Самурай

В городе Укё первым делом озаботился пополнением запаса стрелок... и да чтоб его. Знакомство с мастером Кусанаги включало в себя спасенную девочку и шесть мертвых ронинов и вышло запоминающимся. Кюдзо, сидя во дворе, пил чай и с некоторым удовольствием слушал историю семейной катаны Кусанаги. – Работа старых мастеров, такая же как катана Укё-доно. Катана Укё была совершенством, но для самого юноши подходила плохо: слишком тяжела для непривычной руки. – Она легче, чем кажется со стороны, – заметил хозяин, выслушав соображения Кюдзо. – До того, как вы подоспели, ваш ученик отлично справлялся. Кюдзо, не изменившись в лице, откашлялся, допил чай, поблагодарил и отправился на склад. Укё покосился на него через плечо, по локоть запустив руку в свою сумку. Купленный тяжелый плащ делал его фигуру крупнее, а кучу разных мелочей, которые Укё всегда таскал с собой, – незаметнее. – Ну! Если ты опять нашел нового работодателя, скажи мне об этом сейчас, – воинственно сказал Укё, в припадке раздражения одним махом вытряхнув на пол все свои вещи. – Я хотя бы со вторым познакомиться еще не успел. Кюдзо удержался от желания поднять заманчиво блеснувшую связку металлических прутьев и интуитивно снял с потолочной балки браслет самострела, в который напарник вцепился с радостным воплем. – Точно! Специально сунул наверх, чтобы не потерять! – Чем больше обоз, тем безопаснее. – Наверное, раз ты так говоришь, – с упрямой досадой отозвался Укё. – Но я уже распланировал все с господином Химори... пожалуйста, ну пожалуйста-пожалуйста, предупреждай меня заранее. Я серьезно. Мне это нужно. Кюдзо был достаточно опытным человеком, чтобы не продолжать спор ради спора. К тому же его больше волновала тяжелая сбруя Укё, больше подходящая тренированному пехотинцу. Укё сосредоточенно сгребал вещи в сумку, так что недоумение пришлось озвучить вслух. – Массивный доспех. Ты устанешь и перегреешься. – Хм, – Укё внезапно смутился. Потом тяжело вздохнул – театрально, но с непритворным опасением, – взял с пола кузнечный молот и без видимого усилия поднял. – К слову не приходилось. Мышечные имплантаты. Мои мышцы усилены специальной тканью. Технология жителей пещер. Кюдзо удивился. Протезов он повидал много. Самурай нахмурился, вспоминая: нет, и на ощупь руки Укё были теплыми и не менее жесткими, чем полагалось обычному человеку. Укё снял перчатку и протянул руку с безупречно подпиленными ногтями. Рука как рука. Только когда он без особого напряжения согнул пальцы, запястье Кюдзо оказалось словно в железных тисках. – И все? – с разочарованием спросил он: мало того что Укё все это время его обманывал, он, видимо, мало ценил без труда полученную силу. – И все, – Укё пожал плечами, внезапно разозлившись. – На фарфоровом подносике получил. Подумаешь, в постельке полежал две недели с красивыми девушками, на опиуме посидел, чуть с ума от скуки не сошел. Легкомысленный тон мог обмануть постороннего, но за все время их близкого общения Укё не проводил в бездействии ни минутой больше, чем ему требовалось на сон. Кюдзо в жесте понимания пожал ему локоть. Укё вскинул бровь и слегка смягчился. – Один шанс из ста на удачный исход, и не больше десятипроцентной модификации. Подземные жители в конечном счете продали знания, потому что были уверены в их бесполезности. Мы их доработали – практически нулевой шанс на выживание, но потрясающий эффект, если выжить. – Ты злой дух, – сказал Кюдзо, и Укё облегченно засмеялся: – А почему бы и нет! Кюдзо вернулся к более насущным вопросам. – Кто научил тебя "широкому шагу"? Укё опасливо облизнул губу. – Я не очень знаю все эти "когти тигра", "растущие стебли при полной луне". Сохэн рю, нет? Мой наставник делил их на "умрет" и "умрет моментально". – Он должен был научить тебя большему, – скупо сказал Кюдзо. Использовать действенные и эффективные приемы убийства для запугивания, портить хороший удар демонстративной слабостью – Укё сам загонял себя в ловушку, не в силах этого увидеть. – Я покажу, как надо. – Кюдзо протянул Укё один из тренировочных мечей и удивился, когда тот быстро спрятал руки за спину. – Только своим, – твердо сказал он. – Я пообещал. Кюдзо кивнул, принимая ответ. ----- Пожилому крепкому Ёши – тому самому торговцу, который предложил Кюдзо привлекательные условия – новоиспеченный кандидат приглянулся. – Надеюсь, вы оба готовы к опасному переходу. Укё нахально подтвердил. Он полностью доверял интуиции Кюдзо в отношении опасных мест. Самурай, иногда вопреки здравому смыслу, видел, какая кочка выдержит его вес, а какая провалится под ногами, и проще бывало в одиночку обойти засаду, чем переубедить людей, непременно желающих доказать обратное. Укё верил ему безоговорочно, более того – убеждал в этом остальных, и за одно это Кюдзо готов был мириться с его недостатками, вроде полной бытовой непригодности. Позаботиться о всяких мелочах вроде горячей пищи и сухой ночевки Укё был не способен, принимая как должное, что Кюдзо занимался этим для них обоих. В бытность приемным сыном Аямаро, Укё раздражал Кюдзо своим шумным восхищением, отдававшим издевкой, однако сейчас он поумерил свои восторги и наблюдал с обоснованным интересом, так же оценивающе, как наблюдал за ним сам Кюдзо. От схваток он по-прежнему держался в стороне, предпочитая отстреливать нападавших, но делал это так быстро и метко, что даже прилипшее по первости оскорбительное прозвище быстро приобрело уважительный оттенок. Здесь ему не перед кем было притворяться неуклюжим, поэтому точность его движений, раньше проявлявшаяся вспышками, невольно восхищала. И да, это не мешало ему быть на волоске от смерти столько раз, что Кюдзо давно перестал считать. Уке полушутливо утверждал, что с Кюдзо он расслабляется, и казалось, это его нисколько не тревожило. Кюдзо же забеспокоился после того, как проснулся от ощущения наброшенного одеяла. То, что он не сразу почувствовал приближения спутника, нельзя было оправдать усталостью. Уке не распространялся по этому поводу, но не приближался больше к спящему Кюдзо, просто неизменно требовал разжечь общий костер пожарче. ----- С момента расставания с торговцем прошло немало времени, лето сменилось осенью, а они все еще держались друг друга. Осеннее солнце светило еле-еле, а земля под окном от дождя раскисла и превратилась в грязь. Укё высунул нос из-под плаща, разжег лампу и расстроенно уставился за окно, в плотную серую полосу дождя. Похоже, в городке им предстояло задержаться. Кюдзо лежал чуть поодаль, в кои-то веки проявив вполне человеческие чувства и не торопясь лезть в промозглую сырость. Несмотря на постоянные ночевки на улице, холод он тоже не любил. После найма в охрану Укё на собственном опыте прочувствовал, почему Кюдзо предпочитает спать снаружи. Он продержался примерно полчаса в душном помещении, где два десятка взрослых мужиков храпело, воняло потом и изредка пускало газы, после чего выбрался на воздух. – Помешаю? – шепотом спросил он у Кюдзо, покосившегося в его сторону. Тот после секундного раздумья покачал головой, и Укё, подойдя ближе, устроился локоть к локтю. Война так и не началась: по стране носились шепотки, за стенами домов велись разговоры за и против иностранцев, на побережье вспыхивали бунты, – но сохранялся худой мир. Охота за Укё тоже сошла на нет, чему тот был рад; еще весной ему казалось, что им вдвоем придется перебить все население Японии и чем бы это отличалось от ядерной бомбежки, которую он старался предотвратить? – Брр! – Он поежился и закутался в поднятый плащ, слишком живо представив себе эту картину. Кюдзо встал и начал двигать паззл из перегородок, добиваясь минимального размера щелей. Укё машинально следил за ним: перемещения самурая отвлекали от собственных невеселых мыслей. Кюдзо подходил к работе так основательно, словно они собрались здесь зимовать. Может, и правда задержаться?.. Переждать холода, пожить у моря. Размытая тень Кюдзо легла на стену, карикатурно очертив профиль, и Укё невольно улыбнулся пришедшему воспоминанию. ***>>> Под стеной противно пахнуло нечистотами. Укё подпрыгнул и подтянулся. – Привет! – не понижая голоса, поздоровался он. – Холодновато тут у тебя. – Уходи, – отозвался Кюдзо, – стража увидит. Укё, не отцепляясь от створки, помахал проходящему со стороны коридора стражнику. Тот не обратил на него никакого внимания. Избирательная слепота была ужасно заразна, передаваясь преимущественно с серебряными монетами. – Да подойди ты, нужно поговорить с глазу на глаз. Что там произошло? Кюдзо, не став препираться, приблизился. Красноречием он по-прежнему не отличался, поэтому из всего скупого пересказа Укё отметил для себя единственный факт: "Я его не убивал". Он досадливо хмыкнул, не обращая внимания на сжавшиеся губы самурая, пошебуршился, не слишком удобно повиснув на одной руке, и пропихнул скатку теплого плаща в узкое окно. – Возьми, – и предвосхищая отрицательный жест. – Завтра суд, вдруг решат, что ты дрожишь от страха? Он спрыгнул в ту же глубокую лужу – за прошедшие две минуты она, кажется, стала еще более грязной, – едва не забрызгав штаны подошедшего начальника охраны. У того, к сожалению, проблем с глазами не было, наверное потому, что полученная монета была золотой. Поэтому поговорить с заключенным он разрешил, но демонстративно встал поодаль. – Зря ты плащ оставил, не вернут же, – вполголоса сказал он. Мужик был откровенно себе на уме, но у них с Укё имелось нечто общее: например, неприятности с арестантом были не нужны им обоим. Попасть под подозрение в убийстве посланника даймё было чревато публичным повешением. – Его судьба предрешена, ты тут золото перед кошкой мечешь. – Знал я кошку, которая не растерялась при виде разбросанного золота, – вежливо заметил Укё, дожидаясь, пока он отопрет тяжелую калитку. – А перемерзнуть в такую сырость достаточно, чтобы кашлять потом до весны. Это еще хорошо, что плащ взять согласился, стоик, иначе пришлось бы искать другой способ его согреть. – Если ты о продажных девках, то они в общих камерах сидят. Убийцам одиночки. – Не-ет, я легких путей не ищу. – Укё, пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о верхнюю планку ворот, находившуюся где-то на уровне его плеч (новую прибили? или вырос?), выскользнул наружу и позволил выплеснуться раздражению. – Думаю, в этом случае я поджег бы ваш склад – до утра как раз костерка бы хватило. Еще раз сходив на место драки, Укё в задумчивости черкал по забору угольком. После шестой спирали его мысли закономерно перекинулись на дела текущие. Мог Кюдзо убить? Он сказал – нет, и Укё знал, что самурай не соврал бы. Он повертел возможности случайного убийства и отбросил их как казуистические. Незаметно для себя нанести два удара в живот воин не мог даже в угаре общей свалки. На заборе тем временем появился набросок – довольно узнаваемый, несмотря на откровенную слабость Укё в изящных искусствах. Впрочем, ему достаточно было наметить растрепанный сноп прически, удлиненный треугольник лица и парой прямых штрихов обозначить черты. Кюдзо весь словно состоял из прямых линий и четко очерченных углов, его строгую простоту, возможно, точнее передал бы чертеж, а не рисунок. Чертеж... Укё в задумчивости раскрошил уголек. Что же такого было на плане этой части города, чего он не увидел? Он обдумал это, ничего не придумал и, отбросив попытки бесполезных логических построений, положился на собственную удачу. – Ха! Дурачье, вы еще не знаете, с кем связались!.. ----- – Спасибо, – сказал Кюдзо, выйдя с площади. Если Укё не мог дать удовлетворительное объяснение – наверняка мог тот, кому была наиболее выгодна задержка послания, оставалось только грамотно спровоцировать, а тут уж Укё был на высоте. У Аямаро случится несварение. Сзади раздался хруст и вопль боли, характерный для самосуда. Горожане считали убитого добрым человеком и искренне любили – редкость в отношении облеченных властью лиц. Укё согнал с лица мстительную ухмылку и переключился на Кюдзо, но тот уже счел разговор законченным и погрузился в свои мысли. – И это все? – возмутился Укё – да боги, мог бы выразить чуть большее восхищение его гениальному и спасительному плану – и размашисто хлопнул его по плечу, которым Кюдзо ранее закрылся от брошенного камня. – Ой. Кюдзо, вздрогнув, посмотрел на него с неожиданной благодарностью, как человек, разбуженный посреди дурного сна. – Я решил, ты не поверил моим словам. Укё оступился, громко лязгнул зубами и в шоке уставился на напарника. – Рехнулся? Конечно, большой плюс, что этого беднягу убил не ты, иначе пришлось бы намного больше трудиться, чтобы тебя вытащить... Он не окончил мысль, озабоченный группой мужчин посреди улицы – они смотрели так, будто нарывались на драку. Укё интуитивно почувствовал, что с ними ему не сладить – ксо, он не любил терять контроль. – Пропустите, – уронил Кюдзо, немедленно выступив вперед: на миг оттаявшее лицо снова заледенело. Воины обменялись взглядами, и Кюдзо сбил противника с ног без малейшего промедления, как простой горожанин. Укё предусмотрительно отскочил. Символически перевязанные шнурком мечи спутника остались у него, но Кюдзо, методично избивавший обидчика, про них и не вспоминал. Укё в панике оглядывался, гадая, сколько немых свидетелей прячется за закрытыми ставнями. Вот теперь им точно следовало валить, причем быстро. Что-то противно влажное прилетело ему в лицо и с чавканьем склеилось с кожей. Пока юноша в ужасе отплевывался, сумасшедшая ярость Кюдзо сменилась здоровой злостью. – Этот человек там был, – тяжело выдохнул самурай, как сплюнул. – Видел. Оболгал меня. Укё по заборчику обошел кровавую кашу. Если мужчина и был жив, то человека напоминал сильно через раз. – Ээ... остальные убежали. Догоним? – За болтовней он тянул самурая за руку, потихоньку утаскивая его подальше от лежащего тела. – Других не было, – отозвался Кюдзо, снова уходя в мрачную апатию. – Все эти люди. Трусы. – Это толпа, – резко сказал Укё, потеряв желание убегать. – Толпа делает людей сволочами. Кто из них в глаза сможет повторить, что ты убил беззащитного? Хочешь, останемся, и каждый, каждый демонов житель этого города лично перед тобой извинится? Кюдзо мрачно взглянул на него, не нашел в лице неискренности и, кажется, оторопел. – Не стоит, – наконец, вымолвил он, отобрал мечи и двинулся вперед, решительно оставив негостеприимный город за спиной.