Самурай

– Он вас убьет, – с полной убежденностью сказал Хейхачи, пытаясь вывернуть руку так, чтобы она пролезла в колено трубы. – Как только увидит это, сразу и убьет. – Не убьет, – в голосе Ситиродзи веселье смешивалось с сомнением. Хейхачи заподозрил, что он втайне надеется, что Кюдзо никогда не увидит это. Только Кикутиё, простой как кривошипно-шатунный механизм, мог думать, что Кюдзо обрадуется рубашке, вышитой Комачи лично. – Это прекрасная рубашка! – возмутился механический самурай. – А если не наденет, то пусть сам себе шьет! Он шумно потопал внутрь цитадели. Ситиродзи прислонился к корпусу генератора. – Как идет работа? – Почти закончил. Думаю, это хорошая плата за то, что мы немного попользовались их жилищем. – Хейхачи попытался изогнуть шею, чтобы видеть друга, но мышцы предупреждающе заныли. Пришлось ограничиться сильно скошенными глазами. – Ты думаешь, зрение Кюдзо-доно восстановится? – Кюдзо справится. Оправился же он от горячки. Хейхачи пожевал губами. – Хочется понять: этот Укё остается здесь, потому что действительно лечит Кюдзо, или просто рассчитывает на лучшее? – Я не врач, – отозвался Ситиродзи, – но он выглядит весьма уверенным в своих силах. К тому же, с его стороны было очень неосмотрительно сунуться сюда на авось. Хейхачи тяжело вздохнул. Ситиродзи испытующе посмотрел на него. При всем своем уважении, он сомневался, что товарищ настолько близко к сердцу принимает судьбу Кюдзо. – Если наш главный недруг четвертую неделю торчит у нас под носом и ест наш рис, значит наше сражение окончено? – Неизвестно. Камбей говорит, что грядет война. Хейхачи махнул рукой. – Я не хочу воевать. Навоевался уже досыта. Я бы поработал у жителей пещер, у них крайне интересные технологии. – Мы можем заглянуть к ним чуть позже, – с готовностью предложил Ситиродзи. – Они вернутся, с их стороны было бы очень расточительно бросить свои жилища и поля. Пока поживешь в "Светлячке", Юкино будет рада, если кто-то, наконец, установит ей систему подогрева для воды. Она вечно говорит, что мне такое дело доверить нельзя. – Возможно. – Хейхачи немного оживился. Ситиродзи ободряюще хлопнул друга по плечу. Кажется, чьи-то личные призраки наконец упокоились в могилах. – Пойдем поедим. Кикутиё принес рис из деревни. А потом можем зайти к нашему общему другу. Хотел бы я видеть лицо Кюдзо... – он громко рассмеялся, не договорив. ----- Хлобысь! – именно с таким звуком женская ладонь впечатывается в щеку. – Ой! Прекрасная Кирара, полегче! Кирару в ее праведном гневе не останавливало даже неприкрытое фиглярство Укё. Кюдзо поморщился – легкость, с которой люди не замечали очевидного, его задевала. – Пощадите! Я же ничего не делал! Жрица попыталась добавить лицу Укё симметрии, но тот попятился и чесанул наружу, дурным голосом вопя "Спааасите!" Ситиродзи и не подумал встать: спасать скорее следовало Кирару, но Укё слишком явно поддавался, даже не пытаясь уклониться от пощечин, чтобы самурай решил вмешаться. – Глупая девочка, – больше думая про себя, пробормотал Кюдзо. – Не обращай внимания, – утешил его Ситиродзи. – Просто этот парень так и напрашивается потрепать его за шкирку. Кюдзо помрачнел еще больше. Справедливости ради следовало заметить, что выходка Укё по сравнению с убийством императорского посланника или подставой собственного отца и шелухи от риса не стоила. Он всего лишь выглянул из лабораторного зала после того, как оба самурая переоделись. Слова "ой, как мило", относившиеся не столько к Кюдзо, сколько к Ситиродзи (над его рубашкой Комачи особенно постаралась), предрешили его дальнейшую судьбу. До прихода Укё Кюдзо не слишком обращал внимание на то, во что он одет. Но сейчас, ощупав торчащие нитки, он принял вид брезгливо-отстраненный, что в косоде насыщенного рыже-коричневого цвета, разукрашенном аляповатыми стежками, имело катастрофические последствия. Вернувшийся Укё заулыбался еще шире, но сумел сдержаться. Кирара, вошедшая следом, больше не выглядела разозленной, скорее расстроенной. – Простите. Я спорю эту вышивку, – несмело предложила она, поглядывая на самураев. Комачи не стала предупреждать старшую сестру о сюрпризе, поэтому сейчас бывшей жрице приходилось краснеть за двоих, а неподвижный взгляд Кюдзо, с кажущимся высокомерием направленный куда-то за ее плечо, еще больше смущал бедную девушку. – Сами справимся, чай не безрукие, – отозвался Ситиродзи, – верно, Кюдзо? Хотя свой цветочек я, пожалуй, оставлю, он и правда милый. Кирара открыла рот, но ближайший соратник Камбея и бывший Амануси с неожиданным единодушием покачали головами. – С Кирарой-доно приехала девушка из Столицы, кажется твоя бывшая служанка, – сказал Ситиродзи, обращаясь к Укё. – Правда, сейчас тебе по статусу служанок не полагается, так что не знаю, рад ты этому или огорчен. – Я рад, – внезапно оживившись, ответил тот. – Когда выезжаете в Когакё? – Завтра с утра. Укё кивком поблагодарил и поднялся. Ситиродзи быстро покосился на мрачного Кюдзо, все еще мявшуюся рядом Кирару и перехватил насмешливый взгляд задержавшегося в дверях Укё. – Кирара-доно, помоги нам. Хейхачи перебирал мотор лодки. Мотор-то теперь работает прекрасно, но все сиденья в грязи. Хотелось бы завтра приехать к госпоже Юкино в наилучшем виде. Кирара с готовностью поднялась. – Конечно, господин Ситиродзи. Самурай пропустил девушку вперед и плотно закрыл дверь. – Честно говоря, я собирался просить твоей помощи в другом, – заговорщически прошептал он. – Здесь нашлось немного ткани, может ты сошьешь Кюдзо более мягкую одежду? Ситиродзи справедливо считал, что по сравнению со всем остальным кусок ткани жители пещер им уж точно простят, а грубое сукно цеплялось за повязки, заставляя Кюдзо заметно ежиться. Кирара заметно обрадовалась, но тут же оглянулась на дверь. – Мне нужно померить. Это в планы Ситиродзи не входило, но тут прислонившийся к стене Укё щелкнул пальцами, сказал "ждите здесь" и ретировался в боковой отсек коридора. Вернулся он, держа в отставленной руке мокрую тряпку, с которой изредка шмякались мутные капли. – Вот, – заявил он, протягивая ткань Кираре; та спрятала руки за спину, поэтому Укё просто уронил тряпье на пол. – Это что? – Раньше было его одеждой, – высокомерно сказал Укё. – Немного растянулась, но размер прикинуть сможешь. Кирара подняла раскромсанную одежку. На мгновение ее лицо омрачилось грустью, но потом на него вернулась привычная готовность к действию. – Я не успею закончить до завтра. – Ничего страшного. Госпожа Юкино тебе поможет. – Ситиродзи перевел удивленный взгляд на Укё. – Ты мыл ею пол? – А нужно было сохранить для мемориальной доски Канны? – ощетинился Укё, потом понял и высоко задрал острый подбородок, не найдясь с ответом. Ситиродзи заулыбался, а Кирара посмотрела на Укё с сомнением – похоже, образ мирового зла в ее глазах изрядно поколебался. ----- – Спасибо, что подождал, – сказал Ситиродзи, когда девушка отошла от них достаточно далеко. – Куда ж я без личного надзирателя? – иронично отозвался Укё. – Кирара-доно прекрасная девушка, но наедине с Кюдзо ее оставлять действительно не стоило, он меньше всего нуждается в сочувствии. – Он потер покрасневшую щеку и пробормотал что-то угрожающее в адрес Кацусиро. Ситиродзи предпочел пропустить это мимо ушей, предполагая, что молодой самурай сгоряча наговорил Кираре не меньше нелицеприятного про Укё. Не из-за вышивки же она так разошлась. – Похоже, ты знаешь, какими девушками увлекаться. Что Кирара-доно, что Эсмералда-доно – неординарные женщины. А ты сам личность еще более загадочная. Ты действительно собирался разрушить Канну? – Хм, – ответил Укё. – А Камбей действительно убил императорского посланника? В следующий момент он увидел Эсмералду и раскрыл ей объятия, от которых девушка опасливо подалась назад. Хейхачи, случившийся неподалеку, напротив сделал шаг к Укё, демонстрируя готовность обновить ему синяки. – Милая, как замечательно, что вы все остались живы! – Я рада, что с вами все в порядке, господин. – Как же ты оказалась с прекрасной Кирарой? Расскажи мне все. Ситиродзи вежливо дал им поговорить; впрочем, Эсмералда еще раз доказала свою неординарность, оказавшись очень немногословной девушкой. "Все" заняло меньше минуты, после чего Укё пошел выключать содержимое медблока. – Знаешь, – внезапно сказал Ситиродзи, – я видел тебя пару раз в "Светлячке". Ты еще на меня пялился очень невежливо. – Ничего удивительного, я побывал во всех кварталах Нижнего города. Но тебя помню, у тебя прическа запоминающаяся, и манера игры на сямисэне тоже. Интересно было, взлетишь или не взлетишь. По-моему, Эсмералду я привозил как раз к твоей хозяйке. – Я помню. Ты очень настойчиво пытался сбыть ее с рук. Возможно, Юкино согласится принять ее к себе – непохоже, чтобы у тебя сейчас были деньги на содержание слуг, – на этом разговор прервался, потому что перед медблоком на них налетела Комачи. С Ситиродзи они уже виделись, а вот Укё пришлось туго. Сначала Комачи, наскакивая на Укё, перечисляла все, что "дяденька" с ним сделает, если он надумает обидеть кого-нибудь из самураев или ее старшую сестру. После совместного пути в Канну, когда юноша шарахался от всех и особенно от Кикутиё, девочка его совершенно не боялась. Укё проникся и подрагивающим голосом пообещал, что не подумает даже косо смотреть в чью-либо сторону. – То-то же, – напоследок пригрозила Комачи и принялась грозно оглядываться в поисках своего друга. – Ребенок, – пробормотал под нос Укё, но что-либо добавить поостерегся – сегодня явно был не его день. Ситиродзи проследил, как за ним закрылась дверь и, воровато оглянувшись, спросил у девочки: – Комачи-чан, скажи, пожалуйста, что ты вышила на кимоно для Кюдзо? – Хризентему, – вздохнула пригорюнившаяся Комачи. – Символ солнца. А старшая сестра говорит, ему не понравилось. Хризентемы даже императоры носили! – А почему эта хризантема желтая и такая... м-мм... растрепанная? – Под цвет волос же! ----- Оказавшись за пределами пещеры, Кюдзо растерялся. Ему приходилось и двигаться, и драться на ощупь, однако сейчас, когда он не мог вернуть привычную яркость мира, запалив светильник или сорвав повязку, он чувствовал себя непривычно, словно ученик, сотни раз пробегавший по бревну над мелкой речушкой и внезапно узревший вместо воды разверстую пасть обрыва. Слишком много звуков, запахов, голосов, качающийся борт лодки и холодные касания снежинок. Кюдзо и раньше не любил шум, но в тот момент Нижний город оглушил его и сделал первый шаг с лодки до противного трудным. Укё слегка поддержал его под локоть. Кюдзо убрал руку, почти разозлившись – неужели так заметно? – и решительно шагнул в никуда. Раньше чем нога коснулась опоры, его поймали твердые руки Камбея. Кюдзо решительно освободился и от них, но самурай тихо сказал над ухом. – Я все еще жду нашего поединка. Кюдзо смирился и позволил отвести себя в дом. ----- Прошло два дня. Кюдзо открыл глаза и снова зажмурился: даже слабый свет, пробивавшийся сквозь окно, слепил, словно летнее солнце. Он уже вчера различал неясные тени, но теперь зрение вернулось почти полностью. Катаны лежали у футона: самурай тренировался, правая рука быстро уставала, но каждый раз получалось немного увереннее. Кюдзо неосознанно прислушался – за время слепоты его чувства заметно обострились, теперь он мог бы соперничать по остроте слуха с Хёго, который слышал мышиный писк через две стены. Где-то вдалеке отдавала приказания Юкино, негромко бренчал сямисэн Ситиродзи, во дворе громыхала поступь Кикутиё и еле слышный успокаивающий голос Хейхачи. Кюдзо посидел, привыкая к свету, и пошел искать... нет, не Камбея, а выход через внутренний дворик. Он вернулся, когда стемнело и предметы снова начали сливаться в размытые тени, довольный и счастливый. Он долго бродил по городу, украдкой смахивая с ресниц слезы – солнце, отражаясь от островков подмерзшего снега, било в глаза, а он старался не жмуриться ни на секунду, впитывая удивительную яркость нелюбимого им Когакё. Цвет повозок, лица людей, камни у дороги, одинокий пучок травы под стеной дома – Кюдзо был уверен, что запомнит эти ненужные детали надолго, если не навсегда. – Господин Кюдзо, за вас волновались, – с легким упреком сказала Юкино, повстречавшая его на пороге дома. Кюдзо кивнул, принимая к сведению, и ушел в общую комнату – свою он и так знал до последнего угла. Его встретили радостные лица – это он тоже будет помнить. На следующий день Кюдзо подошел к Камбею и сказал: – Твоя работа закончена. ----- Их поединок снова окончился ничем: второй шрам на шее Камбея против уткнувшихся в кадык Кюдзо ножен. В прошлый раз было мастерство против данного обещания, нежелание убить против нежелания жить. В этот – Кюдзо невесело улыбнулся и осторожно снял с волос щекочущегося светлячка – неизменным осталось только нежелание Камбея убивать. Не сейчас, когда мир такой яркий и Кюдзо наконец-то может передвигаться, не задыхаясь и не держась за стены. Симада Камбей не опустился до игры в поддавки, но выиграл поединок воли: его желание, чтобы победил противник, было таким осязаемым, что упрямый Кюдзо невольно заартачился. Кюдзо сидел на террасе и смотрел на мирную гладь воды. Он хотел еще. Снова прочувствовать удовольствие от бега, от мгновенного росчерка удара, от того, как слушаются руки и ноги. Завтра он снова попросит у Камбея поединка.