Не упрекай

Знаешь, в чем заключается успех пловца? На одном только правильном дыхании и грамотной технике не достигнуть результата, выше среднего. Скорость всегда должна быть на первом месте, но главное — это желание победить. Обогнать того, кто на два метра впереди, и увидеть разочарование в его глазах. Это вкус настоящей победы. В чем тогда заключается успех отношений? Точный ответ только один, и правило выбора не сработает, когда речь заходит о чьих-то чувствах. Их невозможно навязать или создать из воздуха: они живут внутри тебя, и ты не в ответе за чужое сердце. Обратная связь обязательна, чтобы не оставить кого-то несчастным. Чтобы кто-то не потонул на полпути, не доплыв до финиша. Бой с любовью проигрывали многие, но до последнего боролись лишь единицы. Наверное, глупо сравнивать любовь и спорт, когда на кону стоит что-то намного большее. Человеческая жизнь, которую можно украсть, продать и закончить, но вернуть назад — исключено. Полина умерла, и я замешан в её смерти. Больше или меньше других, не так важно. Я был там и не остановил её. Я должен был сделать хоть что-то, чтобы ей помешать: закричать во всё горло, схватить за руку или прыгнуть вместе с ней. Хоть что-нибудь, чтобы сохранить её жизнь. Я побеждал во многих соревнованиях, но в отношениях неудачи сыпались одна за другой. Не потому, что я не хотел или не пытался действовать. Сердце не вылечить, как травмированную руку или ногу. Невозможно загнать в левое подреберье того, кто будет соответствовать общественным идеалам, кто будет твоей абсолютной половиной. Ты не делаешь выбор осознанно, и это прямой путь к поражению. Дэн — моё поражение. Мой непреодолимый страх. Моя боль, раздирающая сердце напополам. Мне не избавиться от него, даже если ему хватит смелости наброситься на меня с кулаками. Даже если натравит на меня местную шпану или алкашей. Даже если меня упекут за решетку. Я всё равно буду за него, и плевать на то, как больно мне будет. Это не лечится, не проходит, не выветривается. Дэн будто живёт во мне. Его голос, тягучий и властный, нашептывает мне проклятия каждую ночь. Я вижу его заразительно-едкую улыбку в зеркале, как будто он — это часть меня. Его злые волчьи глаза, в которых увязает черная трясина. Он бы убил меня голыми руками, лишь бы я не стал сильнее, выносливее, успешнее его. Какой же ты придурок, Денисенко. Я — полный ноль, неудачник, слабак. По сравнению с тобой я — никто. Как ты мог этого не заметить? Я провёл без тебя целое лето, и это были самые паршивые девяносто дней. Только нашими редкими встречами и жил, когда удавалось навестить тебя в больнице. Отец косо смотрел на меня каждый раз, когда я бежал к тебе с лопающимся от еды пакетом. Я был сдвинут на тебе и почти не боялся, что кто-нибудь заметит. Ты в порядке. Ты злишься на меня. Ты почти меня ненавидишь. Но теперь ты в порядке. Ты знаешь, что я тебя люблю? Это не крепкая мужская дружба, даже не братская привязанность. По-настоящему люблю, без лживых обещаний и с кровавой раной в сердце. Она не затягивается и вряд ли заживёт до тех пор, пока я буду видеть тебя. Я не смогу жить своей жизнью, но без тебя не хочу. Ты не поймешь. Не перестанешь унижать и издеваться. И если грязь, помои грубых слов я вытерплю и проглочу, то с ненавистью не смогу бороться. Мне лучше с крыши вниз, следом за Полиной. Я всё ещё возле тебя. Прости, тебе придётся с этим смириться. Ты хочешь избавиться от меня. Очки для плаванья — невинный пустяк, о котором забываешь на следующий же день. В глазах щипает и печет, но боль отпустит почти мгновенно. Она утихнет, и только красные глаза будут напоминать о том, что ты сделал. Ты хочешь оставить меня позади, чтобы я дышал тебе в спину. Чтобы вдыхал запах твоего пота и сходил с ума от того, что ты победил. Чтобы я проклинал тот день, когда ты вернулся в школьную сборную. У тебя ничего не выйдет. Я уже обречен. — Доволен? Твое тело все еще мокрое после душа, но я чувствую твой терпкий запах. Его слишком много, и у меня голова кругом пойдёт, если ты ничего не скажешь. Я знаю, что ты всё подстроил. В твоих глазах черти восхищенно пляшут, и мне дышать всё труднее. — Ты об очках? — ты победно улыбаешься и складываешь в шкафчик свои вещи. Меня для тебя будто не существует, и по коже пробегает мороз. На моём теле замерзают горошины воды и тянут вниз. Сжимаю кулак от злости на самого себя и сдерживаюсь, чтобы не врезать. Ты без угрызений совести ответишь мне хлестким ударом, но я буду жалеть. Я буду помнить о том, что ударил тебя. Близко. Ты слишком близко. — Зачем ты это сделал? — я надавливаю кулаком тебе между ребер, и ты ощутимо дергаешься. Нас обоих как током шибануло. — Твой папочка-тренер не сможет вечно тебе помогать, — ты со всей силы меня отталкиваешь, и я едва не падаю, проехавшись по скользкому кафелю ступнями. — Каждый сам за себя. Придавливаю тебя локтем к шкафчику, и ты нетерпеливо ждёшь. Смотришь куда-то на губы (или мне просто чудится?), облапываешь со всех сторон своим звериным взглядом и не шевелишься почти. Только дышишь шумно и, сжав зубы, шипишь, как змея. Плюнул бы ядом мне в лицо, чтобы я подох. Не можешь. Только молчишь и смотришь. Я отпускаю тебя и отступаю назад. Нужно увеличить дистанцию. Подальше от тебя, от твоего коренастого тела. — Ты — ссыкло, Макаров, — резко подскакиваешь ближе, и твой ледяной голос ударяет в лицо волной, — и всегда им был. Ты смотришь на меня сверху вниз, и я чувствую себя распоротым пополам. Будто все кости вывернули наизнанку. Будто все органы разодрали на куски. Словно обнаженный, стою перед тобой, и ты можешь увидеть меня настоящего. Влюбленного в тебя, повернутого, сумасшедшего. Но ты замечаешь только обиду, жгущую мои глаза. Ты снова победил. — А ты слепой дебил, — ладонью осторожно касаюсь твоей щеки, и ты ошарашено моргаешь. Тебе не приснилось, Дэн. — Но для меня ты — самый лучший дебил на свете. Почти убегаю, свесив на плечо полотенце. Первое задание выполнено, дорогой Друг. Теперь он знает обо мне всё, и я больше не буду прятаться. С Дэном покончено навсегда.