Заблудшие

      Жаль, Иннокентий выбрал худший из ходов, решил Вик, готовясь увернуться. Виктор не боялся драки с жертвой. Схватка его, наоборот, заводила, как решающий матч. Ледоруб прошёл вскользь по лицу Виктора, разорвав щёку, выбив несколько зубов и оставив кровавую рану на треть лица. Парню не удалось полностью уйти от атаки — места для манёвра оказалось слишком мало. Боль ослепила, кровь брызнула на стену. Вик тихо застонал, отшатнулся к стене, закрыл ладонью рану. Адреналин привычно забурлил в крови. Но парень довольно быстро взял себя в руки. Изрезанное им самим в шрамы левое предплечье научило контролировать боль, принимать её. Вик любил боль, но предпочитал чужую. У Иннокентия дрожали губы. Лицо мужчины перекосило от ярости. Он рычал и скулил, будто зверь. — Ты не умеешь контролировать себя, — прохрипел раненый, сглотнув кровь. — Совсем. Слабак. Хочешь, научу? Он не казался побежденным. Вик привык ходить по грани. Это было частью его безумной шахматной партии. — Заткнись, пожалуйста. Пожалуйста, молчи, не говори, умолкни, закрой рот! — нервно брызнул слюной Иннокентий. Белобрысый играл бы иначе, если оппонент был моложе и привлекательнее. — В четырнадцать лет я ходил по краю крыши — по узкому бортику над пропастью. Четырнадцать этажей внизу. Я смотрел вниз и улыбался. Я не упал, — вдруг выдал откровение Виктор. — Каждый этаж — это год. Я увеличивал этажи до тех пор, пока они не кончились — высотки в моем районе. Я не упал. — Ты псих, конченый псих… Просто скажи, где мы, если знаешь, — затряс головой Иннокентий, немного опустив ледоруб. — Скажи, пожалуйста… мне плевать на твои крыши… или заткнись! Вик поднял полный превосходства взгляд на Иннокентия. В глазах не было боли. Парень тщательно её скрывал. — Мы в твоей голове. В твоих фантазиях, — произнёс сумасшедший. — Хочешь, я отведу тебя к себе? — Мы спим? — Да. Это почти сон. Почти. — Ты настоящий? Ты человек? Ты знаешь, что это, чёрт тебя сожри, место такое?! Иннокентий дышал, словно загнанная лошадь. Сердце болело. Вик отнял от лица руку. По щеке, подбородку струилась кровь, но парень не обращал на неё внимание. Холод и адреналин гасили боль. А ещё — поднимающееся мазохистское наслаждение. — Знаю. Пойдем со мной. Я тебя выведу. — Виктор зашагал вниз по ступеням. Иннокентий, почти хрипя, зашагал за спутником, максимально осторожно наступая на бледные ступени. Но не выронил ледоруба, не осел, не сдался. Но явно был на грани. Вик в душе ликовал. Он вёл жертву вниз, чувствуя свою полную власть над спутником. Только цена оказалась чудовищной — мужчина испортил ему лицо, могут остаться шрамы. Но есть же пластическая хирургия, успокаивал себя Вик. — Кто… кто всё это подстроил? — бормотал Иннокентий. Плевать, что будет потом. Парень наслаждался мигом победы. — Дай сюда ледоруб, — приказал Вик. — Мне он нужнее. — Нет уж, батенька, может тебе ещё ключи от квартиры, где деньги лежат? — Отдашь ледоруб, я расскажу тебе об этом месте, — парню говорить было больно. Но эта боль почти вызывала наслаждение. Вик снова остановился и требовательно протянул ладонь. — Нет, так я не играю, нет… Иди! — кусал губы Иннокентий. — Не бойся, я не причиню тебе зла, — Вик наиграно пытался успокоить, — Я хочу помочь. Иначе ты замерзнешь здесь. Иннокентий держался за ледоруб, как утопающий за спасательный круг. — Уйди, — промычал он. — Я знаю, где выход. Я проводник. Ты должен меня слушаться. Отдай ледоруб. Когда выйдем, я его тебе верну. Вик откровенно лгал. — Я тебе не верю, — покачал головой Иннокентий. — Докажи, что знаешь это за место! — Доказать? Хорошо. Скажи как, и я сделаю это, — глаза Вика горели болезненным торжеством. — Скажи, как называется город. Скажи, закрыта ли дверь этого дома, — медленно произнёс псевдоученый, кивнув на ближайшее здание, похожее на кристалл кварца. У него действительно была дверь — но ни замочной скважины, ни чего-либо подобного на ней не было — но было непрозрачное окошко в форме звезды. — Это город Аициали. Раса существ построила ее, которых люди называют снежным человеком. Дверь закрыта, но я знаю другой путь. Выход, — произнося, Виктор сам поверил, что это правда. Кровь с ран текла по шее, воротник свитера промок. Но Вик любил кровь — это не было неприятно. Но слишком много терять её опасно. На самом интересном месте прерывать партию не хотелось. — У тебя есть салфетки в аптечке? Или бинты. Дай мне, — отвлёкся от своей безумной игры парень. Псевдоучёный боком засеменил к двери, бегая глазами между спутником и дверью. Вздохнув, он легонько толкнул дверь плечом.  — Закрыта, ты прав, — удивился мужчина. — А почему статуя не волосатая? Снежный человек волосатый… — Это одежда, не шерсть. Комбинезоны, — нашелся безумец. — Дай мне бинты. Не выпуская ледоруба, Иннокентий снял рюкзак, достал аптечку, вытащил упаковку с бинтом и кинул её спутнику. Тот не смог поймать на лету, упаковка упала на ступени. Вик присел на корточки. Поднял и достал бинт. Распустил его, скомкал и приложил к щеке. Поморщился, промакивая кровь. — Как грубо, — прохрипел он, — Как некрасиво ты причиняешь боль. Надо быть искусней, а ты — мясник! В голосе юноши звучало презрение: — Надо рисовать узоры, а не пробивать плоть… Я научу, если останешься со мной, — Вик выпрямился. — Пошли обратно. Я знаю другой путь. Молодой человек начал подниматься вверх по ступеням — туда, откуда они пришли. — Идешь? — поторопил он, растерявшегося компаньона. Иннокентий молча и с явной неохотой последовал за Виктором. Горы, падение чёрт знает куда, явно нечеловеческий город, реальная угроза заблудиться и замёрзнуть — а спутнику абсолютно всё по-барабану — на грани сознания поражался псевдоученый — и только его странные речи как будто имеют смысл. Такое чувство, Виктор считает весь мир в любых известных и неизвестных проявлениях лишь приложением к собственной дикой внутренней реальности. Иннокентия передернуло. Или он глаголет правду?.. Какого же непредсказуемого, странного и потому опасного спутника он взял с собой в горы. Вик поднялся до площадки, на которой они были. Постоял, изобразив задумчивость. А потом опустился на пол. — Присаживайся. Мы пришли. Восстановив дыхание, изобретатель остановился на предпоследней ступеньке, не собираясь следовать указанию спутника. — Куда пришли? — мрачно спросил Иннокентий. — В нашу усыпальницу. Прекрасное место, чтобы остаться здесь навсегда, — самое пугающее: голос Виктора звучал серьезно. Или он очень хорошо исполнял роль. — Придурок. Мне нужен выход. Я не собираюсь умирать! — дёрнулся Иннокентий и начал осторожно отступать назад, вниз по лестнице. — Стой! Там нет выхода! Я точно знаю. Чтобы человек был послушен — его нужно связать. Вик помянул эту простую истину в который раз. «Кажется, я не был убедительным», подумал он. Иннокентий его начал забавлять, так что «туристу» не осталось ничего, как подняться и пойти следом. — Ты знаешь нормальный выход? Где можно выйти ногами? Чтобы можно было вернуться на станцию живым? — спросил в отчаянии псевдоученый. — А зачем тебе жизнь? Что ты сделал такого, что заслужил это право? — возмутился Виктор. — В этой жизни ничто не происходит просто так. Каждый шаг — это расплата за предыдущий. Если мы здесь, значит, это заслужили. — Я не стану тебя больше слушать! — Иннокентий вполоборота спускался по лестнице, не выпуская из поля зрения Вика. Тот, как привязанный, следовал за ним. — Если не хочешь попадать в неприятные ситуации — продумывай наперед каждый ход. Всю партию. Если не способен — дай это право другому, — продолжал разглагольствовать Вик. — Внизу нет выхода.       Но выход был. Спустившись вниз, Иннокентий пошёл вперёд, ускорив шаг, по белой улице в призрачном свете, постоянно оглядываясь. Улица вела прямо к подножию одной из колонн-деревьев. По мере продвижения становилось светлее, он даже выключил фонарь: «крона» дерева висела прямо над головой. Впереди улицу пересекал замёрзший канал. Через канал переводил ажурный мост, кажущийся хрупким и невесомым, состоящим из бледного света. Вик шел следом. Прогулка казалось ему все более бессмысленной. — Ты веришь в бога? — вдруг спросил парень спутника. Иннокентий промолчал, ускорив шаг. Свечение каменного древа манило, притягивало. Почему-то верилось, что там выход или нечто подобное. Как-никак, титаническая колонна упирается в потолок. А они под землёй. Воображение услужливо показывало картину винтовой лестницы, заканчивающейся на поверхности в горах. О том, что выход может оказаться запертым, изобретатель думать не хотел: в сложных ситуациях следует решать проблемы по мере поступления, считал он. Даже усталый, напуганный и потрясённый, он не мог не оценить волшебную красоту города. Тонкая геометрическая гармония в каждой линии, как в снежинке или ином кристалле. Мелькнула мысль, что эти дома могли вырасти, а не быть построенными в привычном смысле. Ветер оставил спутников, оставшись на поверхности входа, и мужчина даже начал согреваться. Притормозив, он извлёк термос с кофе (термосов он прихватил два — с кофе и тёплой водой) и сделал несколько добрых глотков. С трудом оторвав взгляд от сверкающего радужными отблесками дома с ребристыми стенами и остроконечной крышей, он зло зыркнул в сторону попутчика. Чёрт дёрнул взять этого психа с собой… — Молчание — знак согласия, — усмехнулся Вик. — Я не верю в бога, если бы он существовал, то не создал и половины людей, ибо они слишком неинтересные. А еще он не показывается никому — вечно сидеть за кулисами скучно. Он плохой игрок. Бог — творение тайных и темных фантазий людей. Их мазохистского желания служить. Они создали чудовищно жестокого бога-господина. Символ их веры — человек, отданный во власть боли, распятый на кресте. Причинять боль и страдать от нее — суть их учения. Они создали культ страданий и смирения, которому следуют тысячи лет и это доставляет им наслаждение. Возвели страдания в абсолют! Ибо люди любят испытывать боль, а тех, кто ее дарит — они обожествляют. Стать богом в глазах людей очень просто — достаточно причинить им боль. Они всего лишь марионетки — израненные тела с зияющими ранами, подвешенные за тяжи-нити нервов к пальцам кукловода. Пришитые к ним. Их стоны боли сливаются в унисон и ласкают слух хозяина. Это не ад. Это реальность, — Вик сделал театральную паузу. — Здесь ты либо принимаешь боль, либо создаешь её. В твоем возрасте люди обычно уже определились с выбором, и нет смысла делать его за них. Что предпочитаешь: чужую боль или собственную? — Я предпочитаю твоё молчание, — огрызнулся Иннокентий, ступая на мост, покрытый белой плиткой с голубоватым отливом. На каждой плитке — символ или картинка, и ни одна не повторялась. — Но раз у тебя понос изо рта… Эти твои… снежные люди… они верят в бога, не знаешь? — Если увидишь их — спроси сам, — усмехнулся Вик. — Если ты не отвечаешь на вопрос, значит, оставляешь выбор мне. — Они вообще ещё живы? — Да, — просто поддакнул белобрысый. — Тогда я, — нервно хохотнул Иннокентий. — Спрошу у них дорогу. Разорванная щека болела. Холод чуть приглушал боль, но не мог убрать её полностью. Боль захлестывала и мутила сознание юноши. Ему хотелось полностью отдаться ей и утопить в ней весь мир. — Мы приходим в этот мир через агонию своей матери. Рождаясь, мы причиняем ей боль. Первый крик младенца — это крик боли, — продолжил Вик философствования. — В агонии приходим в этот мир, в агонии должны уходить. Песнь боли соединяет рождение и смерть воедино. Начало и конец. Предсмертный крик, как последний. Согласен? — Сам придумал или в книжке прочитал? — раздраженно буркнул изобретатель под нос. — Сам. Я не читаю книг, — качнул отрицательно головой Виктор. — А какой у нас смысл жизни, знаешь? — Слушать разных идиотов вроде тебя, судя по последнему времени, — начал отшучиваться изобретатель, гася страх ёрничаньем. До колонны-дерева оставалось немного. Её «ствол» обтекала круговая дорожка с лавочками из монолитного гранита по краям. Меж двух гигантских «корней», под прямым углом к улице, по которой пришли горе-путешественники, виднелись высокие ворота. Вик лишь краем глаза осматривал окружающий пейзаж. Он не удивлял его и мало интересовал. Люди — вот что интересно в любой картине. Фигуры. Ходы. А «шахматная доска» лишь декорация, фон. — Ты не отвечаешь, потому что боишься. Меня или правды — не суть важно. Твой страх слишком отчетливо ощущается, — подметил безумец. — Наш смысл жизни — это смерть. Всю жизнь готовиться к ней. Люди подсознательно стремятся к концу. Смерть — вот смысл всего! — Бла-бла-бла-бла, — пробурчал Иннокентий в ответ и зашагал к воротам. — Дьявол, надеюсь, там есть что-то, что поможет разобраться или выбраться. — А всё, что может человек — это умереть красиво… Хотя, зачем я все это рассказываю пешке? — спросил сам себя Вик. — Иннокентий, а ведь у тебя нет ни жены, ни детей. Угадал? Иннокентий поднял взгляд на ворота, проигнорировав вопрос собеседника. Высокие, метров шесть. Как он их откроет? Скользнув взглядом по геометрической резьбе — треугольники, шестиугольники, безумные ломаные, звёзды — он, закусив губу, пошёл прямо на ворота, будто решив их протаранить. — Иначе бы ты не пришел сюда, — закончил мысль Вик. — А кого ты предпочитаешь в постели — мужчин, женщин, детей или недвижные тела? Вику было холодно. Ноги замерзли. Чтобы согреть руки, он сунул их в карманы, перчатки пролезли с трудом. Холод раздражал. Боль поддерживала на плаву. Парень представлял, глядя в спину спутнику, как сдирает кожу с его лица, ибо не считает привлекательным, а потом целует в безгубый рот, слизывая потеки крови… Внутри тела Вика зародилось тепло от садистских фантазий. «Может, он моя последняя игрушка?» — подумал парень. Но спутник в возрасте и совершенно не во вкусе Виктора. Но разве он не спал с такими из-за денег когда-то? Так что Иннокентий не хуже и не лучше других. Просто пешка для удовольствия игрока. Не более. Если что-то не нравится в человеке — это всегда можно отрезать. Эта мысль заставила Вика зловеще усмехнуться. Иннокентий толкнул ворота, что медленно и плавно распахнулись, открывая высокий сводчатый зал, из которого вели ещё одни ворота — тоже пока закрытые. Кроме того, по стенам виднелись двери. Изобретатель начал толкать их все — но они оказались заперты. Наконец, он принялся за вторые ворота — они тоже распахнулись, к невероятному его удивлению. Над воротами зажглась сапфировая семиконечная звезда. За вторыми воротами оказался пологий скат, заворачивающий вправо и ведущий вниз. Светильники на стенах загорелись слабым серо-голубым светом. Снизу легонько дыхнула стужа. Вик, вдруг, резко подскочил к спутнику и толкнул его вниз, сбивая с ног. — Я заставлю тебя играть со мной, — тихо и зло прошипел нападавший.