******
Уроки тянулись утомительно – медленно. Маринетт, словно оглушенная взрывом переходила из аудитории в аудиторию, почти не видя и не слыша ничего вокруг. На переменах она смотрела в окно, терзая пальцами лямку сумочки, но видела не залитый солнцем парк – недалёкое будущее. Ей мерещились странные, неловкие разговоры, нелепые жесты и шаги. Ночная сила, неведомо откуда взявшаяся, отступила. Её место занял самый обыкновенный демон неуверенности. «Я всё испорчу, я напортачу, забуду как выговаривать слова…». Она в голове пыталась построить диалог, он выходил скомканным, путаным и глупым. Ближе ко второй половине дня Сезар вынырнула из похмельной медитации, попыталась приободрить подругу: - Брось, ты уже тыщу раз проделывала это с Лукой. - Тут всё по-другому… - Ну конечно. Как-то ты ворковала с этим голубком на крыше. - Да, но… я не знаю… может нужно всё отменить? На миг эта идея показалась ей просто брильянтовой, спасительной находкой. - Знаешь, Дюпен-Чен, - произнесла Алья, вздохнув сквозь зубы. – Я рискну показаться той еще сукой, но сегодня я скажу тебе правду. А правда самая обыкновенная: ты всех заколебала своей невнятностью. Маринетт, краснея, обожгла подругу негодующим взглядом. Но та не поддалась. И, сохраняя прохладный тон, продолжила: - Мы все уже успели поучаствовать в твоей личной жизни. Даже чёртова Хлоя Буржуа. Сначала мы хотели помочь. Потом стали искренне болеть. А потом даже до самых тугих - я говорю о Розе – дошло, что если вас двоих запереть голышом на необитаемом острове, ничего не случится. Ни-че-го, - произнесла она по слогам, - говоря честно, мы решили, что тебя просто прёт от этих платонических любовей. Кто-то любит, когда его по жопе бьют плёткой, а вот ты – такая экзотическая извращенка. В конце-концов мы желаем тебе счастья, и если уж тебе такая жизнь в кайф – то пожалуйста. Алья сделала паузу, выжидая пока мимо пронесётся Хлоя в окружении поклонниц. Маринетт проводила их взглядом – за годы фанатский клуб Буржуа вырос из несчастной Ренкомпри до целого движения. Если верить Алье, их куда больше, чем кажется на первый взгляд. Буржуа ведёт целую сеть блогов, и, по всему судя, успешно. Сейчас Хлоя, обеспокоенная «проблемой Лайлы» даже взгляда не бросила на Маринетт. За что девушка была бесконечно благодарна судьбе. - Потом появился Лука, - продолжила Сезар. – И мы прямо писались от восторга – как всё замечательно. Но Маринетт не умеет жить «замечательно». Ей нужна драма. Или ей нужен Агрест? Может быть, Маринетт уже решит?.. - Ты всё однобоко понимаешь, - буркнула Дюпен-Чен. - Наверняка. Но решать придётся. Ты можешь прямо сейчас трусливо сбежать. Я сама подойду к Агресту, и скажу, мол, тебе нездоровится. Но ты поклянёшься тогда, что никогда, слышишь, никогда не будешь даже пытаться… - Я вовсе не прошу участвовать в моей жизни, Сезар! – огрызнулась Маринетт. Ей хотелось хорошенько разозлиться на подругу, как это было с утра. Но сейчас девушка говорила вещи, которые не раз и не два приходили ей на ум. Другими словами, Сезар была права. Подруга вздохнула. Бросила короткий взгляд на часы. - В любом случае, сразу после физиохимии ты выберешь что-то одно, - произнесла она, не заметив реплики Маринетт. – Я бы советовала тебе пойти. Агрест что-то задумал – это интересно. Поскольку «думать» и «Адриан» у меня как-то не складываются в голове. Кстати, если смотреть на вещи с этой точки зрения – у вас с ним много общего. Алья медленно поднялась. Шумно вздохнув, буркнула что-то вроде «мне нужно в туалет». И, пошатываясь, направилась к дальнему концу коридора, где располагалась дверь в уборную. - Ты сама этого хочешь? – прозвучал голосок. Тихий, с вкраплениями перезвона колокольчиков. Из глянца паркета поднялась стройная, крохотная, в ладонь высотой, женская фигурка. Красная кожа, чёрные миндалевидные глаза без зрачков. Между острых лопаток трепещутся полупрозрачные крылья. Облик Тикки, квами Маринетт, вызывал у девушки противоречивые чувства. С одной стороны – довольно симпатичная фея. Но с другой – неправильные черты лица, лишенная волос голова, всё это выглядело слегка… отталкивающе. Она умела менять облик по желанию, но чаще всего выбирала этот. - Тикки, - прошептала Мари, - тебя могут увидеть камненосцы. - Они далеко, - произнесла фея. Голос звучал, как шёпот ветра в кронах. – Ты хочешь пойти? - Да, - ответила девушка. – Только я очень боюсь. Я наверняка всё испорчу… и мне… - Страшно, - закончила за неё фея, медленно моргнув. – Это нормально. Но ведь страшно и мальчику. Он пригласил девочку, и теперь ответственность за прогулку лежит на его плечах. Подумай об этом. Тикки подлетела к её лицу. Заглянула в глаза. Крылья трепетали быстро, на грани видимости. Но кожей Мари не чувствовала даже дуновения ветра. - Ты давно не давала мне советов, - шмыгнула носом Маринетт. - Я не даю тебе советов. Я – голос твоей души. Когда всё хорошо, и ты слышишь его, я молчу. Фея улыбнулась. - Мне кажется, - пропела она, - Адриан хочет извиниться за то, что нисколечки не работал с тобой. В твоих руках – дать ему шанс, или нет. - И только? – прошептала Мари. - Люди такие смешные. Разве этого мало? Для ответа на все твои вопросы, – хихикнула Тикки. В отдалении зазвучали шаги. Квами алой молнией метнулась к полу. – На самом деле я пришла сказать не это. Вот, слушай: ты собиралась охранять мальчика. Разве с ним приключится беда, если ты будешь рядом?.. Ты всегда успеешь надеть маску Леди… Фея растворилась в паркете, тонко, звеняще смеясь. Маринетт сжала кулачки. Тикки, как никто другой, умеет развязать самые запутанные узелки её души. За всей этой личной круговертью она чуть не забыла о главном – может быть где-то поблизости бедного парня стережёт Нуар. Он выжидает момент, чтобы нанести удар. Вместе с этой странной, непонятной Банникс. «А смогу ли я в одиночку её одолеть? Вряд ли. Но… хотя бы попытаюсь. И потом, если бы эта странная женщина хотела нам по-настоящему навредить – прикончила бы нас еще на крыше Собора». В тот вечер бой длился не дольше двух минут. А вот его последствия пришлось устранять долгих четыре часа. Нотр Дам уцелел. Зато сильно пострадал боевой дух команды. Им впервые довелось пережить столь сокрушительное – и, чего греха таить, унизительное! – поражение. - Что делать с Банникс? – прошептала Маринетт. – Если она сегодня появится? - Ничего, - ответила Тикки, не рискуя показываться на глаза. – Нуару нужен Адриан. Банникс нужен Нуар. Я не думаю, что она – наш враг. Скорее союзник. Ключ к решению проблемы. - Хорош ключик. Вместо разговора она ввязалась в драку, и выкинула в Сену моих друзей! А Кагами… ей она… - Да-да. Банникс – сильна и непокорна. Но тебе не впервой усмирять строптивых союзников. У тебя их пятеро, и к каждому нашла подход. Справишься и с Банникс. Адриана это так же касается… «Хорошо бы научиться усмирять себя. Такая ответственность в руках рохли…» - Мы это перерастём. Помни, что сказал мастер Фу. Лучше сила в руках неуверенного ангела, чем в руках уверенного подлеца.******
Лицей Франсуа Дюпон повёрнут фасадом к наполненному тишиной и мягкими тенями парку. Сторонний наблюдатель видит полукруглые, лаконичные купола башен. Скаты крыш, покрытых зелёной от времени бронзой; сдержанный, благородный ампир дорических колонн, лаконичных карнизов и высоких, в два человеческих роста окон. Летом первый этаж едва различим за стеной деревьев. Зимой же Лицей предстаёт в первозданной наготе. Но только ученики и преподаватели, люди избранные, отмеченные судьбой, знают, что за этим скучным старческим лицом, обыкновенным для центра Парижа, скрывается характер настоящего волшебника. Внутренний дворик – он же площадка для игр. Десятки аудиторий, лестниц, переходов и коридоров. Кабинеты с замурованными потайными ходами. Просторный чердак, и таинственный подвал. Всё, что подразумевается, когда зритель видит древнее, наполненное историей здание. Всё, до чего прохожему нет дела, и чем грезит пытливый детский ум. Маринетт обожала Лицей. За его маленькие тайны. Вместе с друзьями она обошла все пыльные закоулки. А когда этого оказалось мало, Сезар добыла старые планы. Оказывается лицей перекраивали много раз. Капитально – в восьмидесятых. Подруги часами бродили с картой по коридорам, мысленно возводя снесённые тридцать лет назад стены. Прорубая арочные проходы там, где они должны быть. Она знала каждый уголок, но даже подумать не могла, что человек, которому она отдала бы всё на свете – только попроси! – назначит ей встречу в самой скучной части Лицея. У чёрного входа. Там, где здание выходит на покрытую асфальтом площадку, огороженную старым кованым забором. Он ждал её, опершись на чёрное сиденье мопеда – совсем как в мечтах! А на фоне маячил десяток мусорных баков – вот этого в её грёзах точно не было. Маринетт услышала, как хлопнула за спиной створка металлической двери. Слишком громко – Адриан оторвался от телефона, поднял голову. И неуверенно улыбнулся. «Я – Маринетт, этого хочу. Я – Леди Баг, должна это сделать. Тикки правильно заметила – Адри просто хочет извиниться. Так что это не свинство по отношению к Луке – тут нет романтики, или, подумать страшно, эротики. Но почему, чёрт побери, я так трушу?!» - П-привет, - произнесла Маринетт. - Привет. В фантазиях она была смела и дерзка. Она криво улыбалась, стегала едкой шуточкой, и с разбегу опускалась на заднее сиденье. Без шлема – чтобы ветер эффектно трепал густые чёрные волосы. На деле – как обычно. «Смела и дерзка… совсем как Ирэн… вот она, наверное, такая и есть. И почему Адри в неё не влюбился? Или влюбился, но не сказал мне правды?». - М-м-м, - протянул Адриан, - если ты его боишься, может лучше пройтись пешком? Он взглядом указал на скутер. И тут же поспешно добавил: - Я не буду тебя взрывать, ронять, или что-то в этом духе. По крайней мере постараюсь. Маринетт заметила, как алеют щёки Адриана. - То есть я хотел сказать, что… э-э-э… у тебя есть причины опасаться… Он закрыл глаза ладонью. - …хм. В голове это звучало лучше. Можно я загружу последнее сохранение? Кажется, в этом квесте я провалился. Мари негромко рассмеялась. «Ну вот почему у него получается так запросто говорить, что в голову придёт?.. может и мне попробовать говорить и делать что захочется?» Ей вспомнился акробатический этюд в больнице. И девушка решила, что, пожалуй, безопаснее просто не косячить. На ватных ногах она подошла к скутеру. Попыталась придать походке развязность, и почти сразу же поняла, что дело это непростое, требует практики – хотя бы перед зеркалом. Может быть, через недельку она станет больше похожа на Ирэн, а не беременную ежом утку. Маринетт запрыгнула на сиденье. Надела протянутый Адрианом шлем. - Куда едем? – спросила она. - Подальше от Буржуа, - ответил Адриан, заводя двигатель. – Я уже выключил телефон, а это значит, начат обратный отсчёт до бури… Скутер взревел, по узкой аллее унося друзей к главным воротам Лицея.******
Они миновали узкие, забитые машинами и туристами улочки центра. Свернули налево, вливаясь в плотный автомобильный поток на просторной набережной Орсе. Адриан управлял скутером с неожиданной лихостью: объезжал мелкие заторы, а где движение намертво стояло на светофорах – без зазрения совести направлял машину по пешеходным зонам. Справа тянулась череда старых, напыщенных зданий. Слева раскинулся стальной простор Сены. Дорога свернула к реке, и ребята очутились в асфальтовом коридоре, льнущем к воде. Над головами проносились тяжелые, чёрные арки мостов. Первое время Маринетт скромно держалась за сиденье. Но скорость и стремительные манёвры заставили скромность забиться подальше. И Мари тонкими руками обвила его талию. Прижалась грудью к спине. Кожей, сквозь куртку она чувствовала его тепло. Видела, как ветер треплет волосы. Слышала запахи реки, нет-нет, да пробивавшиеся сквозь дыры вентиляции. И едва не мурчала от восторга. Она скосила глаза на Сену. Противоположный берег плыл медленно, размеренно – знакомый пейзаж сейчас показался умиротворяющим, романтичным. Ей хотелось, чтобы эта безумная езда длилась вечно… Дорога свернула от реки. Распалась на две, разделённые узким островком парка. Реку скрыла зелень деревьев, и Мари, наконец, поняла, куда они едут. «Набережная Бранли… мы уже были там однажды – на моём дне рождении. Он не забыл! Боже, это так мило…» Ей вдруг подумалось, что Лука если бы и повёз её сюда, то уж точно не на мопеде – рычащем и мятом с одного бока. Слишком велик риск! Скорее бы он вызвал такси, укутал ноги пледом, и посадил позади водителя. «Это было бы «правильно». В этом-то и беда, Лука. Ведь я – не сахарная дама. Меня не растопит дождь, не поджарит солнце. Я не против ушибить локоть, или получить синяк. Ты дал бы мне и это, но не потому что хочешь жить так. А потому что стараешься угодить. Ты хороший парень. Очень – преочень. Но мы слишком разные…» Она зажмурила глаза, понимая, что вот они – самые правдивые, и правильные слова. В груди что-то сжалось, а затем по телу прошла волна лёгкости. Она словно бы произнесла их не про себя, а вслух. Спокойно, с толикой нежности, глядя в глаза. И ей стало намного легче – словно с рук и ног спали оковы. Маринетт сильнее прижалась к горячей спине. Пальцы сгребли ткань куртки. Мопед свернул вправо, миновал деревья. Остановился в тени. Адриан заглушил двигатель. И девушка неохотно разжала объятия. Сдёрнула с головы шлем. - Мы тут были как-то раз, - сказал Адриан, вынимая ключ, и пряча его в карман. – Помнишь? - Помню. Набережная, как и той памятной весной, полна людей. Скамейки заняты, по светлой стороне гуляют группки туристов и парижан, ловящих последние солнечные деньки года. Весело болтая, ребята направились к парапету – внизу неспешно несла воды Сена. В её волнах отражался неясный призрак башни Эйфеля. Она за спиной, но для коренных парижан стальная игла всегда на виду – стоит ловить момент, когда её почти не видно. Как бы между прочим, Адри вспомнил, что в прошлый раз, почти на этом самом месте их смешливая компания ела мороженое. - Это вполне могло бы стать традицией, - сказал он, подмигивая. - Интересно, как мы её будем соблюдать в декабре? – улыбнулась Маринетт. - Ну так то декабрь, а сейчас-то конец сентября… - Уговорил, - притворно вздохнула она, легонько толкая его пальцами в грудь. Это движение, прикосновение далось без труда. Словно где-то в глубине души рухнул, наконец, стеклянный барьер. Сквозь который она могла показывать только кривую пантомиму. Из-за него не был слышен полный отчаяния крик… А сейчас и кричать не надо. Всё получалось само-собой. Козырнув, Адриан направился к тележке мороженщика. А Маринетт, щурясь на солнце, облокотилась о тёплый камень парапета. Цепкий взгляд просканировал толпу, ища знакомые лица. И – о ужас! – одно нашлось. Скрытое черной маской. - Здесь камненосец, - прошептала Тикки. - О да. Я вижу, - хмыкнула девушка. Хлою легко было узнать и в маскировке, и без. Собственно, никакая маскировка не могла бы укрыть её непомерно раздутое эго. Даже в облике Пчелы девушку легко было узнать по светлым волосам (пусть в ней сейчас нашлось место интересной чёрной прядке), и роскошной, затянутой в пёстрый «костюм» фигуре. Может быть, она и хотела бы соблюдать инкогнито. Но самовлюблённая натура не позволила квами менять черты лица. Да и вообще, хоть как-то коверкать тело. Сейчас Пчела, в чёрно-жёлтом костюме контрастно выделялась на фоне еще зелёной листвы. Девушка стояла, прислонившись к стволу дерева. Перчатки сжимали мятую бумагу газеты. Она то и дело отрывала взгляд от чтива, и бросала тяжёлые взгляды то на Маринетт, то на болтающего с мороженщиком Адриана. «А ведь это я, дурёха, сама назначила ей на сегодня дежурство, - мысленно укорила себя Маринетт. – Интересно: впервые, наверное, она не стала пренебрегать приказом. И вот, нате вам, выполняет его с рвением. Видно, как только заметила что мы с Адрианом уехали, сразу же ушла в Миракль, и каким-то чудом оказалась тут раньше нас. Хлоя полна талантов, когда этого не нужно». Пчела, хмурясь, встряхнула газету. С куда большим удовольствием она бы уткнулась в смартфон. Но квами и электроника – вещи несовместимые. Маринетт присмотрелась: Хлоя читала «Трибуну». Её легко представить в руках финансиста, или любителя политических интриг. В руках затянутой в костюм блондинки она смотрелась сюрреалистично. Это немного уязвило самолюбие, но Мари знала – Хлоя не так уж глупа, не лишена хитрости. И ей хватает ума прикидываться дурочкой на людях. Через Алью она знала, что Буржуа активно участвует в жизни отца – её след виден в каждой его речи. «Читай – читай. Если вздумаешь помешать, честное слово, я отыграюсь и за себя, и за Алю. Такой взбучки ты даже нафантазировать не сможешь». Сама мысль о том, что у неё есть власть над человеком, которого без колебаний можно назвать «врагом», вызывала странные, противоречивые чувства. Тем более что враг этот был, чего греха таить, человек сильный, своевольный. И до зависти красивый – хоть картины пиши. Эти чувства, приоткрывали маленькую дверцу на скрипучих ржавых петлях. Эта дверь по узким крутым ступеням вела куда-то вниз, в склизкую, холодную тьму. В царство человека, которого она не знала… или боялась знать. Когда Хлоя согласно природе, в очередной раз делала болезненную пакость, Маринетт в порыве гнева представляла, как заставляет девушку вставать на колени. Со слезами на щеках просить прощения. Конечно, она бы никогда так не поступила. Даже не получила бы удовлетворения – ей хотелось, чтобы Хлоя изменилась, искренне прочувствовала чужую боль. Но само понимание, что Мари могла это сделать – стоит только захотеть… она могла бы подавить, подчинить, сделать из гордячки слугу, чей источник верности – страх перед её силой. Простое знание: по щелчку пальцев она может сделать невыносимо больно, или, напротив, вызвать эйфорию, заставить захлебнуться от восторга – вот это всякий раз вызывало странную волну мурашек. - Что это? – как-то спросила она Тикки. – Что со мной? Что-то… неправильное?.. - О, - с лукавой улыбкой ответила тогда квами. – Ничего «неправильного» в мире нет. И, если тебе повезёт, ты всё поймёшь сама, позже. Если же нет – то незачем и знать. - Я должна этого бояться? - Сильный человек обязательно проходит этот этап – страх перед самим собой. Но, в итоге, ты победишь… вопрос, кем ты выйдешь из этой битвы. И будешь ли готова принять себя новую?.. Вот это – правильный вопрос. В моменты, когда Хлоя доводила её особенно сильно, Маринетт чувствовала себя канатоходцем, идущем по натянутой над бездонной пропастью струне. Потеря баланса – и ты падаешь в тёмную неизвестность. Неизвестность манит… иногда ей очень хотелось с головой ухнуть в этот страшный порок. Хотя бы в фантазиях. И это желание пугало пуще самого страшного кошмара. «Нет. Пожалуй, это и есть самый мой страшный кошмар». Она даже научилась получать от этого какое-то извращенное удовольствие. «Наверное, это удел всех людей, в чьих руках есть настоящая власть, - с грустью думала Маринетт. – Это – наше проклятие. Бесконечное падение в сумрак души. Не зря говорят, что власть развращает. Теперь-то я понимаю, что на самом деле имеется в виду». Маринетт оторвала взгляд от Пчелы. Девушка раздраженно листала газету – синие глаза бегали по тексту. «А что если на самом деле в этой истории я хочу не спасти Адриана, - с ужасом подумала Маринетт, - а покорить Нуара? Или Банникс? Или обоих? Адриан – просто удобный предлог?» - Думаю, на самом деле ты хочешь всего и сразу, - шепнула из рюкзачка Тикки. – Это нормально. Всё в твоих руках. Ты живёшь жизнь, Маринетт, а не она тебя. Что для тебя Адриан – ты и сама знаешь. А если не знаешь – обязательно разберёшься! Агрест, наконец, расплатился с мороженщиком, и бодрой походкой направился к Маринетт. Поймав её взгляд, гордо продемонстрировал добычу: два вафельных рожка с водруженными на них цветными шариками. - Я хочу тебя кое о чём спросить, - сказала Маринетт, принимая угощение. Она сама удивлялась взявшейся смелости. Слова давались ей легко и непринуждённо. – Это будет… очень личное. - Единственный человек, который спрашивает меня о личном, это Лахифф, - хмыкнул Адри. – И то, это не вопросы даже, а утверждения. - О девушках, наверняка, - с улыбкой произнесла Мари. Над залитой солнцем набережной парила, раскинув белые крылья, чайка. За спиной бурлил разговорами, гудками и топотом беспокойный Париж. Но сейчас казалось, что весь мир – это кусочек реки. С летящими над ней птицами. - О чём же еще, - кивнул Адри. – Его ужас как беспокоит моё одиночество. -М-м-м, - Мари, языком попробовала ярко – жёлтый шарик. – Мне тоже кажется, что ты одинок. Интересно, почему так? Это, кстати, и был мой вопрос. Адриан минуту молча смотрел на воду. Не торопился с ответом. - Ты поверишь, - наконец произнёс он, - если я скажу, что просто боюсь? - Отношений? Не поверю. - Это строго между нами, - вздохнул Агрест. – Клянёшься? - Клянусь. Хочешь, на мизинчиках? Они молча скрепили обещание мизинцами. Его прикосновение показалось до приятного – холодным. - Представим на минутку, что я просто боюсь… только не перебивай… и не думай чего… что я боюсь… за неё. Я боюсь, что её убьют. - Кто? Маньяк? – тихо спросила Маринетт, неотрывно глядя на лицо Агреста. Сейчас на его лицо будто бы упала тень. - Я же просил, - вздохнул Адри. Поколебавшись, он добавил: – Нет. И это у меня не возрастное… пафосное. Всё дело в отце. Представим на минутку – а потом забудем! – что он гипотетически может навредить моей… м-м-м… гипотетической избраннице. Я говорю про вред, который невозможно пережить. Физически. До этого, правда, не сразу дойдёт, но… Повисла тяжелая пауза. Маринетт удивлённо округлила глаза. - О. Какой. Кошмар. - Вот именно. Кошмар. Может быть, я себя накручиваю, но… кто бы рискнул на моём месте? Боюсь, за меня всё решено уже очень, и очень давно. Так что сейчас последние деньки, когда я могу… Он махнул рукой. «Так вот оно что…». Всё стало до простого понятным. К этому замку идеально подходил ключ – даже не нужно доставать отмычки! Если бы Тикки рискнула сейчас показаться, то неприменно произнесла бы: «не делай этого, Маринетт!». Впрочем, у неё будет еще предостаточно времени. - То есть ты ни с кем не встречаешься, потому что… боишься за… неё? – тихо спросила Мари. - Я и не собираюсь. Это последний мой шанс проявить хоть какую-то свободу воли. «Купидон» для отца – просто игрушка. Да и для меня, как видно, тоже. Самый лучший способ и уберечь… и сохранить себя – одиночество. Другого выхода я пока не вижу. Думаешь глупо? Маринетт закусила губу. - Думаю нет, - искренне произнесла она. – Думаю это очень зрелое решение. Адриан криво улыбнулся. - А что если, - медленно произнесла Мари, невольно отводя взгляд, - гипотетически, кто-то, кто тебе нравится, смог бы доказать что… ну… может защитить себя. И не только себя? - От пули? – спросил Агрест, иронично приподнимая бровь. - И от неё. И от яда. И от чего угодно – от любого вреда. Что если, допустим, ты встретишь кого-то, кто может наладить твою жизнь, и поставит на место отца? - Ну тогда, - фыркнул Адри, - её надо тащить к алтарю. Иначе она сама меня туда потащит – в таких вещах главное не терять инициативу. А то как-то неудобно даже. Перед сенсеем Лахиффом, и вообще. Маринетт подняла глаза. Поймала его взгляд. - Ты серьёзно? - Гипотетически - да, - улыбнулся Адри. – Только это из разряда совсем уж небывалых чудес. - Мир полон удивительных вещей, - сказала Маринетт. – Только дай ему шанс. И подожди немного. «Я сниму маску, Адри. Я. Сниму. Чёртову. Маску. Что бы там не говорила Тикки. Я сделаю это для тебя. Не знаю почему точно – просто потому что так хочу. И ты мне обязательно поверишь…». Над головами пролетела чайка, едва не коснувшись крылом волос. Мир казался удивительно – прекрасным. С фруктовым привкусом мороженого. «…ты мне поверишь».