Самурай

За несколько дней Укё узнал многое о моде, коалициях и любовных связях. Определенно он поторопился, назвав жизнь Макото скучной. Шелковые шарфики были прелестны, и чужие тайны тоже. Новое задание было бы даже интересным, не бросайся Кюдзо в бой при каждом удобном случае. С упрямой обреченностью он нарывался на драку. – Какого ёкая? – раздраженно поинтересовался Укё, проверяя, остался ли жив нападавший; ясное дело, нет, но бывают же чудеса?.. – Не нужно было доводить до убийства. Потенциального свидетеля было жалко. Укё с досадой оставил бесполезный труп и громко чихнул. – Кюдзо, ты собираешься максимально усложнить мне задачу? – вкрадчиво поинтересовался он. Лицо самурая, стряхнувшего с кончика меча кровь, осталось безэмоциональным, словно застывшая маска театра кабуки. – Что она тебе приказала? Я от имени клана отменяю все приказы тети. Твой труп будет крайне плохой защитой мне как господину. Кюдзо молчал отстраненно, переступил с ноги на ногу. Укё взмахом руки отпустил его. – Приведи Хёго. Он здесь главный, вот пусть и организует пятого бесследно пропавшего. – Ты обещал помощь, – сказала черноволосая девушка, тихо выскользнувшая из угла, едва Укё встал у двери в коридоре. – Отвезешь нас в Когакё? – Привет, Эсмералда. – Укё был приятно удивлен. – Ты нашла своего ребенка? – Нашла. Ее хотели подарить правителю как зверушку. – О, – больше от растерянности протянул Укё. – Подарили? Лицо девушки на мгновение стало жутковатой маской. – Не успели. Укё рефлекторно передернулся, начиная соображать. – Их было четверо? У одного железная нога до колена? – Трое. Четвертый защищал брата. – С ума сойти, как Мако пронесло. – Укё нахмурился. – А ведь родился бы до полуночи... Зря я тут штаны просиживал. Ты отомстила сполна? Кошка выскалилась – или улыбнулась, понимай как знаешь. Оборотни, как правило, отличались богатой мимикой, но Эсмералда была исключением. – Да, – честно сказала она. – Увези нас отсюда. – Как только придам этой истории хоть сколько-нибудь правдоподобный оттенок. Ты не могла бы кого-то из них... отрыгнуть? Хотя бы протез. – Ми задумалась, и Укё передернуло. – Фу, нет, не надо. – Он не волновался насчет подслушивания, зная, что при необходимости кошка его предупредит. – Где тебя найти, когда я соберусь уезжать? – Я буду поблизости, – неопределенно сказала Эсмералда. Укё потянулся ее обнять, но кошка гибко вывернулась. – От тебя воняет. Не хочу пахнуть наркотиком. – И скрылась за углом – только длинный хвост мелькнул. Кюдзо вернулся секундой позже, в группе немногословных мужчин и страшно злого Хёго, деловито занявшихся трупом. – Восхитительно, – уныло протянул Укё, припоминая слишком густую пыль в комнате убитого. "Белая пыль" считалась слабеньким стимулятором, использовавшимся, чтобы обострить яркость эмоций. Только этого ему не хватало. Он настолько задумался, что раздавшееся сзади громогласное "Ого!" заставило его крупно вздрогнуть. Телохранитель молниеносно развернулся: судя по неизменному выражению лица, опасности он не видел, но реакция Укё его насторожила. Из комнаты выглянул Хёго, покривился углом рта и скрылся чуть поспешнее, чем требовалось – некоторые эпизоды своей жизни он предпочитал не вспоминать. – Как знал, – под нос хмыкнул Укё. Не зря он держался подальше от императорского дворца, опасаясь старых знакомых – хотя шумный меха-самурай был последним, кого он ожидал здесь увидеть. Впрочем, Кикутиё, тащившийся за двумя подземными жителями, на Укё не обратил внимания, он смотрел на его телохранителя. – Это же Кюдзо-доно! Вот у него и спросим. – Кюдзо не может отвлекаться, он на службе, – усмехнулся Укё. – Спросите лучше у меня. После того, как он перестал впадать в слепую панику от вида механических корпусов, Кикутиё казался ему весьма забавным. ----- Кикутиё и в самом деле был прост, как палка, – вот уж кого не волновали сословные различия. Он не задавался вопросами, как Укё здесь оказался и почему лично повел их к складам, точнее задавался, но легко позволил перевести тему. Подземные жители оказались более проницательными: их крохотное замешательство, когда Укё жестом отослал телохранителя, было весьма заметно, но возражать они не решились. Кикутиё разгружал платформу с энергетическими батареями. Укё сидел на краю платформы, закинув ногу на ногу. Меха-самурая даже не приходилось расспрашивать, он сам болтал о каких-то крестьянских делах, негодовал, что не может больше сеять рис вместе с остальными, а вынужден наниматься к подземным жителям – его тело позволяло ему выполнять только грубую работу. – Как у тебя получилось стать самураем? – этот вопрос мог показаться оскорбительным, но Укё, еще не отошедший от феерического просчета с Кюдзо, задал его намеренно вежливым тоном. Если задуматься – даже у забавного великана была своя история. Что-то же заставило его пойти в самураи, будучи не самым бедным крестьянином: денег на замену тела требовалось немало, а чтобы вечно пьяный Масамуне сделал скидку, требовалось нечто более убедительное, чем простое "хочу". Укё знал, пытался как-то достать у него арбалет. – А у тебя? – для Кикутиё это был верх хитрости: и разговор перевел, и на вопрос не ответил. – Сам-то тоже родился крестьянином, а теперь с мечом ходишь. Наконец понял, что самураи лучше всех? Укё захохотал, в восторге лупя ногами по гулкому борту платформы. Проводить параллель между ним и этим меха-самураем – такое ему бы и в голову не пришло, но в чем-то забавный робот был прав: они были одинаково чужды самурайскому сословию. – Вроде того, – отдышавшись, ответил он. Злиться ему и в голову не пришло: огромная железяка упорно виделась младше его самого. – Не на поле же возвращаться, раз уж Амануси из меня не вышло. – Ты думаешь, быть крестьянином так просто? – предсказуемо возмутился Кикутиё. Меха-самураи – даже если вспомнить огромных нобусери – были в чем-то эмоциональнее самураев живых: почти не имея мимики, они вынуждены были использовать интонации. – Чтобы собрать хороший урожай, сноровка нужна! Будто серпом ни жал ни разу! Укё опешил. В незнании крестьянского быта его еще не уличали: наверное, потому что Кикутиё был единственным, кого всерьез интересовало, как живут крестьяне. – Не жал, – ответил чистую правду он. – А ты, видимо, пальцы серпом отхватил, раз решил променять поле на меч? Или, – он демонстративно задрал голову, оценивая габариты корпуса, – был мелким и хилым, в руках ничего не держалось? – Чего?! Да я на поле лучшим был! Первым в нашей деревне заканчивал жатву! А ну возьмись за вон тот ящик, спорим, что ты даже сдвинуть его не сможешь!.. А теперь видал?! Укё зааплодировал и с грохотом обрушился спиной на платформу, не в силах больше ржать. ***>>> Первая попытка помощи клану Симадзу окончилась неприятностями, наглядно показывая, что это не его путь. Укё молча обещал, что на вторую его никто не убедит, однако вначале следовало выжить. – О...опять... – Сиди тихо! Они пройдут мимо! Замерший у двери Окамото с катаной наголо был еще одной причиной не иметь дела с людьми Симадзу, однако Укё однозначно предпочитал его меха-самураям. Думать связно становилось все труднее. – Быстро! Говори, что ты меня не бросишь! Что всю жизнь будешь защищать! – Я не стану! – Да не прошу я сделать! Просто скажи! – Нет!!! Укё в потрясении забыл про меха, во все глаза уставившись на Кацусиро. В общем, шоковая терапия тоже имеет право на жизнь. Парадоксально, но Укё его зауважал. <<<*** Среди ночи Укё проснулся. Для внеурочных пробуждений всегда имелась причина, но опасности не чувствовалось, и он позволил себе повернуть голову. На соседнем футоне смутно белели растрепанные волосы Кюдзо. Дыхание у него было абсолютно ровным. – Ты не спишь? – хрипловато спросил Укё. Кюдзо промолчал. Укё перебрался на соседний футон. Когда он поднялся, Кюдзо тоже сел, подобрав ноги. Ссутулившись, самурай выглядел утомленным, словно долго не отдыхал. – Слушай, ты поступил так, как должен. Ты все сделал правильно. Чтобы удобнее было шептать, Укё обхватил самурая за плечи, обнял, прижав к себе: проделай он такое без нужды, Кюдзо убил бы не раздумывая, но сейчас только скрыл лицо, как раньше скрывал его, опуская голову. Секунда шла за секундой. Укё плечом почувствовал, как судорожно отвердела линия челюсти. Расслабилась и снова занемела в беззвучном крике. – Плачь. Никто не видит. Впервые поименовав эмоцию, Укё словно помог ее осознать. Кюдзо замер, беззвучно кривя рот, из последних сил сдерживая себя. На кожу капнуло горячим. Самурай плакал молча, не выдавая себя ни всхлипом, ни вздохом. Задушенное рыдание прорвалось, когда Укё погладил напарника по спине. Это ведь сон. Тяжелый наркотический сон. А во сне даже воину позволительно уронить слезу. Укё укачивал одурманенного напарника, пока непрошеные слезы не перестали стекать по щекам. – Больно, плохо, я знаю. – Укё беспощадно ковырял незажившую рану. Телохранитель глухо, еле слышно скрипнул зубами. – У тебя не было выбора. Моя вина: если бы раньше сказал, кто я есть... Твои бы чувства сплелись, а не столкнулись. Укё на ощупь стер мокрые дорожки. Выражение лица Кюдзо не на шутку его напугало. Если самурай думал, что полная темнота помешает его прочитать, то крупно просчитался: черные линзы Уке не просто меняли цвет радужки. – Прости, Кюдзо. Прости себя и меня тоже прости. Я твой сюзерен, – в противовес своим словам он еще крепче сжал объятия. – Я твой напарник и твой друг. Ты нужен мне. Люблю тебя. Самурай высвободился из чужих рук – чтобы склоненным лбом коснуться коленей. Укё неслышно вздохнул, ложась на футон и подтягивая его владельца к себе. – Умирать легко. Останься со мной, Кюдзо. Укё дождался, пока измученный напарник провалится в сон без сновидений, дотянулся до скомканного одеяла, расправил и накрыл их обоих – от стены ощутимо дуло. Ночное кимоно, на плече промокшее неаккуратным пятном, холодило кожу. Уке съежился, не расцепляя рук, и неподвижно уставился в стену.