***
Автобус отъехал от моей остановки в 7:20. Плыли в сторону остановка, тротуар, пятиэтажные хрущёвки. К автобусу со всех ног бежал паренёк в толсовке, но водителю неохота было его ждать. Редко этот бегущий паренёк, Колька Петров, успевал на автобус в 7:20. И опаздывал на первый урок, за что всегда получал нагоняй от Марьи Алексевны. Пока автобус трясся и громыхал, проезжая по ямам на асфальте, я достала скетчбук и, используя всю возможную концентрацию и твёрдость руки, рисовала, как голый по пояс Учиха Саске целует Кагеяму Тобио. Первым уроком у нас была алгебра. Мы уже собрались перед кабинетом; одноклассники опирались об обшарпанные зелёные стены. Точнее, цвета симбаси — зеленовато-голубого. Симбаси — любимый цвет гейш... Хотя ни одна гейша не пришла бы в восторг, увидев эти стены. Ленка сидела на подоконнике, скрестив ноги. Она что-то листала в своём телефоне; наверное, опять подбирала маникюр в инстаграме; время от времени она поправляла свою мини-юбку. Я подкралась к Ленке и ущипнула её за ляжку. Она вздрогнула и посмотрела на меня сердито, но, узнав меня, заулыбалась. — Ну ты и задница! Погоди ещё. — С днём рождения, Лена! — воскликнула я торжественно и протянула ей розовый пакетик, самый красивый, что нашла дома. Она отложила телефон и посмотрела внутрь. Кончики её длинных, ухоженных волос опустились в пакетик. Она блондинка. Цвет её волос был такой же, как у фигурки Мисы из «Тетради Смерти», что сейчас в подарочном пакете. Золотистый блонд — королевский цвет, ассоциируется с короной. В аниме такие персонажи зачастую являются королями и королевами. Как в прямом, так и в переносном смысле — когда речь идёт не о замке, а о школе, например. — Желаю тебе мильён подписчиков в твоём бьюти-блоге! — продолжила я поздравление, — Но только после того, как сдашь ГИА. Ленка растрогалась. — Ну Насть, не стоило... Спасибо! Очень красивая фигурка… Мики? — Мисы! — Ну да. — Она отложила подарок, обняла меня и поцеловала в щёку; в нос ударил цветочный запах духов. Одноклассницы зашептали. Кто-то глупо пошутил, и парни заржали. — Кстати, о ГИА, — сказала Ленка, заискивающе улыбаясь. — Ты сделала физику? — Так-так, — цокнула я, — кто-то, по рекомендации Марьи Алексевны, записался в дворники. Да ещё и в свой день рождения… — Ах вот как ты разговариваешь со старшими?! — Ленка подбоченилась, посмотрев на меня сверху вниз — рост позволял. — Да, вот так! — посмотрела я на неё с вызовом, а потом махнула рукой. — Что угодно для тебя. Да дам я списать. — Ты лучшая, — сказала она, и мы ещё раз обнялись. Кто-то из парней начал кривляться, изображая наши с Ленкой нежности. Остальные парни подхватили веселье клоуна и тупо заржали, но перестали, когда над толпой появилась рыжая голова. Пришёл Артём Волков — гроза школы. Для меня — Тёма. Мой Волчонок. Он подошёл к нам и, наклонившись, обнял меня; запахло дезодорантом и гелем для душа. Какой же он высокий! Всё никак не могу к этому привыкнуть. Затем он обнял Ленку и взял за плечи: — С днём рождения, Ленка! Счастья тебе, здоровья… и чтоб за задницу не щипали. Оба посмотрели на меня, вспоминая один случай... Тоже мне, нельзя лучшую подругу за задницу ущипнуть! — Спасибо, — робко произнесла Ленка и покраснела под любопытными взглядами одноклассников. Если она и могла перед кем-то потерять свою уверенность, так только перед моим Тёмой. — Что там, кстати? Алгебра? — спросил он. Тёма отпил воды из бутылочки, которая всегда была при нём. Он спросил у меня: — Коть, дашь списать? — Конечно, Волчонок. Многих в классе бесили наши телячьи нежности, но никто нам ничего не говорил. Да и разве скажешь что-то, когда рядом мой личный страж со спортивным разрядом по кик-боксу? Прозвучал звонок. Пришла учительница и открыла кабинет. Я незаметно сунула свою тетрадь Тёме — на уроке спишет. Я сидела вместе с Тёмой на последней парте; Ленка за соседней. Учительница монотонно объясняла предмет, тикали настенные часы. Иногда слышались тихие глупые смешки, когда учительница произносила волшебное слово: «многочлен». Ленка лазала в телефоне. Тёма списывал несделанную домашку. Почти все занимались чем-то не тем. Я одна из немногих в классе внимательно слушала учительницу… а потом жалела об этом. Круто, конечно, когда можешь решить всё самостоятельно, но есть что-то романтическое в том, чтобы сдавать предметы, не имея знаний. Я не относилась к романтикам — научили меня так. Стук в дверь. Вошёл опоздавший Колька. Алексевна у него спросила: — Какую в этот раз историю сочинишь? — Автобус сломался? — попробовал угадать Колька. Послышалась пара смешков. Чем-то это напоминало серии «Ералаша». — Садись, — смилостивилась преподаватель, — но пропуск я уже отметила. И сними капюшон! Он снял капюшон. Его волосы цвета сгнившей соломы, разбросанной по школьной аллее, принято было называть русыми. Их немытая сальность давала оригинальный оттенок. В аниме такие персонажи... не могу припомнить аниме с такими персонажами, по крайней мере, главенствующими. Он сел впереди и вырвал листок из какой-то тетради — опять забыл тетрадь по алгебре. Я любила осень и опавшие листья, но только если листья красивые и яркие, а не полусгнившие и свалявшиеся. Полусгнившие нам и пришлось убирать. Привет, чёртов субботник! «Привет, школолохи» — ответил чёртов субботник. Пришкольная территория у нас огромная, мы разделились на группы. Со мной были Тёма, Ленка и Колька; его пристроила к нам учительница. Мы бы вообще прогуляли этот субботник, но классуха поймала нас у выхода. — Субботник? После уроков? Серьёзно? — жаловался Тёма и злобно пинал листья. — Что поделать, — сказала я, — со Скороходовой лучше не ссориться. — Ага, вон как смотрит, — добавила Ленка, — прям гестапо. Тёма смотрел на классуху, не отводя взгляда, классуха смотрела в ответ. Это была битва характеров, но Тёма проиграл — он отвернулся и взял грабли в руки. Мы сгребали в кучу листья, вперемешку с пивными банками, бычками, обёртками и прочей дрянью. Часть мусора принадлежала нам, но это ни на долю не уменьшало нашего праведного гнева. — Ну и мерзость! И это в мой-то день рождения! — ныла Ленка. Скороходова наворачивала круги по территории школы, чтобы никто не сачковал. А сачковали все, особенно когда она скрывалась за зданием школы. Как только она пропадала из виду, мы тут же бросали грабли и мешки с мусором. Ленка делала селфи и писала посты о своей тяжкой участи. Тёма пил воду из бутылки. — Слушай, Артём, — обратился Колька, — зачем ты воду всё время с собой носишь? — Чтобы засунуть тебе в зад, — ответил Тёма. Колька неуверенно улыбнулся. — Я могу тебе целую лекцию прочитать о пользе воды, — сказал Тёма, — но не буду. Не справочное бюро. — Да понял я, понял. Скороходова куда-то делась. Все почувствовали свободу от гнёта. — Уберись тут пока, — зевая, сказал Тёма Кольке и кивнул на одиноко валявшийся презерватив, бывший в употреблении. — Фу, мерзость! — сказала Ленка и сфотографировала презерватив. — А ты? — спросил Колька у Тёмы. — А мы, — с акцентом на «мы» сказал Тёма и обхватил меня за талию, — прогуляемся пока. Колька недовольно посмотрел на нас. — Ну, чё так смотришь? — с издёвкой спросил Тёма. — Давай, давай, работай граблями, будь хорошим мальчиком. Ты же не хочешь подвести нашу любимую Марью Алексевну Скороходову? Колька буркнул что-то неприличное себе под нос. Тёма, в отличие от меня, хорошо расслышал, и дал Кольке звонкую пощёчину. Колька бросил грабли и уставился на Тёму исподлобья, снизу вверх. — Ну-ка, повтори, — прошипел Тёма. Уши у Кольки покраснели, он явно хотел что-то сказать, но побоялся и промолчал. — Тёма, успокойся, — вмешалась я и положила руку ему на плечо. Иногда Тёму заносит, и он бывает жестоким. — Да я спокоен, — пробурчал он. Небрежно посмотрел на Кольку и отвернулся; обнял меня за плечи и увёл за угол школы. Мы с Тёмой спрятались в подсобном помещении, где хранится уборочный инвентарь. Я потянула руку, чтобы прикрыть дверь, но Тёма меня остановил. — Захлопнешь дверь — и нам не выбраться. Только снаружи ручка есть. — Да ладно? — Угу. Забились в угол и начали целоваться. Я гладила его ершистые волосы. Он рыжий. Цвет его волос был таким же, как шерсть у кота Витьки, сторожившего служебный вход в школьную столовку. Рыжий цвет — огненный цвет, ассоциируется с неукротимым пламенем. В аниме такие персонажи зачастую выступают в роли бунтарей. Чем мне нравился Тёма, так это тем, что он вызывал во мне невероятные всплески адреналина. Заставлял тело покрываться мурашками. Руки и ноги в его присутствии становились легче, неощутимее, словно из них выкачивали всю кровь. Нам показалось, кто-то прошёл мимо, и это спугнуло нас, слегка охладило; мы разговорились. — Не остались бы вещи в классе, давно свалил бы, — сказал он. — А потом Скороходова влепит тебе двояк по алгебре. — Вообще-то, она не имеет права, — задумчиво сказал он. — Ну, не имеет, — сказала я, — зато потом завалит. Тебе ещё с ней учиться и учиться. Уж она-то повнимательнее к тебе станет. Тёма открыл рот, но не нашёл чего сказать и решил заткнуть меня поцелуем. Я отсранилась и продолжила: — Ты ведь хочешь перейти со мной в десятый класс? Или лучше уйдёшь из девятого с Колькой и будешь совать ему свою бутылку в зад? Тёма не смог сдержать смешок. — Ладно, ладно, я тебя понял. Мы снова поцеловались, он водил руками по моим бёдрам; его пальцы соскользнули туда, куда не следовало соскальзывать. Всё тело покрылось мурашками, я вздрогнула. — Эй, смотри за руками! — Прости… Мы расцепили объятья, помолчали. Но я снова его чмокнула, чтобы не было похоже, будто я обиделась. — Да ладно? Завтра ещё субботник? Да они там совсем охуели? — негодовал Тёма. Я ткнула его локтем вбок, чтобы он не выражался так громко. Хотя меня это известие тоже не обрадовало. Мы с Тёмой и Ленкой шли к остановке. Чуть поодаль от нас шёл Колька, делая вид, что его нет — Всем нам нужно было на одну остановку. — Послезавтра у них что-то типа проверки, — сказала Ленка. — Да срал я на эту проверку! — вспыхнул Тёма и получил ещё один тычок в бок от меня, но продолжил: — Беспредел какой-то. Им это нужно — они пускай и убирают! — Ну, что поделать. — сказала я, — От Скороходовой не сбежишь. — Может, заболеем? — предложила Ленка. — Не, мне родители ни за что не поверят, — вздохнула я, — они прямо сидят и смотрят, как я градусник подмышкой держу. Все понурили головы. — Да ладно, хватит грустить! — оживилась Ленка, — У меня день рождения, не забыли? Завтра вечером зависнем, как раз пятница. — Найс, — чуть-чуть повеселел Тёма. Мы попрощались с Ленкой, а Тёма вдруг решил проводить меня до самого дома. — Коть, — неуверенно обратился он, — там, в подсобке, я… — Да ничего. — Я правда не извращенец какой. Не подумай. Но тебе… тебе ведь понравилось? Я почувствовала, что краснею. — Мы уже год встречаемся, — сказал он, — может… — Нам же ещё нет восемнадцати, — сказала я первое, что пришло на ум. Он усмехнулся. — Но пиво мы всё равно пьём. Снова адреналин. Снова мурашки по коже. Я не задумывалась о том, что у нас может быть секс. Я не нашла что ответить — это было слишком неожиданно. Не то, чтобы я была против, да и папины неловкие разговоры о том, что секс до свадьбы это плохо, на меня не действовали… — Ну-ну, не пугайся ты так, — сказал он, погладив меня по волосам. — Я тебя не тороплю. Ответишь, когда тебе будет удобно. Я чмокнула его на прощанье.Первая часть
17 ноября 2019 г. в 19:17
— Не подходи ко мне! — кричу я, выставив перед собой кухонный нож.
Мой муж медленно тянет ко мне окровавленную руку. Он уже забрызгал кровью настенную плитку «Terrano» и напольную плитку «Dolorian». За этими плитками месяц мучительных скитаний по строительным магазинам.
— Котёнок, пожалуйста, успокойся, — говорит он.
Я взмахиваю ножом, снова брызжет кровь. Она капает на мои лицо и кофту, на его белую рубашку; обрызгивает кухонный гарнитур, над сборкой которого мы так долго ломали голову. Мною уничтожается все, что мы вместе нажили. Может быть, я уничтожу и его, но не раньше, чем он признается в содеянном.
— Кто ты такой? — спрашиваю я.
Он глупо улыбается. Он говорит:
— Я твой муж. И я люблю тебя… Котёнок, отдай нож.
— Любил когда-то и пошёл на подлость ради этой любви. Что ты делал в те дни, которые помнишь только ты?
Мы молчим. Муж берёт кухонное полотенце и прижимает к окровавленной руке. Он уже не тянется ко мне своими грязными лапами — боится схватить новый порез.
— Я разговаривала с Ленкой Бутиковой, она мне кое-что рассказала.
Он изображает непонимание.
— В твоей власти было всё, — говорю я. — хорошо повеселился?
— Не понимаю, о чём ты.
— Всё ты прекрасно понимаешь! В школе ты был другим…