. — Знаешь, Ли, — усмехаюсь я, — если бы у меня была способность к телепортации, я бы давно закинула тебя куда-нибудь в Гонолулу и оставила там. — Так, у меня нет времени разгадывать ваши ребусы, — машет рукой Пейн. — Вас куда подкинуть? — В Балтимор, — отвечает Томлинсон. — Отличный выбор! — Лиам обнимает нас за плечи. — Благодарю, что вы воспользовались услугами компании «Пейно-экспресс», буду рад, если в конце поездке вы поставите мне пять звезд!

***

Это место вряд ли когда-нибудь поменяется. Отвалившаяся бледно-розовая краска со стен здания, ржавый водосток, по которому постоянно стекает желтая вода, сквозь широкие заляпанные окна видно обшарпанные красные диваны и липкие столы. Посетителей в кафе немного больше, чем обычно: на небе ярко-фиолетовые тучи, наверное люди просто испугались надвигающейся грозы, а не испытали неожиданное желание съесть паршивые куриные крылья в панировке. Я вижу Сэм: она бегает от столика к столику в короткой юбке и ужасных чулках, которые когда-то носила и я. Прошло три месяца, и она всё ещё работает в кафе, хотя всегда говорила, что при любой возможности уедет из Балтимора в Нью-Йорк, чтобы пойти на курсы актерского мастерства. Сэм говорила об этом еще несколько лет назад, но по-прежнему торчит в идиотском кафе без названия, расхаживая в форме, больше похожей на наряд самой дешёвой проститутки. — Не могу поверить, что ты носила это, — Томлинсон смотрит на короткий топик и чулки с какой-то боязнью и отвращением, будто его заставляют съесть жареного кузнечика. — У нее ведь задница из-под юбки вываливается. — Это универсальная форма, — киваю я. — В ней можно быть и официанткой, и черлидершей, и шлюхой. — Нет, — отрицательно качает головой Томлинсон. — Если ты когда-нибудь наденешь эту форма снова, то только для наших ролевых игр. На парковке около кафе останавливается красная машина, откуда вываливается Шон, владелец самого ужасного места на земле, и его очередная пассия, больше похожая не на девушку, а на Сильвестра Сталлоне. — У твоего бывшего босса очень… специфический вкус, — Луи оглядывает девушку из-под солнечных очков, которые мы с ним взяли для конспирации. — Мне иногда казалось, что ему вообще без разницы, что у человека между ног: член или вагина. — Довольно смелый мужик, ничего не скажешь. Тут все идет своим чередом: кафе ждет своих редких посетителей, его ремонтом и не пахнет, Сэм все также работает официанткой, а Шон по-прежнему клеит очень странных девушек. Хотя я даже не уверена, что это действительно девушки. — Хочешь зайти? Всматриваюсь в обшарпанное здание с перегоревшей неоновой вывеской, и вздыхаю. Что бы со мной было, если бы я была простым человеком? Неужели я бы так и торчала здесь, прожигая свою жизнь? — Нет, — качаю головой я. — Я не настолько сильно скучала, чтобы заходить внутрь. Чувствую, как Томлинсон обнимает меня за плечи, опуская капюшон толстовки, который я натянула до самых глаз. Не хотелось, чтобы кто-то меня видел, потому что тогда придется объяснять мою неожиданную пропажу. — А теперь мне предстоит самая интересная часть, — говорит Луи, разворачивая меня к себе лицом, — встреча с будущей тещей. Черт, Брайтман, я только что понял, насколько у тебя хреновая родословная: мать алкоголичка и наркоманка, а отец вообще Бог смерти. Не уверен, что мне нужно с тобой связываться, твои гены могу плохо отразиться на наших детях. Я усмехаюсь, пихнув парня в бок, и как только мы разворачиваемся, чтобы уйти с парковки, я слышу звук колокольчика над дверью и шарканье резиновых подошв по асфальту: — Рори? Это ты? Оборачиваюсь и вижу перед собой Сэм: на форму накинута растянутая толстовка на молнии, в руках пачка сигарет и зажигалка, а взгляд карих глаз выражает удивление. Еще бы, ведь я исчезла не написав никому ни одного сообщения, не оставив даже записки. — Привет, Сэм, — натянуто улыбаюсь я. Девушка шокировано смотрит на меня, ее губы приоткрыты так, словно через секунду из ее рта посыплются бесконечные вопросы о том, где я пропадала, но потом Сэм замечает Луи. И по ее резко поменявшемуся игривому взгляду, появившейся соблазнительной ухмылке и вываливающейся из топика груди, я хочу побыстрее увести Томлинсона отсюда. Луи откашливается, слегка расширяя глаза, а потом уводит взгляд в сторону, подавляя улыбку, хотя получается это у него хреново. — Где ты пропадала? Я думала, тебя убили или что-то вроде того. В Балтиморе люди могут поверить в то, что тебя убили, но даже не думают о том, что ты можешь просто уехать из города, начав новую жизнь. — Я… я решила отдохнуть некоторое время, — выпаливаю я первое, что приходит в голову. — И для своего отдыха Рори выбрала прекрасное место, — вмешивается Томлинсон. — Психиатрическая клиника. Медленно поворачиваюсь в сторону Луи, прожигая его самым злым взглядом, на который я только способна. Отлично, теперь весь Балтимор будет знать, что я сумасшедшая, потому что Сэм та еще сплетница. — Оу, — сдавленно произносит шатенка, затягиваясь. — Не знала о том, что у тебя проблемы. — У меня нет проблем, я просто решила побыть в одиночестве. — Так говорят все психически неуравновешенные личности. — А ты значит..? — неуверенно спрашивает Сэм. — Я ее лечащий врач, — гордо заявляет Луи. — У Рори были некоторые проблемы с психикой, пришлось подлечить, но сейчас уже все в порядке, осталась только легкая шизофрения. — Да, — Сэм выпускает из легких дым, сощуривая ярко подведённые глаза, — хреново. Не думала, что у тебя всё так плохо. — Самое страшное уже позади, — беззаботно и слишком весело взмахивает рукой Луи. — Маниакальный психоз мы уже вылечили. — Нам пора, — говорю я Томлинсону, подталкивая его к выходу с парковки. — Рада была увидеть тебя, Сэм. — И правда пора, — задумчиво произносит парень. — Комендантский час в клинике скоро начнется, нужно вернуть тебя в палату. Приятно было познакомиться! — кричит напоследок Луи, махнув рукой шокированной и потерянной Сэм. — Клянусь, я когда-нибудь убью тебя, — обессиленно выдыхаю я, усмехнувшись. — Психиатрическая клиника, серьезно? — Ты несла какую-то неправдоподобную хрень про отдых, я должен был спасти ситуацию. — И не придумал ничего лучше, чем сказать, что у меня шизофрения? — Да, — кивает Томлинсон так, будто это самый логичный поступок из всех, что он когда-либо совершал. — Тем более, в это легко поверить. — Луи отбивается от моих ударов, смеясь. — Я бы мог сказать, что на самом деле ты дочь Аида, и нам нужно остановить нападение Титанов, которые собираются превратить землю в щепки, но без клиники все равно бы не обошлось, потому что твоя подруга сразу позвонила бы в психушку и сказала, что у нее на примете есть парочка, готовая вступить в ряды шизиков. — Господи, — нервно усмехаюсь я. — Теперь весь Балтимор будет думать, что я слетела с катушек. — Не беспокойся об этом. Хочу напомнить тебе, что ты была не слишком популярной, так что сначала все будут долго пытаться тебя вспомнить, и я уверен, что у многих этого не получится. — Да пошел ты! — смеюсь я, пихая Лу в бок. Мы с Луи идем по мокрому тротуару, фиолетовые тучи низко нависают над головами, спертый и душный воздух прокрадывается в легкие, и несмотря на такую мрачную атмосферу, я чувствую себя легко. Впервые я не думаю о том, что будет дальше, я просто иду рядом с парнем, который чертовски мне нравится, и стараюсь запомнить каждую секунду. Мы смеемся, пиная камешки носками кед, спорим о том, какие кроссовки круче, подшучиваем друг над другом. Томлинсон держит меня за руку, пока я пытаюсь идти по бордюру, держа равновесие, но потом он просто дергает меня на себя, и я падаю прямо в его объятия. Все это больше похоже на кадр из какой-то паршивой романтической комедии. Даже как-то непривычно, ведь обычно моя жизнь больше похожа на фэнтези, причем перед созданием этого фэнтези, кто-то знатно накурился. — Я все думаю, — говорю я, идя рядом с Луи. — Если бы я не имела никакого отношения к божественному миру, я бы так и осталась в Балтиморе? — Ты могла бы уехать, — пожимает плечами Томлинсон, доставая пачку сигарет из внутреннего кармана джинсовки. — Тебя ничего не держало здесь, ты хотела поступить в университет и уехать. Думаю, ты так бы и сделала. — Сэм тоже говорила, что хочет уехать, — тяжело вздыхаю я. — В итоге она на несколько лет застряла в паршивом кафе. — Не сравнивай себя с ней, потому что единственное место, куда могла бы уехать Сэм, это на трассу. Или в «Хутерс». Я смеюсь, вспоминая ужасную форму официанток, которую когда-то приходилось носить и мне. Короткий топик настолько сильно сжимал грудь, что мне казалось, что в какой-то момент она просто может лопнуть. — Надеюсь, ты прав, — Луи протягивает мне сигарету, и я затягиваюсь, чувствуя кофейный привкус. — Раз тебе хватило смелости признать, что ты полубог, и уехать в Лагерь, то сил смотаться из Балтимора в тебе точно было бы достаточно. Как бы сложилась моя жизнь, не будь я дочерью Бога? Должна ли я быть благодарна отцу за то, что фактически из-за него у меня есть все, что мне нужно: место, которое я могу назвать домом, друзья, чувства к самому заносчивому, но прекрасному парню на земле? Мы быстро доходим до района, в котором живет Айла: двухэтажные деревянные дома, краска на которых давно выгорела на солнце, кривые заборы, весь асфальт усеян бычками от сигарет. Я привыкла к этой картинке, поэтому даже не удивляюсь, когда вижу, что калитка и дверь в дом Айлы открыты нараспашку. Решаю не подходить прямо к дому и останавливаюсь на перекрестке, в нескольких десятков метров. — Давай останемся здесь, — бормочу я, натягивая капюшон на голову. — Что, семейных примирительных объятий не будет? Закатываю глаза, на что Томлинсон усмехается. Я не очень-то хочу разговаривать с Айлой, и уж тем более выяснять отношения или что-то объяснять ей, а еще я не хочу, чтобы пустые выследили ее. Вспоминаю, как Лиам рассказывал о том, что смотрит за своей семьей на расстоянии, чтобы убедиться, что с ними все хорошо, и не наводит пустых на след, так что сейчас я делаю то же самое. Я не люблю Айлу, но смерти я ей точно не желаю. Где-то в глубине души я надеюсь, что Айла изменилась: с моим исчезновением ей пришлось бы стать самостоятельной и более ответственной, чтобы вести счета и оплачивать дом. Может, Айла нашла работу? Перестала водить мужиков или отказалась хотя бы от шприцов? Нетерпеливо смотрю на открытую дверь, ожидая, когда на ветхих деревянных ступеньках появится Айла. Слышу щелчок зажигалки, и Луи, зажимая сигарету губами, подходит ко мне, чтобы поправить выбившиеся из-под капюшона волосы, как вдруг на всю улицу раздается разгневанный крик, и в этом грубом охрипшем голосе я легко различаю голос Айлы. — Пошел ты к черту, Каррел! — из дома через открытую дверь вылетает раскладной стул, а затем на ступеньках появляется мужчина, которого я вижу в первый раз. — Брось, малышка, — умоляюще скулит он. — Обещаю, я верну тебе деньги. — Мне не нужны деньги, придурок, мне нужен товар! Да, в этом районе люди могут спокойно кричать на всю улицу о том, что они наркоманы, и им ничего за это не будет. — Все будет в лучшем виде, просто дай мне время, малышка. — Я слышу это уже вторую неделю, — Айла со всей злостью толкает мужчину. — И не смей больше приходить ко мне и просить денег, обмудок! — Пошла нахрен, стерва! — яростно кричит Каррел, плюнув в забор, на что Айла показывает ему средний палец. — Такой гостеприимный и уютный район, может купим здесь домик? — тихо говорит Томлинсон. Айла совсем не изменилась: черные спутанные волосы, впавшие щеки, темные круги под глазами, худое лицо. Только кожа стала бледнее, а взгляд совсем стеклянным и затуманенным. По крайней мере, она жива. Айла останавливается около забора и нервно закуривает. Смотрит в одну точку, раздраженно барабаня ногой по асфальту — думает, кому можно позвонить, чтобы достать наркотики. Я слишком хорошо знаю этот взгляд. — Ты в порядке? — тихо спрашивает Луи. — Да, — неуверенно киваю я. — Такие люди как Айла не меняются, да? — Не смей винить себя, — Томлинсон разворачивает меня, обхватывая лицо холодными пальцами. — Ты и так сделала все, что могла, ты старалась ей помочь. Рори, ты в ее жизни была единственным светом, — Луи заглядывает мне в глаза, ожидая, когда я кивну. — И именно благодаря тебе Айла до сих пор не откинулась. На секунду мне кажется, что она замечает нас: ее взгляд останавливается на мне на несколько долгих секунд, и мое сердце начинает биться чаще. Глупо чего-то ждать, ведь теперь я точно понимаю, что сентиментальных объятий и извинений не будет. Но Айла выбрасывает окурок на землю, даже не потушив, и уходит в дом, громко хлопнув дверью. Интересно, она вообще помнит о том, что технически у нее есть дочь? Наверное, со стороны это выглядит глупо и жалко: я потратила полтора часа на человека, которому всю жизнь было наплевать на меня, надеясь, что она могла измениться, вместо того чтобы провести это время с Луи. Да, я и так с Томлинсоном, но мы могли бы провести эти полтора часа по-настоящему. Все еще смотрю на побледневшие стены дома, в котором я провела свое детство, но ощущаю на себе пристальный взгляд Луи. — Почему ты так смотришь на меня? — Ты замечательный человек, принцесса. Слова Томлинсона смущают меня, но я ни за что в жизни не подам вида, что мне неловко, поэтому я всего лишь закатываю глаза, цокая языком. — Можешь не строить из себя крутую Лару Крофт, я знаю, что ты смущаешься, — усмехается Луи, обнимая меня сзади за талию. — Ты хочешь убедиться, что с человеком, который знатно поднасрал в твоей жизни, все хорошо, и, если честно, это немного восхищает меня. — Восхищает? — удивленно спрашиваю я. — Я думала, восхитить тебя может только грудь Сэм, вывалившаяся из ее футболки. — Что же я слышу? — издевательски протягивает Луи. — Рори Брайтман ревнует. — Я не ревную. — Ревнуешь, я вижу это по твоим глазам. — Странно, ведь в моих глазах ты должен видеть только желание ударить тебя. — В таком случае, тебе следует поработать над взглядом. Томлинсон кладет свой подбородок на мое плечо, холодный порыв ветра появляется из ниоткуда, и Луи прижимает меня ближе к себе. — Меня правда восхищает твоя смелость и желание всех защитить, принцесса, — шепчет он мне на ухо, оставляя нежный поцелуй на щеке. Температура на улице падает с каждой минутой, но из-за близости Томлинсона мне лишь становится жарко. Тепло разливается по всему моему телу — в такие моменты я не могу контролировать свои способности, и, прикоснувшись к моей руке холодными пальцами, Луи чувствует это тепло и усмехается. Каждое его прикосновение ощущается все острее, и я не могу избавиться от мысли, что эти несчастные девяносто минут, которые мы получили в подарок, я просто выкинула в мусорку. Может Луи хотел вернуться домой в Миннеаполис, поиграть в футбол с Зейном, купить очередную обалденную толстовку — это неважно. У него могли быть свои планы, но Томлинсон опять помогает решать мои проблемы, забыв о себе. — Я такая идиотка, — тихо произношу я, опуская голову вниз. — Слишком самокритично, на тебя не похоже, Брайтман. — Лу, прости меня. Томлинсон дотрагивается ладонью до моего лба, измеряя температуру, а потом с озадаченным видом встает передо мной, скрестив руки на груди. — Ты как себя чувствуешь? А то в обычном состоянии извинений от тебя не услышишь, — у меня не хватает сил на то, чтобы улыбнуться, и Луи хмурит брови. — Что случилось? — Я снова все испортила, — качаю головой я, поднимая взгляд на небо для того, чтобы остановить слезы. — Нам дали время, и я забрала его у нас. Мы могли бы провести его по-другому, но я заставила тебя тащиться в этот гребаный Балтимор, чтобы посмотреть на то, что я и так ожидала увидеть. — Во-первых, ты не заставляла меня идти сюда с тобой, если помнишь, я сам этого захотел, — Луи аккуратно проводит пальцами под моими глазами, смахивая выступающие слезы. — Во-вторых, мы и так сейчас рядом. Этого я и хотел — быть с тобой, так разве есть разница, где мы будем находиться? Конечно, мы могли бы делать что-то поинтереснее, чем сталкерить твою непутевую мать, но это неважно, ведь мы все равно вместе, да? Томлинсон безумно красивый: глаза на фоне пасмурного неба кажутся ярко-синими, челка выглядывает из-под капюшона толстовки, щетина на лице, прищуренный взгляд. Когда я смотрю на Луи, мне кажется, что в какой-то момент весь мир останавливается, давая нам лишнюю секунду наедине. И это самое прекрасное чувство из всех, что я когда-либо испытывала. — От твоих слов я готова расплакаться, — издаю нервный смешок я. — Хватит с меня на сегодня потрясений, ты и так уже извинилась, я до сих пор в шоке. — Луи, у нас осталось немного времени. Если ты хочешь вернуться домой в Миннеаполис, мы можем попросить Лиама, и он перенесет нас туда. — Нет, — качает головой Томлинсон, нежно улыбаясь. — Не хочу к этому возвращаться. Я всегда думал, что должен отомстить за смерть своей семьи, что должен сражаться за тех, кто уже умер, но как только в моей жизни появилась ты, я понял, что сражаться надо за тех, кто еще жив. Я не могу перестать смотреть на Луи. Иногда мне кажется, что Томлинсон — это игра моего больного воображения, и что его не существует, но как только я прикасаюсь к нему, как только чувствую запах сигарет и сладкого парфюма, то все сомнения исчезают. Его глаза словно магнит для меня: что-то вроде огня, на который летят мотыльки, и я совсем не против сгореть в нем дотла. — Знаю, что ты меня хочешь, и если ты не перестанешь так на меня смотреть, твое желание исполнится прямо на этом тротуаре. — Ты решил меня этим напугать? — усмехаюсь я. Луи так загадочно улыбается, что внизу живота мгновенно начинает приятно тянуть, а ладони нагреваются. Томлинсон медленно тянется ко мне, невесомо касаясь губами моих, и сердце начинает стучать так сильно, что кажется, будто оно сломает ребра и выскочит из груди. — Ты бы знала, как я хочу тебя, принцесса, — выдыхает он. Поверь мне, я знаю. Наша близость становится мучительным испытанием. Томлинсон облизывает нижнюю губу, будто провоцируя меня еще больше, и, если честно, у него это получается. Медленно провожу руками по его груди, сцепляя ладони в замок на шее, и оставляю несколько поцелуев на линии подбородка. Луи выдыхает, чертыхаясь себе под нос, когда я целую его в шею, и крепко сжимает мою талию пальцами, рывком прижимая ближе, из-за чего наши губы сталкиваются друг с другом. Воздух становится морозным, и я мысленно увеличиваю тепловое поле, из-за чего мы с Томлинсоном словно оказываемся в каком-то вакууме. Меня уже не волнует, что происходит рядом с нами, сколько времени у нас осталось, я просто хочу раствориться в этом моменте, раствориться в Луи настолько долго, насколько это возможно. Горячее дыхание обжигает мою шею, пальцы до приятной боли сжимают бедра, а губы начинают болеть, и мы с Луи отрываемся друг от друга, тяжело дыша. Только сейчас я замечаю, что прямо на черный капюшон толстовки парня падают крупные белые хлопья снега. Снег в середине июня. Это похоже на чудо, но мы с Томлинсоном знаем, что погода меняется из-за того, что Титаны пытаются выбраться на свободу из Тартара. Люди выходят из домов, чтобы увидеть падающие снежинки, выглядывают из окон, а мы с Луи просто стоим посередине дороги, не обращая на это никакого внимания. Даже если бы около нас сверкали молнии и рушилась земля, я бы ни за что на свете не перестала смотреть на Томлинсона. Асфальт быстро покрывается тонким белым ковром, Луи стряхивает снег с моих плеч, а я не могу оторвать взгляда со снежинок на его ресницах. — Я не хочу, чтобы наше время заканчивалось, — признаюсь я, переплетая наши пальцы. — Я тоже, принцесса. Я тоже, — нежно гладит меня по щеке он. — Но у нас впереди его очень много, и я знаю, чем мы займемся в первые сутки после битвы с Титанами. — Чем же? — Я не выпущу тебя из кровати. — Какого хрена? — раздается удивленный возглас Пейна, и я оборачиваюсь: Лиам вертится посередине дороги и быстро дергает головой, непонимающе уставившись в небо. — Это что, снег? В июне? Правильно, что ДиКаприо борется за улучшение экологии, это не нормально. К нам подкрадывается ледниковый период, — бормочет он, направляясь в нашу сторону. — А вот и он, — с издевкой произносит Луи, обнимая меня за плечи. — Я удивлен, что ты не появился прямо между нами, Пейно. — Пошли вы, я помешал вам только один раз. Может два. Три максимум, — Лиам передергивается, натягивая воротник куртки до самого подбородка. — Без десяти три, друзья, — со вздохом произносит Пейн. — Я правда не хочу мешать вам сейчас, но нам пора. Все уже собрались, ждут только вас. Лиам с грустной улыбкой показывает куда-то за свою спину, давая нам с Луи понять, что будет ждать на перекрестке. — Готова? — спрашивает Томлинсон, сжимая мою ладонь. Не знаю, о чем именно спрашивает Луи: готова ли я больше не возвращаться в Балтимор, готова ли я к встрече с Аидом, к битве с Титанами, но это неважно, ведь если рядом со мной Томлинсон, я готова ко всему. Мы неспеша идем по заснеженному тротуару, держась за руки. Я оборачиваюсь, чтобы последний раз взглянуть на до ужаса знакомую улицу, и улыбаюсь, потому что больше никогда в жизни не окажусь здесь снова.

***

— Нью-Йорк поразили аномалии: на город обрушился снегопад несмотря на то, что температура остается довольно летней — плюс семнадцать градусов. Главные метеорологи страны говорят, что такого еще никогда не случалось. Мы рекомендуем гражданам оставаться дома, пока причины снегопада не будут выявлены, — доносится высокий женский голос из маленького телевизора, подвешенного в самом углу пиццерии. У Джианни какой-то радар на кафе, где подают пиццу: как только мы все встретились на набережной около Бруклинского моста, сквозь стену падающего снега Карбоне умудрился разглядеть маленькую красную вывеску, и мы решили обсудить план наших действий тут, а не под усилившимся снегопадом. — Итак, — серьезно говорит Гарри, потирая подбородок, а затем сцепляет руки в замок, кладя их на глянцевый темный стол, — нам нужно оказаться в трех местах: Олимп, царство Посейдона и Ад. Но есть две проблемы. Первая — в царство мертвых спуститься нужно только Рори, а к Посейдону только Ариэль, потому что все остальные Боги обитают на Олимпе. Вторая — никто не знает, как выбраться из Ада обратно в мир живых. — Считай, что первую проблему мы решили, — резко произносит Томлинсон, подаваясь вперед. — С Рори пойду я. — Томмо, ты же знаешь, что это… — Мы больше не будем это обсуждать, Зейн. Сомневаюсь в том, что ты думал хотя бы секунду, если бы на месте Рори была Клио. Малик понимающе кивает, а Ли-Энн раздраженно выдыхает, закатывая глаза. Я не могу их винить за то, что они переживают за Луи, ведь пару секунд назад Стайлс говорил о том, что никто не знает существуют ли способы выбраться из Ада. — Я тоже могу пойти с Рори, — пожимает плечами Лиам. — Может, пойдем с Брайтман все? — не выдерживает Пиннок. — Не нужно будет переживать за то, победим ли мы Кроноса, останемся у Аида, потому что дороги из Ада обратно в мир живых нет. — Мой отец Гермес, проводник душ умерших, так что думаю, что я могу пригодиться, — игнорирует Пейн замечание Ли-Энн. — Либо я пойду с Престон, — от такого заявления блондинка в изумлении распахивает глаза. — Но должен сказать, что плаваю я дерьмово, так что в случае чего, тебе придется меня вытаскивать, Дори. — Я могу пойти с Ариэль, — спокойно говорит Лан. — Не знаю, пригодится это или нет, но я знаю одно заклинание, которое поможет нам… существовать под водой. Престон лишь с благодарностью кивает, обнимая себя тонкими руками за талию. К ней подходит Лиам и что-то говорит на ухо, и на лице Ариэль даже появляется улыбка. — Хорошо, это мы решили, — устало произносит Гарри, поправляя волосы, падающие на глаза. — Теперь о главном, — Стайлс раскладывает на столе старые пожелтевшие вырезки и оторванные страницы. — Царство Посейдона — это подводный город, что-то вроде Атлантиды. Попасть туда легко, выбраться тоже, чего не скажешь об Аде, — я смотрю на графитовые рисунки. — Аида состоит из двух частей: Элизиум — место, куда попадают праведники, и Тартар. Там обитают души грешников. — Грешников? — усмехается Томлинсон. — Запоминай, Пейн, про тебя говорят. — Кому вообще удалось выбраться из царства мертвых? — спрашивает Хоран. — Тесей, Сизиф, Герк, — перечисляет Стайлс. — У Орфея и Эвридики почти получилось. — Ага, — усмехается Малик, — если бы придурок Орфей не обернулся, возвращаясь из Ада, то ребята сидели бы где-нибудь на Сейшелах и пили коктейли. — Раз они вернулись, то способ существует, — тихо произношу я, пока Пиннок прожигает меня ненавистным взглядом. На глазах Ли-Энн человек, которого она любит, хочет отправиться со мной в Ад, так что я не собираюсь упрекать ее за такое отношение ко мне. — Я знаю только о жемчужинах Персефоны, — рассказывает Сая. — Они раскиданы по всему миру, и с их помощью можно вернуться из Ада, но у нас нет времени, чтобы их искать. — Орфей и Эвридика заключали с Аидом сделку, — пожимает плечами Лесли. — Может, тебе будет проще выбрать оттуда, потому что Аид твой отец? — Хотелось бы верить. Томлинсон и Пейн отходят в сторону, что-то обсуждая между собой, и мне становится слишком страшно за Луи и Лиама. И если Пейна я еще смогу уговорить не сопровождать меня подземный мир, то с Томлинсоном этот фокус не пройдет. Я знаю, что ему бесполезно говорить о том, как я переживаю за то, сможет ли он вернуться из Ада, но я все равно попробую. В конце концов, Аид никогда не появлялся в моей жизни. Никогда не помогал мне, не давал о себе знать, так что единственное, что он может сделать для меня, это отпустить из царства мертвых обратно в мир живых. А может телепортация Лиама будет работать в загробном мире, и у нас получится просто перенестись на Олимп? — Вот, что мы сделаем, — хмуро произносит Луи, опираясь ладонями на стол. — Я и Лиам пойдут с Рори, — Ли-Энн громко фыркает, но на это никто не обращает внимания. — Сая поможет Престон, а все остальные отправятся на Олимп. Мы догоним вас сразу же, как сможем. — А если не сможете? — самоуверенно уточняет Пиннок, в который раз намекая, что дорога в Ад все равно, что покупка билета в один конец. — А если не сможем сражаться с Титанами вам придется без нас. — Амичи! — радостно кричит Джианни, направляясь к нашему столику с огромными тарелками с пиццей в руках. — Представляете, только что выиграл розыгрыш, и мне дали бесплатную пиццу! Америка — моя любимая страна после Италии, сенса дубио. Если Карбоне так радует бесплатная пицца, то что же с ним будет, когда он узнает, что может сколотить целое состояние на ставках на спорт с его божественным везением.

***

Снегопад закончился так же быстро, как и начался — теперь над Нью-Йорком палит яркое солнце, превращая белый снег в грязные лужи. — Итак, — начинает Пейн, засовывая в рот огромный леденец в форме головы Авраама Линкольна, который купил у входа в метро. — Если верить информации муз, то нам нужно просто прокатиться на метро, чтобы попасть в Ад. — Всего-то, — бубню я себе под нос, спускаясь по широким ступенькам в нью-йоркскую подземку. Меня всегда успокаивал запах метро, но сейчас мне сложно находиться здесь даже на физическом уровне, ведь, теоретически, это может быть последним разом, когда я воспользуюсь метрополитеном. Не очень-то и хотелось, чтобы метро было последним местом, в котором я побывала в мире живых, но кто меня будет спрашивать. Мы фактически идем на свидание со смертью, но больше всего я переживаю не из-за того, что могу умереть, потерять контроль над способностями или навсегда остаться в Аду — больше всего меня пугает то, что из-за меня могут пострадать Луи и Лиам. — Интересно, — Пейн останавливается около огромной карты метро на стене, — на какую нам ветку? — Посмотри внимательнее, — серьезно говорит Томлинсон, кивая в сторону карты. — Уверен, на карте должен быть отмечен Ад. Может, написано маленьким шрифтом? — Это должна быть конечная? — Лиам пробегается по карте пристальным взглядом, и Луи старательно пытается скрыть свой смешок. — Кони-Айленд то еще местечко, — передёргивается Пейн. — Не удивлюсь, если это и есть Ад. Смотря на то, как Лиам внимательно изучает карту метро и искренне верит, что на ней будет написано «станция Ад, конечная», я и сама не могу сдержать смеха. — Слушайте, тут ничего не… — Пейн поворачивается к нам лицом, замечая, как мы с Луи прикрываем рот рукой, чтобы скрыть улыбку. — О, да, это очень смешно, — наигранно усмехается Ли. — Слушайте, может просто спросим у контролеров? Вон тот какой-то подозрительный, наверняка он в теме. Лиам не дожидается нашего ответа и направляется в сторону толстого высокого мужчины в синей форме, и я решаю воспользоваться моментом, чтобы поговорить с Луи. — Лу. — Если честно, я не очень хочу слышать то, что ты собираешься мне сказать. Может, не будет тратить на этот разговор время, и я просто поцелую тебя так, что все прохожие будут фотографировать нас на свои телефоны. — Я знаю, что бессмысленно просить тебя остаться здесь, но я все-таки сделаю это, — оббегаю Луи, становясь напротив него, и выставляю руки вперед. — Я понимаю, что ты хочешь мне помочь, но это слишком опасно. — Ты права, — коротко кивает Томлинсон. — Меня бессмысленно просить об этом, — он обходит меня стороной и продолжает идти вперед. — Тогда сделай для меня кое-что, — снова догоняю я парня. — Не уверен, что соглашусь. — Просто пообещай мне, что если со мной что-то случится, и у тебя будет возможность уйти, то ты сделаешь это. — Думаю, ты уже знаешь, каким будет мой ответ, — зло бросает Луи. — Лу, послушай меня, — я снова преграждаю ему дорогу собой, отчего практически врезаюсь в Томлинсона. — Ты говорил мне, что чем ближе я нахожусь к Тартару, тем сложнее мне контролировать свои способности, но что со мной будет, когда я окажусь совсем рядом с ним? Что будет, если Аид не отпустит меня в мир живых, если я потеряю контроль? Сейчас слишком много «если», Лу, но одно я знаю точно — я никогда в жизни не прощу себя, если причиню тебе боль, и никогда не прощу тебя, если не спасешься, когда у тебя будет возможность. Томлинсон покачивает головой, его глаза мгновенно становятся темными, а взгляд злым, не кольцо лампочек на бледных стенах перегорают и выключаются, и я подозреваю, что это все из-за способностей Луи. — Пообещай мне, что если у тебя будет шанс спастись и выбраться из Ада без меня, ты воспользуешься им, иначе из-за тебя я стану тем человеком, который убьет нас. Я знаю, что Луи сложно. Однажды он уже потерял родных, и сейчас он готов сделать все, чтобы это не повторилось, но мне не нужна помощь, из-за которой Луи может умереть сам. Все происходит слишком сумбурно — мы не знаем, куда идем и что нас ждет, но точно знаем, что будет нелегко, и мне нужно быть уверенной в том, что если у Томлинсона будет возможность спастись, он воспользуется ей. — Если ты не хочешь делать этого ради своей жизни, сделай это ради меня. Это самые ужасные слова, которые я только могу сказать: спастись и жить дальше ради человека, которого ты, возможно, больше не сможешь увидеть, но эти слова должны сработать. Я готова еще раз пережить день, когда пустые напали на меня в вагоне метро, готова снова сразиться с фурией или минотавром, да что уж там, я готова опять пройти Посвящение, но я не готова выдерживать этот взгляд Томлинсона: разочарованный, злой и обессиленный. — Получается, мы ходим по кругу, — выдыхает Луи. — Потому что я не прощу себя, если что-то случится с тобой. — Нет, — упрямо качаю головой я, пытаясь унять чересчур сильное сердцебиение. — Это из-за меня тебе приходится проходить через все это, так что мы не сдвинемся с места, пока ты не пообещаешь мне то, о чем я попросила. Я знаю, что это сложно, но если бы ты просил меня о таком, я бы согласилась. Потому что для меня ты гораздо важнее, чем я сама. Может, у нас еще есть шанс сбежать? И даже если миру суждено погибнуть, по крайней мере нам удастся провести это время так, как хотим только мы. — Я верю, что с нами все будет в порядке, — аккуратно беру ладонь Луи и крепко сжимаю ее своими пальцами. — Просто мне нужно услышать это на случай, если что-то пойдет не так. Томлинсон плотно сжимает челюсть, все его тело напрягается до предела, но он не пытается освободить свою ладонь — это, наверное, хороший знак. Возможно, сейчас Луи ненавидит меня. Мечтает о том, чтобы мы никогда не встречались. Но я смогу это пережить. Единственное, чего я пережить не смогу — это его смерть по моей вине. Мое сердце еще никогда не билось так сильно — мне кажется, этот стук слышен через звуки проезжающих мимо поездов, чьих-то громких криков и скрежет металла. Пальцы дрожат, поэтому я сильнее сжимаю ладонь Томлинсона, стараясь дышать как можно более размеренно. Давай же. Одно слово. Одно слово, это все, что мне нужно. — Обещаю. Это похоже на глоток воздуха после того, как тебя накрывает волной; на самый долгожданный подарок; на прохладную комнату, в которую ты входишь с палящего солнца. Прикрываю глаза, и сама не понимаю, как оказываюсь в крепких объятиях Томлинсона, и это единственный раз, когда я позволяю себе заплакать. Луи кладет подбородок на мою макушку, что-то нашептывая, но я этого не слышу. С моих плеч будто бы упал самый тяжелый груз в мире, мне стало настолько легче дышать, что кажется, что я готова умереть от переизбытка кислорода. Нехотя выбираюсь из его объятий, быстро вытирая слезы, оставшиеся на щеках. Не время раскисать, сейчас нужно собраться с мыслями и найти этот чертов вход в подземное царство. — Этот придурок чуть полицию не вызвал, — обиженно произносит Лиам. — Сказал, что если я не перестану нести бред про Ад и Богов, то он позвонит в психушку. Люди такие непросвещенные скептики, — закатывает глаза Пейн, откусывая нос бедному леденцовому Линкольну. Мы тратим некоторое время на споры о том, что может быть входом в Ад, но так и не находим ничего необычного. Исписанные граффити вагоны, рекламные постеры на грязных стенах, валяющийся мусор — обычная станция метро. Мы продолжаем ходить по станции в поисках божественного знака, когда моя голова начинает кружиться. Это происходит так неожиданно, что в глазах немного темнеет, и меня заносит в сторону. Ладони начинают гореть, и я понимаю, что это как раз тот знак, которого мы ждали. Пытаюсь ровно стоять на месте и сквозь толпу проходящих мимо людей я замечаю платформу, над которой висит табличка с древнегреческими буквами. — Умоляю, скажите, что вы тоже видите это. Луи сразу же подбегает ко мне, спрашивая, в порядке ли я, на что мне приходится лишь кивать. Неотрывно смотрю на табличку, надпись на которой расплывается и образует вполне понятную фразу. — Платформа 13. В сторону царства мертвых, — читает Пейн. — Ну что, а вот и наша остановочка! Мне кажется это абсурдом, потому что это обычная платформа. Мимо нее проходят тысячи людей каждый день, как так получается, что никто до сих пор не раскрыл секрет о существовании божественного мира? Тут никого нет. Длинный черный тоннель уходит далеко вдаль, откуда дует прохладный ветер. Обращаю внимание на таймер на стене: поезд прибудет через полторы минуты. — Как-то мне не по себе, — морщится Лиам. — Вдруг поезд будет битком набит маньяками и извращенцами, которых везут в Ад? — Ты тоже окажешься в таком поезде, — усмехаюсь я. — Ведь именно ты переспал со школьницей. — Иди ты к черту, Брайтман. — Отчасти мы туда и идем, Пейно, — издает смешок Томлинсон. Пейн нетерпеливо топает ногой, постоянно поглядывая то на таймер, то в тоннель, и я решаю немного отвлечь его. — Где ты был эти полтора часа? — Писал письмо семье, — нервно выдыхает Ли. — Положил его в почтовый ящик, а потом немного понаблюдал за ними. Прикинь, моя сестра нашла себе какого-то перекаченного хахаля. Он носит пидорские цветные майки, которые могут порваться на нем в любую секунду, и я не удивлюсь, если вместо мозгов у него протеин. Смеюсь, потому что в Лиаме включился режим типичного старшего брата, который старается защитить сестру от всяких «перекаченных уродов в пидорских майках». — Я написал, что если она не бросит его, то я натравлю циклопа на его дом. Слышится звук приближающегося поезда, ветер подхватывает сорванные постеры с пола, и тоннель освещается белыми фонарями, свет которых с каждой секундой становится все ярче. Перед нами останавливается обычный поезд, точно такой же, на котором я каждый день ездила на работу в Балтиморе. Становится даже немного обидно, ведь я ожидала увидеть как минимум проклятый поезд в огне, который был бы забит приведениями. — Карета подана, — говорит Луи, заходя в пустой вагон, и протягивает мне руку. Выдыхаю и уверенно захожу внутрь, раздается предупреждающий звук о том, что двери скоро закроются, и Пейн, зажмурившись, запрыгивает в поезд. — Чистенько, — констатирует он, оглядывая вагон. — Даже странно, все-таки в Ад едем. В самом дальнем углу кто-то сидит: это больше похоже на бледно-серый силуэт. Я не могу разглядеть лица, потому что все черты смазаны, человек больше похож на обычную тень, и я догадываюсь, что мы едем в правильном направлении, потому что недалеко от нас сидит чья-то душа. — I’m on the highway to hell, — напевает себе под нос Томлинсон, и Пейн начинает громко смеяться. — Highway to hell, — я тоже не выдерживаю и издаю смешок. — Это так странно, — качаю головой я. — Впервые мы встретились с вами тоже в вагоне метро. Ребята улыбаются, вспоминая ту ночь. Тогда я в первый раз увидела силу Томлинсона и в первый раз перенеслась при помощи телепортации Лиама. Кажется, словно это было несколько лет назад. — Станция Асфоделовый луг. Живым существам просьба выйти из вагона, — говорит приятный женский голос, когда поезд начинает останавливаться. Как только мы выезжаем из тоннеля, за мутными окнами виднеется засохший луг. Желтая трава растет из растрескавшейся темной земли, вдалеке видна стена из вялых отцветающих деревьев. Тут даже есть увядающие цветы — бледно-фиолетовые колокольчики. Что же, это не самая неприятная картина, которую можно увидеть при входе в Ад. Когда двери открываются, я ожидаю ощутить ветер, но его нет. Ни ветра, ни солнца, ни запаха — здесь нет ничего кроме оглушающей тишины. — Что за поляна из «Сумерек»? — недоумевающе спрашивает Лиам. — Асфоделовый луг это что-то вроде чистилища у древних греков, — объясняет Луи, пока мы идем по выжженой траве. — Именно отсюда начинают путь умершие души, которым пока нет места ни в Тартаре, ни в Элизиуме. — По крайней мере тут мне хочется устроить пикник, а не умереть от страха. Чем дальше мы идем, тем гуще становится туман и мрачнее картинка. Цветы и трава появляются реже, пока вовсе не исчезают, под ногами остается лишь засохшая земля, деревья кажутся черными и обгорелыми. Сквозь плотную дымку виднеется река, и на фоне блеклого мрачного пейзажа она кажется прозрачной. У берега стоит деревянная лодка, и из-за кристально чистой воды создается ощущение, будто она парит в небе над пропастью. В лодке стоит высокая худощавая фигура в длинном ободранном плаще, и я догадываюсь, что это Харон — перевозчик умерших душ, а река, что показывается перед нами, это Стикс — начало Аиды. — Что это за хрен в капюшоне? — Ну что, готовы прокатиться до Ада? — усмехается Томлинсон. Харон не двигается и только после того, как мы подходим к краю берега, он поворачивает голову. Из-под длинного капюшона можно разглядеть вытянутое худощавое лицо, черные мешки под глазами напоминают глубокие впадины, а тонкие пальцы, кожи на которых не видно вовсе, крепко сжимают весло. — Что вам нужно? — медленно спрашивает низкий хриплый голос. — Увидеть Аида, — отвечаю я. — Чтобы увидеть Аида сначала нужно умереть, — произносит Харон и отворачивается, давая понять, что наш разговор закончен. — Нет, — качает головой Пейн. — Мы сначала умирать не собираемся. Слушайте, — тише добавляет он, обращаясь к нам. — Может ему заплатить? У вас есть бабки? А то у меня из ценного только мои резиновые ботинки и этот леденец. — Имей совесть, Лиам, мы только недавно платили тебе за перемещения! — шиплю я. — Точно, а я и забыл про это, — Пейн хлопает себя по карманам крутки, доставая несколько смятых бумажек. — Эй, друг, как жизнь? — Лиам вытягивает руку, но Харон продолжает стоять неподвижно. — Никак, я понял. Слушай, давай мы тебе заплатим? Как насчет тридцати баксов? Попросишь, чтобы Аид дал тебе выходной, и купишь себе новый прикид. Лиам протягивает купюры и скелет в мантии забирает их. Через секунду деньги, лежащие на ладони Харона превращаются в пепел. — Эй, подруга, это же тридцать долларов! Пока Пейн негодует по поводу сожженных баксов, я думаю о том, что хотела бы получить, будь я частью древнегреческой мифологии, подхожу к Луи и спрашиваю: — У тебя есть драхмы? — Томлинсон непонимающе смотрит на меня. — Он согласился взять деньги, но зачем ему нужны доллары? — Я уже говорил тебе, что ты очень сообразительная? — Луи хлопает себя по карманам джинсовки, доставая пару монет. — Да, было дело. — Могу предложить свои резиновые ботинки, — не унимается Пейн, продолжая торговаться с Хароном. — Неоново-желтый сейчас в моде. — Драхмы возьмете? — перебивает Луи, протягивая монеты перевозчику душ. Прислужник Аида колеблется несколько секунд, а затем с важным видом забирает драхмы длинными тонкими пальцами, кладя их в карман плаща. — Прошу в лодку. — А нельзя было сразу сказать, какая валюта в обороте в подземном царстве? Я бы оставил тридцатку себе. — Просто заткнись и лезь в лодку. Это кажется каким-то странным сном: только что мы были в нью-йоркской подземке, а сейчас плывем в лодке по прозрачной реке. Хочу опустить руку в воду, но голос Харона останавливает меня: — Лучше не стоит. Стикс наполнен слезами умирающих душ, прикоснувшись к воде, вы потеряете всю жизненную энергию. — Спасибо за предупреждение. Томлинсон взглядом спрашивает, в порядке ли я, на что мне приходится коротко кивнуть. Перед нами стена густого тумана, и как только мы проплываем сквозь нее, все внутри меня падает внутрь, а кровь остывает: нам открывается Ад во всей его красе. Именно такой, каким я себе представляла его. — Чтоб. Меня. Имели. Стикс остается где-то позади за туманной стеной — сейчас мы парим в воздухе над возвышающимися на несколько километров отвесными скалами, к основаниям которых словно морские волны прибивает раскаленная лава. Под нами разрушенные замки, дома и горящие руины — это похоже на до безумия красивый древний город, охваченный ярким огнем. Над головой черные тучи, которые освещаются короткими оранжевыми вспышками, что больше похоже на приближающийся конец света. Снизу слышны душераздирающие крики и просьбы о помощи, и я заглядываю за бортик лодки: темные силуэты, такие же, что мы видели в вагоне метро, тонут в огненных реках и тянут руки наверх, будто все еще надеются, что их кто-то может спасти. — В огненных водах обречены на вечные мучения грешники, — монотонно произносит Харон, продолжая грести веслом по воздуху. — Грешники? — переспрашивает Луи. — Запоминай дорогу, Пейно. Голоса слышны отовсюду, и это больше похоже на пытку, будто они кричат внутри твоей головы. — Слушайте, вам бы магнитолу прикупить, — ворчит Лиам. — Включали бы музыку, пока перевозите народ, чтобы заглушать эти крики. Я вам даже посоветую парочку дисков. В центре пропасти над раскаленной лавой парит полуразрушенный замок из обгоревшего камня. Узкие башни устремлены в черное небо, на выбитых вытянутых окнах висят острые стеклянные осколки, с другой стороны к замку ведет полуразрушенный мост, который опирается на длинные каменные сваи, основания которых тонут в огненной реке. — Мрачновато, — бубнит Лиам. — Аиду бы сделать евроремонт. — Вы уверены, что хотите ступить во владения Аида? — спрашивает Харон, когда лодка останавливается около входа в парящий замок. — Если ступите в Ад, дороги обратно уже не будет. — У нас, вроде как, нет выбора, — пожимаю плечами я. Наверное, я должна нервничать и бояться — мы все-таки в подземном царстве, совсем близко к Тартару. Но единственное, что я чувствую — это какое-то странное спокойствие, будто я когда-то была здесь и знаю, что ничего плохого не случится. Мы оказываемся около входа в замок Аида — это больше похоже на крытую галерею, образованную колоннадой. Выглядит также, как и любой Парфенон, только в тысячу раз пугающе, словно нас закинули в компьютерную игру в жанре хоррор. Лодка Харона отплывает, и я понимаю, что вместе с ней исчезает наш последний шанс на спасение. С каждым нашим шагом на стенах зажигаются огромные факелы, мы идем по темному коридору, пока не останавливаемся у высокого портала. Вокруг тишина, лишь слышны наши шаги и отдаленные крики умерших душ о помощи. — Нас разве не должны встретить? — недоуменно спрашивает Пейн, оглядываясь по сторонам. — Все-таки не часто приходят в гости живые люди. Может тут где-то есть дверной звонок? И лучше бы тут и правда был дверной звонок или дворецкий, потому что навстречу нам из темноты выходит нечто огромное, больше похожее на скалу. Слабое рычание становится громче, тяжелые шаги отдаются эхом от каменных стен, и когда серая дымка рассеивается, я понимаю, что перед нами появляется Цербер. Огромные когти стучат по мраморному полу, вместо глаз — горящий огонь. Острые зубы словно лезвия, и когда собачка оскаливается, я ловлю себя на мысли, что этих зубов у него сотни. Стоит ли упоминать, что у Цербера и правда три головы? — Какой милый песик. — Подарю тебе такого на Рождество, Пейн. Это срабатывает как спусковой механизм: оглушающий рев Цербера рвет барабанные перепонки, и мы непроизвольно закрываем уши. Слюни капают с его клыков, он бьет лапой по полу, из-за чего на мраморе появляются трещины. Сквозь тонкую черную кожу виден скелет, а на спине выступают шипы. На кончиках пальцев Луи появляются белые искры, которые в любую секунду могут превратиться в молнию. Я же стараюсь успокоиться, чтобы способности никак не проявились, потому что не знаю, чем это может закончиться. Томлинсон заводит меня за свою спину, делая шаг вперед. Раздается еще один рев, и пол под ногами начинает трястись. Если мы не погибнем из-за того, что нас проглотит Цербер, то умрем, упав в огненную реку, заглядывая на тусовку к грешникам. — Ну же, Церб, — раздается приятный низкий голос из ниоткуда, отдаваясь эхом. — Разве так встречают гостей? Ярость в глазах домашнего питомца Аида не исчезает, но он смиренно отходит назад, уступая дорогу своему хозяину. Сквозь туман видно темный высокий силуэт, но с каждым шагом он становится меньше, пока не принимает человеческие размеры. Задерживаю дыхание, потому что понимаю, что через секунду я увижу человека, которого называю отцом. — Это что, Мик Джаггер? — шепчет мне на ухо Томлинсон. Выхожу из-за Луи, делая шаг вперед, и останавливаюсь напротив невысокого мужчины в кожаной куртке и узких черных джинсах. На ногах бордовые конверсы, а под кожанкой виднеется футболка с логотипом Ramones. Каштановые волнистые волосы до плеч идеально уложены, аккуратная щетина на лице, восторженные карие глаза внимательно осматривают прибывших гостей. На пальцах красуется несколько золотых перстней с крупными камнями, правое ухо проколото, Аид взмахивает волосами, рукой зачесывая их назад, и расставляет руки для объятий. — Я очень ждал встречи с тобой. Добро пожаловать домой, Рори.