Unseen

— Сколько тут вообще ступенек? — недовольно бормочет Лиам. — Олимпийцы намутили такую отпадную хату и не смогли наколдовать лифт, который бы довозил прямо до двери? Мы и правда идем дольше, чем хотелось бы. Пантеон Богов становится немного ближе, но каждый раз, когда я смотрю наверх, из меня вырывается недовольный стон — мы будто топчемся на месте, сколько бы ступеней не прошли. — Я уже весь вспотел. Хотя, когда я потею, выгляжу жутко сексуально, да, Престон? — Когда ты потеешь, ты выглядишь как умирающая рыба, выброшенная на берег, — закатывает глаза Зейн. — Отвали, я спрашивал не тебя, — отмахивается Пейн. — Томмо, скажи, ты бы переспал со мной? — За деньги? — Допустим, что да. — Сколько? — А сколько бы ты мне дал? — Тебе? — удивляется Луи. — За секс с тобой платить партнеру должен ты. — Ой, да пошел ты! Луи и Зейн смеются, и на секунду я представляю, что мы просто отправились в обычный поход, а не на Олимп, чтобы в первый и, скорее всего, последний раз увидеть родителей и попросить у них благословение на нормальную человеческую жизнь без перспективы стать следующими Верховными Богами. Ноги гудят, дыхание сбивается, оборачиваюсь назад, чтобы посмотреть, сколько мы прошли, и удивляюсь — лестница уходит вниз прямо под облака. От усталости отвлекает потрясающая картинка вокруг: каменные перила обросли диким виноградом, мраморные ступени отбрасывают нежные блики закатного солнца, которое прячется в густых золотистых облаках. Яркие цветы обвивают высокие статуи древнегреческих Богов, которые стоят на выступах горы, повсюду водопады с блестящей водой, пахнет розами, свежескошенной травой и сливками, слышно пение птиц. Мы и правда в Раю. Клио давно сняла свои босоножки, которые болтаются у Зейна в руке, и теперь идет в кроссовках Малика; Гарри постоянно кидает взгляд на Саю, которая отчаянно делает вид, что совсем не устала подниматься по лестнице. Стайлс несколько раз подходил девушке и спрашивал, как она, но Лан лишь отмахивалась от него, говоря что-то вроде «если ты не будешь отвлекать, то мне явно будет легче». Тяжелее всего дорога дается Престон — она слишком быстро устает, если рядом нет воды, поэтому нам приходится останавливаться каждый раз, когда мы замечаем реку или водопад. Малик закатывает глаза и говорит, что мы тратим слишком много времени на привалы Ариэль, на что Пейн отвечает, что если Зейн будет и дальше бубнить, то он специально спустится вниз, и тогда всем придется ждать, когда Пейно снова поднимется к нам. И только Джианни порхает, словно бабочка, напевая себе под нос репертуар итальянской оперы и постоянно подпивая из своей серебряной фляжки. — Мне уже становится интересно, что пьет Карбоне, — задыхаясь, произношу я. — Может, если выпить, откроется второе дыхание? — Помни про свою наследственность, принцесса. В твоем случае один лишний глоток алкоголя, и ты уже либо сопьешься, либо попадешь в Ад. — Придурок, — издаю смешок, качая головой. Не знаю, сколько проходит времени, когда мы наконец оказываемся прямо напротив пантеона. Перед нами несколько последних ступенек, за которыми тянется мост, мы останавливаемся, глядя наверх, а затем выдыхаем, ступая в дом Олимпийских Богов. — Наконец-то мы здесь, — облегченно выдыхает Лесли, садясь прямо на мраморную лестницу. Хоран обеспокоено подходит к ней, кладя ладонь на спину девушки, что-то тихо спрашивает, на что она, улыбнувшись, кивает. Сердце бешено стучит, руки дрожат, но Томлинсон сжимает мою ладонь крепче, заставляя успокоиться. Все внутри меня переворачивается, но я стараюсь думать о том, что нас ждет после встречи с родителями и битвы с Титанами, представляю, как мы всей нашей компанией сидим на свадьбе Джианни и Леоноры в Италии, как Лиам пытается завоевать Престон, как Зейн и Клио воспитывают детей, как мы с Луи гуляем по Новому Орлеану. Это то, ради чего мы идем к Олимпийцам, то, ради чего готовы сразиться с Титанами. Знаю, что счастливый исход для всех маловероятен, но эти мысли меня успокаивают и дают надежду на хороший финал. Мы идем по длинному мосту, под тонкой гладью воды виднеются проплывающие облака, на поверхности прозрачного озера словно в воздухе парят кувшинки. Пейн хватает Ариэль за плечи, делая вид, что готов скинуть ее с каменного мостика, блондинка взвизгивает от неожиданности, а потом начинает лупить Лиама руками. — Это какое-то волшебство, — восторженно шепчет Клио, без конца осматриваясь по сторонам. По лицу Малика понятно, что он хочет сказать: «Мы могли бы жить в этом волшебстве, если бы отказались изменить Пророчество», но парень сдерживается, лишь тепло улыбаясь, наблюдая за Адамиди. Среди этого пейзажа Клио кажется настоящей богиней: медные волосы блестят золотом, кожа светится от теплых лучей, изумрудные глаза ярко горят на фоне нежно-голубого неба. Но все мое внимание притягивает Гарри, потому что выглядит он больше, чем просто великолепно. Каштановые кудри отливают бронзой, татуировки на теле просвечиваются сквозь полупрозрачную лиловую рубашку, высокие белые брюки, бесконечное количество колец на пальцах, задумчивый взгляд зеленых глаз и изредка появляющаяся ямочке на щеке — Стайлс выглядит изумительно, точно так, как подобает выглядеть Богу искусства. По сравнению со всеми остальными, в ободранном грязном платье с ссадинами по всему телу я больше похожа на грабителя с перепоя, который собрался обнести Олимп. — Ну что, — вздыхает Хоран. — Обратного пути нет. Нет никаких золотых ворот, ведущих в Рай, встречающих тебя ангелов или торжественной игры на арфе. Достаточно лишь перейти мост, который парит в воздухе, чтобы оказаться в гостях у Богов. Высокие гранитные колонны стоят в ряд, поддерживая портик с треугольным фронтоном, украшенным статуями всех двенадцати Богов. Чтобы их рассмотреть, приходится высоко задирать голову, и я представляю, что кажущиеся отсюда маленькими, статуи в действительности намного выше, чем мы. Ожидаю увидеть внутри мерцающее золото и бесконечные картины, восхваляющие подвиги Олимпийцев, но мы попадаем в пустую ротонду, где… — Я еба… — Мы все тебя поняли, Пейно. Ротонда, окруженная мраморными колоннами, находится на самой вершине Олимпа и открывает вид на ясное сумеречное небо, где только-только начинают показываться звезды. Где-то внизу проплывают плотные розовые облака, на небе то и дело что-то мерцает, едва различимые хвосты комет разрезают небо, сквозь круглое отверстие на куполе просачивается приятный мягкий свет. В самом центре ротонды прямо на гладком мраморном полу сверкает голубое озеро, в котором короткими белыми вспышками появляются молнии, а двенадцать тронов расставлены за ним полукругом. Они стоят и разговаривают между собой, словно обычные люди на коктейльной вечеринке. На первый взгляд кажется, что Боги ничем не отличаются от нас, но чем дольше ты находишься рядом, тем больше ощущаешь себя… человеком — словно ты меньше, слабее, ничтожнее. Хотя, наверное, так оно и есть. А еще у них другие голоса — глубокие, притягивающие и гипнотизирующие. Все разговоры смешиваются в один шум, который звучит настолько громко, что кажется, будто мы оказываемся на полностью забитом стадионном концерте. Пытаюсь ухватиться хоть за какую-то фразу, но ничего не выходит, словно они издеваются надо мной, специально разговаривая на выдуманном языке. Они одеты так, как подобает Богам — железные кирасы поверх кремовых тог, платья в пол украшены золотом и серебром, у женщин на руках браслеты, обвивающие запястья тонкими линиями, у мужчин — бронзовая защита. У каждого на голове диадема в форме оливковой ветви. — Если абстрагироваться, — шепчет Малик, — можно подумать, что мы на тематической тусовке задротов-любителей древнегреческих мифов. Сначала все это напоминает сон — я теряю какую-то связь с реальностью, не понимаю, где нахожусь, что происходило со мной пару секунд назад и что меня окружает сейчас. Я будто оказываюсь на интерактивной древнегреческой выставке в музее: сумеречное небо это зеленый экран, а Боги — обычная голограмма. Все их движения кажутся плавными и грациозными, прямые осанки, беспристрастные выражения на лицах, холодный и суровый взгляд — Олимпийцы и правда безумно красивые, хотя было бы странно, если бы оказалось наоборот. Все-таки они Боги. У меня есть несколько секунд, и я нагло обвожу помещение взглядом, конечно же, задерживаясь на самой прекрасной женщине в мире. Полупрозрачное золотое платье повторяет идеальную фигуру, длинные рыжие волосы волнами разбросаны по плечам, большие зеленые глаза, оливковая кожа светится под появляющимися на небе звездами, пухлые губы всегда чуть приоткрыты. — Мама, — практически беззвучно выдыхает Клио. — Не хочу казаться бестактным, — начинает Лиам, неотрывно смотря на Афродиту, — но я бы с твоей мамой устроил пенную вечеринку! — Как же тут роскошно, просто магнифико! — восклицает Джианни, который опирается плечом на статую при входе в ротонду, и, раскинув руки, проходит вперед. Он так сильно отталкивается, что железный меч статуи пошатывается, а затем стремительно падает на пол. Хоран отскакивает назад, потому что поймать этот кусок железа нереально — он слишком большой, и меч звонко ударяется о сверкающий мрамор. А Карбоне в это время восторженно оглядывает ротонду, театрально прислоняя руки к груди, будто он турист, гуляющий по Лувру, и даже не замечает громкого падения меча. — Вот же сукин сын, — шипит Хоран. Разговоры резко прекращаются, помещение заполняет тишина, и пронзительные и настойчивые взгляды устремляются прямо на бедного Найла, который нервно заминает пальцы на руках, а затем вытирает ладони о край джемпера. — Извините, это… как-то само вышло. — Эффектное появление, ничего не скажешь, — закатывает глаза Сая, складывая руки на груди. — Не часто к нам заглядывают гости. Я не вижу, кому принадлежит этот голос, но догадываюсь сразу. Томлинсон моментально напрягается, в глазах вспыхивают белые искры, а пальцы крепко сжимаются в кулак, и это значит только одно — еще немного, и Луи не побоится воспользоваться своей силой прямо на Олимпе против Верховного Бога и по совместительству своего отца. Олимпийцы расступаются, и уже через секунду перед нами показывается Зевс. Он сидит на каменном троне, отливающим золотом, и стучит пальцами по подлокотнику, на краю которого красуется статуя орла. И как только Верховный Бог поднимает на нас взгляд, небо разрезает яркая молния, сопровождающаяся звонким громом. — Не только мы любим эффектные появления, — еле слышно произносит Пейн, кивая в сторону Зевса. — Рад, что вы добрались до Олимпа, — без эмоций произносит он, сканируя каждого внимательным взглядом. — Надеюсь, это не составило вам большого труда. — Нет, что вы, — театрально фыркает Зейн. — Всего-то три смерти, несколько напавших тварей, параллельные миры и развившейся в последней стадии алкоголизм Карбоне, а так, — Малик машет рукой, — всегда пожалуйста. Как-нибудь лет через пять обязательно повторим и придем в гости. С каждым сказанным Зейном словом мое сердце замирает от страха, потому что в любой момент Малика могут убить за его прямолинейность, и я мысленно умоляю господа заставить его заткнуться, что само по себе смешно, потому что тот, кого я прошу это сделать, сейчас сидит передо мной на золотом троне, будто украденным со съемочной площадки сериала про каких-нибудь Тюдоров. — Значит по пути к нам вам некогда было скучать, — звонкий смех брюнета в бордовом плаще проносится по ротонде, и судя по бесконечным доспехам, защищающим его тело, и острому копью в руке, я догадываюсь, что этот долбанный шутник никто иной, как Арес — Бог войны. Томлинсон дергается, срываясь с места, но я встаю прямо перед ним и обхватываю лицо Луи руками, заставляя посмотреть на меня. — Эй, успокойся, ладно, — шепчу я, быстро бегая взглядом по лицу парня. — Я знаю, что ты зол, но это того не стоит. Пару секунд Томлинсон по-прежнему прожигает взглядом кого-то за моей спиной, но когда я притягиваю его чуть ближе к себе, темно-голубые глаза наконец находят мои, а мышцы совсем немного расслабляются. Луи был где-то в своих мыслях, в которых, вероятнее всего, представлял, как кидается в обитателей Олимпа молниями, но затуманенный взгляд проясняется, и Томлинсон коротко кивает в знак того, что он в порядке и не собирается совершать необдуманных поступков. Лу берет меня за руку и выходит вперед, закрывая меня плечом. Едва заметно закатываю глаза, потому что Томлинсон защищает меня так же, как и в первые дни в Лагере, хотя на сегодняшний день я помогла завалить минотавра и гидру, выбралась из пропасти и вернулась из Ада. Несмотря на мои личные подвиги, внутри меня все по-прежнему сжимается в тугой узел, когда Луи защищает меня. Замечаю легкую улыбку, коснувшуюся губ Афродиты, и не совсем понимаю, как это расценивать. Вообще, стоять рядом с Богами довольно странно, а уж тем более получать улыбки от покровительницы любви, но щеки почему-то автоматически краснеют. — Будем же благоразумны, — подает голос женщина в длинной белой тоге и резной броне, которая закрывает грудь и плечи. — Далеко не все понимают твой юмор, Арес. — Дорогая Афина, мне повезло, что он у меня хотя бы есть. Возможно, визуально мы и не похожи на Богов, а вот по разговорам ни черта от них не отличаемся. — Смертные поднялись на Олимп, — холодный насмешливый тон заставляет мурашки пробежаться по телу, — должно быть, это действительно серьезное дело. Прямые каштановые волосы обрамляют худое лицо, карие глаза буквально заглядывают в душу, смуглая кожа переливается под светом звезд, бирюзовый плащ развивается, хотя в помещении даже нет ветра — уверена, эта дамочка сама шалит со спецэффектами, чтобы казаться пафоснее. А на Олимпе есть только одна главная сучка — Гера. — Ну, поехали, — Лиам хлопает в ладоши, потирая руки, а затем выходит чуть вперед. — Вечер добрый, родственнички. Понимаю, визит неожиданный, простите, что отвлекаем вас от адского бремени наводить мир во всем мире, но… — Томмо, давай лучше ты, — перебивает Пейна Зейн, вальяжно облокотившийся на одну из колонн. — А то тирада Пейно растянется, и тогда защищать от Титанов будет уже некого и нечего — они всех убьют. — Какого хрена, Малик? — обиженно бубнит Лиам, отходя назад. — Я ходил на кружок актерского мастерства, у меня за все монологи было «отлично». Луи прожигает взглядом Зевса, и я замечаю, насколько они похожи, сколько бы Томлинсон от этого не отнекивался. Темно-русые волосы и бороду тронула седина, прищуренные голубые глаза спрятаны под густыми бровями, суровый, но внимательный взгляд, губы сжаты в тонкую полоску. Теперь я легко могу представить, как Томлинсон будет выглядеть лет через тридцать, и, если честно, меня более чем устраивает. — Мы бы никогда в жизни не пришли сюда, — с презрением выплевывает Луи, — но другого выхода, к сожалению, нет. Нам нужно благословение, чтобы изменить Пророчество. Томлинсону настолько противно находиться здесь, что он четко и быстро выкладывает всю информацию, надеясь на скорый ответ. Удивленные взгляды Богов устремляются прямо на нас, и сейчас я замечаю, что каждый из них украдкой смотрит на своих детей. В глазах Афродиты и вовсе застыли слезы, она улыбается Клио, что неимоверно злит Зейна, а в глазах Адамиди читается детская радость. — Кажется, разговор перешел в слишком напряженное русло, — произносит молодой мужчина с бешеными каштановыми кудрями. — Не хотите выпить вина, чтобы снять повисшее между нами напряжение? — О, а вот и батя Карбоне активизировался, — хмыкает Зейн. — Сейчас сядут на пару, и начнутся пьяные семейные примирения. — Формидабиле! Я, пожалуй, не откажусь, — пошатывающейся походкой Джианни устремляется куда-то вперед, и я перестаю обращать на него внимания, потому что знаю, что с любовником фортуны не случится ничего плохого. Максимум, что может произойти, так это испачканные красным вином белоснежные штаны итальянца. — Но Пророчество невозможно изменить, — отзывается Афина, полностью разворачиваясь к нам лицом. — Если только вы… — Не договорились с тремя дамочками из фан-клуба вязания? — спрашивает Пейн. — Да, мы нашли Мойр и любезно попросили найти выход из такой неприятной ситуации, потому что у меня в ближайшее время, не знаю, как у всех остальных, в планах записаться на йогу, а на Олимпе этого сделать нельзя. — Но это невозможно, — усмехается Гера. — Найти Мойр и так мало кому удавалось, но просить их о том, чтобы переписать человеческую судьбу? Довольно! Я больше не намерена слушать этот бред! — Боюсь, что это правда, Гера. Зевс продолжает смотреть на нас так, будто в любую секунду от скуки сможет нас убить (хотя, чисто теоретически, он способен это сделать). Взгляд светло-голубых глаз тяжелый и давящий, я еле-еле его выдерживаю, а вот Томлинсону это не составляет никакого труда. Гера замирает, с презрением оглядывая нас, а затем издает смешок. — Хочешь сказать, что они нашли в себе смелость просить Богинь судьбы об изменении Пророчества? — Да, а вот для одной встречи со своими детьми вы смелости так и не нашли, — фыркает Лан. Замечаю, как Гарри разочарованно качает головой — наверное, он хотел разрешить назревающий конфликт мирным путем, но не все здесь обладают таким понимающим и мягким характером. Стайлсу бы не хотелось разводить драму, и когда в разговор вмешалась Сая, это его расстроило. Женщина, на которую неотрывно смотрит Лан, снимает глубокий темный капюшон, показывая свое лицо. Черные, словно уголь, длинные волосы, белоснежная кожа, на фоне которой тонкие губы кажутся бордовыми, светло-серые глаза, словно ярко обведены черным карандашом — в ней есть что-то зловещее и таинственное, нет сомнений в том, что это Геката. — Значит, вы хотите изменить Пророчество? — спрашивает мужчина, и, клянусь, мое сердце пропускает удар, а в животе начинают летать бабочки. — Я бы очень хотел узнать, как это возможно? Теперь ясно в кого пошел Стайлс: светло-русые волосы слегка вьются, падая на загорелое лицо, янтарные глаза с зелеными крапинками светятся добротой и интересом, золотая тога красиво спадает с одного плеча, прикрывая мускулистую фигуру — Аполлон похож на австралийского серфера, которого хотят все девушки побережья, и, надо сказать, на его серфе я бы с удовольствием покаталась. Слава богу Томлинсон владеет электричеством, а не телепатией, и не может сейчас прочитать мои мысли. — Возможно то, что мы делаем, это противоестественно, — спокойно начинает Гарри, — потому что мы хотим переписать то, что было создано тысячелетия назад, но раз существует способ вмешаться и изменить судьбу, которую выбрали за тебя, им нужно воспользоваться. — И ты еще говоришь, что я долго заряжаю свою речь, — обиженно шепчет Пейн Зейну. — Кто-нибудь начните играть на арфе, чтобы Стайлсу было комфортнее, — усмехается Малик. — Мы не хотим быть следующими Олимпийцами, — перебивает Луи. — Оставляем эту участь вам, тем более что у вас это неплохо получается. Мы росли на земле, нас воспитывали обычные люди, и мы хотим быть именно ими — как вы выражаетесь, простыми смертными. Если вы дадите нам свое благословение, конец Пророчества изменится, нам не придется занимать ваше место, вы не превратитесь в пыль, останетесь Богами и продолжите вершить правосудие на земле, а мы вас больше никогда не потревожим. Думаю, что сделка более чем выгодная. Наконец на лице Зевса проскакивает удивление и интерес. Он подается вперед, уперевшись локтями в колени, кивает своим мыслям, а затем встает, медленно направляясь в нашу сторону. — Вы слишком самоуверенны, — хмыкает Зевс, останавливаясь напротив нас с Луи, — раз пришли сюда. Не будь вы нашими детьми, никогда бы не ступили на священные земли Олимпа. — Будь мы обычными людьми, мы бы сейчас сидели в Макдональдсе, — не затыкается Лиам. — Но я рад видеть тебя, сын. Томлинсон устало усмехается, разочарованно покачивая головой, и расслабленно засовывает руки в задние карманы джинсов, перекатываясь с пятки на носок. — Обойдемся без отцовских наставлений и рассказов о том, как тебе не хватало… как ты сказал? Сына? — Луи, я знаю, ты рассержен… — Да, — отрезает парень, и я чувствую, как его тело пробивает мелкая дрожь. — Не сложно догадаться, как я ненавижу этот мир, но больше всего меня бесит то, что я и сам являюсь его частью, являюсь частью чего-то, что приносит только боль. Не буду говорить о том, как нуждался в отце, потому что у меня была прекрасная семья, но именно из-за тебя и гребаной божественной крови их больше нет. Тебя никогда не было рядом, Зевс, а ты даже не помог сохранить жизнь людям, которых я люблю, — тон Луи холодный и уверенный, Томлинсон не показывает слабости, хотя я знаю, насколько тяжело ему говорить об этом. — Ты не помог, когда я сам становился тем, кто причиняет боль. Я собственными руками был готов убить своих друзей, но даже тогда ты решил не вмешиваться в жизнь обычных людей, ведь для тебя я не сын, а простой смертный с долбанными привилегиями, но они мне не нужны, — Луи делает шаг вперед, подняв подбородок. — Забирай их. Забирай все, что делает меня хоть каплю похожим на тебя. Зевс сдержанно выслушивает все, что говорит Томлинсон, не показывая ни единой эмоции. Густые брови слегка поднимаются, наверное, отец Луи никак не ожидал, что он так легко откажется от способностей, которые достались ему от Верховного Бога Олимпа. — Я знаю, как все это выглядит с твоей стороны, Луи, — спокойно начинает он. — Отец, который бросил семью и ни разу не появился, но в первую очередь я Верховный Бог Олимпа, а законами нам запрещено… — Запрещено присовывать простым смертным? Как-то ты не особо и соблюдаешь свои же законы. — Нам запрещено спускаться на землю чаще, чем раз в сто лет, даже к собственным детям, а вмешиваться в порядок жизни людей и менять их судьбы — не в нашей власти. — Это как раз в твоей власти, — раздраженно отвечает Луи. — Удобно прикрываться законами, когда не хочешь лишний раз напрягаться и помогать тем, в чьих жилах течет обычная кровь? — Не парься, Зевс, — машет рукой Пейн. — Наш президент точно такой же! — Только вот один факт никак не сходится, — Томлинсон делает вид, что задумывается, а потом щелкает пальцами. — Если ты так против вмешательства в жизнь смертных, как же так получилось, что Айла оказалась проклята тобой? От упоминания этого факта я напрягаюсь, стараясь не дышать. Все сказанное Аидом потихоньку собирается в голове после приключений в Тартаре, и я вспоминаю про проклятье Зевса, которое навсегда разрушило жизнь не только Айлы, но и мою собственную. — Того требовала не земная жизнь, а божественная. Только так я смог напомнить Аиду о том, кем он является, и заставить вернуться к обязанностям, которые не может исполнить никто, кроме него. — Какой же ты козел, — усмехается Луи, и я жду, когда Зевс разозлится, а потемневшее небо за ним пронзит яркая молния. — Ведь для тебя это ничего не значит — морально убить человека, испортив жизнь всем его близким, ради целей, которые ты называешь «божественными». — Я не жду, что ты когда-нибудь поймешь меня, Луи, — Зевс вздыхает, широкие плечи опускаются, глаза сужаются, но взгляд становится мягче. — Ведь у нас с тобой разные цели. Моя — сделать так, чтобы все в мире имело равновесие, было справедливым. Твоя, полагаю, стать человеком. Я могу сказать о том, что это огромная ошибка, потому что такие способности, как у тебя, это дар… — Который приносит только боль и проблемы. — В таком случае, может ты не до конца понял, как с ним обращаться? Этот вопрос словно резкий удар ножом в спину. Не знаю, что это: советы отца, замученного совестью из-за полного отсутствия в жизни своего ребенка, или же какая-то манипуляция, чтобы не давать нам благословение. Напряженно выпрямляюсь, поглядывая на Лиама, который точно так же, как и я, внимательно следит за разговором Зевса и Луи. Замечаю, что все остальные ребята стоят рядом со своими родителями и не обращают на нас никакого внимания — собственных драм сейчас им вполне хватает. Томлинсон долго смотрит Зевсу в глаза, и мне начинает казаться, что они разговаривают ментально. Что, если Луи передумает, если откажется получать благословение и решит взойти на божественный престол вместо своего отца? — Я понял только одно, — Луи качает головой, словно отгоняя все ненужные мысли. — То, что я достоин жизни, которой желаю для себя, после всего, через что пришлось пройти. — Не боишься, что жизнь, которую ты для себя хочешь, разочарует тебя? — Она не сможет меня разочаровать, — произносит Томлинсон, оборачиваясь и оглядывая меня. — Потому что я смогу быть рядом с человеком, которого люблю. Сначала мне кажется, что слова Луи мне послышались, но судя по восторженному лицу Лиама, которое он смущенно прикрывает руками, Томлинсон и правда это сказал. Резко выдыхаю, будто мне в грудь прилетает баскетбольный мяч, все тело слабеет, а колени подкашиваются, но я стараюсь вести себя сдержанно, а не как бешеная девочка-фанатка на концерте любимой группы, хотя мне хочется прыгать и кричать на весь мир о том, что Луи Томлинсон… любит меня? Внутри будто взрывается фейерверк, сердце бешено стучит, ломая ребра, щеки краснеют, становится слишком жарко. Шокировано смотрю на Томлинсона, не веря тому, что он сказал это при таких обстоятельствах: на Олимпе среди Богов за мгновения до битвы. Луи ведь не пытается признаться в своих чувствах, пока у него есть время? Оглядываю ротонду в поисках кого-нибудь, кто слышал признание Луи, но все смешивается в размазанную картинку, голова кружится, и мне хочется просто сорваться к Томлинсону, чтобы поцеловать, как обычно целуют в кино. — Раз уж ты решил, — говорит Зевс, смотря на меня, а затем переводя взгляд на Луи, — то так тому и быть. — Ты и правда согласен на это? — возмущенный голос Геры пронзает секундное молчание, и я закатываю глаза. — Помочь смертным в их желаниях? Это не похоже на тебя, Зевс. — Знаешь, что, — не выдерживаю я, подходя к шатенке, и все остальные обращают свое внимание на нас. — Твоя дочь погибла, чтобы дать нам шанс попытаться все исправить, и мы сделаем все, чтобы получить благословение. Видимо, ты кое-что не уловила, поэтому объясню еще раз: если мы его не получим, вы вместе со всей своей тусовкой превратитесь в пыль, и больше не будет никаких платьев из золота, оливковых ветвей на голове и божественного спа по выходным, — Гера удивленно смотрит на меня, но мне плевать, есть ли у них на Олимпе спа-салоны, и понимает ли вообще меня мать Ли-Энн. — Либо мы получаем то, за чем пришли, либо ваше правление миром на Олимпе закончено. — Раунд! — радостно кричит Пейн и машет руками, пародируя реперов. Гера смеряет меня долгим презрительным взглядом, но я складываю руки на груди и выжидающе смотрю на нее в ответ, даже не думая уходить. Томлинсон нагло усмехается, расслабленно закидывая свою руку мне на плечо. — Молодец, принцесса, — довольно шепчет он на ухо. — Моя школа! За пределами ротонды раздается шум, а затем отборный мат, и через секунду прямо с неба к нам падает мужчина. Он быстро встает, отряхиваясь, замечаю на его ногах белые форсы с крыльями, которые устало и медленно взмахивают. На голове кепка с теми же крыльями, которая прячет каштановые волосы, синяя тога неаккуратно повязана вокруг его тела. — Черт, до сих пор не научился приземляться в этих кроссовках, — спокойно произносит он, словно секунду назад на падал с неба на холодный мраморный пол. — Простите, что опоздал, сбился с курса из-за обуви, пока возвращался из Элизиума. Как только привык к кедам, смертные уже выпустили новую модель кроссовок, когда они только все успевают? — Классные педали, — равнодушно хмыкает Лиам, складывая руки на груди. — Дашь погонять? Мужчина медленно поворачивается на слова Лиама, взгляд карих глаз с удивлением и интересом осматривает парня, а затем издает добрый смешок, поправляя козырек кепки. — Ну здравствуй, сын, — радостно произносит он. — Если бы знал, что увижу вас на Олимпе, захватил бы с собой навигатор, чтобы добраться быстрее. — Здорово, бать. Ничего, мы уже почти все решили, не парься. Боже, Пейн до смешного похож на своего отца, я старательно сдерживаюсь, чтобы не издать смешок. — Думаю, что мы должны дать нашим детям то, чего они заслуживают, — кивает Афина, награждая Лесли строгим взглядом. — Один раз, — начинает женщина, чьи темные волосы убраны в греческую прическу, заколотую оливковой ветвью. За спиной виден лук со стрелами, шлейф темно-кораллового платья тянется позади, взгляд карих глаз, в которых застыли слезы, устремлен на Найла, — закон можно обойти. Настало время хотя бы на мгновение стать родителями. — Что ж, — Арес хлопает руками, растирая ладони, — не буду врать, соглашусь с вами только из-за того, что не планирую покидать Олимп, чтобы какие-то сосунки заняли наше место! — Кто бы сомневался, — фыркает Зейн. — Отец из тебя хуже куска самого смачного дерьма. Пока Олимпийцы активно решают, является ли их благословение нарушением божественного закона, я неотрывно смотрю на Томлинсона, пропуская мимо ушей ярые споры. На лицо парня падает мягкий нежный свет, оттеняя скулы, губы замерли в его фирменной насмешке, и даже бесконечные ссадины не делают его менее красивым, скорее, наоборот. В голубых глазах пляшут маленькие искры, Томлинсон прищуривается, поворачиваясь ко мне. — Принести тебе акварель и кисточки? — неожиданно спрашивает он. — Что? Зачем? — Чтобы ты нарисовала мой портрет, конечно. Так смотришь на меня, мне даже неловко. — Идиот, — усмехаюсь я, но затем моментально становлюсь серьезной, что не остается без внимания Луи. — Ты хочешь о чем-то меня спросить, — киваю, подбирая в голове правильные слова и стараясь отогнать так не вовремя взявшуюся панику. — О чем? — То, что ты сказал… — тихо произношу я. — Это ведь не потому, что… — Полагаю, мы все решили, — громко произносит Зевс, и в помещении становится непривычно тихо. На потемневшем небе мерцают целые созвездия, озеро посередине ротонды отбрасывает светло-бирюзовые блики на высокие колонны. Олимпийцы становятся рядом со своими тронами, поворачиваясь лицом к озеру, в котором медленно начинает появляться водоворот. — Подойдите ближе, — приказывает Зевс. Не раздумывая, Луи берет меня за руку и тянет за собой, вставая прямо напротив Зевсом, который стоит, раскинув руки в стороны. Когда мимо меня проходит Джианни, я молюсь, чтобы Карбоне не свалился в эту магическую лужу, потому что идет он зигзагами от количества выпитого с Дионисом алкоголя. Все темно-синее небо вспыхивает, ослепляя белым светом, а затем раздается глухой раскат грома, от которого пол под ногами вибрирует, а сильные порывы ветра бьют по ушам. — Вы ведь понимаете, что можете погибнуть? Если бы вы следовали Пророчеству, остались бы в живых, пусть и в другой ипостаси, а сейчас ваша судьба изменится, и никто не сможет предугадать ее исход. — Мы не будем отказываться от намеченного пути, — уверенно произносит Стайлс, который стоит напротив Аполлона неподалеку от нас. — Какие купить конфетти? — вопит Пейн. — Простите, ребята, но я не слышу, что вы говорите! — Лиам вертит пальцем около уха. — Очень сильный ветер! — Напомни мне убить его, когда разберемся с Титанами, — говорит мне Томлинсон, и я усмехаюсь. — В таком случае, ваше время пришло, — Верховный Бог кивает остальным, поднимая руки, а затем резко сбрасывая их вниз, разводя в стороны. Водоворот становится больше, вызывая сильный холодный ветер, который поднимает мои волосы и треплет платье. Молнии в хаотичном порядке разрезают небо, но жуткого грохота уже не слышно за журчанием воды и непонятными древнегреческими словами, что произносит каждый Олимпиец. Оглядываюсь, чтобы проверить остальных ребят, и вижу, как невидимая сила толкает Саю прямо в бирюзовое озеро, водоворот в котором, кажется, тянется до самой земли. Сперва порываюсь подбежать к краю, чтобы хоть как-то помочь Лан, но потом замечаю, что и Клио, и Найл, и Зейн оказываются внутри водоворота, через секунду в нем исчезая. — Отлично, новый способ оказаться на земле! — кричит сквозь поднявшийся ветер Пейн. — Что придумают в следующий раз? Вертолетную лестницу или каждому выдадут личный реактивный ранец? — Будь осторожен, сын. Это последнее, что я слышу перед тем, как ощущаю мощный толчок и оказываюсь внутри бирюзового озера.

***

Первое, что я чувствую — это запах гари и железа. Резко распахиваю глаза, и уже не удивляюсь тому, где оказываюсь, потому что все эти перемещения между мирами стали чем-то привычным. Меня больше удивляет то, во что превратилось это место. На высоких деревьях болтаются редкие листья, которые плавно опадают вместе с золой. Потемневшая трава покрыта инеем, над головой проплывает густой дым, который тянется откуда-то издалека. Слышны чьи-то крики и звук металла, а еще что-то давящее на уши, будто долгий приглушенный пароходный гудок. Северный лес Лагеря полубогов превратился в декорацию к апокалиптическому фильму, и что самое ужасное, это слишком похоже на ловушку, в которой я побывала благодаря Тартару. Остается надеяться, что исход в реальном мире будет не таким. Издалека тянутся фиолетовые тучи, воздух становится душным и спертым несмотря на то, что стволы деревьев и землю все больше и больше покрывает иней, резкие порывы ветра больно бьют по лицу. — Какое-то слишком клишированное начало конца всего мира, — нервно хмыкаю я. — А тебя вообще сложно удивить, Брайтман, — слышу голос Томлинсона и оборачиваюсь. — Помню, как ты сказала, что вся ситуация с Титанами и Пророчеством жутко банальная. — Я до сих пор так думаю. — Дом, милый дом! — восклицает Пейн. — Должен признаться, что скучал по Лагерю. — Смотрите, — произносит Ариэль, неотрывно глядя куда-то за деревья, и все оборачиваются. На темной земле лежит прозрачный потрескавшийся осколок с паутиной из бледно-голубых линий. Гарри подходит к нему ближе, присаживаясь на корточки, и несколько раз едва заметно кивает. Поднимаю голову вверх, внимательно присматриваясь, и вижу, что купол, некогда предназначенный для защиты всех обитателей Лагеря, сейчас полностью разрушен, а прозрачный осколок, что лежит на земле — это его часть, которая потеряла свои магические свойства. — Титаны уже близко, — Лан выходит вперед, вглядываясь в даль сквозь деревья. — Решили сначала избавиться от полубогов, чтобы обычных людей было некому защищать, поэтому и разрушили нашу единственную защиту. — Я понимаю, конец света и все такое, — нервно тараторит Найл. — Но купол можно уничтожить только при физическом контакте, а Титанов здесь еще не было, иначе бы все были мертвы. Как так вышло, что защитный купол рухнул еще до их нападения? — Думаю, у них есть свои способы, — пожимает плечами Зейн, обнимая Клио за талию и прижимая чуть ближе. — Все-таки эти задроты обладают охрененной силой, произнесли пару магических словечек прямо из Тартара, и вуаля. — Или же его уничтожил кто-то заранее, — подытоживает Стайлс. — Уверен, что на свете есть множество существ, мечтающих стереть Лагерь с лица земли, и если бы купол можно было уничтожить обычным заклинанием, то он бы давно потерял свои свойства. — У минотавра получилось уничтожить купол, — вспоминаю я свою вторую встречу с мифологическими киллерами. — Минотавр считается самым физически сильным существом, — объясняет Луи. — Поэтому ему удалось пробить защиту, но… — Томлинсон останавливается, сужая глаза, будто восстанавливает в голове все события. — Само его нападение очень странное. Минотавров осталось мало, а еще они охренеть, какие тупые, вряд ли он сам нашел Лагерь и решил своими грязными копытами затоптать всех полубогов как на долбанном Вудстоке. — Думаешь, кто-то специально натравил минотавра на Лагерь? — спрашивает Лесли, поправляя лямки от большого джинсового комбинезона. — Зачем? Давящий звук становится громче, складывается ощущение, что мы просто пришли в кинотеатр на фильм ужасов, а на фоне начальных титров играет леденящая мелодия, после которой на экране обязательно появляется скриммер. — Хотел бы я знать. Мы идем в сторону, откуда доносится звук, тонкая корка льда хрустит под ногами, ветер свистит между деревьев, с каждой секундой картинка становится все мрачнее. В душу закрадывается страх, который крепкими холодными щупальцами сковывает сердце, руки начинают трястись, но я сжимаю их в кулаки. У меня даже не было времени представить, что нас ждет, и вот сейчас я иду на встречу с чем-то, что может погубить каждого из нас. — Томлинсон, — тихо зову я, хватаясь за рукав толстовки парня. Помимо страха и паники меня преследует ощущение того, что Луи решил попрощаться со мной, признавшись в чувствах, и, клянусь, проще было бы умереть прямо здесь и сейчас, чем выдерживать эмоции, которые накрывают меня с каждой секундой все сильнее и сильнее, словно засасывающий меня водоворот. Вдруг я больше не увижу его? Не услышу хриплого смеха, дурацких шуток и того, как Луи постоянно поет себе под нос? Не увижу сигарету, которую он всегда прячет за ухом, очередной толстовки, хитрой ухмылки и голубых глаз? Вдруг я больше не почувствую его тепла, не смогу коснуться или поцеловать? Парень останавливается, взглядом пробегаясь по моему лицу, и впервые за долгое время я хочу заплакать. Будто из-за этого что-то изменится, Луи послушает меня, и мы успеем убежать далеко-далеко, где никто не сможет нас найти. Нервно хватаю парня за воротник джинсовой куртки, стараясь подавить подкатывающую истерику, и выдыхаю. — Брайтман… — тихо произносит Томлинсон, заметив, как меня трясет. — Нет, Луи, — голос срывается, я как сумасшедшая оборачиваюсь по сторонам, чтобы распознать каждый звук и движение, надеясь, что у нас есть еще хотя бы секунда. — Скажи мне, что ты не прощаешься. — О чем ты? — На Олимпе ты сказал своему отцу о том, что… — поднимаю взгляд на Томлинсона, и мое сердце со свистом падает вниз, — о том, что ты чувствуешь ко мне. И мне нужно знать, что таким образом ты не решил сделать это, пока у нас есть время, что ты не решил попрощаться. — Эй, — Луи нежно дотрагивается ладонью до моей щеки, — принцесса, успокойся. — Просто скажи мне, что это не признание в любви на тот случай, если у нас больше не останется шанса сказать это друг другу. Его глаза такие светлые, взгляд внимательный, Томлинсон пропускает через себя каждое слово, и то ли из-за его присутствия рядом, то ли от страха мне становится невыносимо душно. — Потому что если так и есть, если что-то пойдет не по плану, то я никогда не прощу себя за то, что не призналась тебе в ответ. — Не хорони нас раньше времени, Брайтман, и прибереги свое признание на потом, — мягко улыбается он. — Будем считать, что услышать его — мой стимул вытащить нас из очередного дерьма. Изо всех сил стараюсь не расплакаться, нервно киваю головой, как китайская игрушка на торпеде в машине, ладони горят так, что на них легко можно поджарить яичницу, и я резко одергиваю руки, боясь обжечь Луи. — Но даже если что-то случится, — Томлинсон упрямо обхватывает мои ладони и возвращает их к себе на грудь. — Знай, что я всегда буду рядом. В этом мире или в любом другом, мы обязательно встретимся, потому что это наша судьба. Я найду тебя даже если попаду в Ад, даже если ты решишь сбежать от меня на край света, Рори, потому что я не собираюсь отпускать тебя ни в каких из вселенных, ни при каких обстоятельствах. Если меня не окажется рядом, будь уверена, что я выберусь из могилы, пройду через огонь и проливной дождь, чтобы снова увидеть тебя. Не замечаю того, как слезы сами начинают течь по лицу водопадом, Луи кладет свои руки на мои щеки, большими пальцами вытирая мокрые дорожки. Вокруг нас мир буквально рушится, но все, что меня сейчас волнует, это парень с ярко-голубыми глазами, которой стоит передо мной, и когда я чувствую его губы на своих, то всего лишь на мгновение забываю о том, что нас ждет. И это мгновение дороже любой прожитой или предстоящей секунды моей жизни.

***

— Твою мать, — закатывает глаза Лиам. — Все битвы всегда происходят в лесу? Меня пугают эти деревья, лучше бы сражались где-нибудь на Мальдивах. Мы выходим на открытый луг, темное небо над которым, кажется, опускается настолько, что до него можно коснуться рукой. В дали виднеются заснеженные горы и высокие деревья, покрытые льдом, влажный душный воздух окутывает с ног до головы. — И долго нам еще ждать? — нетерпеливо интересуется Пейн, топая ногой по холодной земле. — Прости, что Кронос не выслал тебе приглашение на махыч с точным временем, — фыркает Зейн, смотря на темно-фиолетовое небо. — Может, нас разыграли, — пожимает плечами Хоран. — И нет никаких Титанов, которые хотят уничтожить человечество. — Ага, а весь Лагерь — это декорация к фантастическому фильму, а наши способности — результат спецэффектов. — Отсюда надо бежать, — в панике тараторит Престон, нервно оборачиваясь по сторонам. — Надо бежать, пока не поздно. Может, нам свыше дают шанс, чтобы сделать это. — Эй, гуппи, перестань нервничать, — Пейн убирает влажные белоснежные пряди с лица Ариэль, заставляя посмотреть на него. — После всего этого барагоза мы сразу же пойдем ко мне в домик и займемся тем, о чем ты так давно мечтаешь, — Лиам подмигивает Престон, и она грустно усмехается сквозь выступившие слезы, а потом тихо добавляет: — Я буду рядом и не дам тебя в обиду, ничего не бойся, — и целует в макушку, прижимая блондинку к себе. — А это еще кто? — спрашивает Лан, обращая наше внимание. Всматриваюсь в темную фигуру, которая появляется на горизонте: широкие плечи, спутанные золотистые волосы, отросшие до плеч, выглядывают из-под капюшона темной мантии, уверенная знакомая походка. Сначала мне кажется, что зрение меня подводит, но когда человек подходит ближе, не остается сомнений в том, что это Герк. — Какого черта? — Геркулес пришел дать мастер-класс как побороть мифологических существ? — усмехается Малик. — Или он хочет примазаться к нашей будущей славе? Прости, мужик, но твои подвиги уже закончились, дай другим войти в историю. Не знаю, чувствует ли это кто-то еще, но жуткий холод пронизывает до костей, ощущение страха медленно прокрадывается в самые дальние уголки души, руки вспыхивают огнем и чешутся так, что мне хочется содрать с них кожу, и такая реакция у меня может быть только на одного человека. Точнее, на одно существо, но… этого ведь не может быть. — Как приятно наконец-то видеть всех полубогов в сборе! — восторженно восклицает Герк, потирая руки. — Жаль малышку Ли-Энн, но чего только не сделаешь ради любви. — Лу… — цепляюсь за локоть Томлинсона, наклоняя его ближе к себе, но парень не двигается с места, пытаясь разглядеть силуэт, появляющийся из темноты. Геркулес все еще остается в тени, и чем ближе он подходит, тем сильнее мои способности обжигают меня изнутри, и когда Герк наконец выходит на свет и снимает капюшон, тишину пронизывают удивленные вздохи и отменная брань Зейна и Лиама вперемешку с итальянским матом Карбоне. — Не может быть, — шепчет Клио, делая шаг назад и прикладывая руки к губам. По всему лицу Герка тянутся тонкие темные татуировки, ярко-красные шрамы и глубокие порезы, а глаза с каждой секундой становятся темнее, пока не превращаются в две угольно-черных дыры. — Надеюсь, я произвел эффект неожиданности, — усмехается он. — Твою мать, — возмущается Пейн, но его лицо не выражает никаких эмоций, он лишь пристально всматривается в Герка, пытаясь окончательно убедиться в том, что он пустой. — Никому нельзя верить, все оказываются продажными уродами. Это похоже на чей-то злой розыгрыш, потому что у меня никак не укладывается в голове, как полубог, который защищал остальных от всех опасностей, в итоге оказался главным злодеем этой истории? — Вероятно, сейчас последует душещипательная история о том, как ты решил продать душу Кроносу, — настороженно бросает Зейн, медленно загораживая собой Адамиди. — Меня всегда раздражал твой сарказм, Малик, — издает смешок Геркулес. — Хорошо, что шутить тебе осталось недолго. — Ты защищал нас… — Престон выходит вперед, удивленно смотря на директора Лагеря, но Пейн тут же хватает ее за руку, останавливая. — Ты помогал нам во всем, оберегал, так почему… — Почему я решил продать душу Кроносу и освободить Титанов на волю? Все очень просто, мои милые: мне надоело топтаться на месте. — Сомневаюсь, что таким способом ты добьешься продвижения по службе, — хмыкает Лан. — О, ты ошибаешься, ведьмочка. Земля под ногами начинает вибрировать, и почему-то мне кажется, что это плохой знак. Когда откуда-то снизу раздается приглушенный нечеловеческий вопль, я понимаю, что дело и правда полное дерьмо. — После того, как я совершил свой двенадцатый подвиг, каждый знал мое имя. Я был героем, но даже после всего, что я сделал, меня не пустили на Олимп, даже не одарили способностями, — на лице Герка появляется грустная улыбка, которая постепенно превращается в злой оскал. — Все, чем меня наградили, это Лагерь для полубогов, чтобы я мог следить за слабаками, вроде вас, и учить детей от союза Бога и человека всему, что им нужно знать. А потом, пуф, — Герк щелкает пальцами, — и про меня все забыли. Во всех мирах постоянно твердят про Олимпийцев, но никто никогда не думал о том, что именно благодаря мне и моим подвигам мир еще не разрушился. — Зря ты так, — пожимает плечами Луи. — Про тебя на земле сняли целый мультфильм. — И потом я понял: — продолжает свою исповедь Герк, к счастью, не обращая внимания на слова Томлинсона, — зачем я спасаю мир, в котором до меня никому нет дела, когда я могу создать свой собственный? Толчки под землей становятся похожими на землетрясение, и с каждой секундой удерживать равновесие становится все сложнее. Фиолетовые тучи сгущаются, ветер стихает, духота забирает последние нормальные попытки дышать, заставляя жадно и прерывисто глотать воздух. — Когда я узнал про Пророчество, то подумал, что это будет идеальным временем для того, чтобы установить свои порядки. Зачем ждать судного дня, когда Титаны сами захотят выбраться из Тартара, если можно немного ускорить этот процесс? На небе яркой вспышкой появляется молния, и я догадываюсь, что своим проникновенным монологом Герк уже доводит Томлинсона до крайней точки. — Продав свою душу, я обеспечил Кроносу и Титанам преждевременное освобождение из Тартара, а себе гарантию того, что не только Олимпийцы будут мертвы: их детки, которые по Пророчеству должны занять родительский трон, тоже, а заодно и все человечество — это так, приятный бонус. — Ты поторопился с выводами, Герк, — сужает глаза Луи, и над нашими головами раздается оглушающий гром. — Хрен ты нас загасишь, ублюдок. — При всем уважении, — Геркулес складывает руки на груди, — вам вряд ли хватит сил, чтобы остановить Титанов. И уж тем более вам не хватит сил, чтобы остановить меня. — Вот же самоуверенная гнида! — возмущается Пейн. — Это ты выпустил минотавра, — спокойно произносит Стайлс, будто мы собрались в дискуссионном кружке, чтобы обсудить проблемы экологии. — Тебе нужно было проверить, насколько силен защитный купол, сможет ли кто-то уничтожить его, чтобы Титанам легче было нападать. — Дорогой Гарри, ты всегда был самым смышленым, — Геркулес складывает руки за спиной, улыбаясь. — Я выбрал самое сильное существо, потому что знаю, что защитный купол Лагеря не так-то просто уничтожить, но у моего рогатого друга получилось. — А еще, ты пытался убить нас, перетянув Мартину на свою сторону — думал, что ее нападение на Посвящении сможет нас уничтожить, — продолжает Стайлс. — И фурия не могла появиться рядом с Лагерем просто так, это твоих рук дело. — Бинго! Приятно, что ты все понимаешь, Гарри, мне бы не хотелось затягивать с объяснениями, потому что скоро начнется шоу! — Ты рушишь целый мир ради того, чтобы обрести власть? — зло спрашивает Луи, взглядом прожигая Герка. — Погибло столько полубогов, которых ты воспитывал с детства, а это всего лишь было частью твоего плана, чтобы занять место на Олимпе. — Давай не будем говорить о морали и давить на жалость — это не сработает и, если честно, немного утомляет. — Мы столько делали ради тебя, многие считали тебя своим примером, стремились быть похожими на Геркулеса, но ты оказался обычным мудаком, который сделает все, что угодно, лишь бы добиться власти и получить способности. — Упс, — Герк наигранно виновато пожимает плечами. — Боюсь, что те, кто с таким воодушевлением брал с меня пример, уже мертвы. Готовы быть следующими? Громкий хруст режет уши, еще один толчок заставляет потерять равновесие, и я падаю на холодную землю, пачкая руки в грязи. Подо мной все дрожит, словно я валяюсь на надувном батуте, на котором прыгает тысяча человек, поднимаю голову, стараясь не выпускать Геркулеса из вида, и замечаю, что где-то впереди земля раскалывается на две части, образуя глубокую расщелину, которая стремительно ползет в нашу сторону. — Знаешь, Брайтман, — Томлинсон подбегает ко мне, чтобы помочь подняться, — теперь я понимаю, о чем ты говорила. Вся ситуация и до этого была слишком клишированной, но главный мудозвон истории, которого все считали хорошим, полностью заканчивает образ банального фэнтезийного фильма. — Я же говорила тебе, Томлинсон. — Обещаю, что буду чаще тебя слушать. Луи хватает меня за руку, и мы отбегаем в сторону, едва не свалившись в трещину, тянущуюся до самого центра Земли. Раскол останавливается прямо перед Карбоне, который быстро завязывает шнурки на своих коричневых итальянских ботинках. — Нет, это уже смешно! — возмущенно кричит Лиам, вскидывая руки. — Джианни, твою же мать, ты хотя бы сделай вид, что тебя хоть что-то может убить, чтобы мы не чувствовали себя полными неудачниками! Гигантская трещина разрастается вширь, заставляя нас убегать в разные стороны как можно быстрее. Луи тянет меня за собой, не позволяя сбавить темп, и я очень стараюсь не тормозить нас. — Лучше бы я умела летать, — сбивчиво бормочу я. Когда земля под нашими ногами перестает ходить ходуном и трескаться, мы останавливаемся, оборачиваясь: половина ребят осталась на другой стороне, вокруг становится подозрительно тихо, Геркулеса нигде не видно, будто кто-то специально прервал это представление, и я настороженно смотрю на Томлинсона. — Нет, Брайтман, — парень внимательно оглядывается, на кончиках пальцев правой руки прыгают белые искры, — это только начало. И будто в подтверждение слов Луи происходит что-то нереальное. Знаю, я должна была привыкнуть ко всем мифическим существам, но такого я точно не ожидала. — Охренеть! — слышу я испуганный голос Найла. Из расщелины, превратившейся в широкий тоннель к самому сердцу Тартара, появляется несколько рук неестественно огромного размера: полупрозрачные пальцы крепко хватаются за края трещины, подтягиваясь, и через несколько секунд на землю ступает нечто, вероятно, именуемое Титанами. Не уверена, что они состоят из плоти и крови: их тела больше похожи на расколотую статую, из тонких трещин которой сочится ярко-оранжевый свет, похожий на пылающий огонь. Титаны кажутся ненастоящими, а какими-то эфемерными, их движения резкие, но при этом медленные и осторожные, глаза покрыты белоснежной пеленой. Чтобы разглядеть их лица, приходится задрать голову — настолько они высокие, словно я стою рядом с одной из многочисленных высоток в Нью-Йорке и пытаюсь разглядеть, что же находится на самом последнем этаже. Контур их силуэта при каждом движении превращается в густой туман, что делает Титанов похожими на призраков — кажется, что через секунду они растворятся в воздухе, но потом дым вновь превращается в четкий силуэт. Они не прекращают выбираться из Тартара, пока на земле не остается четверо Титанов. Я не знаю, как описать их, могу лишь сказать, что при одном взгляде на них я понимаю, что нам крышка. Холод, желание мести, ярость — все это исходит от Титанов мощными волнами, и я уже не говорю про их размеры, потому что находясь рядом, я чувствую себя маленьким жучком, на которого вот-вот наступит человек. — Это невозможно, Луи, — не отрываю взгляда от Титанов, которые изгибаются так, словно сюда нужно вызвать целый десант экзорцистов. — Нам никогда не победить. — Мысли позитивно, Брайтман, — уверенно произносит Томлинсон. Его губы трогает хитрая ухмылка, парень вытягивает руку в сторону, белые искры пляшут на кончиках пальцев, и через секунду в ладони Луи появляется яркая молния, сопровождаясь громким звуком электрического разряда. — Давай, Томмо, — кричит Малик с той стороны, — вруби сто тысяч вольт! Уши закладывает от неожиданного громкого вопля, больше похожего на рев, Луи уже готов зарядить одному из Титанов молнией, но очередной подземный толчок подбрасывает нас в воздух, я падаю, больно ударяясь затылком, и заметив движение, в панике отползаю назад. Каждый из нас узнает его сразу, и как только из Тартара полностью освобождается Кронос, я понимаю, что победить в этой битве не в наших силах. Он выглядит как самый настоящий монстр из страшных сказок: огонь, из которого полностью состоит Кронос, обтянут обгоревшей плотью, больше похожей на кору деревьев. На теле рваные дыры, откуда просачиваются языки пламени, огромная пасть, усеянная острыми клыками, длинные когти, вместо глаз огонь — он словно восстал из пламени и пепла. — Эта трещина в земле больше похожа на вагину моей тети Эйприл! — вопит Пейн, телепортируясь на нашу сторону. — Из нее тоже вышло пятеро детей! — Кажется, все готово, — голос Геркулеса превращается во что-то зловещее, темнота в глазах становится глубже, а на руках появляется черный дым, который щупальцами ползет по земле. — Можем начинать! После таких слов обычно начинаются фильмы по телевизору или соревнования по гимнастике, но точно не битва с Титанами, от исхода которой зависит судьба человечества, мог бы выбрать фразу чуть эффектнее. Все происходит слишком быстро: открыв свою пасть, Кронос издает нечеловеческий грубый крик, а затем языки пламени появляются прямо из его рта, и если бы не Гарри, который успел среагировать и отгородить нас защитной стеной, от меня и Томлинсона остался бы только пепел. Касаюсь прохладной голубоватой стены, гипнотизируя взглядом огонь, чувствую, как ладони быстро нагреваются, а затем пробую взмахнуть рукой, и пламя изо рта Кроноса хоть и не с первого раза, но меняет свое направление, устремляясь в сторону. Томлинсон пользуется секундой, которая у нас появляется, и заряжает молнией прямо в грудь Титана, отчего он делает пару шагов назад, сотрясая землю, а потом громко рычит, встряхивая головой. Заметив под ногами черный дым, который медленно начинает обвивать ноги, поднимаясь по телу наверх, я запускаю несколько огненных шаров, освобождая себя и Луи от попытки Герка отнять наши души. — Как так получилось, что мы нажили столько врагов? — спрашивает Лиам, появившись прямо перед нами. Пейн хватает нас с Луи, мы растворяемся в воздухе, через мгновение появляясь за спиной Кроноса, а то место, где мы были секунду назад, уже горит ярким пламенем. По ушам ударяет оглушающий ультразвук, все кажется каким-то замедленным, и я резко оборачиваюсь, чтобы проверить всех остальных. Сая защищается от ярких вспышек катаной, отражая их лезвием, из-за чего они рикошетят в разные стороны, а Найл телекинезом беспорядочно направляет их в Титанов, и рев становится оглушительным; Малик выставляет руки перед собой, отчего земля трещит и раскалывается на части узкими трещинами, которые ведут прямо к основанию высоких сосен — корни деревьев пробивают почву, падая прямо на Титанов; Лесли оказывается отличным воином, и я вижу, что она сражается с Титаном ближе всех, пытаясь мечом разрушить хоть какую-то часть, из которой он состоит. Ее страхует Стайлс, вовремя возвышающий защиту от мощных ударов Титана. И только Карбоне идет прямо по краю расщелины, подпрыгивая и высоко поднимая ноги, пытаясь увернуться от ярко-красных огненных шаров, посылаемых Кроносом. В правой руке Джианни крепко держит серебряную фляжку, умудряясь найти при всем этом хаосе секунду, чтобы выпить. — Отлично, все снова с оружием, — раздраженно говорю я, вспоминая о том, как Луи обещал мне захватить из Лагеря свой меч. — Прости, принцесса, как-то замотался и совсем забыл напомнить. Деревья по бокам от нас уже охвачены пламенем, а когда я чувствую холод, то оборачиваюсь: один из Титанов склоняется прямо к земле и, медленно ведя головой, выдыхает ледяной ветер, который замораживает все на своем пути. Вижу, что Адамиди несется в сторону со всех ног, поэтому посылаю тепловую волну, которая растапливает летающие куски льда, а Престон превращает все это в поток воды, меняющей направление и со всей силы врезающейся прямо в грудь Кроноса. Я только и вижу постоянно летающие вспышки, разрезающие воздух молнии и огонь, который стремительно охватывает все на своем пути. Поляна около лагеря превращается в поле боя, откуда выбраться будет не так-то просто. Когда я замечаю, что невидимая сила выбила из рук Саи катану, то несусь к ней со всех ног, уворачиваясь от белых энергетических шаров и появляющихся в земле трещин. Черный туман обездвиживает Лан, скручивая ноги, а затем медленно взбирается по телу, останавливаясь на шее. Резко торможу прямо перед пропастью, мелькающие перед глазами вспышки и предметы мешают прицелиться, а раскидываться огненными шарами просто так слишком опасно — вероятность того, что я попаду в Саю, очень большая. Внимательно осматриваюсь, пытаясь найти Герка — он стоит в самом эпицентре бойни под тщательной защитой Титанов, которые считают его своим освободителем. Дотрагиваюсь до земли, и от моих пальцев бежит огненная дорожка, которая за пару секунд доходит до Геркулеса. Пламя поджигает его плащ, Герк отвлекается, что заставляет туман исчезнуть, и я замечаю, как Лан срывается с места и хватает свою катану. С ног меня сбивает энергетический шар, попав прямо в живот, и я пролетаю несколько метров перед тем, как врезаться в кого-то. Мы падаем на землю, перекатываясь, все тело ноет от пронизывающей боли, и я не замечаю, как с моих губ вырывается стон. Дотрагиваюсь до живота, чувствуя, как липкая теплая жидкость окутывает пальцы, и понимаю, что это кровь. Вот черт. — Подожди секунду, Брайтман, — слышу едва различимый крик Пейна, а уже через мгновение чувствую, как что-то теплое разливается по всему телу. Рана затягивается, и все, что напоминает о ней — это лишь темно-красное пятно на платье. — Спасибо, Гарри, — быстро улыбаюсь я. — Обращайся, — усмехается парень в ответ, помогая мне подняться. Не знаю, сколько это продолжается: земля горит, некоторые деревья покрыты толстым слоем льда, в пожелтевшем небе то и дело появляются белые вспышки молний, что дает понять, что с Томлинсоном все в порядке. Адамиди стоит за крепкой защитной стеной, которая образована Стайлсом, неотрывно смотрит прямо на одного из Титанов, пытаясь забраться к нему в душу (если она, конечно, у него есть) и заставляет его почувствовать другие эмоции. Титан с яростью машет головой, будто пытается бороться с назойливыми мыслимым а затем отступает, делая пару шагов назад. Скоро все смазывается в одну картинку, силы заметно иссякают, и я хотела бы знать, сколько мы безуспешно пытаемся бороться. Кажется, что ничего нового уже произойти не может, как вдруг один из Титанов хватает Клио, сжимая хрупкое тело девушки в руке, и поднимает высоко в воздух. Зейн оборачивается на крик Адамиди, собираясь броситься ей на помощь, но это занимает лишь четверть секунды — ладонь сжимается сильнее, и Адамиди исчезает, превращаясь в пыль. Мое сердце останавливается, ощущения притупляются, все кажется замедленным, а земля уходит из-под ног. Секунда, всего лишь одно мгновение, и Клио больше нет. У нас даже не было шанса ее спасти. Лицо Зейна искажает ярость, руки плотно сжаты в кулаки, грудь вздымается от частого дыхания, и он бросается в сторону Титана, беспорядочно запуская в него черными энергетическими шарами. От каждого шага Малика по земле ползут щели, Луи пытается остановить его от необдуманных поступков, но Зейн лишь отталкивает Томлинсона, хватая появившегося из ниоткуда Лиама за грудки. Через мгновение Малик оказывается прямо на плече Титана, со всей силы вонзая в словно фарфоровую плоть кинжал. Из ярко-оранжевых трещин на теле появляется свет, Зейн снова и снова посылает в одно и то же место черные шары, пока раскол не становится настолько сильным, что рука Титана просто падает на землю, разбиваясь на миллионы мелких осколков, а затем превращается в пепел. Малик успевает зацепиться и остается на теле ублюдка, что убил Клио, со всей силы пробивая Титану грудь, пока в какой-то момент он не пошатывается, падая назад. Титан взмахивает рукой, задевая Малика, из-за чего он летит в сторону, но даже это его не останавливает. Зейн приземляется на ноги, тормозя свое падение, словно вампир, его глаза становятся совсем темными, и создается впечатление, что парень готов убить каждого, кто встанет у него на пути. Малик спокойным шагом подходит к Титану, каждую секунду взмахивая руками, выпуская из своих ладоней черные пули, который со свистом пронзают воздух. Рев Титана становится невыносимым, что означает только одно — еще немного, и Зейну удастся уничтожить его. Когда Малик запрыгивает на грудь Титана, он просовывает руку в одну из многочисленных трещин, прямо туда, где у обычного человека находится сердце. Раздается приглушенный звук взрыва, яркая вспышка ослепляет глаза, и через мгновение по началу казавшийся непобедимым Титан перестает двигаться, а его тело превращается в пыль, которую слишком быстро разносит ветер. Томлинсон и Лиам сразу же оказываются около Зейна, пытаясь его остановить, ведь еще немного, и Малик запросто сможет потерять контроль над своими способностями. Пейн за спиной заламывает Зейну руки, пока Луи пытается вернуть сознание Малика в реальность. Чувствую, как холодный черный туман ползет по моим ногам, и беспорядочно взрываю каждый его сантиметр. Пронизывающий до костей ветер становится ближе, и я оборачиваюсь: в мою сторону летят острые, как лезвия, льдинки, и я взмахиваю рукой, образуя огненную стену, из-за чего льдинки мгновенно таят. Престон пользуется этим и подхватывает с земли растаявшую воду, направляя голубой шар прямо в голову Кроносу. — Остынь, придурок. В глаза то и дело попадает пыль и пепел, обжигающие искры больно вонзаются в кожу, но я не обращаю на этого никакого внимания — моя задача убедиться, что больше никто не пострадает. Когда я вижу, что огромный огненный шар мчится в сторону Томлинсона, я бегу настолько быстро, насколько только могу. Оказываюсь перед Луи и уже чувствую жар пламени, но вовремя выставляю руку вперед, останавливая огонь, а затем направляю его в сторону Титана, который любит разбрасываться льдом. Он истошно ревет, место, куда попал огненный шар, разъедает, словно туда побрызгали кислотой, и я решаю добить этого ублюдка до конца. Сама не замечаю, как моя рука до локтя превращается в пылающие языки пламени, взмахиваю, и огонь, что давно горит на земле, поднимается вверх, образуя огромную стену, которая со всех сторон окружает Титана. Сжимаю правую руку в кулак, из-за чего огненный цилиндр, в котором оказывается шестерка Герка, сужается до тех пор, пока Титан не сгорает заживо. — Думаю, тебя лучше не стоит обижать, — произносит Томлинсон. — То есть до этого ты думал иначе? Луи усмехается, и от его ухмылки мне становится немного легче. Взглядом Луи спрашивает, все ли со мной в порядке, и я даже не знаю, как ему ответить на этот вопрос. На мне лишь ожоги и царапины, но перед глазами до сих пор стоит картинка того, как… исчезает Клио и как Малик за секунду потерял над собой контроль. И тут я понимаю, что в любой момент может что-то случиться. Никто не застрахован от смерти, даже Томлинсон, который всегда улыбается в лицо опасности. Всего лишь одна секунда может отнять его у меня, и, осознав это, я срываюсь к нему навстречу, врезаясь своими губами в его. Вжимаюсь в Томлинсона, как можно сильнее, совсем не беспокоясь о том, что где-то над нами взрываются разноцветные вспышки, искры оседают на наших плечах, мир буквально разрушается по частям. Когда я открываю глаза, мы с Луи оказываемся в совершенно другом месте, а перед нами стоит рассерженный Пейн. — То же мне, устроили тут будку поцелуев. Не благодарите, что спас вас от смерти! Взгляд Томлинсона резко меняется, глаза темнеют, а в руке появляется белая молния, издающая электрическое потрескивание. Луи запускает молнию прямо в Герка, который старательно что-то шепчет себе под нос, пытаясь густым дымом задушить Стайлса. — Знаешь, все это очень… — начинаю я, но Томлинсон со всей силы отталкивает меня, а между нами приземляется широкий ствол дерева, вырванного с корнем. Огромная рука Титана хватает Луи за шиворот джинсовки, поднимая словно котенка, и мое сердце сковывает животный страх. Я даже не успеваю подумать, прежде чем начинаю запускать в Титана сгустками огня, как вдруг под его ногами образуется очередная яма, в которую он проваливается одной ногой до самого пояса. Томлинсон вонзает в грудь Титана белоснежную молнию, которая становится ярче, когда Луи сжимает ее и, повернув прямо в груди, толкает еще глубже. Ладонь Титана разжимается, Томлинсон падает на землю, а я стараюсь загнать великана прямо в расщелину. — Приятного путешествия домой, ублюдок, — выплевываю я, в последний раз запустив мощную тепловую волну, которая отбрасывает Титана к самому Тартару, туда, где ему самое место. Яма затягивается, не давая Титану возможности выбраться, и я взглядом нахожу Найла, который с помощью телекинеза медленно, но все же заставляет расщелину вновь сойтись. Яркая вспышка ослепляет меня, и через несколько секунду я вижу, как по земле катится Найл, падая прямо в чертову яму, но он успевает зацепиться руками за край обрыва. Бегу, не обращая внимания на то, что происходит вокруг, и когда до Хорана остается несколько несчастных метров, рука Титана появляется из-под земли, хватая Найла и утаскивая его за собой. К тому моменту, как я оказываюсь на краю пропасти, она полностью затягивается — шатен все-таки запер Титана под землей несмотря на то, что это и его привело к смерти. Надеюсь, что у меня остался хоть какой-то шанс спасти Найла, но что-то сбивает меня с ног, и я больно падаю, спиной ударившись о твердую землю. В голове гудит, все вокруг двоится и крутится, но я пытаюсь найти в себе силы, чтобы встать. Кашляю и выплевываю кровь, ладонью вытирая рот, медленно поднимаюсь на ноги, но колени подкашиваются, и я вновь падаю на землю, пальцами зарываясь в горячую почву. — Эй, Брайтман, — передо мной появляется Лиам. — Не заставляй меня хорошенько врезать тебе, чтобы привести в чувства. — Найл, — хриплю я, откашливаясь. — Я пыталась, Ли, пыталась его спасти, но он… — Я знаю, — выдыхает Пейн, ладонью вытирая кровь, капающую с моей брови на глаза. — Значит сейчас мы должны быть еще сильнее. Нам нужно сражаться за Клио и Найла, они бы сделали это ради нас. Безостановочно киваю, сглатывая слезы, и поднимаюсь на ноги, стараясь держать равновесие. Пока я прихожу в себя, замечаю, что нахожусь под маленьким светло-синим защитным куполом, который Гарри сделал специально для меня, чтобы я хоть немного собралась с силами. Эту секунду, что появляется у меня, я использую для того, чтобы вспомнить, ради чего и ради кого я здесь. Я сражаюсь, чтобы отомстить за Патрис, родителей Луи и всех погибших от рук Кроноса и пустых; за сломанные судьбы полубогов; за свадьбу Карбоне и Леоноры; за свободу Саи и Гарри. За нас с Томлинсоном, за наш шанс на жизнь, которой мы хотим. По телу пробегается тепло, подсвечивая кожу изнутри. Чувствую небольшой прилив энергии, делаю неуверенный шаг, и защита Стайлса тут же пропадает, давая мне возможность снова вступить в бой. Воспоминания яркой картинкой пульсируют в голове, непроизвольно сравниваю то, что вижу, с тем, что видела в Тартаре, и мысленно ужасаюсь тому, как же мои ожидания от битвы оправдываются. Слышу оглушающий рев и глухой звук падения и оборачиваюсь: Томлинсон с Маликом, объединив силы, направляют мощный поток энергии внутрь Титана, и он взрывается, разбрасывая в воздухе осколки чего-то, что похоже на камень, от которых Джианни очень удачливо уворачивается. Замечаю, как Геркулес убегает, но взмахнув рукой, останавливаю его, образовав перед ним огненную стену. Герк резко оборачивается, его лицо искажает улыбка самого настоящего маньяка, он направляет в сторону Лесли темный туман с такой скоростью, что никто не успевает среагировать. Секунда, и темные линии намертво въедаются в тело дочери Афины, ее лицо покрывается трещинами, словно она кукла, которую уронили на пол, а затем Лесли безжизненно падает на землю. Геркулес исчезает в воздухе, оставляя за собой лишь плавно растворяющийся черный туман, а затем появляется сзади, крепко сжав мое горло локтем, пытаясь задушить, но когда я дотрагиваюсь до его руки, слышу шипение, и через секунду Герк с громкими криками отпрыгивает от меня: его предплечье прожжено почти до костей. Он снова исчезает, но на этот раз я уже не могу его найти. Сзади меня раздается громкий хруст и, обернувшись, вижу, как огромная сосна, вся покрытая льдом, падает на землю. Успеваю отбежать за секунду до того, как дерево превратило бы меня в лепешку, и замечаю Престон, которая взмахивает рукой. Ледяная корка в момент тает, превращаясь в поток воды, который стремительно окружает Кроноса и образует быстро сужающийся водоворот. Престон управляет им, словно лассо, тянет на себя, из-за чего вода сковывает движения Титана, и он начинает громко вопить. Взрываю красную вспышку, появившуюся над головой Престон, уберегая ее от мощного удара, но темный туман сбивает ее с ног, отчего Ариэль улетает в сторону, ударяясь спиной о ствол дерева, и падает на землю. Бегу, чтобы помочь ей, но мое горло и руки крепко окольцовывает все тот же дым, и я успеваю заметить Герка сбоку от себя. Пока я пытаюсь отвязаться от потерявшего рассудок любителя подвигов, Кронос рычит еще сильнее, разрывая пасть, а затем направляет в сторону Престон огненную пулю с черными искрами, но неожиданно позади Ариэль появляется Лиам. Он хватает блондинку за плечи, начиная растворяться в воздухе, но они не успевают телепортироваться, поэтому Лиам загораживает Ариэль собой, и ярко-оранжевая пуля попадает прямо в спину Пейна, что вызывает нечеловеческий крик Престон. Лиам оседает на колени, его одежду прожигает вспышка, по спине разрастаются черные линии, Ариэль подхватывает Пейна под руки, аккуратно укладывая на землю. Слышу позади себя электрический разряд, и через секунду дышать становится легче. Знаю, что Луи освободил меня, но сейчас у меня нет времени на благодарности, я должна убедиться, что с Лиамом все будет в порядке. — Пейн, не смей закрывать глаза! — Ариэль в панике выдыхает, ее руки трясутся, девушка неестественно резко оборачивается по сторонам в поисках Стайлса, который находится на той стороне пропасти. — Гарри! Стайлс, пожалуйста, быстрее! — Лиам, — я быстро оглядываюсь и вижу, что нам ничего не угрожает: Луи и Зейн пытаются справиться с Кроносом, а перед нами возвышается защитная стена. — Потерпи немного, Гарри сейчас поможет тебе. Однажды мы с Пейном уже оказывались на волосок от смерти, и тогда нам помог Стайлс. Я уверена, что он вытащит Лиама из дерьма и на этот раз. Черные витиеватые линии разрастаются слишком быстро, их уже заметно на шее парня, а цвет лица постепенно становится бледнее. — Пейн! — кричит Престон сквозь слезы. — У нас столько планов, да? И первое, что мы сделаем, это пойдем в твой домик, просто помни об этом и не смей умирать! — Рад, что ты согласилась, — хрипит Лиам, кашляя, и из его рта вытекает темная густая жидкость. — Я же сказал, что буду рядом с тобой, получается, что я не бросаю слова на ветер, верно? — Потерпи, Лиам, — как загипнотизированная твердит блондинка. — Гарри сейчас придет, только потерпи. Он поможет тебе. Я сажусь на холодную землю, стараясь прогнать слезы. Если Престон увидит, что я сдаюсь, у нее начнется истерика. Беру ладонь Лиама в свою, чувствуя, как тепло постепенно покидает его. Стараюсь согреть Пейна, но силы Кроноса это слишком темная магия, против которой я ничего не могу сделать. Голова Пейна заваливается на бок, лицо бледнеет, а губы становятся синими, смотрю в карие глаза парня и не вижу там страха — только благодарность за нашу дружбу, любовь и вера в то, что у нас все получится. — Еще увидимся, да? Это становится последней фразой, что произнес Пейн. Душераздирающий крик Престон, кажется, заполняет все пространство, она рыдает навзрыд, и от ее стонов кровь холодеет и останавливается. Ариэль пытается привести Лиама в чувства, а я лишь смотрю на эту картину сквозь какую-то пелену, не веря глазам. — Ариэль, — собственный голос кажется чужим, ладони трясутся, но я стараюсь держаться, чтобы Престон окончательно не сошла с ума. — Ариэль, не надо. Касаюсь ее руки, но блондинка презрительно выдергивает ее, все еще пытаясь докричаться до Лиама и разбудить. Стайлс падает на колени, задыхаясь от быстрого бега, но увидев, в каком состоянии находится Ариэль, парень все понимает. Гарри пытается найти в моем потерянном взгляде подтверждение его догадкам, но я лишь растерянно киваю, закрывая рот ладонью, чтобы сдержать истерику. Гарри буквально оттаскивает Престон от Лиама, расцепляя тонкие пальцы от его джинсовки, заставляет Ариэль отвести взгляд от безжизненного лица Ли, что-то пытается ей сказать, но я сама ничего не слышу, отворачиваясь. Злость и отчаяние скапливается внутри меня, чувствую, как по венам бежит сильная пульсация, и сама не замечаю того, как моя кожа начинает буквально гореть. Волосы подхватывает пламя, искры пляшут вокруг, я даже не чувствую того, как огонь обжигает меня, хотя сейчас я состою из пламени больше, чем наполовину — я похожа на долбанного Джонни Шторма. За мной тянется дорожка из огня, с каждым шагом я поджигаю землю, но мне плевать. Единственное, чего я хочу, так это отомстить за смерть Лиама, и пока я не добьюсь своего, вряд ли что-то сможет меня остановить. Огромный огненный водоворот охватывает Кроноса, шары беспорядочно прилетают в его тело, стараясь разрушить плоть, взмахиваю рукой, перекидывая пламя в сторону, где по моим догадкам должен находиться Геркулес. Замечаю, как белая молния разрезает темное небо, а затем электрический разряд, тянущийся от самых небес, попадает в огненную стену, укрепляя ее собой, словно железным каркасом. Пытаюсь задушить Кроноса огнем, но в этом больше нет необходимости: после раскатистого грома над его головой появляется водяной шар, который стремительно падает внутрь огненно-электрической стены. Закрываю верхушку языками пламени — теперь Кронос в ловушке. Успеваю заметить защитный купол над собой перед тем, как происходит взрыв. Миллионы осколков и искр разлетаются в разные стороны, огонь поглощает все на своем пути, дым валит стеной. Даже защитное поле Гарри не выдерживает такой силы, и меня отбрасывает на несколько метров назад. То ли я окончательно лишаюсь слуха, то ли все действительно стихает. Открываю глаза и вижу, что в воздухе больше нет ярких вспышек, я не чувствую жара или холода, не слышу криков. Кое-где на земле догорает огонь, поворачиваю голову, заметив Томлинсона, что лежит на недалеко от меня. Легкие обжигает, и мне больно сделать вздох. В глазах пыль и пепел, стараюсь открыть их как можно шире, но ничего не выходит — слишком щиплет. Не чувствую своего тела до такой степени, что не уверена, остались ли у меня руки и ноги. Чувствую, как по щеке катится слеза, запрещаю себе отключаться до тех пор, пока не увижу, как Томлинсон шевелится или не услышу от него хоть что-нибудь, но когда тяжелый выдох срывается с моих губ, я понимаю, что через секунду меня поглотит темнота.