Самурай

Укё проснулся, ощущая лежащего за спиной. За ночь они так вымотались, что завалились на один футон и заснули на месте. Укё осторожно снял с себя расслабленную руку, перевернулся на спину, мимолетно поморщившись. Кюдзо, не просыпаясь (действительно не просыпаясь), вернул руку на место, навалился сверху. Разумеется, он напружинился, едва проснувшись, но неудобное положение заставило его промедлить. Укё почувствовал, как мышцы осознанно расслабились, и перестал влюбленно оплетать самурая конечностями, блокируя резкие движения. Кюдзо приподнялся, хмурясь из-под налипшей челки. – С добрым утром, – серьезно сказал Укё, едва сдерживая смех. Кюдзо непроизвольно глянул ниже, куда пришелся бы первый удар. Укё с любопытством отследил направление, содрогнулся и попытался замять тему. – У меня волосы с рождения иссиня-темные, а у тебя в детстве тоже были темнее? – Отцепись. – Самурай поднялся и начал подбирать с пола одежду. Укё расстроенно вздохнул. Все-таки было интересно, чем обусловливалось его раздражение: нежеланием чувствовать чужое превосходство или опасением однажды оказаться быстрее. Внешне в их отношениях ничего не изменилось. Кюдзо, последние дни замещавший у Ёши телохранителя, приходил поздно и ночевал отдельно. Укё невольно отплатил по-своему, устроив драку с притаившимися в доме наемниками. Давно сидел в отстроенной заново Столице новый наследник Амануси, а в Эдо – новый сегун, а Укё все еще аукалось бурное прошлое. Разноцветный синяк на груди не сходил еще неделю, а Кюдзо стал спать с напарником в одной комнате. Пусть и в дальнем углу, с мечами под боком. Распрощавшись с синяком, Укё заскучал и, найдя Кюдзо на тренировке, вежливо попросил позволения присоединиться. В глазах самурая вспыхнуло предвкушение. Укё оценивающе осмотрел поджарую фигуру в коричневых хакама и куртке. Торговец предпочитал собственную форму одежды для своих людей, и признаться, Укё бы отдал все оставшиеся деньги за то, чтобы посмотреть, как самурая уговорили на переодевание. До этого он видел его в косоде только единожды, все остальное время их знакомства Кюдзо хранил верность европейским плащу и сапогам, ни разу попытавшись поменять их на стандартную японскую одежду. Впрочем, с ним никогда нельзя было знать, от чего он откажется категорически, а на что согласится. – Слушай, ты же говорил, что нашел новую работу? – спросил Укё, загоревшийся внезапной идеей. Дождался слегка настороженного кивка и пообещал: – Буду должен тебе шесть монет. Укё приглашающе качнул клинком. Скольжение вплотную – разрыв дистанции. Еще раз. Кюдзо отпрыгнул, сдернул отрезанный и сползающий на пальцы рукав куртки. Укё, не скрываясь, нацелился на второй. Ему пришлось вертеться угрем, но с потерей второго рукава Кюдзо принял правила игры. Поскольку Укё ходил не в обычной одежде, а в просторной рубашке, шансы у Кюдзо были неплохие. Укё красиво распорол полу куртки от живота до груди, не оставив царапины на коже. Кюдзо почти взлетел в воздух по стене, оказался за спиной, рванул лезвием ворот. Укё в два шага увеличил дистанцию, вынужденно углубив разрез, широкая рубашка распалась на две части, повисшие на поясе. Укё высвободил руки из рукавов, перехватив катану. Повязка, державшая отросшую челку, со лба сползла на глаза, закрывая обзор, но Укё не пытался вернуть ее на место, чутко прислушиваясь ко всем шорохам. Есть! Катана со звоном вывернулась из правой руки, но остановила оба клинка, Укё же точно располосовал штанину на бедре. Отпрыгнул, и даже не пытаясь вернуть меч, приподнял с глаза повязку, с интересом бросил взгляд на противника. В следующий момент область разглядывания исчезла из виду вместе со всеми остальными частями тела. Шаг назад, спина встретила холодную стену, груди коснулось лезвие. Повязка упала на подбородок. Укё улыбался шально и бесшабашно. Кончик спрятанного ножа замер между боком Кюдзо и жгутом набедренной повязки. Кюдзо сделал шаг назад, отводя клинок. – Глупо, – сказал он, чуть-чуть изогнув уголок губ в намеке на веселье. – Ты же в карты на раздевание не согласишься, – усмехнулся Укё. Поклон, и он отошел, собирая в хвост рассыпавшиеся волосы и посмеиваясь. Кюдзо опустил взгляд, посерьезнев. Игры играми, но он скучал по настоящему делу. ----- Проходя в ванную, Укё столкнулся с Кюдзо – тот как раз вытирался. Укё быстро ополоснулся и вышел. Кюдзо встретил его пристальным взглядом. Укё рассеянно поблуждал взглядом по помещению, и найдя единственное полотенце в зоне доступа, сдернул его с бедер Кюдзо, одним движением обтерся. Накинул полотенце на плечи Кюдзо, притянул, промокая капли воды. – Спасибо, – вежливо сказал он и прошел к стопке чистой одежды. Взрыв был беззвучным, только пол под ногами Укё качнулся, а воздух на секунду вышибло из легких. Он решил бы, что оглох, но тишину нарушало частое дыхание и плеск шлепающихся с волос капель. Кюдзо прижимал его за плечи, в глазах уже знакомое безумие. – Кюдзо... – Укё судорожно вобрал воздух, удерживая так требовательно захватившую его чужую ладонь. Он хоть понимает, что рядом ничего подходящего? Он завалил Кюдзо на лавку, под голову одежду. Неистовое желание напарника заводило сильнее самых изощренных ласк. Ему еще хватило решимости не рвать насухую, а наклониться и обхватить губами. Кюдзо вскинулся, отталкивая, однако Укё держал ноги партнера, потянув его за собой. Обвел языком, вобрал глубже. Самурай издал какой-то задушенный звук и заметался головой по лавке, намертво вцепившись в доски. Укё выпрямился и в несколько движений довел их обоих до кульминации. Где-то брызнули запоздалые звездочки. Доигрался, вяло подумал Укё, из последних сил упираясь локтями в дерево. Грудь у Кюдзо ходила ходуном, на вдохе почти прижимаясь к груди Укё. Потребовалось время, чтобы прийти в себя и подняться. Укё в порыве чувств сгреб партнера за пояс и попытался расцеловать, но тот быстро отвернулся, будучи странно задумчивым. – Зачем – так? – А как? Без смазки? Удивленный взгляд Кюдзо Укё не понравился. – Я не против. – Я против, – резковато ответил Укё. – Ты мой товарищ, а не кукла для утех. Он встряхнул рубашку, влажную от мокрых волос Кюдзо, и начал ее выворачивать. – Если пожелаешь – мы продолжим в комнате. У Кюдзо вспыхнули глаза. Одежда так и осталась лежать на лавке. Укё, едва вытряхнув из сумки оружейную смазку, повалил Кюдзо на футон, надавил скользкими пальцами, ощущая рефлекторный спазм. Свободной рукой подхватил ногу напарника под колено, отводя в сторону. – Расслабься, – припечатал Укё, проводя рукой по груди. После этих слов тело под ним действительно расслабилось. Самураи должны уметь повиноваться. Слитные движения словно танец. Кюдзо подался навстречу. Укё склонился, покусывая его за шею, прихватывая кожу над синеватыми венами, и самурай покорно откинул голову, оставляя беззащитным горло. Эта недолгая слабость сводила с ума. Укё притянул его ближе, прижимая к себе, толчками вырывая беззвучные стоны. Кюдзо сжимал ноги, руками обхватывал за спину. На бледном лице проступало почти болезненное наслаждение, словно он отдавался в последний раз. ----- Насколько Кюдзо был честен тогда, Укё оценил только через несколько дней, когда самурай повернул мечи против напарника. – Сражайся, – потребовал он. – В чем дело? Твой новый хозяин приказал меня убить? Со стороны они наверняка смотрелись красиво, застыв в молчаливом противоборстве. Укё скрестил руки, не убежденный в необходимости поединка. До этого они крупно поссорились, когда Кюдзо сказал, что уходит на службу, и Укё не ожидал увидеть его снова. Кюдзо метнулся к нему – Укё пришлось парировать удар и отскочить. – Сражайся, – нетерпеливо повторил Кюдзо. Вот как? Сражайся, и как самурая тебя прошу, не спрашивай, не говори ни о чем, не смотри разочарованно, просто разозлись и убей. А если нет – убью я. – Я не буду, – сказал Укё. – Убивай. Кюдзо заколебался и упустил момент. Укё перевел взгляд на вооруженных мужчин в цветах клана Симадзу – те появились следом, уже не оставляя возможности для поединка. На одеждах мелькали гербы клана Симадзу. – Ты проследуешь с нами, – строго сказал старший и взглянул на Кюдзо. – А ты что здесь делаешь? Тебе приказано оставаться со своим отрядом. – А! – произнес Укё, теперь сообразив от какой участи пытался уберечь его Кюдзо. Действительно, лучше умереть свободным, чем каждый день ожидать убийцу в клетке для свергнутых правителей. – Ах эти самураи – Кюдзо ведь по-своему предлагал путь на свободу или достойную смерть, а Укё не принял ни того ни другого. – Понятно. Ведите, господа. Взгляд Кюдзо из разочарованного стал отрешенным. ----- Госпожа ждала в доме. Укё отметил этот факт. Негласный лидер Симадзу (не имей она предубеждений против замужества, наверняка стала бы главой клана) не имела привычки появляться там, где без нее могли обойтись. – Как давно мы не виделись, – и еще бы столько же не встречались. – О чем вы хотели поговорить, тетушка? Последнее слово было произнесено с сарказмом, явственно просившем не принимать его всерьез. Правая рука главы клана надменно улыбнулась. – Ты чем-то недоволен? – Самую капельку. Хотелось бы, чтобы ваши воины делали разницу между вежливым приглашением в гости и конвоем на пожизненный арест. После того, как меня провезли по улицам в колодках, не удивлюсь, если хозяйка сегодня же присвоит мою одежду и сдаст дом новому жильцу. – Дело самураев доставить ко мне нужного человека. Им не положено знать зачем. Ты слышал про церемонию, – Укё открыл рот. – Значит, услышишь. У тебя есть неделя. – Я против, – все-таки сообщил Укё, из желания услышать "предложение, от которого невозможно отказаться". – Я знаю. Можешь взять все необходимое здесь, все эти люди в твоем распоряжении. Самолет ждет. Госпожа Харухи была не в настроении ссориться, даже имея на руках все козыри, и Укё нахмурился, осознавая, что, с ее точки зрения, происходящее весьма серьезно. Кюдзо молча стоял под надзором еще двух воинов. Укё прикусил губу. В этом окружении неподчинение приказам каралось по законам военного времени. А покушение на убийство члена господской семьи? Он определенно не хотел знать подробности. – Идем, – бросил Укё, проходя к двери. Кюдзо не двинулся с места, и Укё закатил глаза, оборачиваясь: – Тетя? – Он твой новый господин. Иди и служи брату даймё клана, как мне, – приказным тоном сказала Кюдзо женщина и слегка поклонилась Укё: – Однако почему этот человек? – Я ему доверяю, – просто сказал Укё. – Он истинный самурай, он будет предан господину. Теперь я могу быть в нем уверен. Укё отвесил тетке поклон и прошествовал к выходу. Сзади закрылась раздвижная дверь, и Кюдзо пошел в нескольких шагах за плечом. ----- Укё без зазрения совести выгнал из самолета сопровождающих и крутил микрофон, обеспечивающий связь с пилотом, пока не вывел его из строя. Терпеть у него не было никаких сил. – Как вышло, что ты выполняешь приказы Симадзу?! – Моя семья служила вашей семье, – бесстрастно отозвался Кюдзо, и Укё едва не взвыл от запоздалого горького разочарования. – Как интере-есно, – протянул он, откинув голову на локоть. – Фамилия? – Наследственные вассалы? Укё мог поклясться, что никогда не слышал названной Кюдзо фамилии. Он допускал, что Кюдзо порвал с родителями, альбинизм все-таки, мать могли заподозрить в супружеской неверности, и не все такие умные-прогрессивные как Варя ("если обещаешь полежать тихо и не мешать имплантатам приживаться, я расскажу, почему Амануси такой низкий, а ты вырастешь высокий и будешь еще больше нравиться девушкам... "), но, похоже, дело было иначе? – И как же при этом ты очутился у Аямаро? Политическое решение на голодные времена? Попал под горячую руку? Кюдзо молчал, упорно оберегая свои секреты, и Укё отступился, собираясь найти ответ у других. Он был слишком убит потерянными возможностями, чтобы выяснять что-то прямо сейчас. – Что ж, счастлив познакомиться. Позаботься обо мне. – Да, господин. Укё моментом потерял охоту язвить и выпрямился. – Обращайся как прежде, ясно? Он не смотрел в сторону самурая, поэтому лишь краешком глаза заметил движение – то ли тот кивнул, то ли покачал головой; молчание осталось таким же натянутым. Японские традиции любое сближение приводили на лестницу. И даже если Укё не против был спуститься, лестница не позволяла стоять вдвоем на одной ступеньке. ----- Симадзу Харухи кивнула собственным мыслям. Она хотела еще раз посмотреть, насколько изменился ее племянник, и увиденное ее не то, чтобы удовлетворило, но оказалось не худшим вариантом. Хитоши стал приемным сыном ее брата по печальной случайности. Иногда Харухи сомневалась – случайности ли? Покойный был жестким человеком, но слишком подверженным самурайскому кодексу; к тому же, гибель старшего сына, несомненно, в тот день сказалась на трезвости его ума. Черноволосого мальчишку, который спрятал раненого даймё от нападавших, по мнению Харухи следовало наградить, но никак не принимать в семью. Прискорбно, что брат, вернувшись, поставил всех перед фактом. Хитоши – таково было имя, данное ему даймё вместе с собственной фамилией, – был недостоин самурайского меча, ему хватило разума понять это и исчезнуть, но официально он остался членом семьи и напомнил о себе спустя годы. Смысл безупречно вежливого письма заключался в том, что, готовясь стать Амануси, он наконец считает себя достойным своей приемной семьи и почитает своим долгом предоставить им некоторую информацию о планах их союзника, даймё Мори, а также о текущей экономической ситуации. При первой встрече госпожа Харухи отметила, что Укё (мальчик сказал, что вернулся к прежнему имени, не считая свои действия достойными семьи; врал, разумеется, но лицо держал) заметно изменился, и дело было не только в цвете волос. Амануси, хоть и был преступно небрежен по отношению к воинской элите Японии, в остальном отличался прозорливостью, и Хитоши, оказавшись его клоном, унаследовал острый ум. Он хорошо понимал, что непригоден для правления, но нашел более достойного, предложив фактическое правление брату, и Харухи позволила себе одобрительную улыбку: растет мальчик, растет. Сам ли он плетет интриги, достойные придворной аристократии, или его ведет судьба, заставляя успевать к наиболее важным событиям, – она не собиралась упускать этот шанс возвысить клан. Первые семейные советы, в которых участвовали Хитоши и Макото, Харухи могла и сейчас воспроизвести до мелочей – таким напряжением был пропитан воздух, даже несмотря на то, что Макото начал признавать разумность некоторых идей Хитоши, а тот, в свою очередь, строго следил за словами. В детстве выводить брата из себя у него получалось на подсознательном уровне – одна-две фразы, и Макото вскипал как оставленный на жаровне чайник. Сейчас Макото стал военным правителем страны, а Хитоши, оставшись внешне легкомысленным мальчишкой, заметно повзрослел и поумнел, взять хотя бы выбранного им спутника. Настоящий воин и весьма преданный ее племяннику. После наказания Харухи без колебаний оставила бы его в своем отряде, но Хитоши, похоже, спутника тоже высоко ценил, раз оставил его при себе, хотя и бросил упрек, заставивший лицо того, второго, на миг помертветь. Харухи могла себя похвалить – сегодня она выиграла партию вчистую. От участия в делах семьи в последний сезон Хитоши категорически отказывался, от посланцев бегал как лиса от собак, не поддаваясь ни просьбам ни на угрозам, но и на него нашлась проруха. Молодой воин, вернувшись в клан, вернул в него двоих, и Харухи была искренне благодарна ему за возможность образумить упрямого племянника, не доводя дело до замковых подвалов. ----- Укё давно не участвовал в чем-то настолько масштабном, как придворные интриги, и попав в водоворот событий, растерялся. Помог Хёго, который нынче числился начальником дворцовой охраны и быстро организовал новоприбывшим введение в курс дела. Четверо приближенных сегуна отсутствовали уже десятый день, таинственно пропав из собственных покоев в центре дворца. Хёго, как и госпожу Харухи, волновала не столько судьба пропавших, сколько пошатнувшаяся вера в безопасность сёгуна. Вечером Укё постучался в покои сёгуна. Знакомство с кланом Симадзу относилось к разряду тех вещей, о которых он предпочел бы забыть (еще один тщательно разработанный план, еще одна неудача в попытках быстрого постижения пути самурая), однако забыть не получилось. Нет, но какова ирония! – Да продлятся ваши дни еще сотню лет, – с чуть преувеличенной почтительностью поклонился он. Сёгун смотрел на него с таким же сомнением, но правила, установленные им же, требовали соблюдения. – Благодарю. Они уже встречались днем, в официальной обстановке, едва перекинувшись взглядами, но тогда это была встреча второго человека в Японии и его слуги. Сейчас же в покоях, помимо них, находился только Хёго, старательно изображавший статую. В чем-то это было признание – в конце концов, это Укё порекомендовал Хёго брату. Укё чувствовал, что собеседник находится в нерешительности, и глубоко вздохнув, ринулся на глубину. – Слухи ходят разные, – заявил он, усевшись на полу. – Теперь хотелось бы знать, что ты думаешь о происходящем. Слуг здесь нет, я налью себе сам. Макото поморщился, следя за тем, как Укё разливает чай, соблюдая церемонию лишь формально. Приемный брат ни капельки не изменился, по-прежнему не трудясь вести себя соответственно занимаемому положению. В молодости Макото это страшно раздражало. Укё, наконец, закончил издеваться над канонами и выжидательно уставился на Макото. Брат смотрелся в должности сёгуна удивительно уместно, при поддержке тетушки наладив отношения с торговцами и уже начав формировать новую армию, а кому-то из клонов Амануси, переживших своего создателя, повезло стать при нем официальным светским монархом. Как развернутся события через несколько лет, Укё старался не загадывать. Япония слегка приоткрыла границы для торговли, но, похоже, ей еще долго суждено было оставаться закрытой страной – впрочем, какое ему было до этого дело? Макото задумчиво наблюдал за пылинками над светильником, словно сочиняя уместное хайку. Харухи неоднократно повторяла: "Ты не станешь хорошим правителем, если не научишься извлекать пользу из всего, даже из шелухи от риса". – Чай испортил, – недовольно заметил он и потянулся за бутылью саке. Укё оценил попытку создать доверительную обстановку. – Зачем ты пришел? – Узнать то, что мне следует знать. Ну и выпить в приятной компании. – Укё мужественно сделал глоток и понял, что с последнего раза вкус саке приятнее не стал. Он поспешил замять неловкость, обратившись к Хёго: – Ты обещал, что покажешь, где произошли эти таинственные исчезновения. – Покажет и лично проследит, чтобы ты не исчез на том же самом месте, – без тени юмора произнес сёгун. – Хм, пояс подержит? – предположил Укё. На лице Хёго ясно отразилось категорическое неприятие, которое он подкрепил спрятанными за спину руками и, спохватившись, отвесил поклон в сторону императора. – Простите за дерзость. Макото слегка махнул Хёго рукой и разоткровенничался. – Мой бывший начальник охраны гонялся за Хитоши с доской наперевес. Хёго не пожелал повторять ошибку и успешно сохранил каменное лицо, хотя в его взгляде читалось явное сочувствие к своему предшественнику. – Всего один раз, – хихикнул Укё. Самураи так старательно взращивали в себе спокойствие духа, что эмоции становились их слабым местом. – Это не изгладилось из моей памяти за все прошедшие годы. – Скучная и бедная у тебя событиями жизнь, брат, если ты помнишь такие мелочи. – Мне пришлось казнить его за несдержанность. За столько лет можно было научиться ценить людей. – Я поумнел, спасибо некоторым за науку, – рассмеялся Укё, делая вид, что ему все равно. С Макото определенно стало веселее общаться, если не пытаться нарушить его правила. – Но должен предупредить, мне надо собирать информацию. Заранее прошу прощения за свое провокационное поведение. Сёгун никак не отреагировал, зато Хёго очень выразительно возвел глаза к небу. Слава богам, это была не его забота.