2000, октябрь, 8-е
Это страшнее, чем представлялось. Возможно, было бы легче, случись всё разом, без трёхнедельной паузы. Просто появление невозможной синей будки в саду, много быстрого бега и болтовни, тревога, смех, непонятные, но увлекающие события, а в финале — Эми, машущая рукой из дверей улетающей к звёздам машины времени… Звучит как начало какого-то сериала. Весело. Ярко. Не по-настоящему. Вообще-то всё в порядке. Правда в порядке. Эми вытягивает оценки на стабильную В+, Рори заглядывает на чай (теория с маскировкой подтверждается — будку он в упор не замечает), Мэлс ещё дуется, но её мать, миссис Баккет, передавала, что на самом деле та уже не злится, это просто представление, скоро закончится; налаживаются отношения с учителями, миссис Даунфорт приходит поздравить со столь ощутимым прогрессом… «Доктор помог», — сообщает ей Шэрон, вежливо улыбаясь и не уточняя, что речь не о докторе психологии. Всё в порядке. Или, по крайней мере, так кажется, пока не вспоминаешь, что должно случиться через одиннадцать дней… восемь… шесть… Время движется неровно — замирает, растягивается вязко и липко, когда думаешь о нём, а стоит отвлечься — и оно исчезает сутками, словно что-то выхватывает, выгрызает куски из оставшегося срока. Шэрон тяжело засыпает — тело гудит невыпущенным напряжением, мысли в голове с трудом затихают даже после снотворного. Ничего конкретного — лишь ноющая иррациональная тревога, страх перед неизвестным. Случиться может что угодно. Несмотря на любые обещания, любую осторожность — что угодно. Невозможно предотвратить, невозможно подготовится. Она подновляет старый рюкзак Эми, намертво пришивая лямки и заменяя молнию. Внутрь отправляется… Шэрон не совсем уверена, как это назвать, «комплект выживальщика» и «дань паранойе» подходят одинаково. Здесь бензиновая зажигалка, флакончики со спиртом и антисептиком, складной нож, пачка салфеток, маленький термос, пара шоколадных батончиков — должно хватить заглушить голод… В четверг она уезжает в Глостер, в туристическом магазинчике покупает динамо-фонарь и моток тонкой нейлоновой верёвки. Тревога требует запастись максимумом возможного снаряжения, здравый смысл подсказывает, что и набравшиеся три фунта Эми таскать на себе не захочет. Её действительно приходится уговаривать (не очень долго, к счастью), хорошо хоть, на практичную одежду племянница соглашается без возражений. Шэрон, немного посомневавшись, достаёт банки с бисером и собирает несколько ярких низок бус. Деньги теряют всякий смысл уже в соседней стране, не то что на другой планете или пару веков назад, но бартер в виде шоколада и украшений должен работать. Доктор уверяет, что все эти сборы не обязательны — никогда не угадаешь, что может понадобиться, проще находить необходимое уже на месте, да и ТАРДИС сгенерирует всё, о чём попросишь, и дождевик, и тёплую куртку, Шэрон, успокойся!.. И да, Шэрон впечатлена целой галереей разнообразнейшей одежды (значительная часть напоминает земную — разных периодов, разной степени официальности и цветастости, от смокингов и фраков инкруая́бль до ряс, средневековых курток и хитонов; впрочем, чего-то футуристического, неопределимого, сумасшедших форм и текстур тут тоже хватает), но это ни на что не влияет. Ладно, влияет, но лишь на желание упаковать в рюкзак свитер, не на наличие рюкзака. Судя по его же рассказам, пришелец не отсиживается в своём корабле, а торпедой вылетает на поиски приключений. Так что никакого волшебного шкафа, откликающегося на желания. Исключительно собранное собственными руками. Доктор посмеивается, но больше не возражает. Вообще единственный серьёзный спор вспыхивает только при обсуждении пункта назначения первого путешествия. Эми жаждет побывать на родной планете Доктора, и Шэрон впервые слышит, с каким упрямством он может стоять на своём. Ни за что, нет, это же скучнейшее место во Вселенной, унылое, пафосное, я сбежал оттуда, как только смог, там остались одни высокомерные снобы, терпеть не могущие людей; и да, меня они тоже терпеть не могут, так что нет, нет, нет, Амелия Понд, туда мы не отправимся! Ни за что! Никогда! Нет! Представь, что это место вообще не существует! Чем больше он тараторит, тем больше вероятность, что он что-то замалчивает. Шэрон подмечает и эту закономерность, и излишне жизнерадостный тон, и мелькающее порой диссонирующее (щемяще-болезненное) выражение глаз. Она не интересуется, в чём дело. Может быть, действительно в традициях и менталитете — даже земная история полна примеров того, как выделяющихся перемалывают или изгоняют. Может, его планете не повезло с правителями настолько, что побег остаётся единственным вариантом. Может… Нет, это уже вряд ли, Доктор не преступник. Только если в уголовном кодексе его народа есть нечто вроде статьи «Преступное вмешательство с целью спасения», и в таком случае Шэрон даже знать не хочет, что там есть ещё. К чёрту. Всё время и пространство, как сам Доктор любит повторять. Всё остальное время и пространство — без одного подозрительного мира. Правда, это всё ещё кошмарно много. — Куда именно ты её отвезёшь? — серьёзно спрашивает она позже, отлавливая пришельца в саду. Тот отмахивается. — Ещё не знаю, куда угодно! Хотя нет, точно не в двадцать второй век, он слишком скучный, а в остальном — вся Вселенная, любая эпоха, любое место… — Доктор, пожалуйста! — обрывает его Шэрон. — Я думал показать ей космос вблизи, — отзывается он после мгновения тишины. — Ну, знаешь, звёздные скопления крупным планом, лучшие панорамы галактик и туманностей, всё то, что человечество пока видит только в телескопы, кстати, Хаббл не раскрыл и четверти своего потенциала, он очень перспективен, несмотря на недочёты, а его концепт — тем более, ещё лет тридцать-тридцать пять — и наземные обсерватории почти полностью… Шэрон пропускает мимо ушей дальнейший трёп, обдумывая его слова. Правда похоже на… Ознакомительную поездку. Красочно, впечатляюще, безопасно. Ну, насколько безопасно это может быть. — Не давай ей дышать вакуумом, — наконец говорит она, надеясь, что это звучит скорее шуткой, чем мольбой. — А в остальном я не против. Сейчас Шэрон почти жалеет об этом «не против». Сейчас она почти жалеет о каждом согласии, о каждом моменте, когда она не помешала всему этому инопланетному сумасшествию оказаться в их жизни. На то, чтобы жалеть почти, хватает выдержки и осознания: любой другой вариант был бы хуже. А инопланетное сумасшествие не спрашивало разрешения войти, оно просто ввалилось… свалилось с неба. И выползло из стены. Осталось только чему-нибудь выкопаться, и будет полный набор. Сейчас они стоят в саду, буквально в двух шагах от ТАРДИС. Влажный (ночью прошёл сильный дождь, не удивительно, осень всё-таки) холод заползает под свитер, Доктор рядом переминается с ноги на ногу, почти подпрыгивает на месте. Шэрон обнимает Эми. Обнимает почти минуту, и всё это уже кажется неловким, нелепым, но выпустить её не удаётся. Всё в порядке. Всё будет в порядке. Хорошие кроссовки — есть. Крепкие джинсы, толстовка, куртка — есть. Рюкзак — есть. Термос с чаем, шоколадки, втихую добавленные сэндвичи — есть. Зажигалка, фонарик, верёвка, антисептик, нож… — Ну хватит уже, хватит, правда, — бурчит Эми нетерпеливо, выворачиваясь из рук. Шэрон достаёт силы ей улыбнуться. — Хорошего путешествия! — тепло желает она. Потом поворачивается к Доктору. — Я жду вас к трём часам. Этого дня, этого года. И если… Если ты не появишься. Если опоздаешь. Если потеряешь её. Если случится что-то непоправимое, то… — Всё будет в порядке, — легко кивая, заверяет пришелец раньше, чем удаётся придумать достаточно весомую угрозу. И произносит, шутовски раскланиваясь: — Добро пожаловать на борт, Амелия Понд! Эми влетает в ТАРДИС, едва касаясь земли. Доктор, с ухмылкой подмигнув Шэрон, ныряет вслед за ней. Двери будки закрываются, и она, поднимая ветер, с завывающим скрежетом и мерцанием фонаря на крыше растворяется в воздухе. Не остаётся ничего. Совсем. Шэрон стоит в опустевшем саду до тех пор, пока дрожь, охватившая пальцы, не вползает на плечи тяжёлой змеёй, не укутывает всё тело. Октябрь, промозглый и сырой, совершенно не подходит для долгого ожидания на улице. Она кашляет — воздух протискивается сквозь сжатое судорогой горло короткими рывками — и, ссутулившись, идёт в дом. Очень хочется выпить.***
— Добро пожаловать на борт, Амелия Понд! Приключение начинается с этой фразы. С пружинящего пола ТАРДИС под ногами, с рюкзака за спиной и переполняющего ощущения предвкушения. Первый настоящий полёт. Первый настоящий полёт! Та история с опозданием не в счёт, Эми была сонная, прыжок маленький — ерунда. Сейчас всё иначе — с момента, когда двери будки захлопываются, когда бежишь наперегонки с Доктором к панели управления… — Готова? — с азартом спрашивает он, быстро проверяя что-то на экране и вжимая в пульт кнопки. Эми кивает, чувствуя, как по лицу расползается широкая-широкая улыбка. — Тогда держи-и-ись!.. Эми вцепляется в консоль. Очень вовремя. С первым же движением центральной колонны (ротора, он говорил, что эта штука называется «временной ротор») пол начинает трястись — мелко, но так часто, что устоять на ногах удаётся с трудом. Это продолжается максимум пару мгновений, потом тряска сменяется сосущим ощущением в животе — так бывает, когда спускаешься в быстро едущем лифте. Три секунды, четыре, шесть; резкий рывок вправо — ох ты, не разжимать руки! — и назад; секунда крупной дрожи — и тишина. Всё успокаивается, ротор замирает. Доктор бросает быстрый взгляд на экран и довольно объявляет: — Ага, мы на месте! – Это где? – Важнее не «где», а «когда», Понд! Девяносто четвёртый век, эпоха Второй Волны Колонизации дальнего космоса! Человечеству мало известных галактик, человечество строит всё новые исследовательские корабли, стремясь к краю Вселенной… – А он вообще есть? – Ну, теоретически точно есть, но на практике никто туда добраться ещё не смог, Вселенная ведь постоянно расширяется… Хотя было бы забавно! Представь, подлетаешь ты к этому краю – и упираешься в табличку: «Объезд, ведутся строительные работы!» Эми фыркает, потом не выдерживает – смеётся в голос. Доктор тоже улыбается. Отлипает от пульта и, ухватив её за руку, тащит к выходу. – Что же до «где», – торжественно говорит он, распахивая двери, – мы в космосе! Эми подаётся вперёд, вцепившись в косяк, и забывает вдохнуть. Там… Нет темноты. Пространство за пределами будки не чёрное — малиновое, прозрачно-багровое, перетекающее в тёмно-тёмно-вишнёвый, а уже из него в глубокую синеву и яркие ультрамариновые облака. И звёзды, много-много белых близких звёзд. Совсем рядом, кажется, можно прикоснуться. Звёзды сплетаются в цепочки, в нити созвездий, ведущие… Она опускает взгляд под ноги. Воротник толстовки вдруг натягивается, заставляя на шаг отступить от порога. Что-то озабоченно тараторит Доктор, кажется, что осторожнее, не надо прыгать, дрейфовать в космосе без скафандра очень скучно и… Эми не вслушивается. Даже не собирается. Далеко-далеко внизу разворачивается громадная сияющая спираль. Не скучная, как на картинках в учебнике, всего с двумя… жгутами? потоками? что там было? — нет, эта больше похожа на какой-то сложный цветок, перекрутивший длинные узкие лепестки, тянущийся ими вверх, словно стремящийся достать что-нибудь. Тёплое свечение сердцевины, такое яркое и густое, что невозможно различить отдельные солнца, золотистые основания рукавов (да, точно, эти штуки называются рукавами), золотисто-белая крупитчатая материя, похожая на щедро рассыпанный в невесомости песок, только целиком из звёзд, красновато-сиреневый туман, обволакивающий всё это едва заметной пеленой… — Ага, а ещё глянь наверх! А наверху?.. Наверху огромное, светящееся голубым облако. Точнее, самый его край, больше не разглядеть из-за крыши, но и видимой части достаточно, чтобы понять — именно к нему (или от него?..) тянутся все эти звёздные нити. ТАРДИС не просто в космосе — она внутри огромной перемычки, моста между… — Галактика Битуинна́и и галактика Осьминог, — довольно объявляет Доктор, указывая по очереди вверх и вниз. — Примерно восемь миллиардов парсек от Земли, в ваше время не видны — слишком далеко, свет буквально не успевает добраться до Солнечной Системы, но эй, посмотри-ка на них!.. Она смотрит. По пояс высовывается наружу, придерживаясь за сухое дерево двери, крутит головой, не зная, чем именно хочет любоваться, жадно глотает воздух… Секундочку, воздух. Эми не очень уверена, но в открытом космосе его, кажется, не должно быть? Точно, не должно быть, в космосе всегда вакуум, вакуум — значит, нет кислорода… — А как мы дышим? — Присмотрись, — со смешком советует Доктор. Эми хмурится, ещё раз осматривая открывающийся вид. Ну… О. Точно, что-то есть, эти странные, едва заметные перламутровые переливы… — Именно. Мы внутри пузыря, образованного силовым полем ТАРДИС. Прекрасные щиты! Снаружи может быть что угодно: пустота, звёздный ветер, как сейчас, дно океана, магма, орда дал… так, нет, забудь про орду, никакой орды — в общем, абсолютно что угодно, а мы будем в безопасности!.. — Орда кого? — переспрашивает Эми. — Что? Как он это делает? Как у него получается это лицо — непричастное настолько, что сбивает с мысли? — Ты сказал «орда» — и не сказал, кого. — Да кого угодно, неважно! — выпаливает он, закатывая глаза. — Это вообще сейчас не важно, не думай об этом, Понд! Лучше… Эй! — по его лицу расползается заговорщическая ухмылка. — Я точно видел у тебя в рюкзаке верёвку. Хочешь полетать? Эми мгновение молча разевает рот, а потом решительно кивает. Подождёт эта орда неведомых «дал…», не переломится. Над тем, куда крепить страховку, они спорят недолго; сходятся на щиколотке — чтобы меньше мешалась. Петля не скользит, просто плотно лежит чуть выше кроссовки. Эми дёргает её пару раз, проверяя — всё в порядке, надёжная; Доктор, удерживая свободный конец верёвки, ободряюще улыбается ей. Она улыбается в ответ и, чуть помедлив, шагает наружу. Это… жутко странно и не похоже вообще ни на что. Как самое начало прыжка, но без падения, как висеть в воде, но легче, намного, намного легче, без давления на кожу, без… Без опоры. Никакой опоры. Эми почти сразу опрокидывается на живот, плывёт вперёд (вверх? выглядит так, будто движешься вверх, но тут же ни верха, ни низа нет!), туда, куда тело направил толчок от порога. ТАРДИС, распахнутая, сияющая тёплым рыжим светом, с Доктором, подпирающим проём, остаётся под ногами (кажется невероятным, что всё в ней сейчас не ссыпается к дальней стенке), и от того, как перевернулся мир, чуть-чуть кружится голова — а может, она кружится, потому что Эми дышит быстро, жадно; воздух внутри щитов слабо движется, щекотно скользит по коже, заставляя волосы, рассыпавшиеся во все стороны, колыхаться. Грести не получается, это становится понятно после первой же попытки, так что она просто расправляет руки, потом пробует подтянуть ноги к груди, как при прыжке бомбочкой. Удаётся, но тело неожиданно продолжает движение, заваливаясь назад, и Эми медленно переворачивается лицом к… Ва-а-ау!!! Это не просто облако над ТАРДИС, это ещё одна галактика, ещё один диск! Только наклонённый, почти поставленный на ребро, поэтому из-под крыши и не удавалось его разглядеть. Даже сейчас большую часть не видно, видно только ближайший рукав, полный голубых звёзд, и втекающий в него (или истекающий?.. да какая разница!) поток малиново-серебристой материи… — Ну как? — зовёт Доктор, маяча где-то над головой, на самом краю зрения. — Потря-а-асно!!! — вопит Эми в ответ и хохочет, закручиваясь штопором. …позже они забираются на крышу будки, сидят, прислонившись друг к другу плечами и свесив ноги в космическую пустоту. Эми вытягивает из рюкзака термос, натыкается на невесть откуда взявшийся пакет с бутербродами, на мгновение озадаченно замирает. Доктор тут же пользуется моментом и бесцеремонно ворует еду. Правда, через пару укусов возвращает обратно. В сэндвичах просто сыр и ветчина, ему они должны казаться пресными… Но это сытно. Тётя, наверное, положила их вместо обеда… А вот чай вкусный. Крепкий, но без горчинки, с мятой и, кажется, чем-то ещё. Они пьют по очереди, передавая друг другу колпачок от термоса. Силовой щит ТАРДИС едва заметно искрит перламутром, высоко-высоко над головой сияют крупные бледно-синие звёзды — самые новые здесь, рассказывает Доктор, только недавно сформировавшиеся, на самом деле они, кстати, намного-намного ярче, просто ты не видишь ультрафиолет… Плевать на этот ультрафиолет, честно. Той изумительной красоты, что видна, хватает с избытком. Эми впитывает её, вдыхает глубоко и часто, запоминает — как в последний (не в последний, конечно же, не в последний, но вдруг) раз. ТАРДИС дрейфует в потоке звёзд где-то далеко-далеко, так далеко, что Солнце отсюда не разглядеть ни в один телескоп; десять минут назад Эми парила в невесомости, глядя, как космический ветер разбивается о щиты корабля северным сиянием; её друг, Совершенно Точно Не Воображаемый, сидит рядом, приканчивая вкусный домашний чай, и от всего этого внутри густеет что-то большое-большое, тёплое, похожее на текучий мёд. Эми не очень уверена, благодарят за такое или нет. Не подобрав слова, не звучащие глупо, она в конце концов просто прижимается виском к рукаву чужого пиджака. Тут же отстраняется, привычно напрягаясь, но Доктор ничего не произносит — просто с коротким хмыканьем ерошит ей волосы, почему-то не слишком торопящиеся опускаться обратно. Эми в ответ пихает его в бок, Доктор оборачивается с возмущённым: «Эй!» — и выпускает из рук колпачок от термоса. Тот устремляется вверх и вперёд, кувыркаясь, крупными каплями выплёскивая остатки жидкости, и если саму чашечку Доктор успевает быстрым движением сцапать, то чай, слившись в единый перетекающий пузырь, торопливо уплывает к границе силового поля. Достигнув её, мгновенно исчезает в короткой белой вспышке. — Упс… — растерянно комментирует Доктор, и Эми не может не рассмеяться. — Ладно, сорок миллилитров водяного пара — это один маленький метеорит. Случайно оказавшийся тут маленький метеорит. Ничего страшного… Эми, всё ещё хихикая, трясёт головой и тянется забрать спасённую чашку. Завинчивает опустевший термос, наклоняется к рюкзаку — убрать. Лампа на крыше будки мигает. По силовому полю прокатывается радужная волна, оно проявляется целиком, очень ярко и чётко. Эми удивлённо вскидывается и… Ох. Оно стремительное. Оно огромное. Оно выныривает из-под ТАРДИС, закрывая почти всё поле зрения, и плавно движется вверх. Плавно, но так быстро, что Эми едва успевает рассмотреть покатый нос, обтянутый плёнкой таких же перламутровых щитов, как он оказывается уже далеко над головой. Мимо плывёт белая, чуть искрящаяся обшивка, по ней разбегаются золотистые линии, сходясь и расходясь, отмечая окружности и прямоугольники; появляется большое прозрачное полушарие, отливающее голубизной, — из стекла или чего-то похожего; внутри видны лестницы, поручни, зелёный купол, замыкающий сферу… — Я же говорил, что люди стремятся к краю Вселенной? — хмыкает рядом Доктор, довольно улыбаясь. — Вот тебе пример! — Люди? Ты же сказал, мы так далеко, что даже свет до Земли не доходит, откуда тут люди? Он на миг замирает с удивлённым лицом, потом хохочет: — Ох, Понд, да когда расстояния вам мешали?! Знаешь, вот это меня и восхищает в человечестве — его вечная, неистребимая жажда неизвестного. Вы можете быть глупыми, воевать, грызться из-за пустяков, но, когда дело доходит до чего-то действительно важного, вас не остановить! Новые знания, новые миры для жизни — больше, больше, вам никогда не бывает достаточно! В двадцать первом веке вы видите космос на сорок пять миллиардов световых лет во все стороны от Земли, в пятьдесят первом веке он уже будет заселён и обжит. Три тысячи лет — да на некоторых планетах за это время едва успевают школу закончить!.. Он прерывается, обращая внимание на скользящий вверх корабль, и Эми смотрит туда же. Золотые линии на корпусе становятся гуще, сплетаются… Сплетаются в контур огромной четырёхкрылой птицы с длинным пышным хвостом. Изображение стилизовано: перья с острыми уголками, силуэт слишком простой, раскладывающийся на фигуры, — и всё равно оказывается очень легко представить такое существо живым. Правда, картинка в голове по расцветке напоминает попугая, но… — Это же «Берхара́»! — выдыхают рядом. Эми оборачивается. Доктор подаётся вперёд, не отводя глаз от уплывающего прочь рисунка, и по его лицу расползается широкая шальная улыбка. Это что-то хорошее. Что-то очень хорошее. — Кто? — уточняет она, дёргая его за рукав. — О! — очень-очень-очень хорошее, судя по этому азарту, он же буквально светится! — Ты слышала что-нибудь про Марию Селесту? Слышала, но именно «что-нибудь». И давно. Что там было?.. — Это… тот корабль-призрак? В море, но без экипажа? — И непонятно, куда все пропали, именно! Такое случалось и с кораблями, и с космическими миссиями; и на самом деле чаще всего объяснение есть, тому же старине Бенджамину не повезло поругаться с дымодухом, но не суть, другая история, расскажу потом, если захочешь! «Берхара́» — одна из самых больших загадок десятого тысячелетия, потому что здесь ответ не нашёл никто. Много теорий, но ни одна не объясняет всего. Первый сверхдальний полёт цивилизации, несколько веков просидевшей в своей системе, ковчег с переселенцами и исследователями, три тысячи человек — экипаж, учёные, техники, просто энтузиасты, готовые осваивать новый мир — и угадай, что? Корабль заканчивается резко — обрывается, уносится вверх, стремительно уменьшаясь. Эми провожает его взглядом и чувствует, как внутри разгорается такой же азарт пополам с диким любопытством. Космическая Мария Селеста — что тут угадывать? — Её потом нашли покинутой! — В точку! Примерно через семьдесят лет одна из следующих миссий обнаружит её на орбите одной из во-он тех, — Доктор указывает вверх и чуть-чуть влево, — молодых звёзд. Захваченную как астероид, запечатанную, с полным набором спасательных капсул, кислород, вода, еда — всё в наличии, ни единого человека, неисправные трансматы — ими не могли воспользоваться, их, потом выяснилось, вообще такими собрали; данные компьютера с определённого момента — и, если я правильно понимаю, этот момент либо уже настал, либо вот-вот настанет — обрывочны и практически не имеют смысла... Можно предполагать, что случилось, до конца Вселенной — и всё равно не угадать! Хочешь узнать правду? — Ты ещё спрашиваешь?! Доктор смеётся. Хватается левой рукой за край крыши, быстро соскальзывает с неё и переворачивается, зависая в воздухе — а потом каким-то неуловимым движением ныряет внутрь, не прекращая объяснять: — У кораблей такого типа не бывает постоянной связи с материнской планетой, она и не нужна, потому чт… …его одно… щение… …ксимум — два… …то… Его слова всё тяжелее разбирать — они звучат издалека, перемежаются такими же нечёткими писками и пересвистами. Как именно он слез? Эми наклоняется, глядя на звёздные щупальца галактики Осьминог, тянущиеся к ТАРДИС. Спрыгнешь — приземляться некуда. Если развернуться… Она не уверена, не сорвётся ли случайно, и почему-то руки от этого слабеют. Дрейфовать в космосе не хочется. Быть испарённой, как та чашка чая, тоже не хочется. — Доктор? — …рдинаты… …знать, что там… …шло — разве не… Понд, ты где? — Доктор! — громко зовёт Эми. — Сними меня отсюда!***
Архивные данные. Бортовой журнал корабля «Берхара́», последняя сохранённая запись. Видеоряд отсутствует, целостность звукоряда 84%, содержатся помехи из-за дыхания и посторонние шумы. Запись инициирована вторым помощником Мако. Внутренняя дата — 25179362, 18:16. «…но ослабевает. Слава Тинтье, оно ослабевает, понятия не имею, сколько мы бы продержались… — нечётко, — …и я уже почти могу мыслить внятно. Остальным пока хуже, но это, скорее всего, временно. Мы на мостике. Двери заблокированы. Ненадёжно, конечно, но хоть что-то». Пауза длительностью 4,092 секунды. На фоне шумы, различимы минимум 2 голоса, воспроизводящие мелодию. Идентификация по сохранившимся фрагментам: «Касаться тебя», сингл Джейша Олта 5021 года. Точность попадания в ноты: 60%... 69%... 52%... «Не знаю, остался ли кто-нибудь ещё. Может, если… — кратковременные помехи, — или спал… На камерах не видно, но они сейчас много что не показывают. Ту штуку, например. И всё, что рядом с ней. Хорошо, она не двигается, а то, — смешок, — приползла бы прямо к нам. Хотя… Она и так на каждой палубе. На грузовых и технических в том числе. Не представляю, почему ничего не повреждено; по крайней мере, системы оповещения не предупреждают о поломках. Нужно проверять вручную, но сейчас мы не… Отчётливый сигнал на частоте 590 Гц. Идентификация: стандартный запрос на предоставление доступа в помещение. Шум. Слабо различимые возгласы. Женский голос (не опознан): «Не откры…» Мужской голос (не опознан) на повышенной громкости: «Макс! Макс, я уже — отпустите меня! Макс!!! Да отпустите же!» Звуки вероятной борьбы. Голос второго помощника Мако (не в микрофон): «Держите его!» Реплики, полностью состоящие из обсценной лексики на стандарте и лхашшском, идентификация затруднена из-за одновременного звучания и плохого качества записи. Конец сохранившегося фрагмента.***
Она ждёт чего-нибудь в духе того прошлогоднего фильма, так понравившегося Рори, — с бело-серыми строгими стенами, холодным ровным освещением, наверняка с таким же безвкусным, как и в ТАРДИС, воздухом. Может, даже с теми тонколапыми и хрупкими роботами-стражниками, которые вечно мазали и легко крошились лайтсаберами. Вместо этого, стоит открыть дверь, ей в лицо ударяет свежий влажный сквозняк, пахнущий как сад после летней грозы. Эми высовывается наружу вслед за Доктором и практически утыкается носом в стену какой-то мелкой растительности. На мох похожа, только очень-очень густая, пышная и с длинными гроздьями бахромы. Прикольно, прикольный зелёный свет; у воздуха клёвый запах, дышать легко, а от пары глотков хочется смеяться, но какой космический корабль зарастает мхом?! ТАРДИС не в счёт, она особенная… — Доктор, где мы?! — На «Берхаре», разумеется! Ты что, думаешь, я мог промахнуться при таком крошечном прыжке?! Его голос звучит уже откуда-то из-за будки — и звучит почти оскорблённо. Эми, протиснувшись между ТАРДИС и стеной, оказывается… Ну, кажется, всё-таки в коридоре, не в пещере. Да, зелёные джунгли до самого потолка (высокого, футов девять, не меньше), но вон те светящиеся трубки, тянущиеся над проходом, определённо лампы, а пол… Какой-то кремово-золотистый, чуть шероховатый, тёплый. Пластик? На ощупь очень похоже. — Но почему она так выглядит? Я думала, тут всё будет из металла! Доктор в ответ только фыркает. — В отличие от органических ископаемых и воды, металлы имеют свойство заканчиваться! На других планетах не достать, космические корабли ржавеют, новые строить не из чего — и вот что получается! Какое-то время выращивание шаттлов было популярным… А, нет, девяносто четвёртый век, будет популярным! Это один из первых работающих экспериментов. Думаю, я не ошибусь, если скажу… — он взмахивает отвёрткой, сканируя стену, — да, верно, им хватило металлов только на сложные необходимые схемы, даже энергопроводники здесь жидкостные! Всё остальное — пластик — поверь, пластик научились подгонять под любые нужды — и биоматериалы. Очень полезная, кстати, штука! Весь этот мох — часть системы жизнеобеспечения. Фильтрует углекислый газ, вырабатывает кислород, хранит в себе экстренный запас воды, даже… ну-ка… Да, точно, его можно есть! Правда, он не слишком питательный. И отнюдь не лакомство, м-да, но при необходимости… Эми следует его примеру и тоже отщипывает кусочек от стены. Ну… Наверное, он прав. Вкус неяркий, чуть-чуть похож на спаржу, гораздо сильнее чувствуется водянистая, мягкая текстура. Плеваться не хочется, но питаться таким трижды в день… неделю или больше… Бе-е-е. А вот сидеть мягко, мох прогибается под телом, обнимает за плечи… Слишком мягко, дурацкие заросли, как отсюда встать?! Руки проседают, не находя опоры, толчок получается слабее, чем нужно. Эми едва не падает, потеряв равновесие, чуть-чуть кружится голова, мир обретает устойчивость только через пару мгновений. Она сбивает с рукава налипший клок зелени и бросается за Доктором, уже направившимся куда-то по коридору. Он продолжает что-то объяснять — некоторые технологии воскресают раз за разом, появляются независимо друг от друга в разных уголках Вселенной, ТАРДИС, например, тоже выращена, а… Эми прекращает его слышать. Всё забивает шум в ушах, громкий, как из испорченного радио. Она удивлённо замирает, и хорошо — в следующий миг накатывает рябящая чернота. Сморгнуть её удаётся с трудом, вместо обычного поля зрения остаётся какое-то пятно с расплывчатыми краями; кожу покалывает мурашками. Эми открывает рот — позвать на помощь, но, кажется, голос не звучит. Она сглатывает и пробует ещё раз: — Д-доктор! Темнота. Темнота, ощущение падения… И рук, придерживающих за плечи. — Ох! Эми-Эми-Эми, посмотри на меня! Хорошо, очень хорошо. Не дыши. Слышишь? — мрак медленно-медленно рассеивается, и весь мир заполняет его встревоженное лицо. — Задержи дыхание, не вдыхай. Не отвечай, просто подожди. Так… двадцать пять… тридцать… тридцать пять… Чувствуешь, это легко? Грудь не сдавливает, горло не напрягается, чувствуешь? — да, точ… А, говорить нельзя. Значит, кивнуть. — Отлично, отлично, теперь выдыхай. Медленно, спокойно, не торопись. Давай. — Что случилось? — выдыхает Эми. Доктор морщится. — Кислород. Его многовато для вас, — он облизывает губы, сглатывает, будто пробуя пространство на вкус, — что-то около тридцати процентов. Может, тридцати пяти или чуть больше… В любом случае перебор, твоё тело не адаптировано к такой концентрации, не успевает распределить и потратить его. Это не страшно, если продолжишь дышать, как сейчас: короткий, мелкий вдох, пауза — секунд на пятьдесят, думаю, это должно быть легко для тебя — и медленный выдох. Справишься? Или мы можем вернуться. Да, наверное, нам стоит вернуться, я пообещал твоей тёте, что ты будешь в порядке… — Но я и так в порядке! — возмущённо перебивает Эми. Выдох заканчивается почти мгновенно, так что приходится глотнуть чуть-чуть воздуха и подождать. — Я привыкну, — вдох, пауза. — Мне гораздо лучше, — и это правда, голова ещё слабо кружится, но и только. — Просто странно. Доктор внимательно оглядывает её. — Ладно, но ты непременно скажешь мне, если почувствуешь себя хуже. Непременно, понятно? Договорились? — Непременно! — заверяет Эми и пытается продолжить, но тут же с досадой понимает, что договаривать уже нечем. Кривится. Доктор, явно понимая, в чём дело, со смешком предлагает ей ладонь. — Пошли, храбрая Понд! И не напрягай больше лёгкие, спрашивай жестами. Я пойму. О, отличная идея. Эми тычет себя в нос, потом в грудь. Взмахивает свободной рукой в воздухе, очерчивая что-то большое. Вскинув брови, рисует знак вопроса. — Понятия не имею! — отзывается Доктор после мгновения паузы. — Так не должно быть, человечество к этому времени, конечно, много где пожило, стало немного гибче, чем тебе привычно, но разница в условиях всё-таки чаще колеблется в пределах пяти… ладно, плюс-минус восемь процентов! Не почти пятнадцати! Что-то засбоило в системе жизнеобеспечения. Точнее, сбоило по чуть-чуть в течение долгого времени, незаметно, иначе поломку зафиксировали и исправили бы… — Поэтому? — уточняет Эми, обводя пространство вокруг. — Поэтому что? Поэтому тут такие джунгли? Да, возможно. Даже вероятно, чем больше кислорода в воздухе, тем активнее всё идёт в рост… Ай! Не тычь в меня пальцами! Что? Эми морщится, мотает головой. Одно слово, надо подобрать одно точное слово… — Загадка. — А, поэтому ли все пропали? Кто знает! Скорее это просто постепенно убило бы пассажиров, если бы поломку не исправили вовремя и насыщение атмосферы продолжилось, но само по себе — нет, вряд ли, что-то другое!.. В конце концов, разве мы тут не затем, чтобы это выяснить, Понд? Эми ухмыляется ему в ответ.