Maybe fall in love?

В наушниках Рюноске часто можно было услышать прекрасных инди-поп исполнителей. Он испытывал действительно глубокие чувства к миру музыки, ведь подобное искусство стоит высокой оценки. Он выкручивал звук погромче и уходил от шума города, а иногда и от тишины. Включал музыку фоном, пока читал или делал домашние дела. Мир становится чуточку привлекательнее, когда в нём появляется саундтрек. Неторопливо записывая в тетрадь конспект, Акутагава задумался. О чём же ещё можно думать, сейчас, описывая быт феодальной Японии? Конечно же о парне, который разговаривает сложно и красиво, словно герой какой-нибудь новеллы, написанной в двадцатом веке, как минимум. С кем Рюноске его только не сравнил. Юноша подпёр ладонью подбородок, постукивая носком домашнего тапочка по полу. О Накахаре ему практически ничего неизвестно. Этот парень не слишком-то похож на того, с кем у Рюноске были бы общие интересы, но… стоит ли судить по внешности? Со вздохом Акутагава выкинул Чую из мыслей и занялся английским. Утром Накахара поздоровался с Рюноске, когда тот выходил из машины, но времени на ответ не дал, поскорее продолжая свой путь. Чуя почти не чувствовал стремления учиться, однако и плохие оценки не любил, потому упорно занимался дома. Когда подошло время, Чуя сам поднялся, собрал свои вещи с парты и посмотрел на брюнета, что ответил на его взгляд практически сразу. Словно ждал этого.  — Совсем не солнечная погода сегодня. Отчего бы нам не пойти на крышу? — произнёс рыжеволосый. Чуя остановился у автоматов и взял себе бутылку воды, да дешёвый батончик. Если вспомнить, рыжий никогда не обедает в школе — спит всю перемену, как большой кот.  — Весной положено идти дождям, — выдохнул парень, направляясь к лестницам, — хорошо бы. Рюноске даже удивился тому, что Чуя разговаривает больше обычного, хотя сам-то…  — Весной хорошо обедать там, — подал голос Акутагава. Раньше брюнет ходил на крышу практически всегда, но все чаще стал натыкаться на каких-нибудь других учеников или, того хуже, парочек.  — Наверное. Но лето я не переношу… Этих парней, к слову, уже успели обсудить некоторые одноклассники. С Акутагавой впервые кто-то имеет дело, да тут не «кто-то», а самый тихий и безразличный ученик, что, мягко говоря, поражает. Для Рюноске эти слушки были не больше, чем сказочки на ночь. Но огрызаться парень любил, парируя какие-нибудь бредовые аргументы тех, кто имел смелость говорить Акутагаве в лицо. Чуя, отнимая от губ бутылку, заметил телефон с наушниками в заднем кармане чужих брюк. Он поймал себя на лёгком интересе к музыкальному вкусу этого парня. На крыше, к счастью, никого не было. Накахара прижал сумку спиной к сетке, складывая ноги по-турецки.  — Я забыл ручку дома. Накахара поставил бутылку рядом с собой и, читая что-то в книжке по математике, открыл батончик и молча протянул его Рюноске нетронутым. Брюнет покачал головой, отказываясь, и достал пенал, протягивая однокласснику ручку.  — О, — спокойно протянул Чуя, принимая красивую черную ручку с белым цветочным узором.  — Нужно решить один пример из прошлой темы, чтобы не забывалось. Написав задание в тетради рыжеволосого и дальше чуть отодвинувшись, юноша решил послушать музыку, пока ждёт решения. Парень использовал только один наушник, потому что был не один. Пока Чуя решал, он ни разу не усомнился в правильности процесса.  — Прости, можно? — с этим вопросом рыжеволосый взял свободный наушник. В семье с традиционными методами воспитания музыке обучают, как некому ритуалу. Когда собираются родственники, кто-то из младшего поколения обязан сыграть на каком-нибудь инструменте, вроде ко́то. Чуя не воспринимал другую музыку из-за достаточно ограниченных интересов в этой сфере, но, услышав сейчас песню, что-то в груди на секунду замерло. Акутагава вздрогнул, глядя на наушник в руках рыжеволосого, а потом на самого Чую. Он смотрел так, будто Накахара забрал что-то очень дорогое и ценное. Парень хотел отобрать наушник, но вздохнул и кивнул, переключив песню. Наверное, нужно налаживать отношения с тем, с кем скорее всего придется проводить много своего времени…  — Что это? Рюноске промолчал, не понимая сути вопроса, а Чуя молчал, ожидая, когда его поймут.  — Imagine Dragons — A Monster, — пришлось озвучить название, что немного смутило.  — Красивое у тебя произношение. Скажи ещё что-нибудь на английском, — произнёс Чуя, абсолютно честно и серьезно.  — Мы занимаемся математикой, — Рюноске, кажется, немного разозлился. На деле же вовсе не немного.  — Мы занимаемся математикой, — утвердительно закивал Чуя, заканчивая с решением примера и не поднимая головы. Акутагава сильнее нахмурился, потому что чужое поведение сейчас было слишком уж активным. Он абсолютно не понимал, как относиться к такому Накахаре.  — Ты музыку слушаешь, потому что тебе она нравится, или мир вокруг слишком шумный? — очередной непонятно что за собой несущий вопрос задал Чуя, посмотрев на брюнета из-за чёлки.  — Я слушаю, потому что хочу, — ответил Рюноске, не смотря на парня в ответ, потому что до этого никогда не слушал ни с кем музыку. Когда Чуя закончил с последним примером, Акутагава убрал телефон, начиная объяснять дальше.  — Эту тему легко понять, давай попрактикуемся, — Чуя придвинулся через какое-то время, произнося это всё таким же спокойным тоном.  — Сегодня, мне не нужно на секцию, поэтому мы можем позаниматься дольше, — отвёл глаза, — если тебя это устраивает. Рюноске слишком быстро успокаивается рядом с этим парнем. Сначала казалось, словно с ним наоборот будет тяжело из-за ауры вялости и незаинтересованности, но теперь… Акутагава видит перед собой человека, умиротворённость которого отражается в голосе, в движениях, даже во взгляде. Раз уж у рыжеволосого не было трудностей — даже лучше, чем просто «не было» –, Акутагава решил давать ему примеры немного сложнее школьных, и у Накахары хорошо получалось. На самом деле Акутагаве, как импровизированному учителю, нравилось, что он действительно может чему-то научить и кого-то подтянуть в знаниях. От того, что Рюноске достаточно живо реагировал, как на ошибки, так и на правильное решение, Чуя хотел стараться ещё больше. Забавно, но у рыжеволосого был действительно красивый почерк, но цифры у него получались просто ужасно. А когда Чуя уставал, он спускался и почти лежал на полу с сумкой под головой, смотря на то, как небо становится бледным и угрюмым. В такие моменты Рюноске замолкал, понимая, что такому апатичному человеку, как Накахара, стоит дать время. Он же сидел, сложив ноги по-турецки иногда опираясь позади себя на руки, и тоже иногда поглядывал в небо.  — Видимо, дождь все-таки скоро пойдет, — произнес он в один из таких перерывов. Хоть Чуя и казался человеком, которому чужда любая социальная жизнь, на самом деле ему хотелось говорить о чем-то, кроме учебы. Особенно с Акутагавой.  — Другие люди бы не хотели сталкиваться с тем, что ты можешь оказаться жутко нетерпеливым, — прикрывая глаза предплечьем, Накахара произнёс это, чуть выглядывая на юношу, — но ты такой понимающий. До рыжеволосого быстро дошло, что он, как бы сказать, лезет не в своё дело. Они ведь занимаются математикой.  — Прости, — тихо добавил он. Брюнет опустил голову, чтобы непонимающее посмотреть на «ученика».  — Не извиняйтесь. Почему Вы разговариваете, как в книгах? Раз уж Чуя это начал, то и Акутагава может узнать наконец то, что его интересовало все это время. Накахара отстранил от лица руку и сел, выказывая заинтересованность и удивление.  — Как в книгах? Не трудно додуматься, что это именно так для окружающих и выглядит.  — В моей семье все так говорят. Они поддерживают традиции, поэтому я с детства привык к подобному. Парень отвёл глаза, понимая, что Рюноске первый, кто так интересуется его речью. Даже в детстве все просто обходили эту тему.  — Я видел у тебя книги достаточно древних авторов. Ты, наверное, знаешь, что из себя представляет традиционная семья. Эпохи Сёва, например. У Акутагавы на лице было такое удивление, что Чуя невольно почувствовал себя пришельцем, что странно.  — Таких семей, как ваша, не так уж и много. Я даже сначала подумал, что мне послышалось, — ответил Рюноске, закрывая учебник математики. Они, по сути, прошли уже достаточно на сегодня. Выходит, сейчас они просто… болтают? Накахара пожал плечами в ответ. Он рос в окружении именно таких семей, потому понятия не имеет, в каком месте их «не много».  — У нас много родственников, которые разделяют идеалы нашей семьи. Однако манера речи у каждого разная, кто-то, к примеру, может использовать много современных выражений. Я говорю, как мой дедушка, а вот остальная семья разговаривает уже более… современно, наверное? Всё, что Накахара говорил со скукой, Рюноске внимал с особым интересом. Он ведь столько книг читал, а теперь с ним говорил сверстник, который прямиком из того самого мира.  — Вы читали Мацуо Басё? Глаза юноши так горели, что Чуя просто не посмел бы ответить ему отрицательно. Ему и не надо было.  — «Аиста гнездо на ветру, — произнёс Накахара, чуть улыбнувшись, — а под ним — за пределами бури — вишен спокойный цвет». Как любопытно. Впервые кто-то так радуется простому хокку, сидя прямо перед Чуей.  — Я люблю поэзию, так что многие стихи знаю наизусть. Странно, да? — вздохнул, заправляя за ухо огненные пряди волос. Акутагаве показалось, что он сейчас упадёт, когда Чуя вдруг процитировал хокку Мацуо. Стало понятно, что для него это вовсе не может быть странным.  — А ты, случайно, ничего не пишешь? — вдруг спросил парень. Рюноске стушевался и отвёл тёмные глаза, что по-прежнему блестели интересом.  — Ну, я, — он впервые запинается, — нет, я не пишу, — и врёт.  — «Вишни в весеннем расцвете, я — о, горе! — бессилен открыть мешок, где спрятаны песни», — Чуя склонил голову набок, зачитывая стихотворение и глядя в чужие глаза. Акутагава выдохнул, уставившись на Накахару, который сейчас стал слишком отзывчивым.  — «Всё, чего достиг? На вершины гор, шляпу опустив, прилёг». Рюноске почему-то смутился и поднял голову, смотря на небо и убегая от чужих голубых глаз. Они действительно говорят друг с другом сейчас? У Чуи был такой теплый взгляд, а голос такой спокойный. Они обсуждали, конечно, далеко не только поэзию. И всё равно этого было мало. Разделять чувства от книг, от стихов, от посыла какого-либо произведения для Рюноске и Чуи в новинку. После того, как парни разошлись, они остались с новыми для себя ощущениями. Акутагава впервые ослабил колючки, говорил без грубости и слушал внимательно. Кажется, он никогда не говорил так долго с одноклассником. Первое, что сделал брюнет дома, так это сел за книгу, которая ему особенно нравилась. Он так красочно и эмоционально о ней говорил, что сам захотел перечитать. В какой-то момент, отстранившись от стола, Рюноске поднял глаза на полки с учебниками. Вспомнился спокойный голос Накахары и юноша впервые захотел, чтобы следующий день наступил скорее. Это была такая мимолётная мысль, что Рюноске даже не стал ей противиться.