Не упрекай

Полуденное солнце печёт макушку, и Федя прикрывает глаза ладонью на манер козырька. Раньше он сюда не приходил, и многоэтажный торговый центр, возвышающийся перед ним, разгоняет мороз по коже. Макаров почти не замечает случайных прохожих, будто городская жизнь, бьющая ключом, проходит мимо него. Над головой кружат ласточки, рисуя в небе черные узоры, и Федя вжимает голову в плечи. Что-то страшное должно случиться. Стая птиц в вышине — плохой знак. Федя всегда любил осень больше, чем теплые времена года. Когда первые мазки прохлады накрывают город, дышать становится легче. Шумные мысли давят не так сильно, и жизнь почти приходит в норму. Федя снова начинает чувствовать себя человеком, а не тенью, снующей школьными коридорами. Дэн появляется рядом, и всё разваливается на глазах. Закон природы, который не меняется уже несколько лет. Он больше не может свободно дышать, смотреть на солнце и быть обычным подростком. Гонит прочь болезненные воспоминания, перерезывающие горло удавкой, и прячется от Дениса в коморке. Слушает своё сердце, которое умоляет о помощи, и одним рывком разрезает вены на запястье. Он не помнит, в какой момент сползает по стене на плитку, и отключается. Только кровавые дорожки, смешивающиеся с водой, увязают в памяти. Федя встряхивает головой, и кадры из прошлого исчезают. Он живой, и только бинты, стягивающие запястье, напоминают о том дне. Он живой, и Дэн не сможет причинить ему ещё больше боли, чем в тот день. Он живой, и наглая ухмылка Денисенко ранит слабее, режет не так глубоко, как раньше. Катя вчера проговорилась, что Дэн уже в курсе. Ему рассказали правду (скорее всего, Ник или Лера, а может, и сама Катя не удержалась), а не басню о треснувшей плитке, на которой Федя поскользнулся. В его голове не укладывалось то, что в эту историю поверил весь класс, вся школа. Никто не любил приносить плохих вестей, а школа просто берегла свою репутацию. До Феди никому не было дела. Макаров ждал только его, когда лежал в больнице. Как он мог поверить в то, что ладонь Дэна, поглаживающая его щеку, и взгляд, затянутый дымкой алкоголя (казалось, наполненный нежностью) может к чему-то провести? К взрыву в голове, к сорванным голосовым связкам, к потере рассудка. К чему угодно, только не к поцелую. Федя чувствовал себя бессердечным эгоистом, который помешался на одном человеке. Он не думал о своей семье, когда ледяное лезвие коснулось его кожи. Как он мог поверить в то, что этот человек проявит к нему хоть каплю сочувствия? Денису было чуждо чувство вины: он жил одним нездоровым желанием побеждать. Обходить соперников, не жалея силы и жестокости. Сбивать с пути всех, кто мог ему помешать. Быть первым во всём, чего бы ему это не стоило. Будь то чья-то любовь. Чьё-то разбитое сердце. Или чья-то жизнь, сожженная дотла. Макаров никогда бы не тронул Дениса первым. Не позволил бы себе признаться, чтобы не потерять его. Не произнес бы и слова о том, что чувствовал так долго, закапывал внутри из последних сил. Он бы не смог потерять его. И потерял, потому что Дэн никогда не был е г о. Денис так и не появился в больнице в тот день, но сегодня пришел раньше Феди. Тот и не заметил его сперва, топчущегося за кустами цветов. Он будто прятался от кого-то, и Федя понимал, каких усилий ему стоило придти сюда, в людное место. Они здесь как на ладони, и Федя не хочет думать о том, зачем Дэн позвал его сюда. — Ты пришёл, — он выдыхает словно с облегчением, и Макаров тянет рукав красной толстовки вниз. Лишь бы спрятать бинты, раз сердце спрятать не вышло Только не смотри на меня так. Не жалей, как брошенного щенка. — Как видишь, — Федя бросает рюкзак на лавку и мостится почти на краю. Дэн умащивается на другой стороне, не поднимая головы. Прогорклый запах красных цветов за спиной щекочет в носу, и Федя прикрывает лицо ладонью. Его тошнит, наизнанку выворачивает, и этот странный запах отравляет нутро. Мысли нападают со всех углов. Будто он снова вернулся в прошлое, и горячая кровь застучала по кафелю. Будто он снова приблизился к краю. Зачем Денис его позвал? Насколько больно ударит? — Я это… — он растерянно почесывает затылок, и у Феди вырывается нервный смешок. Надо же, Денисенко, ты тоже знаком со страхом. — Короче, я всё знаю. Федя водит кроссовком по асфальту, щурясь от слепящего солнца. Оно все его тайны знает и светит так ярко, будто всё ещё можно вернуться назад. К лету, когда они с Дэном были так близки. Когда они понимали друг друга без усилий. Когда они были лучшими друзьями. Только уже не сейчас, когда на запястье жжется след. Как наказание за чувства, которые должен был держать при себе. — Прости, я не думал, что ты из-за меня… — Денис бормочет сорванно-тихо, и глаза почему-то по сторонам бегают. Федя узнает в нём того двенадцатилетнего пацаненка, с которым вместе ходили на речку и плавали наперегонки. Своего друга, который защищал его от соседских хулиганов. Их детство было счастливым. Макаров был счастлив рядом с ним когда-то. Но Дэн оставил рану, незаживающий рубец на груди. — Дэн, зачем ты меня позвал? — Федя пристально вглядывается в его лицо. Бледный, встревоженный чем-то и не колючий совсем. Денис задумчиво хмурится, поднявшись с лавки. Отступает на несколько шагов и возвращается. Он будто подбирает нужные слова и не решается сказать. Не решается сдвинуть стену. — Хотел убедиться, что ты в порядке, — Дэн смотрит на Федю сверху вниз, и в голосе его ни тени насмешки. Так спокоен и твёрд в своих словах. Будто и не было горьких проклятий, ненависти, обид. Будто он не смешивал Федю с грязью. Макаров в его заботу не верит ни грамма. Сжимает пальцы в кулак, и на коже полумесяцы пробиваются от ногтей. Под ноги падает что-то черное, неживое. Кажется, ласточка. — Я в порядке, — Федя боязливо отодвигает ногу. Птица не шевелится. — Буду. Когда-нибудь он будет в порядке. Забудет то, что было. Болью перестанет давится по ночам, мучаясь от кошмаров. Пошлёт Дэна куда подальше, чтобы найти своё счастье. Но всё это кажется невозможным без н е г о. Без этого накачанного придурка, который был рядом с третьего класса. Без его надменной улыбки и подъёбов, заколачивающих под землю. Всё не то, и этот виноватый взгляд Денису не принадлежит. Это чья-то неудачная шутка, и он уже через мгновение вцепится Феде в глотку. Разорвёт на куски, если что-то неладное почувствует. Вместо этого только его молчание и визги ласточек над головой. Ласточки видят в стекле продолжение неба, ударяются и гибнут. Федя в нём тоже погиб, в Денисе Денисенко, и ему не выбраться. Без него — н и к о г д а.