Самурай

Укё возился у входа в крепость с небольшим (по меркам нобусери) роботом, пробуя вскрыть его самым безыскусным способом – ножом. Отстегнутые ножны лежали в стороне. Почувствовав пристальный взгляд, он обернулся, обозрел самурая и снова сосредоточился на работе. В Кюдзо снова всколыхнулась злость, но Укё нетерпеливо дрыгнул ногой. – Хочешь убить сейчас – давай. Увы, Кюдзо не умел убивать безоружных. На войне или по приказу – да, а вот так – работа палача, а не самурая. Трясти Укё и требовать от него немедленного удовлетворения было глупо. Кюдзо не любил чувствовать себя глупцом, поэтому остановился. Нож тоненько дзенькнул и сломался. Укё пнул робота ногой и извлек из ножен свою катану с вычурной и безвкусно украшенной рукоятью. Толстый клинок, появившийся на свет, к разочарованию Кюдзо, пестрел щербинами и сколами. Укё хихикнул. – Твое выражение лица бесценно, – сообщил он и, критически оглядев робота, отступил назад. Короткий неуклюжий взмах – зазвенели, разлетаясь, серебристые брызги металла, как будто плохо сработанная катана от удара распалась на кусочки. – Как-то так, – с явным хвастовством сообщил Укё, сталкивая срезанную часть корпуса. Металл светился холодными синеватыми отблесками. Серый шлак осыпался с тонкого клинка, словно шелуха, оставляя великолепнейшее произведение искусства. – Пойми меня правильно, Кюдзо-доно, – Укё нахально оскалился. Замысловато крутанул запястьем – камень у основания рукояти вспыхнул, отразив свет и заставив Кюдзо сощуриться. – Обнажать ее по пустякам было бы неуважением. Ладно, не буду заставлять тебя караулить под дверью. Он спрыгнул на скалу и сделал несколько шагов, занимая наиболее удобное положение; катана опустилась, по-прежнему оставляя за Кюдзо право первого удара. Кюдзо выдвинул из ножен мечи. Укё поддел носком сапога камень, отбросил его. Кюдзо сорвался в бег с одновременно со стуком камня. Противник в очередной раз исчез с линии удара. Кюдзо, уже оценивший его скорость, вслепую расчертил широкий замах, вызвав изумленный возглас. Секундной заминки хватило, чтобы удар второго меча догнал противника – но столкнулся с холодной сталью. Укё вился вокруг осой, бесстрашно подставляя клинок под клинок. Кюдзо не знал, чья заточка окажется острее, но не хотел остаться с обломком или потерять драгоценные секунды. Противник отбивался, только за счет своей стремительности выдерживая напор двух длинных клинков. Долго так продолжаться не могло. Укё пошатнулся, на миг припал на колено, тут же вскинулся, но вскочить уже не успел: одно лезвие прижалось к его шее, второе занесено для удара. Кюдзо смотрел прямо в хитрые беспокойные глаза. Ты не убьешь меня, говорили они и смеялись, пытаясь скрыть страх. Ты же самурай. Свистнул в воздухе клинок. Укё осторожно открыл один зажмуренный глаз, потом второй. Кюдзо резко развел скрещенные перед его горлом клинки и перехватил мечи одной рукой. Потом поймал Укё за безвольно повисшее запястье. – Ты не воспользовался самострелом, – утвердительно сказал он. Укё сглотнул, не рискуя говорить. Кюдзо отвернулся. – Я сопровожу тебя, – бросил он, вкладывая клинки в ножны. – До Киото. – Что это было вообще? – донеслось из-за спины (к Укё вернулся голос, заметно осипший, но с досадной быстротой набиравший громкость), и через несколько секунд: – То есть – до Киото?! ***>>> – Укё. – Кицуне кивком поприветствовала проскользнувшего в тайную дверь. – Давно тебя не было видно. – Вы злитесь на меня, госпожа? – юноша огорченно склонил голову. Кицуне оставила вопрос без ответа. – Я говорила с даймё Мори. Драконы вмешаются, если к Японии приблизятся военные самолеты иноземцев. Против мирных визитов мы ничего не имеем, даже если господин Мори придерживается другого мнения. – Я отправил письмо отцу, – Укё нахмурился. – Сейчас он по-прежнему влиятелен, а в руках торговцев почти весь рис страны. Даже самураи вынуждены будут прислушаться к их мнению. – Я знаю. Твой отец в спешном порядке разослал депеши во все города. Не так давно он ездил в Эдо и по возвращению выглядел вполне довольным. Теперь ты скажешь, что Канне ничего не грозило. Укё выглядел несколько огорошенным сменой темы, но быстро сориентировался. – Именно так. Я взорвал бы Столицу и покинул ее еще в пустыне, а потом во всеобщей шумихе советникам было бы не до Канны. – Это подтверждает лишь то, что ты имел план на любой случай. Укё не смутился. – Если вы про Камбея, то с какой стати мне быть с ним откровенным? Да еще в Столице, где у каждой стены по пять ушей. Жаль, что Варя растерялась, когда все пошло наперекосяк, но это не моя и не ее вина. А ваша, – повысил голос Укё, но тут же оглянулся на дверь, – могли бы помочь, когда эти замечательные самураи решали, что со мной делать! – В тот момент я не была уверена, что тебе нужно помогать, – строго ответила кицуне. – И сейчас я понимаю, что была права. Помощь тебе бы только помешала. – Кицуне, – произнес Укё, в одно слово вложив все накопившееся возмущение и одновременно облегчение от того, что госпожа лиса сменила гнев на милость. – Я тут как дурак оправдываюсь, а вы с самого начала забавлялись. Женщина посмеивалась, не пытаясь ни подтвердить, ни опровергнуть. – Глупостей ты сделал предостаточно, хоть и из лучших побуждений. Твоя беда в том, что ты хочешь получить все и сразу. Как и с той легендой. Нашел, что искал? Укё кисло улыбнулся. – Юу рассказала? – Даже рыжая лисичка в свое время потешалась над ним до размазавшейся косметики, срываясь с тоненького человеческого хихиканья на захлебывающийся лисий кашель. В этом оказался единственный весомый плюс – с того момента она перестала разводить рыдания по поводу разбитого сердца. – Стоило догадаться... все в этом мире завязано на самураях. – Хорошее средство от собственных страхов, – согласилась кицуне. Укё скривился, будто съел чистую васаби. – О да, прекрасный оберег! Возьми меч и кроши все в мелкую стружку! Со страхом я справился по-другому. А его... разозлился, хотел выбросить – не успел. А потом он оказался среди вещей, которые собрала Юу. Скажете, судьба? – Кто знает. Мечи имеют душу, а этот, если верить легенде, еще и гордость. Возможно, если бы ты уважительнее отнесся к нему, то не отбыл бы в Канну в таком незавидном положении. Судьба благоволит тебе, а ты раз за разом отвергаешь ее подарки. Ты получил имя – и испугался ответственности, получил власть – и не стал ей пользоваться. Сейчас тебе дарят силу – ты откажешься и от нее тоже? Прими ее с благодарностью. – Не знал, что вы осведомлены настолько, – мрачно сказал Укё. Лишь желание отомстить человеку, пославшему за ним целое поселение убийц, заставило его вспомнить про полученное имя. – Это всего лишь оружие. Может, в руках самурая оно обретает душу, но не в моих. – Ты все еще обижен. Почему тогда ты прибыл в обществе самураев? – Кюдзо, – без обиняков сказал Укё. – Варентина сказала, что она ничего больше не может сделать, но вы – можете. Помогите ему. Лиса нахмурилась. – Что ты от него хочешь? – Ничего. По-дурацки получилось – он проиграл не мечу и даже не пуле, а маленькому сгустку крови. Я пообещал ему помочь. – Обещания надо держать, – без тени юмора согласилась кицуне, чем вызвала косой взгляд. – Дело это нелегкое и будет требовать ответной услуги. – Скажите сразу, что за услуга от меня потребуется. – Ты уже положил начало разгадке старой легенды. В таком случае продолжи и принеси остальные амулеты, о которых в ней говорится. – Все шесть? – возопил Укё, махом отбросив официоз. – Да я застрелюсь раньше! Госпожа, ограничимся двумя!.. Они сторговались на трех, и Укё задумался. – Отпустите со мной Юу. Амулеты разлетелись по крупным городам. В Киото сейчас полно шпионов и вооруженных воинов. Мне не помешает прикрытие. Юу, несмотря на молодость и наличие всего двух хвостов, умела отвести глаза любому. К сожалению, пугаясь она все еще легко теряла концентрацию, иначе кицуне давно бы доверяла ей более важные поручения. – Тебе скорее понадобятся охранники, чем прикрытие. – Опять самураи? Мне не нужны люди мечом, отражающие лазерный луч. Кто защитит меня от них в случае чего? Тессай единственный, кому я мог бы довериться, но я потерял его из виду. – Он живет в доме твоего отца. Юу ждет от него лисят. На лице Укё досада боролась с весельем, но в итоге он широко улыбнулся. – Понятно, откуда вы знаете все о действиях отца. Что ж, я за них рад. Следите за настроениями, надеюсь, бунты против иностранцев не доберутся до Когакё. У господина Ситиродзи светлые волосы, не очень он похож на коренного японца. – Ты вспомнил только о нем? – О ком еще? Кюдзо? Хотел бы я посмотреть на этих самоубийц! Да и с иностранцем его вживую не спутаешь. А Юу собиралась перестать краситься, когда забеременеет... Бамс! – Ой! За что? – Ты очень много говоришь, – наставительно произнесла кицуне, поигрывая черпачком для чая. – Я три луны не общался с нормальными людьми, три! – юноша пальцами начесал на лоб короткую челку. – Только предыдущие синяки сошли... <<<*** Укё закрыл дверь пультовой, включил видеокамеры внешнего обзора, убедился, что Кюдзо сидит под крепостью, и сполз по стене, обхватив дрожащие колени. Посторонний шорох заставил его резко повернуться. – Варя? Как ты здесь оказалась? Женщина порывисто обняла его, глаза у нее подозрительно блестели. – Глава говорила, что ты найдешь выход из любой ситуации, но я переживала. Этот самурай гнался за тобой охотничьей собакой. Во взгляде Укё отразилась благодарность. Он не стал напоминать об их договоренности – в конце концов он отменил ее первым, а сейчас речь шла о его жизни и он был благодарен приемной матери за готовность вмешаться, пусть и запоздавшую. – С какой стати ты согласился на этот поединок? Укё спрятал лицо в заметно трясущихся ладонях. – Меч, Варя, все ради этого меча. Я слышал его голос, он должен помогать владельцу, но проклятая железяка не желала служить не самураю. Сам собой горжусь, пошел на верное самоубийство, но заставил ее признать меня хозяином! Теперь будет проще. – Это было опасно. – Не опаснее того, что я проделывал раньше. Я знаю его технику, видел, как он наносит удары. Да и рискованнее было оставить Кюдзо за спиной. – Укё, потихоньку оживая, усмехнулся с азартным блеском в глазах. – Если честно, его способность находить людей лежит за пределами всякого везения. Ха, я был уверен, что он сдрейфит добить того, кому обязан по гроб жизни. Этими принципиальными товарищами легко управлять. Несмотря на внешнюю браваду, он то и дело касался горла. Укё ввязывался в авантюры похуже этой, но так безрассудно стоять под ударом ему еще не доводилось. Варя разрывалась между жалостью и злостью на приемного сына. Она шла за Кюдзо по пятам и видела все с самого начала, но вмешиваться было бесполезно – разъяренный воин даже не заметил бы ее потуги. В молодости Варя питала симпатию к одному самураю, но когда тот заразился черной лихорадкой, Варя едва не лишилась жизни, потеряла возможность оборачиваться и накрепко усвоила разницу между состраданием и самопожертвованием. Память о пережитом страхе еще долго заставляла ее просыпаться с бешено бьющимся сердцем: даже после того, как тонкая удавка госпожи Юкино затянулась на шее любимого, тот продолжал ползти к Варе в безумной надежде выгрызть исцеляющую печень зубами. Кошмары ушли, вытесненные другими зверствами войны, и Варя думала, что оставила их позади – однако лицо Кюдзо напомнило ей посмертную маску того мертвеца. – Прошу, убей его, – взмолилась она, – я боюсь за тебя. – Варя, он мне нужен. Мы с тобой не для того столько возились, чтобы пустить тануки под хвост свою работу. Варя на мгновение оскалилась: ах если бы она могла предвидеть... Да что толку теперь сокрушаться. – Ты так хорошо притворился самураем, – только и сказала она, – что, кажется, стал им. – Никогда, – отрезал Укё, – Сета верно говорил, мне это не под силу. – С тех пор ты изменился, – печально возразила лиса и села на колени рядом. Укё ненадолго прислонился щекой к обтянутой практичной темно-зеленой тканью груди. – В тебе намного меньше злобы и страха. После пожара, едва попав в деревню кицуне, Укё напросился в ученики к выздоравливавшему после ранения воину. Старик занимался с ним недолго, сказав, что он может обучиться владеть мечом, но никогда не станет самураем. Укё оскорбился страшно. Он, едва не плача, кричал, что у него нет двадцати лет, чтобы посвятить их пути меча, и лучше он поучится не железкой махать, а чему-нибудь полезному. Старый сенсей был мудрым воином, но излишне категоричным: он с плеча залепил, что, чему бы мальчик не научился, он останется слабым. Укё не был бы Укё, если бы оставил это так. И разумеется, он не смирил гордость, вернувшись к учебе, – он рванулся искать обходные пути. Крутился возле всех попадавших в деревню, рассматривал механические протезы и скрытые арбалеты. Когда местность, где находилось лисье поселение, окончательно обезлюдела и глава семьи решила переселяться в город, не было человека счастливее Укё. Он жадно расспрашивал кузнецов, искал подходы к жителям пещер, чем и привлек к себе внимание Аямаро, который соблаговолил взять смышленого мальчишку в приемные сыновья. Не удовлетворяясь ничем достигнутым, Укё вцепился в старую легенду об амулете, который помогает победить любой страх, и фанатично начал искать ей подтверждения. – Акане была бы рада видеть, каким ты вырос. Укё на мгновение опустил глаза. – Я их почти не помню. Моих родителей. Я вообще мало что помню до пожара. Ему суждено было жить в деревянном доме, сажать рис и умереть в охваченной огнем деревне. И все же он стал одним-единственным, кто встретил кицуне на окраине пепелища. "Можно мне пойти с вами?" Кицуне погладила его по голове. Со стороны казалось, что гибель семьи вызывала у Укё не больше скорби, чем сломанный ноготь, но лиса помнила, как переменился мальчик после того, как бандиты смели их селение с лица земли. Кицуне не раз бывала на деревенской площади, знала и серьезного долговязого Асаги, и его тихую, работящую жену. В первый же год, когда бандиты начали забирать крестьянок в качестве дани, Акане пропала, а вернувшись, родила нежеланного ребенка, но заботилась о нем как о плоде любви. Укё был беспечным и шаловливым, как все дети, лисьи или человеческие, – но за один день стал взрослым. На следующий же день после гибели его деревни он выкрасил волосы в матово-черный цвет и упрямо следил, чтобы ни единого отросшего волоса не показывалось из короткого хвоста. Мама была черноволосой, объяснил он, и он хотел походить на нее. – Подожди, пока мы отойдем, прежде чем выходить, – решительно сказал Укё – он снова был собран и уверен в себе. – Кстати, я тут подумал, если уж Тессай... у меня есть приемный отец и есть приемная мать, почему бы им... – Нет. – Ладно-ладно, я только спросил. ***>>> – Ты убил господина Амануси, ты убил его, убил... Посмотреть бы, как выглядит эта помешанная – горячечный шепот явно отдает безумием. Сумасшедшим и авантюристам везет – он не раз убеждался в этом на собственном опыте. Женщин в Столице, на первый взгляд, нет совсем, они проводят жизнь в своих покоях. Эта может быть женой кого-то из приближенных, который со смертью первого Амануси потерял надежду на выгодное продвижение, или безответно влюбленной дурочкой вроде Юу. Плевать. Если не убьют, он увидит ее попозже – когда сможет поднять веки. Приятно, что советнику придется утереться, опоенную добычу похитили у него из-под носа. Вот только второй укол был лишним. – Укё... Механические самураи пугают его до безумия. Лязг дверцы – и клетка захлопывается, теперь телом управляет страх. Остается только наблюдать и гадать, что произойдет на этот раз. Что натворит испуганное существо? Мерзкое ощущение. Почти так же он себя чувствовал, когда Варя взяла его под контроль. Он думал, хуже быть не может. Оказывается, может – когда клетка сковывает его на несколько дней. Ужасно мерзко... и скучно. Гудит мотор машины, переговариваются самураи и крестьяне. Давно бы обратить на себя внимание, сделать что угодно – сейчас они в одной лодке, но нет, безмозглый кусочек, у которого власть над голосом и телом, не знает ничего. Он всего лишь испуганный беспамятный юнец. Самураям непросто будет заметить разницу между теперешним его состоянием и привычной маской, но сам Укё испытывает гадливое отвращение. Он ненавидит всех – советника, отравительницу, самураев (всех, особенно Кюдзо, который снова следует за ним как приклеенный), себя. Самое важное проходит без его участия. Отпускает только, когда с него спадают веревки, а под ногами начинает шуршать листва. Тессаю он готов кинуться на шею, но сдерживается, украдкой шмыгая носом, – не нужно, чтобы его посчитали совсем сумасшедшим. Столица окружена огромными роботами. Он с внезапным удивлением понимает, что он больше не боится механических самураев. Нет, боится, но страх не мешает ему управлять своим телом. – Укё. ----- Он приподнялся, стряхивая остатки сна. Вот к чему приводят бессонные ночи – заснул, дожидаясь результатов сканирования. Кюдзо стоял в нескольких шагах поодаль, прислушивался к его движениям. Укё облизнул пересохшие губы. – Кюдзо, ты... "...ты когда-нибудь ощущал себя беспомощным?" Кюдзо слегка повернул голову. Под рукавом не по размеру широкой рубашки кожа еще расцвечена цепочкой бледно-желтых синяков. Злополучный хирургический нож давно заперт в ящике под замком. Укё тоже есть что ему припомнить, но он ограничивается деловым: – Ложись, надо снова вычищать. Растревоженная рана до сих пор багровеет вывернутыми вспухшими краями. Кюдзо двигает плечом с осторожностью и спит совершенно неподвижно, но не позволяет себе ни единой жалобы. Укё возится с раной, углубляет разрезы. Руки Кюдзо спокойно лежат вдоль туловища, на бледном лице ни единой эмоции. Укё закончил промывать и дал Кюдзо питье. Тот принял чашку, но она выпала из дрогнувшей руки. Вода разлилась по полу. Укё закатил глаза. Кюдзо третий день отказывается от обезболивающих, опознавая их каким-то шестым чувством, и Укё очень хочет узнать причину подобному поведению. В запасах жителей пещер есть много составов, а шея Кюдзо соблазнительно открыта – только руку за шприцом протянуть. Кюдзо, не подозревая о планах своего врачевателя, осторожно пошевелился. По лицу разлилась блаженная расслабленность, тут же пропавшая, стоило ему приподняться. Помягчевшие, было, черты снова потеряли всякое выражение, застыв в каменной неподвижности, которая означала не столько истинное спокойствие, сколько абсолютный самоконтроль. Укё нахмурился, недовольный. Читать Кюдзо легче легкого, а толку? Спросить напрямую – так не скажет ведь. Скачи вокруг, угадывай. Надавить – переборщил уже, пятый день с Варей дежурят по очереди. – Подожди немного, я не закончил. Он нанес вокруг раны охлаждающую мазь. – Ты был полевым врачом? – спросил Кюдзо, придвинувшись ближе. Укё насторожился, но Кюдзо, очевидно, хотел только лечь удобнее, не мешая работать. – Нет, с чего ты взял? – Кюдзо почему-то не принимал в расчет, что на момент официального окончания войны Укё должен был бегать под стол пешком. Хотя он сам-то может быть немногим старше. Укё, не сдержав любопытства, поинтересовался: – Когда ты родился? – На второй год войны. Ну ладно, чуть старше... смотря как считать. – Школу ниторю уничтожили в самом начале войны. Тебя учил кто-то из выживших? – Да, – сдержанно сказал Кюдзо и прикрыл глаза. Последнее время в присутствии Укё он засыпал, не исключено, что притворялся спящим – наверное, считал, что это избавит его от расспросов. Любопытство разгорелось еще сильнее, но Укё пришлось сдержаться. Кюдзо ничего не рассказывал о себе. И Аямаро о нем молчал, сколько ни расспрашивай. Как будто телохранитель вырос в капусте на заднем дворе. Мазь в мисочке почти закончилась, нанесенная то ли десятым, то ли двенадцатым слоем. Кюдзо явственно дремал, положив голову на здоровую руку; впрочем, стоило Укё подняться, он открыл глаза. Сел, стряхивая сонливость, еле заметно подался вперед, приоткрыл рот, но промолчал. Укё с грохотом ссыпал инструменты в лоток и уже после спросил: – Прости, ты что-то сказал? Кюдзо покачал головой. ----- Он никогда не боялся одиночества, не станет и сейчас. Боль его союзник, она помогает оставаться в сознании. Сохранять здравое мышление. Кюдзо не желает снова перестать отличать реальность от видений. Женская ладонь – узкая, сухая – трогает его лоб. Кюдзо лежит с закрытыми глазами, дышит медленно и размеренно. Он знает, что поднятая рука нащупает только пустоту. На самом деле рядом с ним никого нет. <<<*** Укё влез во вскрытого им робота – огромным нобусери он служил почтовым перевозчиком, а молодой человек рассчитывал добраться на нем до нужного места. Кюдзо подошел к нему, собираясь занять место рядом. – Ты все еще здесь? – удивился Укё. Он быстро восстановил самообладание – будто и не готовился к смерти всего пару часов назад. – Ах да, ты вроде собрался меня сопровождать Укё демонстративно перестал замечать спутника, продиктовав роботу координаты. Самурая это более чем устраивало. К сожалению, после получаса тишины, когда Кюдзо почти расслабился, Укё кашлянул. Потом хмыкнул. У него была дурная привычка производить огромное количество лишних звуков перед собственно произнесенной фразой, привлекая к себе внимание собеседника. – Так и будем молчать? По мнению Кюдзо, этот вопрос не требовал ответа. – Ну хорошо, – подытожил Укё после паузы, заполненной ритмичным урчанием мотора, и так стиснул металлический борт, что под тканью перчаток проступили острые костяшки, – будь по-твоему.